(Рассказ ученицы 8 класса Избышевой Анны по книге Михаила Шапрана " Ему было восемнадцать...", Омское книжное издательство, 1984, Омск.) Петр Иванович Ильичёв родился, как и я, на омской земле, в деревне Пугачёво, что в восьми километрах от села Нижняя Омка, в котором родилась я. Его родители, мать Наталья Сергеевна и отец Иван Сергеевич родились в бедных многодетных семьях, с ранних лет привыкшие к нелегкому крестьянскому труду, батрачили у местного кулака. Их изба стояла в центре единственной пугачёвской улицы, широкой и прямой, как стрела, вытянувшейся с запада на восток почти на целый километр. И сегодня здесь одна единственная улица, но короче, и дома стоят реже. Петр в семье был старшим, за ним подрастали брат Василий и сестра Полинка. Петр походил на отца: смуглое лицо с веснушками вокруг прямого носа, серые улыбчивые глаза, ямочка на подбородке. Когда образовались колхозы, мать была занята неотложными колхозными делами, а отец был избран заместителем председателя колхоза и от зари до зари мотался по бригадам и фермам, полям и лугам. Петя был любимцем в семье за неугомонную «ильичёвскую породу», уж если что решил – не отступит, сделает. В 1940 году за отличное окончание 5-го класса Петю наградили книжкой Н. Островского «Как закалялась сталь» и по жизни он стремился быть похожим на настоящего героя, Павку Корчагина. А весной Петр напросился у отца на нелегкую работу – прицепщиком к трактору, он изо всех сил нажимал на скребок и очищал лемеха от сырого прилипшего чернозёма. А ночью вместе с другими мальчишками водил лошадей в ночное. Летом организовал местную детвору в детскую бригаду, которая помогала колхозу силосовать корма, полоть сорняки на хлебных полях, собирать колоски, молотить. За каникулы Петя и Шурка Доловов заработали больше всех трудодней – по 127. На отчётно – выборном собрании колхозников, за неделю до нового 1941 года, Петр Ильичёв был награжден Почётной грамотой ЦК ВЛКСМ. С собрания он возвращался самым счастливым человеком на свете. А 28-го января 1941 года пионера Петра Ильичёва приняли в комсомол. В этом же году отец вместе с другими здоровыми и работающими пугачевскими мужиками ушли на фронт, и 14-летний Петя остался в семье за главного мужчину. Председатель колхоза назначил Петра бригадиром 2-ой бригады: необычные заботы, бессонные ночи, люди, не сразу привыкшие к безусому бригадиру. О юном бригадире в районной газете появилась заметка. Осенью в дом пришло непоправимое горе, извещение на розовом листке « … защищая честь и независимость Советской Родины, Ваш муж, Иван Сергеевич Ильичёв, погиб в бою за город Тихвин и похоронен в братской могиле …». Петр с написанным заявлением пошел в райцентр, по пути его подвез мужчина на санях – розвальнях. Военком его выслушал, спросил, кем он хочет быть в армии. - Кем угодно.… А лучше – пулеметчиком или разведчиком. - А я думаю, из тебя добрый моряк выйдет. Парень ты крепкий. Заявление мы оставим у себя. Просьба твоя будет учтена при первой же возможности. Молод ты еще. Подрастешь, будешь в армии. Возвращайся в колхоз и духом не падай. Заканчивай школу, колхозу помогай. Фронту нужны хлеб, молоко, мясо, картофель. Ждать призыва Петру пришлось больше двух лет. Тихим октябрьским утром 1944 года уполномоченный военкомата привез в Пугачёво повестки. Троих призывников провожало все село. Обычно застенчивый, молчаливый, Петр в тот вечер был шумливо весел, разговорчив, и мандолина в его руках пела как-то по-особенному тонко и задушевно. Провожала его большеглазая тоненькая соседка Маруся Лаврик. Они росли вместе, вместе пошли в школу, и каждый год вместе переходили из класса в класс. - Будешь служить во флоте. Море любит сильных.… На Восток поедешь,- сказал военком. На рассвете 12 ноября 1944года Петр Ильичёв впервые увидел море. Бескрайняя водяная равнина поразила своим величием и красотой. Петр Ильичёв был зачислен рулевым. Он выполнял всё, что требовалось по службе, выполнял старательно, но ему казалось, что слишком уж медленно идет все это строевое обучение. Он хотел скорее попасть на боевой корабль, участвовать в сражениях. Начались занятия по специальной военно-морской подготовке. Будущие рулевые изучали устройство корабля, метеорологию, мореходные инструменты, лоцию и многое другое. За короткий срок нужно было приобрести навыки в управлении корабля. Матери он написал: « Я решил так: уж если быть моряком – то быть настоящим, а для этого надо много учиться…». И он учился, голова раскалывалась от зубрёжки светового и флажного семафоров, рука немела от напряжения, сколько часов пришлось провести перед зеркалом, пока кисть руки привыкла к нужному сгибу, при котором не искажается семафор даже во время передачи таких «трудных» букв, как «б», «х», и «ц». После первой вахты руки и ноги казались налитыми свинцом, кружилась голова, морские капли драли горло, они были солёные до тошноты. Ильичёв был назначен сигнальщиком на эсминец. Чувство «понимать корабль» воспитывалось у Ильичёва на многих вахтах день ото дня. И была у него настоящая морская хватка, настоящая морская душа. В характеристике написано: «… В школе рулевых – сигнальщиков курсант Ильичёв П.