Ардон... Многим кубанским паренькам навек запомнилось это осетинское село: жестокие бои они вели за него. Запомнился Ардон и Георгию Головчанскому. Пэтээровцы 79-го отдельного противотанкового батальонa, сформированного из курсантов 2-го Орджоникидзевского военно-пехотного училища, вошли в Ардон на рассвете пятнадцатого ноября. По широким улицам, обсаженным столетними деревьями, вышли на другой конец села. — Занять оборону! Окопаться! — раздалась команда. Головчанский снял с плеча ружье, выпрямился во весь рост, глянул на ровное поле с неубранной кукурузой, которое тянулось до самого горизонта, а там не то лес темнел, не то тучи прилегли на землю. — Ну, Степан, — сказал Георгий своему напарнику, — За работу! Крепка ардонская земля. В спрессованный веками толстый слой глины с трудом входит саперная лопата. Упарились, пока вырыли по грудь Степану. — Эх, Жора, и не повезло же мне: надо ж попасть в помощники к такому небоскребу. Для меня бы хватило этой глубины, а из-за тебя еще придется потеть. Минут через пять снова заговорил Степан, вытирая взмокший лоб: — Если стрелять с колен, то хватит, вполне хватит. Слышишь? Головчанский, не разгибаясь, швырял и швырял влажную тяжелую глину, углубляя дно окопа. — Чтоб я на коленях стоял перед немцами?.. Ты говори, да не заговаривайся. А если помогать не хочешь, так я тебя и не заставляю, сам понимаю, — ты не виноват, что я такой выдул. Еще не рассвело, но немцы всполошились, привлеченные шумом и движением на окраине Ардона, начали пускать ракеты. — Пригнись! — крикнул Степан, дергая Головчанского за рукав. — Один черт, немец узнал, что мы тут, — ответил Георгий, и зло взмахнул лопатой: — Пусть, гад, видит, ему от этого не радость... Слепящий свет ракет затопил окраину села. Георгий, когда на его руке повис Степан, пригнулся, перестал копать, но, видя, что ракетам конца нет, выпрямился, взялся за лопату: — Отстань, Степан. Танки пойдут — поздно будет рыть окоп. Узкой светлой полоской прорезался восток. Ракеты все реже, реже и, наконец, совсем исчезли. — Ну, успокоились немцы, — тихо сказал Степан. Головчанский поправил подножки ружья, глянул на свое¬го друга: Чего это ты здесь трухаля даешь? Пусть немец и видит, и слышит, что мы здесь. Мы сюда пришли не в молчанку с ним играть. Нет, не успокоились немцы, как думал Степан Нечитайло. Послышался близкий, выворачивающий душу гул немецких бомбардировщиков, и вот уже вывернулись они клином и начали снижаться, на глазах увеличиваясь в размере. Ухнули взрывы, дрогнула до самого нутра ардонская, земля, огромные глинистые глыбы обрушились на пригнувшихся в окопе ребят. Бомбардировщики сделали два захода и подались обратно к темнеющему на горизонте лесу. И тотчас донесся другой гул, нарастающий железный гул, который стлался, приближаясь, по земле. Головчанский приподнялся, выглянул из окопа: — Танки! — крикнул он и схватился за ружье. — Патрон, Степан! Левый фланг батальона был смят. Танки проутюжили окопы бронебойщиков и ворвались в село. Следом за ними — около взвода автоматчиков. Рев моторов теперь слышался сзади, у парка, через который ребята шли ночью. Головчанский ощупал карман гимнастерки, где лежали запалы к противотанковым гранатам, глянул на Степана: — А я откуда знаю, что будет? — И снова, закипая, начал выкрикивать: — Я одно знаю: убегать от них мы не будем! Не для того тут наши вчера полегли, чтоб мы без боя отдали... Видишь? - махнул рукою на левый фланг. — Танки шли по окопам, но из ребят никто не побежал назад. Весь день немцы держали бронебойщиков под минометным и артиллерийским огнем, но в наступление так и не по¬шли. Что их удерживало, никто из ребят не знал. «Не иначе, снова пробомбят, а потом уж...» — думал Головчанский. Поздно вечером по окопам прошел командир взвода лейтенант Булыгин. — Будем отходить. Нашему взводу приказано сбить заслон из танков и автоматчиков за мостом. Сигнал — две ракеты в сторону Ардона. Через полчаса истребители танков покинули окопы. Головчанский, держа бронебойку, будто винтовку, наперевес, пробирался огородами, боясь засады на улицах. Следом — Степан. Подошли к реке. Степан потянул Георгия за рукав: — Пойдем через мост. Я плавать не умею. По мосту, может, и пройдем, а тут... Головчанский сунул в руки Степана ружье: — Держи... — обхватил друга поперек и пошел к воде. — Гляди, не упусти ружье. Ледяным холодом охватила вода ноги. По колено... по пояс... Ноги скользили по камням, река