Воспоминания

Быченкова Петра Владимировича и Быченкова Николая Владимировича о периоде жизни до, во время и после Великой отечественной войны.

I. Период до начала Великой Отечественной войны.

До начала Великой Отечественной войны наша семья состояла из 7-ми человек: Отец, Быченков Владимир Фёдорович --38 лет Мать, Быченкова Александра Митрофановна--37 лет Павел Владимирович—15 лет,

Пётр Владимирович—- 13 лет,

Сергей Владимирович-- 8 лет,

Николай Владимирович- 6 лет,

Нина Владимировна--- 3 года

До начала войны вся наша семья жила в Смоленской области, Гагаринского (Кармановского) района, Шараповского сельского совета, в деревне Прилепово, прилегающей к деревне Барсуки. Деревня Барсуки находится западнее Москвы на расстоянии 120 км по прямой. Если по автодороге, то расстояние между деревней Барсуки и Москвой составит около 160 км. От Московской области деревню Барсуки отделяет полоса густого леса шириной около 8 км. .В 1936 году деревня Прилепово сгорела. Сгорел и дом, в котором мы жили. Стояла тёплая, ветреная погода и пламя пожара легко перекидывалось от дома к дому. Дома были покрыты соломой. Отец с Николаем в то время спали в доме. Николай был в люльке, так его вместе с люлькой выбросила в окно подоспевшая тётя Варя. Она же разбудила отца. Всё, что успели спасти сложили близ стоящей липы. Успели вывести со двора скотину.

Летом 1936 года отец с помощью других мужиков разобрал в деревне Дихтярка не плохой дом деревянный, принадлежащий родственникам его отца , перевёз его в дер. Барсуки и собрал. В этот дом переехала вся наша семья.

В период 1937-1938гг. с хлебом было плохо и отец со старшими детьми ходил за хлебом в село Середа Московской обл., которое располагалось в 18-ти км. от дер. Барсуки.С начала

1939 года жизнь в деревне стала резко улучшаться. Особенно это стало заметно к осени 1939 г.

У нашей семьи был большой деревянный дом "пятистенка" с большой кухней, где стояла большая русская печка. Настолько большая, что в её топке отец парился с веником. Мать в этой печке по поручению руководства колхоза пекла хлеб для деревенского магазина. Была большая передняя "светёлка" с большим "камином посередине.. Была большой, большая пристройка к дому для коров, овец, свиней и птиц. Был большой сарай для сена и держания лошадей. Был свой небольшой пруд с баней на берегу. Было достаточно земли ( около 50-ти соток ). На участке земли за домом обычно сажали картошку, капусту и немного ржи. Там же находился большой погреб. На переднем участке земли через дорогу был небольшой сад, сарай для сена и баня.. На этом участке обычно сажали всё огородное. У нас постоянно было от 5-ти до 7-ми овец, 2-3 свиньи, хорошая корова "Бурёнка", которая давала до 3-х вёдер молока в день, от которой каждый год было по телёнку, было много кур. Того, что выращивали и получали от колхоза на трудодни, вполне хватало для обеспеченной жизни большой семьи, для сдачи в государство положенных налогов и для продажи.

Колхоз, в который входила дер. Барсуки, сеял и собирал пшеницу, рожь, гречиху, горох, просо, картошку. Было большое колхозное стадо. Колхоз выращивал лён, перерабатывал его на льномялках до степени готового волокна для пряжи. Деревенские женщины изо льна делали ткани и шили одежду. Наш отец сам валял валенки для семьи, шил сапоги, шил шубы. Часто ездил в Москву ( около 110 км,) и привозил оттуда для семьи гостинцы и необходимые вещи.

В первые летние месяцы 1940 и 1941 гг. отец призывался на военные месячные сборы в Гроховецкий лагерь.

В 1939 г. отца забрали на Финский фронт. С этой Финской войны в 1940 г.он благополучно вернулся живым.

II. Начало войны. Лето 1941 года.

Всех деревенских мужиков ( кроме больных и стариков ) в том числе и нашего отца забрали в армию.

Из нашей семьи в деревне Барсуки оставались шестеро: Мать, Павел, Пётр, Сергей, Николай и Нина.

Павла забрали в районный центр Карманово на строительство близлежащего полевого аэродрома. Пётр с матерью ходили косить траву. Потом с другими ребятишками её сушили и возили в деревню. Наш сарай был полностью забит сеном. Наша мать, как и другие женщины, допоздна работала в поле. Когда поспела рожь, все от мала до велика скашивали её серпами и косами, связывали в снопы, сушили и свозили к овинам. Там на специально подготовленной площадке сутками на пролёт вручную обмолачивали её

"цепями" (длинная палка рукоятка, к которой на ремне прикреплена короткая ударная деревянная бита) и ссыпали в сарае в "закрома".

Через какое-то время в сторону Москвы через нашу деревню стали строем проходить роты или взводы солдат. Некоторые с винтовками, остальные с лопатами. Затем через деревню стали спешно проходить небольшие группки солдат или пробегать отдельные солдаты, которые иногда просили хлеба и воды.

До этого всю колхозную скотину угнали в сторону Москвы. Вокруг деревни, в поле и лесу бродили чужие коровы, лошади, овцы, свиньи, отбившиеся от стад, угнанных в сторону Москвы из других деревень. Некоторых из них деревенские отлавливали для себя.