И. показал себя дисциплинированным, политически грамотным воином, специальность изучил отлично. Личное оружие знает и следит за ним образцово, с товарищами общителен. Пользуется авторитетом. Трудностей не боится, смел, решителен. Коммунистической партии и Советскому правительству предан…». Успешно окончив школу, Ильичёв получил назначение в Петропавловск – Камчатский, где продолжил службу на сторожевом катере рулевым – сигнальщиком под командованием мичмана Меха. 9 мая город ликовал. Улицы были переполнены людьми. Поцелуи и слезы, медь оркестров и песни, салюты кораблей и заводские гудки – всё перемешалось, слилось в чудесном торжественном гимне. К большой светлой радости примешивалась боль: « Если бы жив был отец, если бы он видел всё это». Петр полюбил море. Море напоминало ему необъятную сибирскую степь, хотя воздух и небо были другими. Небо над родной степью было светлое и высокое, а здесь оно как бы сливалось с морем. Иногда казалось, что катер идет прямо по воздуху. А тем временем с Запада на Восток спешили составы с войсками и техникой: готовилось последнее сражение второй мировой войны – разгром империалистической Японии – единственной воюющей державы разгромленного фашистского блока. Имея в своем распоряжении значительные запасы стратегического сырья и вооружённые силы, численностью свыше семи миллионов человек, японское командование не собиралось складывать оружие. Советский Союз не мог считать свою безопасность на Дальнем Востоке обеспеченной, пока империалистическая Япония продолжала войну. Маньчжурия, Внутренняя Монголия, Корея, Сахалин, Курилы.… Вся эта огромная территория была превращена японским правительством в хорошо укреплённый новейшими сооружениями военно-стратегический плацдарм. За военными укреплениями – дотами- ансамблями располагались арсеналы, искусно замаскированные под мирные поселения. 8 августа 1945 года советские войска ждали, что скажет Япония в ответ на заявление Советского Союза о вступлении в войну с ней. В час ночи наши войска перешли в наступление, чтобы обезопасить свои дальневосточные границы. 14 августа японское правительство объявило своё решение о капитуляции. Несмотря на сделанное японским императором заявление о капитуляции Японии, войска её в Маньчжурии и на Сахалине по – прежнему продолжали сопротивление. Когда утром матросов собрали на митинг, и командир части объявил о наборе добровольцев в десант, весь строй как по команде шагнул вперёд. Но всех направить не смогли, послали тех, кто умел отлично владеть гранатой, автоматом, штыком. Капитан – лейтенант Овсянников просил матроса Ильичёва отставить на катере, как лучшего рулевого, на что Ильичёв твёрдо просил направить его в десант. Всего несколько дней назад генерал майор А.Р. Гнечко, командующий Камчатским оборонительным районом, лично жал руку матросу Ильичёву и горячо благодарил за образцовые действия при обслуживании боевых артиллерийских стрельб, а сейчас напутствовал на бой. В один взвод были зачислены украинец Никита Стрельченко, с которым Петр познакомился в день прибытия (он встречал новобранцев), земляк из Глухониколаевки Алексей Додух. Готовилась операция по освобождению Курильских островов. Корея уже освобождена от японцев, успешно идет наступление в Маньчжурии и на Сахалине, и только на Курилах враг чувствует себя, как дома. Острова были закованы в бетон и металл. Всюду стояли под бронированными колпаками орудия и пулеметы, державшие под прицелом море и сушу. Подступы к укреплениям преграждали глубокие противотанковые рвы и проволочные заграждения. В районе Шумшу и Парамушир – самых северных островов Курильской гряды у японцев были две военно-морские базы. Попытка американцев овладеть Курильскими островами потерпела полную неудачу. Наше командование решило начать разгром курильской группировки японцев внезапной высадкой морского десанта на остров Шумшу. Овладение островом лишало противника наиболее укрепленного плацдарма и создавало благоприятные условия для наступления на соседние острова. Стрельченко, Додух, Ильичев были зачислены во взвод старшего лейтенанта Кащея. В десант Кащей прищел с корабля, на котором был помощником командира. С собой привел он своего боцмана – старшину первой статьи Николая Вилкова, рослого, крепко сложенного, в плечах – косая сажень. Родом он был с Волги, плавал по Ангаре. Человек он был энергичный, беспокойный, инициативный, умел грамотно распоряжаться и следить за исполнением отданных