становилась все глубже и с силой толкала вниз по течению. — Собьет нас... Брошу ружье, — торопливо сказал Степан, одной рукой держа ружье, а другой обхватив шею Георгия. — Бросишь ружье — я тебя швырну на самой глубине, — ответил Георгий, осторожно ощупывая ногами каменистое дно. Они подходили к берегу, когда слева послышалась стрельба и взрывы гранат. «Это на мосту на немцев напоролись», — подумал Георгий, опуская Степана на прибрежную кромку. — Быстрей! Давай ружье! Они выбежали на улицу, ведущую к мосту. Стрельба усиливалась. По глухим коротким очередям Георгий понял, что бьют из танка. Продвинулась к перекрестку, увидели: со двора дома, сто¬явшего вблизи моста, бил танк, огненные вспышки то и дело схватывались на конце ствола пулемета. — А ну, Степан! — и не успел Нечитайло понять, что хочет делать Георгий, как тот поставил ему на плечо ружье и выстрелил. Пулеметная очередь оборвалась. По мосту раздался гулкий топот бронебойщиков. В эту ночь три прорвавшихся танка и взвод немецких автоматчиков были уничтожены, а утром бронебойщики батальона вместе с подошедшими подразделениями 7-й гвардейской стрелковой бригады снова заняли оборону на прежних позициях. Георгий прыгнул в первый попавшийся окоп, мелкий по пояс. — Опять копать до моего роста. Ну, до чего ж вы все недомерки! — Пойдем свой искать, — предложил Степан. — Увидит лейтенант, он тебе поищет. Доставай лопату! Углубить окоп не успели, донеслась команда Булыгина: «Вперед!» Георгий выпрыгнул из окопа, схватил ружье. — Не отставай, Степан! Впереди, шагах в десяти, рванула мина. — Ложись! — крикнул сзади Степан. Но Головчанский рванулся к черной, еще дымящейся воронке. Не добежал, — остро и горячо ударило по ноге, и он упал. Вгорячах вскочил с земли и, не выпуская из рук ружье, сделал шаг-другой, вскрикнул от жгучей боли и снова упал. Подполз Степан. — Чего схватываешься? Нога в кровищи. Сейчас перевяжу. — Я сам. Бери ружье, догоняй ребят. После боя, когда наши продвинулись километра на два и начали окапываться, к Георгию подбежала медсестра: Медсестра нагнулась, начала разматывать пропитанные кровью обмотки. — Не больно? — Терпеть можно, — сквозь стиснутые зубы сказал Георгий. К перрону станции Баку подполз длинный санитарный поезд. Начали сгружать раненых. — А этого как? — спросила черноглазая медсестра, вопрошающе вскинув на военврача тонкие брови. — Для него специальные носилки нужны, наши короткие. Военврач, приземистый, с широкими крепко сжатыми челюстями, со «шпалой» в петлицах глянул снизу вверх на лежавшего вдоль вагонной стены на подвесной люльке раненого: исхудавший, рослый юноша с перевязанной ногою смущенно улыбнулся, видя затруднительное положение медперсонала. — Да, ноги свисать будут. Придется на двух носилках, — нашел выход военврач. На помощь подошли еще две медсестры. Одна — высокая, в талии хоть перерви — до того тонка — взяла из-под подушки документы раненого, прочла: — Головчанский Георгий Иванович, боец 79-го истребительного противотанкового батальона. Через день Георгия внесли в операционную. Глянул он на плотного, с суровыми складками на лице хирурга, моющего волосатые, обнаженные по локоть руки и сердце захолонуло: «Усыпят и оттяпают ногу. Недаром этот хирург ночью осмотрел ее и покачал головой: «Вай — вай!.. Рана запущена». Медсестра Зулейха, с тонкими бровями, накинула на рот Георгия маску из марли и плеснула на нее что-то удушливо¬противное. — Дыши, джигит, глубже, — приказала она. «Тут тяжелее фронта», — последнее, о чем подумал Георгий, катясь под тонкий звон в ушах в глубокий сон... Нет, ему не «оттяпали» ногу. После операции рана стала затягиваться удивительно быстро. После выздоровления попал Георгий Головчанский под Курск в 26-й гвардейский воздушно-десантный стрелковый полк. Заняли оборону у небольшого села. — Не слыхал, что за село? — спросил у Георгия его напарник по бронебойному ружью Александр Чернобривец, кивая на видневшиеся соломенные крыши. — Говорят, какая-то Прохоровка. Не знал Георгий, что «какая-то Прохоровка» войдет в историю Великой Отечественной войны как место небывалого танкового побоища. Железный гром не стихал над Прохоровкой ни днем, ни ночью, полыхали подожженные огенными молниями крыши и рубленные стены хатенок. Лишь за один только день битвы здесь было сожжено, разорвано снарядами и противотанковыми гранатами свыше четырехсот танков врага. Наши бойцы устояли, выдержали и сами поднялись в наступление.