Чикунов Николай Николаевич
Чикунов
Николай
Николаевич
заместитель командира партизанского отряда
Дата рождения: 1907

История солдата

Чикунов Николай Николаевич родился в 1907 году в Новгородской области, в селе Старое Рахино, Крестецкого района

До войны работал на электростанции турбинистом. 

Погиб в возрасте около тридцати пяти лет.

Помимо работы он занимался, по поручению партийной организации, общественной работой. Проводил какие-то мероприятия в Красном уголке, который был на нашем этаже, недалеко от нашей комнаты. В свободное время увлекался фотографией, велосипедом, лыжами, делал для друзей и знакомых пружинные матрасы. 

После объявления войны, несколько раз получал отказ в отправке на фронт, ввиду того, что на всех работников электростанции была наложена, так называемая” броня”, и был приказ таких людей на фронт не брать. 

Через какое-то время ему было поручено организовать партизанский отряд из местных жителей, обучить людей военному делу и отправиться в немецкий тыл.

Обучал людей военному делу в лесопарке.

В июле месяце 1941 года отправились на фронт, в Ленинграде их посадили в самолёт и сбросили в немецкий тыл где-то в Ленинградской области.

Из последнего письма с фронта, можно предположить, что им пришлось воевать в  окрестностях Мги и Невдубстроя. 

Из их рассказов местных жителей, их отряд настолько оброс мирными жителями, что потерял способность маневрировать. Потеряв боеспособность, отряд был расформирован, бойцы через линию фронта, в большей части раненые и обмороженные, были направлены в Ленинград и распределены в части действующих армий Ленинградского фронта.

В 1942 году, Николай Николаевич был блокадном Ленинграде и, думая, семья погибла при захвате немцами Невдубстроя, не стал разыскивать, взял винтовку и ушёл на передовую. 

 

Регион Санкт-Петербург
Воинское звание заместитель командира партизанского отряда
Населенный пункт: Санкт-Петербург
Место рождения Старое Рахино, Новгородская область
Дата рождения 1907

Боевой путь

Боевое подразделение Партизанский отряд

Воспоминания

Сын, Геннадий Николаевич Чикунов, переживший блокаду Ленинграда

Наши родители: отец Чикунов Николай Николаевич и мать Чикунова Татьяна Алексеевна, в девичестве Ефимова, родились в 1907 году в Новгородской области. Отец в селе Старое Рахино, Крестецкого района, а мать в деревне Тухоля Мстинского района. На мой взгляд, село Старое Рахино до войны имело не менее ста дворов. С большой белокаменной церковью на площади.



Семья, где родился и вырос наш отец, состояла из восьми человек. Их отец, наш дед, Чикунов Николай Павлович, примерно 1870-х годов рождения, мать, наша бабушка, Чикунова Евдокия Ефремовна, в девичестве Санькина, 1889 года рождения. Умерла 25 августа 1959 г. В их семье было шестеро детей: Вася, 1902 г. рождения, Коля 1907 г. рож. Катя 1910 г. рож. Саша 1915 г. рож., Женя 1917 г. рож., и младшая Маруся 1925 г. рож. Кроме Коли, Жени и Маруси я привожу здесь годы рождения приблизительно. Во время Великой Отечественной Войны ни один мужчина с этого семейства не вернулся с поля брани. У дяди Васи остались двое детей без отца: Люба и Коля, у нашего отца: мы с сестрой. Дядя Саша ушёл в армию до начала войны и не успел обзавестись семьёй. Менее драматично сложилась семейная жизнь у женской половины этого семейства. Тётя Катя благополучно вырастила дочь Шуру, сыновей Анатолия и Виктора. У тёти Маруси живут и здравствуют дочка Валя и сын Николай. У тёти Жени дочь Люда и сын Володя.



Отец работал на электростанции турбинистом. Иногда он звонил с работы по телефону и приглашал меня послушать, как работают турбины. Я слышал в трубке какой-то шум и, вполне естественно, даже приблизительно не представлял, как выглядят турбины, которые вращают генераторы, вырабатывающие электрический ток. По воле судьбы, в пятидесятые годы, мне тоже довелось поработать на электростанции и вырабатывать электрический ток, но не при помощи паровых турбин, а дизельных установок.