распоряжений, и сам, когда того требовала обстановка, брался за любое дело, поражая своим задором всю команду. В сентябре он получил повестку из военкомата и стал военным моряком. Война его застала на корабле, охраняющим дальневосточные рубежи Родины. В десанте Вилков был помкомвзвода. На рассвете 17 августа корабли и суда снялись с якоря и вышли из Авачинской губы в открытый океан, и взяли курс на Курильские острова. В душном и тесном кубрике моряки слушали рассказ Вилкова о Саше Матросове, телом своим закрывшего амбразуру вражеского дзота в бою за деревню Чернушки, что километров четыреста на запад от Москвы. «Как бы поступил я на месте Матросова?»,- спрашивал себя Ильичев? - Высадка с правого борта. В землю цепляется зубами. Ни шагу назад. Помните: сбросят нас самураи обратно в океан - гибель всему десанту, - сдерживая волнение скомандовал Вилков. Роте Ильичева было приказано овладеть высотой 171.Он видел, как впереди, рядом с ним, падают десантники, но об опасности, о себе не думал - не было времени. Петр бежал за старшиной Вилковым, на ходу посылая из автомата одну очередь за другой. Шесть гранат, запасные диски, автомат и мокрая одежда стали неимоверно тяжелыми, тянули к земле. Но Петр не сдавался. Больше всего не хотелось отстать, потерять из виду старшину Вилкова. Под шквальным огнем орудий и пулеметов передовой отряд десантников залег. Воздух непрерывно чертили трассы японских пуль и снарядов. Чаще слышались сухие разрывы мин, осколки с воем проносились над головами, не давая десантникам подняться. В любую минуту передовой отряд десантников мог быть уничтожен. Майор Почтарев поднял батальон в атаку. Только у самой вершины высоты батальон снова залег. По нарастающему гулу моторов и лязгу гусениц стало понятно, что где-то близко катятся танки. Танки шли на большой скорости, бешено строча из пулеметов. За ними с винтовками наперевес бежали зеленые фигурки японских пехотинцев. Танков было больше двух десятков. Жертвуя своими жизнями, матросы в тельняшках бросались со связками гранат и противотанковыми минами почти под самые гусеницы танков. Подбитые машины, разбрасывая редкие огневые брызги и нещадно дымя, горели. Вражеская пехота и уцелевшие танки отступили. Взвод поднялся, но здесь, на высоте 171, ожил дот, который, казалось, был выведен из строя. Гранаты разрывались, не долетев до цели. Кругом рвались снаряды, над головой свистели пули, а Петр полз и не видел ничего, кроме черной амбразуры. Почти рядом рванул воздух взрыв. Голову Ильичева словно обожгло, теплая струйка крови поползла по лицу. К правой амбразуре дота полз старшина Вилков, полз умело, плотно прижавшись к земле, не останавливаясь. Вдруг Вилков приподнялся и бросил гранату. Следом вскочил Петр, широко шагнул в сторону дота и резким взмахом бросил гранату. Дым от разрыва закрыл амбразуру, но дот продолжал жить. Матросы лежали, прижатые к земле ливнем свинца. Усилием воли Петр заставил себя выползти из-за камня. Он увидел, как вскочил старшина, сделал несколько шагов навстречу огненной струе и прижался к правой амбразуре дота. Пулемет замолк. Но продолжал поливать смертоносным огнем японский пулеметчик из левой амбразуры. Петр обшарил свой ремень: гранат не было. Пуст был и автоматный диск. Петр выпрямился во весь рост. Жгучая боль рассекла грудь. Он покачнулся, но не упал, стремительным прыжком преодолел расстояние до дота и приник телом к огнедышащей амбразуре… Дот захлебнулся, пулемет умолк, на миг стало тихо. Указом Президиума Верховного Совета СССР от 1 сентября 1958 года посмертно присвоено звание Героя Советского Союза Петру Ильичеву, восемнадцатилетнему омичу-комсомольцу. Ради жизни он не щадил себя на работе, храбрым и смелым оказался в бою. Петр горячо любил свой народ, свою Родину, горячо любил жизнь. Любили Петра и односельчане, он рос на их глазах. Пугачёвцы решили назвать именем Петра свой совхоз. У входа в пугачёвскую школу стоит памятник герою, сооруженный земляками по проекту омского скульптора Н.И Никитина. 28 января – день рождения Петра. В нашей школе традиционны в этот день «Веселые старты», а 9 мая ежегодно проводится спортивный забег нижнеомцев «Пугачево- Антоновка», посвященный нашему земляку. Есть в моем селе, в краеведческом музее, раздел, где хранятся семейные реликвии Ильичевых. Не забыт герой – земляк и на скалистом острове Шумшу, скрытом в тихоокеанской туманной дали. В горячем самозабвенном порыве вперед навечно застыли каменные фигуры омича Петра Ильичева и волжанина Николая Вилкова на высоте 171. Я хожу в школу, занимаюсь спортом, играю с младшим братом, люблю своих родителей и свое село, любуюсь чистым небом и наслаждаюсь пением птиц. Я беру пример с Петра Ильичева. Сколько добросовестных отчаянных людей сложили свои жизни ради моей жизни… Вечная им память…