"Почти неделя, как уже шла война, война за самые святые идеалы, за свободу народов от порабощения, за жизнь наших людей, за существование и честь моей России. Всем сердцем принял я призыв к советскому народу отдавать все силы делу борьбы с нагрянувшим фашистским зверьем. Ожидая со дня на день призыва в Красную Армию, дежурил ночами на телефонной станции моего любимого с детства города Нарвы. Считал долгом посвящать каждый свободный час подготовке и защите Отечества. Начал усиленно заниматься немецким языком, а также учиться приемам рукопашного боя...Папочка, прощаясь со мной, уже солдатом, говорил:"Ты и минуты не смей подумать, что немцы смогут победить! Ты еще не знаешь, что такое русский солдат. Подожди, русский солдатик рассердится и покажет Гитлеру кузькину мать! А у твоих большевиков за Уралом понастроено, будет и у тебя автомат, будут и в твоей роте миномёты!" Он перекрестил меня, вытирая слезы под стеклами очков...... Я бежал впереди атакующей роты, прикрывая живот дисками от ручного пулемёта. Мимо плеч и висков всё чаще пролетали пули. Не было страшно, а, скорее, странно-радостно: вот сейчас добегу до из дзота , а уж штыком -то работать умею, не зря же мне поручалось проводить ротные учения штыкового боя! Пули летели уже роем, справа застучал еще один немецкий пулемет, и я перешелна самые короткие перебежки. Поднимаюсь, согнувшись, два-три скачка, падаю в снег, отползаю сразу в сторону, а в место моего падения ударяет очередь, забрасывая брызгами снега. Спешу стрелять, стрелять. Вставляю всё новые обоймы ( ими набиты карманы шинели) с бронебойными патронами. Пули уже совсем начинают напоминать рой осенних комаров, пролетают мимо носа, висков, шеи... Со странным подобием чувства юмора говорю себе"Вот, Мишка, ты вздохнул в последний раз!" Остаюсь, однако, невридимым, вскакиваю делаю скачок вперед и, бросаясь в снег, стреляю, стреляю... В голову приходит нелепая мысль, - я особый, пуля меня не тронет... Но что это? Страшный удар по ноге, - неужели ударился о жердь заграждения? Такое ощущение, будто кто-то с огромной силой хватил оглоблей. Не удержался, упал. Смотрю на зашибленную ногу- в ней, под коленом с одной стороны черная дырочка, а на другой стороне ноги торчат лоскутки прорванной штанины. Не сразу сообразил, что это со мной, но тут в дырочке показалось что-то красное, быстро раздулось в пузырь , а затем забило тонкой струйкой, и тут я понял, что ранен. Нога немела, малейшее движение вызывало сильную, какую-то непривычную боль...Спустя несколько месяцев в полтавском эвакогоспитале в г. Иваново мою ногу оперировал хирург высокого класса Демид Федорович Горбовой. Я слышал, как он глухо ворчал с некоторым недоумением :" Откуда здесь у него столько костей?" И звенели, ударяясь о края подставленного к операционному столу тазика , костяные осколки из моей ноги.Опытный воач не знал, что пуля раздробила большой нарост на кости, поврежденной еще в детстве. Он сыграл роль щитка. Как отдаленна эта связь между катанием на коньках ребенком и поражением вражеской пулей через полтора десятилетия! По снежному полю перед Великими Луками после того, как диски принял у меня Куум, я полз назад, ползти старался на правом боку, даже легкие сотрясения раненой ноги отзывались нестерпимой болью. Наконец, дополз до основных цепей атакующей роты. Командир роты с пистолетом в руке стоял во весь рост под пулями и осколками и кричал:" "Rood , edasi, edasi!", ( "Рота, вперёд, вперёд!"). Левее от него политрук строчил из автомата, а за ними их ординарец (он был вскоре убит) крутил автоматом над головой и тоже кричал. Не поднимаясь со снега, я доложил, что ранен, и попросил разрешения покинуть поле боя и пополз дальше. Через некоторое время увидел невдалеке снова пулемётчика , который, зарывшись в снег, вёл огонь, а рядом с ним лежал, вытянувшись, другой боец. "Макаров, давай ко мне- закричал пулеметчик, - мой второй номер убит, будешь подавать ленту!" Я крикнул, что ранен. "Ничего, перевяжу, будем вместе стрелять в сволочей!" Я заколебался, но ужасная боль при каждом толчке,который получала нога, не оставляла, как казалось, места для выбора. Под защитой холма ротный санитар перевязывал раненых. Я подполз. По моим тогдашним представлениям, это был почти старик. Он очень дружески относился ко мне во всё время нашей общей службы "Старик" разрезал на мне штанину и стал бинтовать...С наступлением темноты прибыли санитары. Одним из них был Кока Сурмилов из Нарвской Эстонской гимназии. Их повозка стояла под горой и они стали таскать в неё и отвозить раненых в порядке тяжести ранений. Я лежал с винтовкой, готовый защищаться. Ждать санитара пришлось долго. Ночью Сурмилов вернулся, но один. Оказывается, лошадь санитарной повозки убило, возницу ранило. Добрались до полосы деревьев. Около них лежало человек десять, как мне показалось, большей частью командиры. Я подумал, что они отдыхают, спят прямо на снегу. Вдоль лежавших большими шагами ходил комиссар батальона, он повернул лишь в мою сторону лицо и странно замычал, ударяя себя по бокам. .. Только позднее я догадался, что то лежали тела убитых.  Утром подъехала санитарная повозка, наконец, я ложился на нее, а менее, чем в километре впереди эскадрилья штурмовиков атаковала немецкие позиции. Восхитила и обрадовала работа наших лётчиков. Самолёты опускались так, что, казалось, давят врага колёсами. Они вели по гитлеровцам огонь из скорострельных пушек и пулемётов, а за ними поднимались клубы взрывов сброшенных ими бомб. Отчаянная стрельба, которую вёл по самолётам противник, казалось, не поичиняла самолётам вреда. Они взмывали вверх, делали круг и вновь опускались над немецкими позициями. Гигантская воздушная карусель сжигала врага. Эх, думалось, вылетели бы вы, родные, двумя днями раньше и поутюжили бы гадов перед нашей атакой!   ( Из воспоминаний Михаила Георгиевича Макарова :" Десять судьбоносных случайностей одной малопримечательной жизни - 1938-1952 гг."   Санкт-Петербург, 2008 г.