По ночам в стороне города Вязьмы ( около 80 км. от нашей деревни ) было слышно, как идут воздушные бои, а по ночам было видно зарево пожаров. Потом через 2-3 дня через нашу деревню в сторону Москвы пешком и на подводах пошли беженцы. Перед уходом в армию наш отец зарезал свинью, а мясо засолил в большой деревянной бочке. Куски этого сала мать давала беженцам.

После того, как через деревню прошли наши солдаты в течении недели было затишье. Ни наших солдат, ни немецких в деревне не было. Был октябрь 1941 года. Стояла тёплая солнечная погода. Деревенские предчувствовали беду

14 октября 1941 г. день был так же тёплым и солнечным. У всех было какое-то напряжение. Примерно в полдень со стороны соседнего села Сапегино на велосипедах появились немцы. Затем со стороны другой соседней деревни Палатки так же появились немцы на открытой легковой машине и на велосипедах. Немецкие солдаты выглядели стройными, чистыми и радостно возбуждёнными. Посередине деревни была небольшая площадь с небольшим количеством берёз. Семья Спириных во главе со стариком, который во время Первой мировой войны был в Австрии в плену у немцев, вышла встречать немцев с хлебом, салом и солёными помидорами. Остальные, кто вышли к немцам, стояли и молча наблюдали. Мы, как и другие ребятишки тоже были здесь. Немцы что-то говорили, а Спирин как мог переводил. Потом двоих дочерей Спириных немцы катали по деревне на машине. С этих пор всё в деревне стало зависеть от действий и решений немецких солдат.

Вскоре погода испортилась, полили дожди. Через деревню в сторону Москвы пошли регулярные немецкие войска. Пётр вспоминает, как в нашу деревню из соседней деревни Палатки перевозили пушки. В близи нашей деревни в небольшом овраге протекал ручей, Чтобы въехать в нашу деревню, надо было преодолеть небольшой подъём. Дорога была грязная, её развезло. Здоровые немецкие лошади-тяжеловозы "битюги", по трое запряжённые не могли втащить пушку в деревню. Так немцы их били палками и кричали ".

Перед приходом немцев, предчувствуя беду, многие деревенские попрятали в разных местах и закопали в землю всё, что они считали ценным. Мать со старшими детьми в доме и разных местах закопала часть продуктов, горшки, чугунки, сковородки, одежду,

швейную машинку и другие с её точки зрения ценные вещи, Все думали, что если и придут немцы, то не на долго. Никто тогда не думал, что немцы в поисках спрятанного, начнут штыками искать зарытое в землю. Обычно зарывали не глубоко в вёдрах, ящиках и бочках, а перед засыпкой землё, накрывали спрятанное сверху досками. Немцы штыками нащупывали эти крышки.

Вскоре немцы приступили к повальному грабежу, в том числе у тех же Спириных. Они заходили в дома, кричали "Матка, яйца, кура". Затем начали забирать у деревенских овец, свиней. Находили и отбирали все, что им приглянется и особенно спрятанные мясо и сало. Мы свою корову спрятали в пристройке к дому, сделав для этого вторую стену. Была также спрятана в сарае лошадь, которую со стороны ворот завалили сеном.

Потом наступило некоторое затишье. Поначалу в нашей деревне на постой немцы на останавливались. Зато в соседних деревнях Сапегино и Крутицы немцы квартировались постоянно.. Там же у них было какое-то начальство. Из этих деревень к нам в Барсуки они наведывались для того, чтобы забирать скотину. В итоге почти всё у всех забрали, но у нас ещё была цела корова. Вскоре по чьему-то доносу они прознали про нашу корову, пришли, забрали и увели в дер. Крутицы.. Мать с Петром пошла в Крутицы. Тат в хорошем и чистом бабушкином доме на постое было какое-то высокое начальство. Бабушка упросило их чтобы нам, как многодетной семье, вернули норову. Мать с Петром поздно вечером привели корову домой. Через несколько дней в конце недели старшие братья истопили баню. Вначале помылись Пётр, Сергей и Коля. Потом пошли мать с Ниной. Вдруг приходят немцы, двери подперли кольями, чтобы никто не вышел и увели корову. На следующий день мать с Петром опять пошла в дер. Крутицы. От туда их послали в дер. Савино, где они увидели висящую на заборе знакомую шкуру нашей коровы.

Часто через нашу деревню в сторону Москвы двигались немецкие части. Временами было затишье и немцев в деревне не было. Наступили заморозки, пошёл снег. В деревню прибыло большое количество немцев, которые распределились по домам. В нашем доме так же остановились немцы. Их было около 20-ти, которые расположились в передней большей части дома. Нас конечно выгнали на кухню. Из нашего сарая немцы натаскали соломы, устлали ей пол и улеглись спать. Утром немцы вставали и уходили. Нам приходилось за ними всё убирать. Когда мы собирали солому, то иногда находили на полу какие либо ими забытые мелкие вещи: расчёски, зубные щётки, спички, иногда зажигалки и даже один раз губную гармошку. Нередко под соломой были лужи мочи. Уходили одни группы немцев, приходили другие. Всё повторялось как и то , что все требовали воды, еды и тепла. Приходилось таскать и убирать солому, топить для них камин. Из еды давать было нечего, поскольку сами же всё обобрали, а мы жили в впроголодь. Вечерами немцы усаживались на лавки, раздевались до гола, ловили одежде вшей и давили их. До прихода немцев в деревне вшей не было.