У отца работа была посменная и его режим дня не всегда совпадал с нашим. Ночью, когда мы спали, он был на работе, а днём наоборот, бодрствовали а он спал после ночной смены. Однажды, после ночной смены, отец лёг отдохнуть, мать пошла готовить обед на кухню, а я сел на пол и начал катать свой любимый паровозик с пассажирскими вагончиками. Отец через какое-то время уснул, лёжа на спине с приоткрытым ртом. Кухня у нас была общая в конце коридора, а продукты мать хранила в комнате в деревянном столе, поэтому ей частенько приходилось забегать домой то за одним, то за другим. Забегая в очередной раз в комнату по каким-то своим делам, она набегу заметила, что у спящего отца рот открыт, “хоть соли сыпь”. Я это замечание воспринял всерьёз, и решил проверить, что будет, если всыпать отцу в рот соли. Солонка с солью стояла на столе для продуктов. Я взял с неё щепотку и медленно, до единой крошки, высыпал отцу в рот и стал наблюдать, что он будет делать. Какое-то время отец лежал неподвижно, сладко похрапывая. Несколько раз пошевелил языком. Потом закрыл рот и стал громко причмокивать, шевеля языком, словно дегустируя какой-то деликатес. Не открывая глаз, он быстро вынырнул из-под одеяла и, стоя у кровати, стал сплёвывать изо рта слюну. Я успел отскочить в сторону и сделал вид, что очень увлечён игрой в паровозик. В это время в комнату вошла мать. Увидев отца, стоящего у кровати, очень удивилась, а, узнав причину такого быстрого пробуждения, удивилась ещё больше. Отец сказал, что у него такое ощущение, как будто ему кто-то в рот всыпал соли. Расследование было коротким, и я был приговорён к высшей мере наказания. Стоя в углу, лицом к стене, я проливал крокодильи слёзы от обиды, что взрослые не оценили моей шутки и, уже у меня, было солоно во рту от ручьём текущих слёз.



Родители любили друг друга и жили очень дружно, словно предчувствуя, что им уготована судьбой очень короткая семейная и человеческая жизнь. Со дня свадьбы до разлуки они прожили примерно девять лет. Мать погибла в возрасте тридцати пяти лет, и отец примерно прожил столько же.



Я уже писал, что отец работал на электростанции, и работа у него была посменная. Его режим дня, во многом, не совпадал с нашим режимом. Очень часто, когда мы спали, он работал, а днём, когда мы бодрствовали, он спал. Независимо от режима дня, он каждый раз делал зарядку, принимал холодный душ. Насколько я помню, он вёл активный образ жизни. Помимо работы он занимался, по поручению партийной организации, общественной работой. Проводил какие-то мероприятия в Красном уголке, который был на нашем этаже, недалеко от нашей комнаты. В свободное время увлекался фотографией, велосипедом, лыжами, делал для друзей и знакомых пружинные матрасы. Я и сейчас помню, как он, при помощи воротка, навивал из толстой проволоки огромные пружины, а потом закреплял их на широких досках. Когда отец был выходной, мы очень часто ездили в Ленинград, много времени проводили в лесопарке, гуляли по берегу Невы, иногда брали напрокат лодку на лодочной станции и катались вдоль живописных берегов полноводной реки, любуясь местными красотами. Одним словом, всё было прекрасно: благоустроенное жильё, дружная счастливая семья, хорошая надёжная работа родителей, позволяющая жить в относительном достатке, отличная природа, близость Ленинграда. Казалось, что о какой-то другой жизни не стоило и мечтать. Думалось, что так будет всегда. Но даже мы, дети, стали замечать, что взрослые всё чаще стали говорить о какой-то войне. Один раз в наш посёлок приезжали испанские дети, и взрослые говорили, что их выгнали с родины какие-то фашисты. По нашим овражистым дорогам, вдоль берега Невы, начали бегать лёгкие танкетки. Одна из них даже свалилась в овраг, и несколько дней её вызволяли оттуда военные при помощи таких же танкеток. Из” тарелки”, висевшей на стене, всё чаще стали звучать марши и военные песни. Солдаты, расположенные в казарме в соседнем доме, почти каждый день стали проводить занятия в лесопарке или во дворе нашего дома. С одной стороны, всё было как всегда, но с другой, чувствовалось нарастание какого-то напряжения. Родители с большим вниманием стали прислушиваться к сообщениям, которые передавали по радио и обсуждать их содержание.