Однажды в пристройку к дому, где у нас была раньше скотина, немцы загнали грузовую крытую машину, заполненную буханками хлеба. Когда немцы пытались протолкнуть её через ворота, то машина осела на одно колесо, как раз там, где мать в яме закопала часть вещей. Конечно немцы тут же всё выкопали и забрали. Сняли с пристройки ворота, подложили их под колёса и загнали машину в пристройку. Когда немцы куда-то уходили, мы залезали к ним в машину и потаскивали оттуда подмёрзшие буханки хлеба. Залезали на печку и там его ели. Хлеб был из серой муки и тогда казался нам белым и очень вкусным. Нашу деревню от Московской области отделяла полоса густого леса шириной около 8-ми километров.

Через лес проходила торная дорога. Немцы решили расширить эту дорогу и для проезда по ней машин и танков выстлали её брёвнами. Потом из этих брёвен выжившие и вернувшиеся из эвакуации жители деревни делали первое своё жильё на месте их немцами сожжённых домов.

Из воспоминаний Николая. "Часто немцы ловили во дворе кур, общипывали их и на сковородке жарили в печке. Один раз, немец таким образом собрался съесть нашу курицу. Он долго её ловил на улице. Потом общипал, разрезал на куски и на сковородке поставил в печку. Сергей, которому было 8 лет и я ( мне было б лет ) грелись на печке. На улице стояла зима, был снег и холодно, а на печке было тепло.. Мать её не так давно протопила. Когда немца не было в доме, а из печки вкусно пахло, Сергей слез с печки и стащил со сковородки одно куриное крыло, которое мы с Сергеем быстро съели и затаились на печке.. Пришёл немец, заглянул в печку, перевернул жарево, что-то буркнул и ушёл. Тогда Сергей слез с печки и забрал из сковородки ещё кусочек курицы, хотя я его отговаривал, боясь, что немец заметит. Немец обнаружил пропажу, рассвирепел, схватил ружьё с откинутым штыком и с криками "шваин клаин" (маленькие свиньи) начал нас гонять по печке, тыкая штыком. Мы Сергеем еле уворачивались от штыка, переползая то за трубу печки, то обратно, когда немец заходил со стороны трубы. Чувствуя недоброе, Сергей соскочил с печки и хотел убежать. Немец его поймал, повалил на пол, схватил за одну ногу, наступил на другую и хотел его разорвать. Мать услышала крики, прибежала и как коршун налетев на немца, вырвала Сергея, который босиком выбежал из дома. Немец набросился на мать, на крики пришли другие немцы, был шум, крики, потом всё успокоилось. Так Сергей мог поплатиться жизнью за два куска нашей же курицы".

Из воспоминаний Петра. "Стояла зима. У одной женщины нашей деревни прижился солдат из тех, кто попал в немецкое окружение ("окруженец"). Он сапожничал в деревне. Был период, когда в деревне немцев не было. Заехали два немца и остановились на ночь в доме не далеко через три дома от нашего. Утром этот окруженец заходит в этот дом и, воспользовавшись тем, что эти два немца крепко спали, забрал их оружие. Затем разбудил их, заставил запрячь лошадей, повалил их в сани и увёз. После этого вся деревня боялась, что придут каратели, но к счастью всё обошлось без этого..

В конце 1941 г. и начале 1942 г. часто шёл снег. В деревню всё чаще стали наезжать немцы. Они выгоняли всех взрослых на расчистку дорог.

III. Эвакуация.

Была середина зимы, стояли сильные морозы и было много снега. Нас тогда в деревне Барсуки было пятеро: мать, Пётр (13 лет), Сергей (8 лет), Коля (6 лет) и Нина (3 года). Павел (15 лет) ушёл в дер. Крутицы навестить бабушку.

В нашу деревню нагрянули немцы и приказали всем быстро собраться и покинуть деревню. Говорили, что много брать с собой не следует, поскольку через 2-3 дня все вернутся обратно. Мать заставила нас одеться в шубы и надеть валенки и шапки. Затем погрузила на санки что могла: одежду, еду (хлеб, чугунок с топлёным свиным салом, солёное сало ), что-то из кухонной утвари и посуды. Посадила Нину на санки и Пётр с Сергеем повезли их по дороге, указанной немцами, вместе с остальными деревенскими. Впереди Пётр с Сергеем и с санками впереди, Нина на санках, затем Ноля и за ним мать. Иногда она подсаживала на санки Колю, но его сгонял Петя, поскольку самим было не легко. Мать вспомнила, что что-то забыла и Пётр решил вернуться и взять забытое. К деревне его не подпустили. Немцы грабили дома, а потом их поджигали. Так они сожгли всю деревню дотла..

Снегу было много, передвигаться было не легко Дошли до ручья, который протекал между деревнями Барсуки и Сапегино. Чтобы облегчить санки, которые Пётр с Сергеем еле тащили, мать решила спрятать под мост через этот ручей чугунки, чашки и ещё кое- что с тем, чтобы забрать их при возвращении. Немцы всё время кричали "хальт, хальт", у погоняя нас. Говорили, что если кто будет отставать, то пристрелят. Так они сделали с одним стариком, который быстро идти не мог и всё время отставал. По дороге к веренице наших деревенских прибавлялись эвакуированные из других деревень, поскольку немцы выгоняли людей из всех окрестных деревень. В то время все мы такие назывались „/'беженцами", хотя ни от кого и ни от куда не бежали, а были выгнаны немцами из собственных домов и гонимы на запад. В течении первого дня нашего гонения беженцев стало так много, что не было видно ни начала, ни конца вереницы людей. Был случай, когда днём над нашей вереницей "беженцев" кружили наши самолёты и сбрасывали листовки. Немецкие конвоиры кричали "цурюк", "цурюк" (прочь) и грозились пристрелить любого, кто осмелится подобрать. Однако кое-кто, на кого листовка падала, тайком быстро её прятал.

н/с темнотой добрались до какой-то деревни. Многих из нас разместили по домам. В дом. куда нам указали, кроме нас было ещё две семьи. Пётр помнит, что одна из них была из дер. Крутицы. В этой семье было четверо: женщина и три девочки. У самой маленькой из у] них были отморожены пальцы рук. На утро следующего дня нас собрали и без каких-либо ^пояснений опять погнали по дороге. К концу второго дня нас загнали в конюшню, в которой к счастью оказались сено и солома. Мы с матерью разместились недалеко от ворот. Чтобы напиться, собирали около ворот снег. Дальше отходить не разрешалось Вода была со вкусом мочи. Из еды у нас ещё оставались прихваченные с собой хлеб и сало.

ч/ К концу третьего дня нас пригнали в небольшую деревню и поселили в один из домов. В этом доме жил мужчина окруженец с женой и двумя детьми. Он вроде бы был назначен Чл немцами старостой. Немецкие конвоиры ушли. Вначале хозяин дома что-то давал нам из еды, потом у них самих запасы стали иссякать. Мать с Пётром ходили в окрестные

деревни побираться. Сначала подавали кто что мог: кусок хлеба, картошину, лепёшку. Но в этих деревнях в самих было много таких же беженцев, как и мы. Милостыню давать перестали. Пётр с Сергеем стали ходить за подаянием в более дальние деревни. Коля с Ниной побирались в своей. Говорили обычные слова "подайте милостыню Христа ради". Те кто не мог подать говорили" У самих нет. Идите с миром", а те, кто не хотел давать, говорили "Бог подаст". Когда возвращались то на стол высыпали всё то, что подали, и мать распределяла что и когда есть. Конечно более вкусные кусочки попадали Коле с Ниной.

V Как только сошёл снег и чтобы как-то пропитаться, ходили в поле собирать там оставшуюся мороженую картошку. Её варили и ели, она была сладковатая. А из гнилой картошки мать делала крахмал и из него с какими-то добавлениями делала съестное. Собирали оставшиеся в поле колоски, собирали засохшие кисточки конского щавеля и ещё что-то и из всего этого пекли лепёшки,

У Ранней весной 1942 г. хозяин дома переселил нас в брошенный полуразвалившийся дом на окраине деревни. В этот же дом переселили ту же семью из дер. Крутицы с девочкой, у которой были отморожены пальцы рук. Их уже просто не было. Через некоторое время

х/ все заболевают сыпным тифом. Все в лёжку, ходить не могли, туалет часто под себя. Пётр с Сергеем спали на нарах на верх, мать, Коля и Нина лежали на нарах под ними внизу. Испражнения Сергея протекали вниз на них. В таком же положении находилась семья из дер. Крутицы. Она располагалась в чулане. Единственный, кто не болел - это Пётр. Он за всеми ухаживал, ходил побираться, перепахивал чужие огороды в поисках оставшейся там прошлогодней картошки, собирал молодой конский щавель, лебеду, крапиву и прочее. Потом всё смешивал, толок в ступе, варил похлёбку и всех кормил. Если что-то оставалось, то ел сам.

Через некоторое время нашёлся Павел. Он в соседней деревне выполнял какие-то работы и за это что-то получал. Большую часть полученного он передавал нам через Петра, который навещал его. Однажды Пётр принёс кусок варёной конины, который тут же был разделен и съеден. Мясо было очень вкусным. Как бы не было голодно, но Сергей есть конину отказался. Шло время, все стали понемногу поправляться. Пётр Павла близко к дому не подпускал, боялся, что он заразится тифом. Встречались в другом, конце деревни до тех пор, пока все не поправились. Коля помнит, что когда он и Сергей встали на ноги и вышли из дома, то не могли далеко идти, поскольку еле стояли на ногах. Конечно все выглядели, как полускелеты.

Когда стало теплее Павел, Пётр и Сергей перебрались на ночлежку в хлев, где было много сена. Однажды рано утром один за другим раздалось несколько страшных взрывов. Дом сильно тряхнуло. Когда всё утихло выбежали на улицу. Возле нашего дома была громадная воронка, а стена вся изрешечена осколками от бомб. У Петра из ноги пошла кровь. Один из небольших пробивших стену осколков попал Петрё в ногу выше колена. Он у него находится до сих пор там. Дело в том, что недалеко от деревни через лес был немецкий полевой аэродром. Наши лётчики, немного не рассчитав,, не долетели до него и сбросили бомбы близ деревни. Через несколько дней утром наши лётчики тремя

тройками разбомбили этот аэродром вдребезги. Наступило лето, жить стало легче и стало ^ проще седой. Мы уже сами могли что-то сажать для пропитания. Тёплой одежды не требовалось. Мать что-то получала за работу у деревенских. Немцы в деревню 4 наведывались редко. Когда наступала осень и поспевала рож, то мы бегали в поле и рвали еще недоспелые колоски. Нас с бранью гоняли. Когда рож скосили мы на У скошенном и уже убранном поле собирали оставшиеся там колоски. После того, как на току рож обмолотили и зерно убрали, мы ходили туда собирали остатки зерна, перемешанного с мякиной и пылью. Всё это просеивали, продували и получали некоторое количество зерна. Пётр тогда сделал примитивную самодельную мельницу. Он взял два больших отпиленных от дерева кругляка, набил с одной из их сторон осколка битых чугунков, поставил кругляки друг на друга, место соединения закрыл полосой железа, как кожух, проделал в верхнем для засыпки зерна отверстие и получилась ручная мельница, на которой размалывались зерна. Из муки мать пекла хлеб и сушила сухари, которых к осени было уже полмешка. Мать больше нас знала, что наше положение временно, а будущее не известно. До нас доносилась война. По ночам вдалеке можно

было видеть всполохи или зарево. Это или шли бои, или горели населённые пункты.На следующий день всех нас погрузили в вагоны,^ предназначенные для перевозки скота. В верхних углах этих вагонов с передней стороны были небольшие окна с железными решётками и одна сдвигающаяся в сторону дверь, которая снаружи запиралась на засов. Посередине вагона стояла небольшая металлическая печка "буржуйка", а грязный пол покрыт соломой. V Немцы задраили двери нашего битком набитого вагона, а засов ^ закрутили проволокой. Вагоны поехали, но никто не знал куда. Погода уже была морозная. Иногда поезд останавливался в каком-то тупике или на полустанке. Двери вагона открывали, но никого не выпускали, хотя разрешали вытряхивать из одежды вшей, а так же выбрасывать из вагонов замёрзшие трупы. По середине нашего вагона стояла ч^печка, детям разрешили расположиться ближе к ней. На этой печке грели воду из растопленного снега для питья. Мы резали сырую картошку, прихваченную с собой, на тонкие дольки, приклеивали их к раскалённой печке, ждали, когда подпечётся и ели. Осень 1942 года началась с заморозков. Немцы собрали многих из нас , посадили на ^^машины и повезли на железнодорожную станцию г-ереда=€ычман. Там они заперли нас в 2-х этажной школе. Снаружи входную дверь школы подперли бревном, чтобы никто не М\лог выйти. Школа была битком набита беженцами. Нас разместили на втором этаже. Пол был покрыт соломой, возле печки лежали берёзовые сырые дрова. Растопить печь не получалось, сырые дрова не загорались. Одна женщина из четвертинки плеснула в печь керосин. Лежащая около печки солома вспыхнула. Поднялась страшная паника. Люди со второго этажа ринулись на первый. Немцы дверь не открывали и никого не выпускали. Внизу образовалась давка. От напора людей сверху, лестница между первым и вторым этажами обрушилась на тех, кто столпился внизу. Люди с первого и второго этажей стали выпрыгивать через окна. Наша мать никого из нас от себя не отпускала, говоря, что если погибнем, то вместе. В это время мимо школы немцы вели колону наших пленных солдат. Некоторые из них попытались ринуться к школе и отпереть двери, но немцы такую, попытку жестко подавили. ^ счастью, огонь вокруг печки смогли потушить

от названий по русски. Так картошку они называли бульбой, или ухват, которым обычно
ставят в печку чугунки, они называли выхват. Тогда нам пришлось осваивать их речь.

Однажды Пётр с Сергеем, находясь на окраине села Старый Довен, решили пойти в
другое село дальше в сторону Гомеля. По дороге их обогнала, а пото м остановилась
грузовая машина с немцами. Один из находившихся в кузове немцев встал, вскинул
автомат и начал кричать "партизан, партизан". Другой немец с автоматом соскочил с
машины, подошёл к ним, общупал, вытряхнул всё из котомок и карманов и разломил все
находящиеся в них куски хлеба. Не найдя ничего, вернулся в машину и они уехали. Пётр с
Сергеем здорово перепугались. Приближались сумерки, возможности до темна успеть

по селу. кто-то им дал холщёвые штаны, а одна женщина пустила переночевать. Потом
она заставила Пётра истолочь в ступе коноплю, развела её кипятком, в результате
получилась белая кашица и накормила этой кашицей Петра с Сергеем. Когда на
следующий день они вернулись домой и рассказали обо всём матери, то она больше не
пускала их ходить побираться в дальние деревни.

сеять, сажать и косить. Пётр помнит, как вместе с местным парнишкой Володей, того же
возраста, стал пасти деревенский скот. Однажды, когда стадо скота было на большой
лесной поляне, а дело было под вечер, вышел из леса мужчина и подошёл к ним. У него
на голове был картуз, опоясанный красной лентой. Ребята перепугались, стали просить не
трогать скот, говорить, что за это их деревенские убьют, предлагали лучше взять
ничейного (колхозного) бычка. Мужчина успокоил их, сказав, что ничего не тронут, но
приказал скот в деревню не гнать без его команды. Когда стемнело ребятам приказали
гнать скот в деревню, а большая группа мужчин растворились среди скота. Так состоялось
знакомствос местными партизанами. Потом партизаны несколько раз посылали их в
Старый Довск, который стоял на пересечении двух больших дорог, посмотреть наличие
немцев, машин, куда и откуда эти машины двигаются Между Старым и Новым Довском

отместку немцы расстреляли много жителей как Старого Довска, так и Нового Довска.
особенно евреев. Один парень из нашей деревни по приказанию немцев обслуживал
близлежащий участок дороги, убирал её и ремонтировал. Ночью партизаны заложили под
асфальтовое покрытие дороги мину. Днём машина с немцами подорвалась на этой мине.
Этот парень ничего не знал об этой мине. После взрыва мины он бросился по полю в
сторону леса. Немцы из автоматов изрешетили его всего. Немцы тогда для
обезвреживания заложенных партизанами мин, прогоняли по дороге лошадей с
привязанными к ним брёвнами.‚

@

.;.‚И

\}" Как мы потом узнали, на севере Гомельской области действовали тогда две
многотысячные партизанские бригады Рогачёвская и Журавичская, созданные осенью
1941г.

Осенью 1943. года началось массовое отступление немцев, которые проходя через
деревни их грабили. По совету партизан жители деревни стали закапывать в землю всё,
что для жизни необходимо, _включая одежду , скарб, продукты, а сами уходили в
деревню ближе к река Березина в район действий партизан. Туда немцы не совались.
Вместе с деревенскими ушла наша семья. В деревне остался один старик. Когда немцы в
пустой деревне нашли этого старика, то они его долго пытали, потом напихали в запазуху
соломы и сожгли его вместе с домом. Немцы, находясь в брошенной деревне, обшарили
_]х/её и занялись поиском спрятанного. Они раскапывали ямы и забирали всё, что им было
нужно. Потом, когда немцы отступая схлынули, все жители деревни вернулись обратно.
Она было немцами разграблена. Вокруг раскопанных ям были рассыпаны зерно и
картошка, а так же всё то, что немцам не было нужно. В конце октября 1943 года‚
начались морозы. Оставшееся несобранным вокруг ям зерно стало прорастать, картошка
подмёрзла. Мы потом всё это собирали, часть шла в пищу, а остатки заквашивали в кадке.
Из этой закваски потом старшие братья гнали самогонку. Деревню, в которой мы жили
разделяла речка на две части. В домах на той стороне села, которая была ближе к
шоссейной дороге, почти всегда были немцы. Там в поле на возвышении ближе к шоссе у
них была установлена здоровая дальнобойная пушка. Похоже, что снаряды к ней были
200 мм. В другую часть села на противоположном берегу речки немцы появлялись только
днём. Однажды днём туда пришли в немецкой форме два русскоговорящих
фашиста(наверно это были наши, переметнувшиеся к немцам или власовцы). Они
выменяли у матери две бутылки самогона, в обмен на грубошерстное солдатское одеяло,
а на следующий день пришли два других немца и отобрали у нас это одеяло. Мать пошла
в немецкую часть деревни с надеждой вернуть одеяло обратно. Возле одного дома на
другом берегу речки она отыскала этих двух солдат. Один из них разгружал с саней сено, а
второй стоял недалеко. Мать подошла к нему с мольбой отдать одеяло. В это время
другой с саней запустил в мать вилы. Мать спасло то, что стоящий рядом немец оттолкнул

её в сторону.

ііМы тогда хорошо различали отношение к нам тех, кто был в немецкой армии. Самыми
злыми и жестокими были жандармы, румыны и часть полицаев из местных жителей-
добровольцев. Не были жестокими болгары и югославы, обмундирование, которых
отличалось от немецкого.

IV. Освобождение и возвращение на родину.

\Ёрс конца ноября 1943 г. наступило некоторое затишье. Немцы в деревне не появлялись.
Проходила зима, кое-где начало таять.. Поздно вечером в деревне появились наши
разведчики, спросили есть ли в деревне немцы. Утром в деревню вошла колона наших
войск. Все бросились их встречать. Поскольку мы давно забыли, что такое мыло,
поскольку вместо него использовали золу, то мать у солдат выменивала за хлеб два куска
хозяйственного мыла. День был тёплый, солнечный, все радовались Павла, которому шёл