Как известно, война началась 22 июня 1941 года в воскресенье. В субботу нам родители обещали, что завтра пойдём в лесопарк, где были интересные аттракционы, парашютная вышка, летняя эстрада, а потом будем кататься на лодке. С мыслями об интересном предстоящем воскресном дне, я и уснул вечером в субботу. Очевидно, я проспал долго и проснулся только после того, как мама начала меня будить. Едва проснулся, как мне брызнул в глаза яркий солнечный свет, щедро лившийся в окно нашей комнаты. Судя по тому, что солнце было уже высоко, можно предположить, что время было уже далеко не раннее, а где-то ближе к обеду. Поставив меня на ноги прямо в аттаманке, где я спал, мама стала помогать мне одеваться. По щекам её текли слёзы, а по покрасневшим глазам и опухшим векам можно было предположить, что случилось что-то очень серьёзное и непоправимое. На мой вопрос: « Что случилось?”, она ответила, что сегодня ночью немцы перешли нашу границу, и началась война. От радости я пустился в пляс, высоко подскакивая на пружинном матрасе, громко хлопая в ладоши и крича: “ Ура!”, тем самым, приведя маму в полное изумление. Моё представление о войне строилось по тогдашним фильмам, где наши войска всё время побеждали глупых, трусливых врагов, с большой лёгкостью занимая один населённый пункт за другим, кроша своих врагов пулемётами, танками и самолётами, словно капусту. Мне представлялось, что и нам, ребятишкам, выдадут пистолеты и винтовки, и мы, с криками: “Ура”, за короткий срок, быстро победим каких-то глупых, неумелых, трусливых немцев.



И такое наивное, радостное представление о войне продолжалось до первой бомбёжки. Отсидев первый раз несколько часов в бомбоубежище, когда земля тряслась от взрывов авиабомб, словно в лихорадке, когда с потолка и стен, при каждом взрыве, сыпался песок и глина, когда единственная электрическая лампочка, при каждом взрыве, подмигивала, словно подсчитывая количество сброшенных бомб, когда я увидел неподдельный страх в глазах у взрослых, моё представление о войне изменилось. Но это будет несколько позже.



Выскочив в коридор, я увидел, что почти у каждой двери, которые вели в комнаты, стояли столы, на некоторых из них были швейные машинки, за каждым столом сидели женщины и все, кто на машинке, кто простой иголкой, шили вещевые мешки своим мужьям. Многие из них тоже были с заплаканными глазами. Я не мог в тот момент понять причину их печали. Мне казалось, что нужно радоваться, а не реветь до красноты глаз.



С этого дня, во всех комнатах радио не выключалось ни днем, ни ночью. Стоило только из” тарелки” прозвучать, не понятное мне слово” совинформбюро”, как люди бросали все свои дела и разговоры, и всё своё внимание устремляли на говорящую” тарелку”, из которой строгий мужской голос, чеканя каждое слово, словно звонкую монету, называл города и населённые пункты, которые наши войска оставили, после продолжительных и кровопролитных боёв. Можно сказать, что географию своей страны я начал изучать по этим сообщениям. До этого, о существовании других городов, я даже не подозревал.



Почти сразу же после сообщения по радио о начале войны, мужское население поспешило в военкомат за повестками для отправки на фронт. Некоторым вручали повестки прямо в военкомате, кому-то присылали домой, а кому-то и отказывали в отправке. К таким отказникам относился и наш отец. Много раз, возвратившись с работы, он отправлялся в военкомат с требованием, как военного специалиста, отправить его на фронт. Но, каждый раз, получал отказ, ввиду того, что на всех работников электростанции была наложена, так называемая” броня”, и был приказ таких людей на фронт не брать. Я никогда не видел отца, не то, чтобы пьяным, но даже навеселе. После очередного, я не знаю какого по счёту, безуспешного похода в военкомат, отец умудрился с досады хорошо выпить и, придя домой, начал бросать горшки с цветами на пол, громко и злобно кого-то ругая. Он так разошёлся, что матери пришлось приложить немало усилий, чтобы уложить его. Мы с сестрой так были перепуганы непривычной для нас сценой, что матери пришлось, потом и нас долго успокаивать. Через какое-то время, отец снова пошёл в военкомат и ему, на сей раз, было поручено организовать партизанский отряд из местных жителей, обучить людей военному делу и отправиться в немецкий тыл.