@

17—тый год, забрали подвозить на подводах патроны и снаряды K передовой. Снег стаял и
мы вернулись обратно в дом, где начали жить в этой деревне Сычман. Напротив нашего
дома, через дорогу, стояла катюша, мы там помогали солдатам чистить направляющие
рельсы для снарядов.. Когда стоящие в селе солдаты ушли, в огор0де напротив дома
остался блиндаж. Там обычно наша семья пряталась во время налёта немецкой авиации.
или обстрелы немцами из дальнобойных орудий. В этом блиндаже Павел и другие
повзрослевшие ребята стреляли из немецкой винтовки, загоняя в ствол русские патроны.
Один раз, Сергей пытался загнать патрон в винтовку другого калибра. Коля сидел рядом
на бревне. Патрон не входил, тогда Сергей взял костыль, которым крепят рельсы к
шпалам, и попытался с его помощью загнать патрон в ствол. Попал по капсулю, патрон
взорвался, гильза вылетела в верх, винтовку отбросило, а в лицо Сергею выбросило
порох. Мы видели, как вдруг на лице Сергея стали выделяться капельки крови. Коля дал
Сергею платок и вместе побежали K матери, которая вначале выпорола Сергея, а затем
стала из его лица иголкой выковыривать пороховинки. Всё выковырять она не смогла и у
Сергея так и остались на лице в некоторых местах чёрные точки. Сергей был смелым.
Однажды он с Колей пошли за грибами, которые появились на припёке недалеко от
шоссе. Там Сергей задел противопехотную мину. Она вылетела со свисгом из зарытого в
землю стакана и упала недалеко от них не взорвавшись. Тогда Сергей взял её, воткнул
между усиков что—то и осторожно понёс K большому дереву, в котором было дупло.
Осторожно положил мину в дупло, a сам отбежал. Мина не взорвалась. Тогда Сергей
привязал к дуплу бикфордов шнур и поджёг его. Мина сработала. Поскольку в то время
без труда можно было найти в поле, блиндажах или траншеях как немецкое, так и русское
оружие и боеприпасы, то ребятишки играли или баловались со всем этим. Так загоняли
патрон в бревно, били по капсоулю, пуля уходила в бревно. Или делали деревянный
пистолет с железным стволом и бойком на резинке, клали в ствол жёлтый в виде макарон
порох от снарядов, поджигали его и стреляли в вех, порох летел горел и было красиво.
Более взрослые ребята собирали неизрасходованные пулемётные ленты и гранаты,
складывали всё это в кучу, подводили K ней бикфордов шнур, поджигали его, а сами
прятались в траншеи. Раздавались взрывы, со свистом летели над головами пули, а на
месте костра оставались глубокие воронки. Рыбу ловили с использованием
противотанковых мин. Мину клали на плот, подсоединяли к вей бикфордов шнур,
отталкивали плот от береги и поджигали шнур. Мина взрывалась, а оглушённая рыба
всплывала в верх. Однажды они в овраге за селом наложили дров, притащили
оставленные немцами большие снаряды от пушек, положили на дрова, подожгли, а сами
спрятались в окоп. Рвались снаряды, летели в стороны гильзы. В селе поднялась паника.
Ребята, боясь что их здорово выпорут, убежали в лес. Дети тогда уже знали, что, если
взять артиллерийский снаряд, отвинтить головку. то там под ней в мешочке есть порошок.
Если его посыпать на камень и ударить молотком, то получается довольно крепкий
хлопок. А, сели головкой снаряда побить по чему либо, то легко можно отсоединить пулю
снаряда от гильзы, а B гильзе порох в виде макарон, который можно поджигать, А в
капсуле также сеть взрывное вещество. Сергей иногда заставлял Колю с Ниной таскать
такие снаряды из сарая пока часовой отлучался. Снаряды были тяжёлыми и одному Коле
такой снаряд не дотащить. Когда часовой замечал, то пинками прогонял их.

возвращении на родину. Она обивала пороги местных и районных комендатур, писать во
все армейские инстанции. Наконец пришла весть, что отец был тяжело ранен, комиссован
\/ M находится в Москве. Мать решила немедленно возвращаться M стала хлопотать &
местной военной комендатуре разрешения и помощи. В конце апреля 1943 года приехала
V машина, нас погрузили и отвезли на железнодорожную станцию города Гомель. Там

доехали до станции  нас высадили. На этой станции мы просидели

“J несколько дней. Мать не уставала сбивать пороги различных военных комендатур. Тогда
гражданской власти не было. Наконец нам разрешили сесть на платформу поезда с углём,
отправлявшегося в сторону Москвы. Чтобы добраться до этого поезда мы все,
нагруженные мешками и котомками с едой и вещами, которые мать сочла нужным взять
с собой в обратную дорогу, огибали поезда, подныривали под вагоны или перелезали
через вагонные сцепления. Шла война, всё было не просто. Люди, машины, поезда
перемещались одни на запад, другие на восток. В городе Гжацке нас высадили и мы

к/пошли пешком в районный центр Карманово. Там переночевали, а утром пошли в свою
деревню Барсуки.

V. Снова дома

Пришли в деревню, вместо нашего дома пепелище. Стали искать то, что до немцев было
закопано в землю. Практически ничего найти не смогли. Часть раскопали немцы, остатки
добрали те, кто вернулся раньше. Также ничего не смогли найти на пепелище нашего
дома, хотя перекопали всё его. Остались только битые кирпичи от печки. Те деревенские,
кто что—то взял с нашего пепелища, вернули. Тогда никто не мог знать кто может
.`} вернуться обратно в деревню. Недалеко от нашего сгоревшего дома была никем не
занятая землянка'ч В нёй мы и поселились. Что—то из остатков еды мы принесли с собой, но
это мать бере-гла для посева и посадки. Это было немного мелкой картошки M немного
зерна. Кто-то типа старосты дал матери бумажку, с которой мать пошла в город Г жацк.
Там её дали какой-то паёк, дали зерно и ещё что-то для посева. Обратная дорога на
\) участке от деревни Петушки до деревни Самойлово была небезопасной. Была только
одна тропинка, с двух сторон которой бала натянута проволока, к которой были
прикреплены или дощечки, или плотная бумага с надписью "Осторожно мины с дорожки
не сходить. Хотя мы пережили всякое, но мать в этот раз, как она говорила, от волнения
`]боялась оступиться. Поскольку наши места находились в районе продолжительного
ж/периода боевых действий M некоторые районы попеременно занимали то наши войска,
то немцы, то минных полей было много. Так деревня Крутицы, где жила наша бабушка
Прасковья Алексеевна, была немцами сожжена, а перед наступлением наших войск
заминирована. Там кое—кто подрывался, поэтому туда перестали ходить, а прежние
жильцы не поселялись. Так деревня Крутицы перестала существовать.

<] В землянке сделали нары, а на улице из битых кирпичей, собранных на нашем пепелище,
сделали что-то на подобии печки. Для посуды собирали всё подходящее, что можно было
найти: не простреленные каски, солдатские котелки, немецкие кинжалы и термосы,

гильзы от больших снарядов, корпуса разобранных противотанковых мин и др. Вместо
ламп использовали гильзы. Для этого сплющивали верхнюю часть, вставляли фитиль из
тряпки и наливали B гильзу керосин. В ряде случаев огонь добывали первобытным
способом при помощи камней ("кресал") и фитиля. В блиндажах и траншеях тогда многое
можно было найти. В районе, где находилась наша деревня, шли ожесточённые бои, а
соседняя деревня Петушки несколько раз переходила из рук B руки. Ряд воронок,
оставленных бомбами, были настолько большими, что мы купались в них. До войны
перед нашим домом росло четыре больших лип, когда мы вернулись, то одна из них
была просто срезана снарядом.

Была весна 1944 года. Период менее голодный, поскольку в пищу можно было добавлять
грибы, распускающиеся почки липы, берёзовый сон с волокнами, соскоблёнными с
оголённых стволов берёз, щавель, молодую крапиву, белые части осоки, выдернутой из
влажной земли и другое съедобное. Лопатами вскопали пашню, сделали грядки,
посадили картошку и кое-что из овощей, посеяли рож.

Отец в 1943 г. под Сталинградом отец был тяжело ранен, был контужен, у него была
разбита ладонь левой руки. После лечения в госпитале ему дали инвалидность второй

вываливалось то, что они прихватывали с собой, чтобы переправить в Германию. Иногда
это были детские игрушки и куклы. Немцы тогда охотились за пулемётными точками и
старались их уничтожить. Командир роты подошёл к пулемёту отца. Рядом разорвался
снаряд. Командир роты был ранен. Отец полез в карман за выдаваемой каждому солдату
медаптечкой, чтобы сделать перевязку командиру. Рука в карман не лезла. Командир
кричит ему, что ты делаешь, посмотри на свою руку. Отец был контужен и не соображал,
что сам ранен, а рука раздроблена. После этого ранения отца комиссовали.

Получив наше письмо, что мы вернулись домой, отец сразу приехал к нам. Он привёз
некоторое количество еды и кое-что из одежды. Тогда отец с нашей помощью недалеко
от пепелища нашего сожжённого дома построил небольшой бревенчатый дом с
пристройкой для будущей скотины. Брёвна брали, разбирая дорогу, которую немцы,
готовясь к наступлению на Москву, выложили из брёвен от деревни через лес в сгорону
Москвы. Дом покрыли соломой, отец сложил русскую печку. Окна сделали маленькими и

@

ЗЭСТЕКЛИЛИ ОСКОЛКЭМИ СТЕКОЛ, найденных на пепелище. ИЗ ЗЕМЛЯНКИ nepecenmnMCb В дОМ.
Началась НОВЭЯ ЖИЗНЬ.

Летом 1944 года в один из летних приездов, отец забрал Николая и Нину в Москву. Отец
тогда получал продукты в магазинах по своим инвалидным карточкам, был прикреплён к
одой столовой, где получал бесплатный обед, a так же немного подрабатывал. Этого

коридором нары, на которых можно было спать втроём. Снаружи сделали деревянную
пристройку. Всем нам выдали карточки Взрослые и детские), на которые мы получали
пайки хлева, мясных или рыбных консервов, сахара и крупы. Николай и Сергей получали
в школе бесплатные завтраки. Началась московская жизнь

IV. Начальный московский период.

В 1944 году немцы ещё несколько раз делали налёт на Москву. Часто было видно, как
военные женщины проносят по улицам надутые аэростаты, которые в ночное время
поднимали в воздух, для защиты от немецких самолётов. На некоторых площадях и в
парках стояли зенитные батареи, а на крышах высоких домов были сделаны
наблюдательные пункты для предупреждения о приближающихся немецких самолётах.
На крыше нашей школы так же была такая наблюдательная будка, в которой
круглосуточно дежурили военные женщины. На домах были надписи с указанием
убежищ. Николай помнит, как после тревоги о налёте, три раза всей школой бегали в
бомбоубежище, которое было расположено в подвале соседнего кирпичного дома. Если
тревога предолжалась более часа, то давали воду, иногда булочку. Стёкла в окнах тогда
крест— накрест заклеивали бумажными полосками и обязательно чтобы была на окнах
светомаскировка. По ночам, когда к Москве прорывались немецкие самолёты, то сотни
прожекторов старались их обнаружить и в перекрестиях своих лучей вести до тех пор,

‚пока зенитки их не собьют. Летом 1944 года мы были СВИДетелями, как по нашей

\З

Русаковской улице в сторону центра вели колоны немецких военнопленных. Казалось, что
это была бесконечная вереница. Толпы зевак стояли на тротуарах, поскольку вся
проезжая часть улицы была заполнена немцами. По бокам шли наши конвоиры с
прикреплёнными штыками. Мы смотрели на немцев и кричали, a они молча на нас .

У Сергея с Николаем возникли в школе некоторые проблемы, поскольку сохранился
приобретенный в Белоруссии говор и белорусское название некоторых вещей.
Отличались они и своей нищенской одеждой. Вместо портфелей были тряпочные сумки
из—п0д противогазов. Мать поступила работать уборщицей в женской школе, где мы
жили. Николай с Ниной ей часто помогали. Николай так же помогал отцу на работах,
которые он выполнял на стороне в качестве подработок. Николай также помогать и
матери, когда она болела. Стирал и гладил бельё, ходил по магазинам за продуктами.

точностью до граммов. Ещё шла война и пайки по карточкам были не большие. Конечно