Буквально за несколько дней отряд был сформирован, и отец начал обучать людей военному делу в лесопарке, где до этого мы, ребятишки, играли в войну. Занятия проходили недалеко от нашего дома и, частенько, мама поручала мне отнести обед отцу в лесопарк, где я, отойдя в сторонку, чтобы не мешать, с большим любопытством наблюдал, как будущие партизаны ползали по-пластунски, бросали учебные гранаты, копали в земле небольшие ямки, залезали в них, а потом маскировались подручной зеленью.



Уже во всю шла война, отец ещё был дома и ему, по каким-то причинам, понадобилось поехать в Ленинград, в эту поездку он взял и меня. На маленьком пароходике, который служил паромом, и регулярно перевозил всех желающих с одного берега до другого, мы благополучно переехали на правый берег Невы и, пройдя небольшое расстояние по лесной дороге, дошли до железнодорожной станции и стали ожидать пригородный поезд на Ленинград. Это была даже не станция, а небольшой полустанок, состоящий из одной дощатой, коротенькой посадочной платформы, маленькой будочки, где находилась железнодорожная касса, окружённой густым, вековым, в основном, хвойным лесом. День был пасмурный, всё небо было покрыто густыми, тёмными, очень низкими тучами. Несмотря на это, день был тёплый, кругом стояла мирная тишина. Было слышно только пересвистывание птиц в лесу, да спокойный, то нарастающий, то затихающий шум деревьев, Видимо, до нашего приезда, здесь прошёл большой дождь, и дощатый настил платформы ещё был влажным, да и огромные лужи за платформой, говорили об этом. Отец увлёкся какими-то разговорами в небольшой кучке людей, тоже ожидавших поезда на Ленинград, а я, по разрешению отца, стал кидать камешки в лужи на другом конце платформы. Совершенно неожиданно, почти как-то сразу, из облаков вынырнул самолёт с крестами на крыльях. В тот же миг, почти рядом с нами, недавно казавшийся пустынным, лес огласился громкими, частыми, похожими на собачий лай, выстрелами зениток. Вокруг самолёта появились белые шапки выстрелов. Самолёт несколько раз огрызнулся пулемётными очередями и, проделав небольшой круг над лесом, скрылся в облаках, так же неожиданно, как и появился. И снова стало слышно только пение птиц, да шум ветра в ветвях деревьев, словно произошедшее несколько минут назад событие, нам просто приснилось.



Всё произошло настолько молниеносно, что даже взрослые не сразу поняли, что произошло. Всю эту сцену я наблюдал с огромным интересом и любопытством, не понимая, что всё это может закончиться очень печально. При одной из коротких очередей, прозвучавших с самолёта, я услышал не знакомый для меня звук, отдалённо напоминающий свист певчих птиц, и шипение, очень похожее на попадание капель воды на раскалённую сковородку. Потом я с удивлением увидел, что лужа, в которую я только что кидал камни, почему-то помутнела, и по ней шли большие круги. В следующее мгновение я увидел отца, который огромными прыжками бежал в мою сторону. Подбежав ко мне, он схватил меня в охапку, стал ощупывать меня с ног до головы, при этом, задавая мне вопрос, не болит ли у меня где? Только после разъяснения взрослых о том, что рядом со мной прошла пулемётная очередь, пущенная с самолёта, и то, что я, почему-то родился в какой-то рубашке, мне стала понятна реакция отца. Так я впервые, не только увидел, но и услышал, хотя и не очень громкий, короткий, свистящий и шипящий голос войны.



С каждым днём всё меньше и меньше оставалось мужчин в нашем посёлке. В одиночку и небольшими группами, с вещевыми мешками за плечами, сопровождаемые плачущими женщинами и стайками детей, каждый день отправлялись на вокзал или на пристань, чтобы отправиться на сборные пункты, которые были расположены в Волховстрое и Ленинграде. Занятия в партизанском отряде заканчивались, и уже был назначен день отправки его на сборный пункт. В нашей семье наступили чёрные дни. Все были ещё живы, но настроение у всех было такое, словно уже кого-то схоронили. Все последние дни, перед отправкой отца на фронт, глаза у матери не просыхали от слёз. Занимаясь своими повседневными делами и укладывая какие-то вещи в отцовский походный мешок, она постоянно смахивала, набегающие на глаза, слёзы рукавом, когда руки были заняты, или платочком. Отец же выглядел бодрым и весёлым. Возвращаясь вечером с лесопарка, где он обучал молодых партизан, несмотря на усталость, он находил время поиграть с нами, ребятишками. Постоянно успокаивал мать, убеждая её, что война скоро кончится, и они с победой вернутся домой. Но, если судить по тому, что после этих разговоров глаза матери не становились суше, и она всё также продолжала смахивать слёзы с глаз, можно сделать вывод, что она этим словам не очень-то верила. И что у неё на этот счёт было другое мнение.



Несмотря на такой оптимизм и веру в скорую победу, отец неоднократно мне напоминал, чтобы я никогда и никому не говорил о том, что мой отец партизан и, тем более, что заместитель командира партизанского отряда. А, накануне отъезда на фронт, подарил мне большой финский нож с красивым кожаным чехлом для него, с наказом о том, что если придут сюда фашисты, чтобы я бил их этим ножом, защищая свою семью, так как я остаюсь в семье единственным мужчиной. Видимо, как военный специалист, он понимал, что такой вариант вполне возможен. Желая захватить Ленинград, фашисты могут не взять город сходу, в лоб, и вынуждены будут окружить город. И тогда наш район может быть оккупирован. Немцы действительно заняли наш посёлок, но защитить свою семью я так и не сумел. Я даже не помню, куда подевался отцовский подарок. Сейчас приходится только сожалеть об этой потере.



К великому сожалению, словам отца о скором возвращении домой с победой не суждено было сбыться. Я точно не помню, но где-то в июле месяце 1941 года, мы проводили их отряд до пристани, в Ленинграде их посадили в самолёт и сбросили в немецкий тыл где-то в Ленинградской области, и это было расставание навсегда. Из письма, присланного отцом своей матери, можно предположить, что им пришлось воевать в окрестностях Мги и Невдубстроя. В письме говорилось, что им пришлось взрывать наш дом, где мы жили до войны, и что всё наше нажитое улетело в воздух.



В шестидесятые годы мне довелось встретиться с жителями нашего посёлка, которые не успели уехать и оказались на оккупированной территории. Скрываясь от немцев, они сбежали в лес к партизанам, предположительно в тот отряд, где был зам. командира наш отец. Из их рассказов я узнал, что этот отряд настолько оброс мирными жителями, что потерял способность маневрировать. Потеряв боеспособность, отряд был расформирован, бойцы через линию фронта, в большей части раненые и обмороженные, были направлены в Ленинград и распределены в части действующих армий Ленинградского фронта. В 1942 году, ещё когда мы находились в блокадном Ленинграде, мать каким-то образом узнала, что и отец наш был в городе и, думая, что мы погибли при захвате немцами Невдубстроя, не стал нас разыскивать, взял винтовку и ушёл на передовую. Несмотря на то, что в тот момент, мы были друг от друга совсем рядом, нам так и не суждено было встретиться.



Со дня отправки партизанского отряда в немецкий тыл прошло уже много, даже не лет, а десятилетий, многое уже ушло из памяти, но я до сих пор помню отца в кожаной портупее с пистолетной кобурой на одной стороне ремня, и с большим финским ножом на другой. Отряд в полном составе выстроился у военкомата в две шеренги. Сначала что-то говорил перед строем командир отряда, потом с короткой речью выступил отец. После чего отряд двинулся в сторону пристани, чтобы переправиться на другой берег Невы и далее поездом до Ленинграда. До пристани было совсем рядом, и поэтому расставание было коротким. Рядом со строем шагали провожающие, громко разговаривая с бойцами, идущими в строю. Командир отряда шёл сбоку, изредка подавая короткие команды. Наш отец шёл в первом ряду, держа на руках сестрёнку Фаю, мы с матерью шли рядом с отцом. Отец всю дорогу шёл молча, изредка поглядывая на нас с матерью и крепко держа на руках сестрёнку. К приходу отряда пароход уже стоял у пристани, поэтому посадка на него началась почти сразу. Командир и наш отец, как зам. командира, вошли на палубу парохода последними, пароход сразу же отчалил, и через несколько минут весь отряд высадился на правом берегу Невы, выстроился снова в две шеренги и скрылся с наших глаз навсегда. (с) автор Геннадий Николаевич Чикунов

Награды

" Орден "Красная Звезда" орден ленина

" Орден "Красная Звезда" орден ленина

Фотографии

Автор страницы солдата

Страницу солдата ведёт:
История солдата внесена в регионы: