В середине марта 1948 года он повёз на лошади в пос. Ольховое (конезавод 119) к родственникам Исанбаевым другую родственницу – Шакиру абий. Фатима абий познакомила его с трудолюбивой черноволосой, немного полноватой, красавицей Райсой[1] из совхоза МВД (в настоящее время дер. Загорский). Он сделал ей предложение и 18 марта 1948 года вступил в брак с Ибрагимовой Райсой Белалетдиновной. Мать рассказывала, что на регистрацию приехала в телогрейке (правда, относительно новой).

Первый результат этого брака заявил о себе, появившись на свет 31 марта 1949 года и его назвали Радик[2] (согласно свидетельству о рождении АО№213298 по Демскому району г. Уфы. Об этом говорит запись №2366 от 7 мая в книге записей актов гражданского состояния Уфимского ЗАГСа). Радик был отчаянно любознателен и однажды упал на кровать с теплой печи, но это его ничему не научило. В последствии, ползая по полатям, (для городского читателя поясняю, что полати, это широкие полки из досок или жердей, прибитых у самого потолка, где обычно хранятся лук и вещи, повседневно не требующиеся, но в хозяйстве необходимые) карапуз сумел повторить прыжок. Но проделал это он хитроумно – с полатей упал на печь, с печи на спинку кровати, затем на саму кровать и потом уже на пол. Шуму наделал много, хотя отделался легким испугом. Я как-то, перед кем-то из родственников предположил, что правый глаз потерял, падая с полати, где находился под присмотром бабушки. Этим, наверное, сильно огорчил молодую бабушку (яшь асяй – так я, по подсказке одной из тёток называл Марьям[3] Киньзябаевну, чем видимо огорчал другую бабушку – Гайниямал[4] Каримовну). Жаль, что нельзя вернуть назад однажды вырвавшиеся неосторожные высказывания или хотя бы постараться извиниться перед покойными. Хотя они и без моих извинений любили меня (так же, как и я, самозабвенно любил их).

Семью надо было кормить и 11 июня 1949 года Талгат Махмутович начал послевоенную трудовую деятельность помощником пчеловода с совмещением должности сторожа пасеки Башжилснаба.

То ли мои родители свой первый опыт с продлением рода человеческого сочли неудачным, то ли недостаточным, а вероятнее всего, им понравился сам процесс, но они повторили эксперимент. В результате чего, 16 июля 1951 года у них родилась дочь Розалия[5] (запись № 3795 и свидетельство о рождении АП № 016509 по Ждановскому району г. Уфы).

Летом 1951 года руководство Уфимского горлесхоза узнало, что объездчик Нагаевского лесничества Сидоров Кирилл Федорович самовольно отпустил 12 м3 дров и около сотни дубовых столбов. Более того, в ходе служебного расследования стал известен вопиющий факт связывания лесника Тимофеева порубщиками в с. Базилевка и издевательского провоза его по соседним деревням в присутствии объездчика. При этом, Сидоров, являясь непосредственным начальником лесника Тимофеева, никаких попыток воспрепятствовать надругательству над лесником не предпринял и не сообщил о случившемся ни органам местной советской власти, ни вышестоящему руководству. Подобное бездействие подорвало престиж работников лесной охраны в этой зоне. Директор Уфимского горлесхоза Фортунатов В.В. среагировал на это незамедлительно. Закрыв глаза на инвалидность отца, не позволяющую ему работать в органах государственной лесной охраны, Владимир Владимирович подписал 10 августа 1951 года два приказа: №106 об увольнении Сидорова (без права работы в органах государственной лесной охраны) и №107 о принятии Мухарямова. Таким образом, с 10 августа бывший разведчик Талгат Махмутович стал объездчиком Нагаевского лесничества Уфимского горлесхоза.

Жил с семьёй в селе Русский Юрмаш на квартире у тети Ефросиньи, но она была больна и постоянно кашляла. Перезимовав, переехали к тёте Паше. Здесь дети заболели корью и младшая, умерла 3 мая 1953 года (похоронена на кладбище у дер. Старый Юрмаш). Услышав, что к тёте Паше из тюрьмы возвращается её сын, перебрались в свободную квартиру, принадлежавшую братишке председателя колхоза Алексея Романовича Пегова (тогда он ещё не был председателем).

Затем переехали на лесной кордон, в 2 км от Русского Юрмаша. Кордон был пятистенный, рядом жил лесник Лебедев Иван Иванович. Лебедев до этого жил на вершине крутой горы в густом лесу на кордоне, больше похожем на землянку. Первые годы огород у нас был там. В этом огороде хорошо росла чернушка (мелкий лук-первогодок, вырастающий непосредственно из семян, имеющих чёрный цвет, откуда и название). Спускать полученный урожай по узкой лесной дорожке было опасно. Лошадь могла не выдержать напирающей сзади телеги и понести вскачь, а на пути были деревья, внизу находился крутой овраг, по которому тёк ручей. Поэтому отец стопорил заднее колесо с помощью толстого деревянного крючка, привязанного к остову телеги.

На станции Шакша жили какие-то дальние родственники, но однажды их не было и отец, по пути домой, завёл меня в местную столовую. В то время, на столе лежали бесплатно хлеб, горчица, соль. Позже хлеб стали выдавать за деньги, а горчицу (вместе с солью) оставили. Возможно по этой причине, народ окрестил горчицу профсоюзным хлебом.

Так как результаты второго опыта по продлению рода были аннулированы свыше, то некоторое время спустя мои родители решили повторить его. В результате этого эксперимента, в новом кордоне 19 февраля 1956 года у них родилась дочь, а у меня появилась сестрёнка – Флюра.[6] Помню, что с её именем у меня произошёл казус в школе. Писал сочинение и имя сестрёнки написал так, как слышал дома, но русскими буквами, естественно – Фылуря. Когда учительница перечиркала большую часть букв в имени, я вступил с ней в спор, но безрезультатно (разная весовая категория). Дома отец пояснил, что учительница права. Но, судя по изредка встречающимся именам, видимо не у всех, кто сидел в те годы (и позже) в ЗАГСах и сельсоветах, были такие хорошие учителя и грамотные родители.

Отец любил рассказывать побасёнку о том, как старый лесничий послал сына учиться в Уфу, но тот, вкусив там запретного, полностью забросил учёбу, предался пьянству и другим порокам. Вернулся на каникулы в аул. Лесничий, переполненный родительской гордостью, решил похвастаться перед односельчанами и громко спросил сына, показывая на смородину, как будет по латыни “Смородина”. Тот по первым урокам помнил, что многие латинские слова оканчиваются на “ус” и произнёс: “Смородэус”. Отец показал на сосну. В ответ прозвучало: “Соснэус”[7]. Тогда понявший промашку и оконфуженный лесничий сказал: “Хватит учеус, бери-ка, сынэус, лопатэус, иди в сарайэус – чисти гавнэус”.

Т.к. село Русский Юрмаш в те времена населяло практически полностью русское население[8], имя Талгат для тамошних сельчан было в новинку и отца окрестили Анатолием. Отец был не против, имя это также подходило ему, ведь он был человеком, в какой-то степени, восточным.

Люди в те времена были физически развиты. Отец рассказывал, что одна сезонная рабочая родила прямо во время работы по прополке лесных посадок от сорняков. Но ребёнок оказался мёртвым, она тут же прикопала его и продолжала работать (её за это осудили).

Здесь отец высадил[9] много лиственницы вперемешку с лесной яблоней. С этой лиственницей произошел казус, часто случавшийся в те годы. Хотя лиственница в стране занимает первое место по площади распространения, но для наших условий она была новой лесной культурой. Как-то осенью прискакал лесник Разбежкин Николай Дмитриевич и, едва доложившись отцу о прибытии, попросил листок сигнализации[10] и начал причитать о том, что не виноват, но вся высаженная весной лиственница погибла, иголки пожелтели. Лиственница относится к хвойным деревьям, а понятие хвойные у наших лесников ассоциировалось с понятием вечнозеленые, но это не так. Лиственница, подобно лиственным деревьям осенью сбрасывают всю хвою. Отец разъяснил леснику, что ничего страшного не случилось и весной посадки вновь зазеленеют.

Я уже упоминал, что на войне отец нучился пить спиртное (фронтовые сто грамм). Надо сказать, работа объездчика также способствовала этому пристрастию. Ведь дополнительный сенокос, дрова и, тем более, строевой лес, в то время очень многое значили для сельчан. А как легче найти разговор с лесным начальником, прошедшим войну. Начинались воспоминания бывших фронтовиков, на столе появлялся перегон, в руках кого-нибудь гармошка и начинались задушевные песни. Однако, надо отдать отцу должное, зарплату и пенсию за инвалидность он приносил домой полностью. Финансами владела мать. Курил отец много, но никогда не курил дома, другим тоже не разрешал, даже если приезжал какой-нибудь начальник, берёг здоровье детей. Перед пенсией он бросил курить. Да и пил он не запоями, но, иногда, довольно часто.

В 1963 году, в связи с ликвидацией в системе лесного хозяйства института объездчиков, Талгату Махмутовичу предлагали подучиться и стать техником, но он не захотел. Не стал он перебираться и к гремевшему в то время Черниковскому лесничему Мавлюту[11] Гайнетдиновичу Байбурину, хорошо относившемуся к нему. Посоветовавшись с женой, был переведён лесником и переехал ближе к её старшему брату, на кордон у пос. Загорский возле дер. Чесноковки[12], где и работал до пенсии. 

Тамошний кордон, построенный, со слов моей матери, руками жителей пос. Загорский Абдуллы[13] Хасанова, Василия Потапова, Гильмана[14] Юсупова, Нажипа[15] Рахматуллина и Петра Чебурина, так же был пятистенным. По соседству позже некоторое время жили техники-лесоводы Филоненко Анатолий, а затем Дистанов Юлий. После него, где-то в 1969-1970гг. летом проживала (отдыхала) семья Ломковой Нелли с дочерьми Ларисой, родителями Евдокией Петровной и Борисом Петровичем. Они даже снимали нашу семью с помощью любительского киноаппарата. Затем здесь поселился лесник Сергеев Василий Иванович (естественно получивший кличку “Чапай”). Некоторое время, в летний сезон у нас держали пчёл семьи Едрёнкиных и Карягиных. С этой целью они привезли списанные автобусы и переоборудовали их под жильё. Остов одного из них до недавнего времени стоял у кордона. Отец помог им получить садовые участки, которые выделялись на Чесноковской горе для энергетиков.

Место возле кордона испокон века было топким и башкиры его называли “баткылык”[16]. Мать рассказывала, что ещё до войны для переезда через маленькую речушку возле кордона (тогда его не было) запрягали в телегу 2 лошади. Да и при мне было трудно переехать по часто разрушающимся мосткам. Отец договорился с руководством Уршакского МСО[17] и те дали ему железную трубу метрового диаметра, которую уложили на дно речки, а верх засыпали землёй. После этого стало легче ездить, но только не в дождливую погоду. Разные местечки для ориентира имели свои названия. Например, недалеко от кордона находилась местность под названием “лопата”. Хотя к лопатам оно отношения не имело, просто так переводится с марийского[18] низменный лог, затапливаемый весной и долго сохраняющий влагу. На полувековой встрече с одноклассниками Рахматуллина Зиля Назиповна рассказывала мне о тех незабываемых “концертах”, которые устраивали ночами лягушки с окрестностей Кузяка. Мне также припоминались эти “концерты”.

Несмотря на оставшийся в теле с войны осколок и то, что был членом Всероссийского общества слепых (членский билет №466921), Мухарямов Т.М. успешно справлялся с работой, т.к. своевременно обеспечивал местное население древесиной от рубок ухода за лесом, а сельхозпредприятия, школы и сельские советы – древесиной от лесовосстановительных рубок, используя оперативную информацию поступающую от местного населения. Он, словно колхозник, ходил по утрам на оперативки, проводимые местными бригадирами. Слушая разговоры сельчан, вставляя наводящие вопросы или подзуживая кого-то, выяснял у кого ещё не заготовлены дрова или во дворе обваливается крыша строения. Этим он узнавал потенциальных лесонарушителей и заранее предлагал варианты легального приобретения древесины, предотвращая порубку леса.

Его трудовой путь отмечен отраслевыми знаками за Х лет (приказ №284-к от 12.11.1966г.) и за ХХ лет службы в государственной лесной охране СССР (приказ №44-п от 0604.1973г.).

Пчеловод-любитель, кроме коров, овец и птиц, почти до пенсии держал в хозяйстве лошадь. Наличие собственной лошади, взамен служебной, позволяло ему успешно отбрыкиваться от загрузки по вывозке древесины или сена, перекладываемой начальством на лесников.

Надо сказать, что лесники практически повсеместно использовалась как дармовая рабочая сила. Т.е. их использовали на тех или иных работах, не входящих в круг должностных обязанностей без оплаты или оплачивая труд по наиболее минимальным расценкам. По минимальным расценкам оплачивался труд временных рабочих заготавливавших для себя древесину (самозаготовители). Подобная практика, существовавшая десятилетия, привела к тому, что по официальной статистике стоимость практически любой работы в лесном хозяйстве была на много порядков дешевле, чем аналогичные работы в других отраслях народного хозяйства.

Приведу всего лишь два примера, стоимость работ по строительству одного километра дороги противопожарного значения в 2008 году была профинансирована в сумме менее 32 тысячи рублей, а стоимость содержания и реконструкции одного километра дороги противопожарного значения – 12,5 тысяч рублей. Теперь, сравните, во сколько обходится строительство километра дороги специализированными предприятиями Автодора (до сотни миллионов, но не “деревянных”, а американских). Если их финансисты увидят предыдущие цифры, они юмора не поймут, просто сочтут, что я пишу не о километре, а о сантиметре дороги. А лесники были безмерно рады этим деньгам, ведь суммы были значительно большими, чем в былые годы. Конечно, дороги эти узковаты и без асфальта, но проложены и по лесным оврагам, и по горным тропкам, и по топким болотам. А это очень важно, как при тушении лесных пожаров, так и при любых других работах в лесу

Ладно, перейдем к овцам, точнее, к моему отцу и его личным лошадям, имя которых на протяжении многих лет было неизменным – “Машка”. Как-то лесничий предложил отцу перевезти несколько возов сена из так называемого госрезерва к конторе лесничества, на что отец с самым серьезным видом ответил: “Не могу, у меня Машка в стадии глубокой жерёбости”. Я недоуменно посмотрел на отца и затем на обратном пути из конторы спросил, в чём мол дело, ведь Машка только недавно с жеребцом игралась. На что отец разъяснил, что стадия глубокой жерёбости, это по сути самое начало этой жерёбости, т.е. на работоспособность лошади не влияет, но зато беспроигрышная отмазка от работ, навязываемых начальством.

Кстати, 16 сентября 1969 года, одна из Машек, убежала, хотя ноги были спутаны, в сторону д. Королёво и Мокроусово. На другое утро её в зад ударил пассажирский поезд. Лошадь развернуло, оцарапало правый бок и отбросило. Жеребёнок, по кличке Орлик ускакал к ст. Уршак, где ходил с каким-то быком. Там его и труп Машки и нашёл отец с Мироновым (житель п. Загорский, подвёзшим отца на лошади и помогавший искать жеребёнка). Железнодорожники собирались оштрафовать отца на 650 рублей (громадные деньги по тем временам), но сошлись на десятке. Интересно, но по рассказу железнодорожников, этот же поезд, сшиб корову у д. Нижегородки, которая отлетев, убила престарелую хозяйку. Позже, отец купил в Булгаково за 240 рублей другую лошадь по кличке “Торба”, но её также переименовали “Машкой”.

Помню, как я гордился отцом, когда он предложил лесникам скинуться по окладу для погоревшего лесничего А.П.Артюшина. И как презирал двоих работников отказавшихся это делать. Отец терпеливо разъяснил, что один из них действительно не важный человек, но у обоих просто нет запаса денег для житья. Но меня огорчало то, что мы отдали не всю месячную зарплату, как я думал, а лишь расчёт. На что получил примерно те же объяснения, у людей нет лишних денег. Это мы живём с запасом, за счёт трудолюбия и бережливости матери. К тому же отец получал пенсию по инвалидности, которая была примерно равна его окладу.

Перед пенсией по возрасту, отец успел выстроить на кордоне отдельные “хоромы” (7х7м из осины), где благополучно и писались эти строки. Правда, я этот дом облагородил облицовочным кирпичом и пластиковыми окнами, дощатые стены сеней заменил на кирпичные, соорудил 2 этажный пристрой (3,5х3м, низ кирпичный, верх из соснового бруса), а также заменил шифер крыши на оцинкованный профнастил. А позже распрощался с ним, переехав в Мокроусово.

Читатель думает, хорошо лесники жили, имели готовые квартиры, хозяйство, но это не совсем так. Как гласит народная мудрость: “Без труда не вынешь рыбку из пруда”. Что значит построен кордон? Это свежий сруб устанавливается (аки как) на фундамент из нескольких дубовых столбов. На него набрасывают (по тому же принципу, что и фундамент) доски пола и потолка, ставят крышу, вставляют окна, сооружается печь и все. Остальное дело рук самих хозяев. А это значит, если не хочет лесник дрожать зиму в холоде, должен он хорошо проконопатить дом, обмазать стены смесью глины с конским навозом (ассоциация не очень, но держится довольно прочно и тепло остается в доме). Дверь и окна нужно утеплить. Доски пола и потолка надо подогнать, потолок сверху обмазать той же глиняной болтушкой, устелить сверху дубовыми листьями и насыпать побольше земли. Дом обязательно необходимо отсыпать со всех сторон землёй (сделать завалинку). Все эти операции надо проделать до холодов. А если любишь свою домашнюю живность (а для кулацких детей скотина все равно, что семья), то почти те же операции проделаешь и с сараем. Большая часть этой работы доставалась матери, а также кое что доставалось её братишкам, но о ней и о них разговор дальше. Устройство подполья в доме и погреба на улице для хранения продуктов (о холодильниках тогда не слыхали), бани, колодца, туалета, дровяника, забора и карды[19] – это также забота самого лесника.

Баня – особая песня. Когда переехали в Юрмашский кордон, то первоначально мыться ездили в село. Зимой выглядело это так, помылись у знакомых, отпарились, отец подкрепился кислушкой, выходим на мороз, меня кутают в одежки и шали, укладывают в сани на сено и заботливо накрывают сверху тулупом[20], чтобы не замерз. И лошадка тащится на пригорок, затем по обдуваемому всеми ветрами полю и наконец входит в густой ельник (сейчас тех елей не осталось, давно вырубили). Ветер сразу затихает, я высовываюсь из-под тулупа, родители вновь накрывают меня… Спросонок я чувствую, как меня вносят в дом и мать принимается растапливать печь.

Печи, построенные в кордонах, как правило были не качественные и стояли не долго. Как только появлялась возможность, родители укрепляли фундамент и ставили более лучшую печь (за свой счёт, разумеется). Не забывали обезопасить пол перед топкой от искр и вылетающих иногда углей металлическим листом.

Дома в кордонах, как заметил внимательный читатель строились в основном пятистенными. Это было выгодно при строительстве, ведь одна из стен была общей для двух квартир, а значит экономился стройматериал, экономились средства при строительстве, в квартирах было теплее, ведь одна из стен не выходила на улицу (была тёплой). Кроме того, пятистенный дом в лесу безопаснее, т.к. перестуком легко связаться с соседом в случае какой-то беды (сотовых телефонов тогда не было).

Мне кажется, опыт строительства пятистенок надо широко использовать при возведении бюджетных малоэтажных строений в деревнях и пригородах. Выгода заметная как для жильцов, так и для застройщика.

Как правило, электричества и, тем более, газа в кордонах не было. Жили с керосиновыми лампой и фонарём. Керосин покупали в сельпо[21]. Если не было там – в городе. В 60 годы на случай отсутствия керосина отец запасался соляркой, но он светил хуже и сильнее коптил. Было несколько случаев, когда керосин заканчивался и жгли лучину или самодельные свечи. Это было очень плохо, т.к. уроки делать в таких условиях было почти невозможно. Вместо газа, у нас был так называемый керогаз (подобие примуса). Его применяли обычно если появлялись внезапные гости.

Новости страны узнавали по радиоприемнику с громким названием “Родина”. Но помнится, что до покупки приёмника “Родина”, отец сконструировал детекторный приёмник, развесив антенну по всей комнате. Он периодически доставал для приёмника батареи, но это были не пальчиковые батарейки, их высота превышала 20 см. В верхней части батареи надо было проделывать отверстие в бумаге, чтобы был приток воздуха. Т.к. радио и патефон были единственными развлечениями, то батареи для радио отцу приходилось искать часто, они были весьма дефицитны. Благодаря этому приемнику я научился правильно выговаривать русские слова, а с учетом того, что запоем читал книги, то мои познания в русском языке были выше коренных русских. Их бедой было то, что в селе был своеобразный говор, который отличался от официального языка. Поэтому если я под диктовку учительницы, к примеру, писал слово “его”, то некоторые из ребят писали “ево”. Привыкнув говорить одно – писать другое, для них было гораздо труднее.

Лесной билет на побочное пользование лесом[22] для сенокошения лесникам выписывался раньше, чем остальным гражданам. Лесник сам не мог вовремя заготовить сено, т.к. в это время надо было присматривать за государственными угодьями. Поэтому, обычно, лесник созывал на помощь сельчан. С заготовкой сена обычно справлялись быстро. Косили дружной цепью, при этом новичков ставили в середине шеренги, чтобы они не отставали от передовых. Сзади вжикали косы умельцев и они подгоняли новичков криками типа: “Береги пятки!”. Затем, разогревшись, лучшие косцы уходили косить своей шеренгой, а мы, мальцы, и “городские” родственники обкашивали закрайки сенокоса, где среди травы попадалась однолетняя поросль деревьев и кустарников, тупившая косы. Чай из листьев смородины в ведре на костре готовил один из стариков. Он же “правил” и подтачивал косы, а при необходимости ремонтировал их. Для правления косы использовалась малюсенькая наковальня и молоток, а иногда специальный нож, изготовленный из треугольного напильника. Мать готовила дома обед на всех и с моей помощью (для этого я перед обедом уходил с покоса) приносила его на поле. Позже, я доставлял обед на мотоцикле “Восход”.

Для того чтобы сено просохло равномерно, валки переворачивали (граблями или вилами), а затем собирали в небольшие кучки (навильники). Это делали мы сами. Иногда сено не успевало высохнуть со второй стороны, как ударял дождь и после подсушки, валки вновь переворачивали, на первоначальную сторону. В отдельные годы переворачивали раза 4. Это было необходимо сделать, иначе из-за кучи влажного сена, оно могло сгореть, т.к. в копне начиналась реакция гниения с выделением тепла. Если траву косили артелью, то убирать сено приходилось самим, с привлечением 1-3 человек. Раньше отец вывозил сено летом и складывал в стог возле дома, но позже стал оставлять в лесу на спиленных деревьях. Зимой подъезжал трактор, одним тросом обвязывался ствол дерева, а другим, длинным тросом опоясывался стог и по неглубокому снегу трактор волок сено ко двору кордона. Если стог был большим, то запрягались два трактора или один, но мощный, типа К-700.

Каждый сельчанин хотел, чтобы зимой было тепло, а потому дрова готовил загодя, чтобы они подсохли. В поленницы их складывают не для красоты, а чтобы меньше намокали под дождём и не надо было искать под снегом. Очень красивые поленницы я видел в Зилаирском и некоторых других районах. Там берёзовые дрова складывают в поленницы в виде копны сена. Очень красиво, поэтому в отношении красоты я не прав. Люди умеют делать красивым всё, к чему прикасаются с любовью. Например, казалось чего красивого в луке? А хозяйки в Русском Юрмаше заплетают отборные луковицы в красивую прядь, которая позволяет не только сохранять его, но также в постоянном режиме дезинфицировать помещение[23] и служит своеобразным украшением жилища.

А какие чудесные изгороди плели некоторые хозяева из обычного тальника. В городе я видел подобие такого забора возле уличного бара на проспекте Октября, но разве сравнить с той красотой, что от души творили деревенские мастера по границе своих огородов?

Некоторые горожане считают розжиг дров в печи проблематичным делом. На самом деле это не так, если тяга у печи хорошая (для этого время от времени, в зависимости от породы используемых дров, необходимо очищать дымоход), дрова разгораются хорошо, особенно при морозе тяга в трубе приличная. Не надо забывать ежедневно очищать пространство под топкой от осыпавшейся золы. Затем наискось (или поперёк) топки уложить тонкое полено, а на него тонкие сухие щепки. Сверху щепок укладываются обычные дрова, в начале желательно не толстые и сухие. Поджечь щепки снизу бумажкой и они легко загорятся, после чего огонь перекинется на поленья. Щепки легко приготовить из высохшего (на той же печи) липового, осинового или хвойного полена расколотого на небольшие поленца, с помощью косаря (толстый хозяйственный нож) или топорика. Сейчас, многие поступают проще, либо покупают вещество для розжига дров, либо (что намного дешевле, но опаснее в пожарном смысле) пользуются соляркой для растопки (на древесную чурку, выливается немного солярки или керосина[24]). Один мой знакомый в зольник помещает металлическую посуду, в которой горит немного масла (отработанного автола) и нагревает дрова, находящиеся выше в топке, отчего последние легко загораются. Дрова не должны быть толстыми, иначе они не догорят до конца и, чтобы вовремя закрыть трубу (чтобы меньше тепла улетучивалось по трубе из дома), придётся недогоревшие  отдельные чурки выбрасывать на улицу. Это опасно в пожарном отношении и не рационально. Слишком тонкие поленья чересчур быстро сгорают. Кстати, отец почти до пенсии заготавливал на дрова не дорогую дубовую древесину, а вязовую. Она, подобно дубу, хоть и относится к твёрдым, но очень трудна для колки из-за скрученности волокон, сучковатости древесины. Колун часто не раскалывает вязовый чурбан, а вязнет в нём, откуда и произошло название этого дерева. Даже в морозную погоду не так просто раскалывать вяз, чего не скажешь о его ближайшем родственнике – ильме. Зато прекрасная тренировка для тела, наливаешься силой и бодростью без помощи дорогостоящих тренажёров.

Отец пытался вручную запрудить ручеек, текущий по лесу и летом и зимой, чтобы сделать миниатюрную гидроэлектростанцию, развести там гусей и уток. Но, несмотря на тщедушный вид, ручеек оказался своенравным и периодически довольно быстро разрушал запруду. Поэтому отец довольствовался тем, что сделал для гусей на земле небольшой бассейн, изолированный толстым слоем уплотненной глины.

Лишь переехав в Загорский кордон, отец в начале приобрел автомобильный аккумулятор, а затем небольшую электростанцию на базе кинопередвижки. Т.к. движок был списанным, то он чаще ремонтировался, чем работал. Поэтому отец заменил его на двигатель Уфимского моторного завода. Позже, когда потребовалось электрифицировать один из государственных объектов, руководство Уфимского мехлесхоза (спасибо тогдашнему директору, ныне покойному, Янбухтину Узару Ибрагимовичу[25]) разрешило электрикам вырубку просеки для высоковольтной электролинии лишь при условии электрификации кордона. Вот когда мы почувствовали себя людьми. Приёмник на батарейках заменили радиолой. Затем взяли телевизор “Спутник”. Показывал он не важно, т.к. Чесноковская гора[26] не пропускала радиоволны (то же самое и сейчас происходит). Изображение постоянно рябило, двоилось. Приходилось манипулировать антенной, поворачивать и крепить её под определённым углом, укорачивая один из усов. Если чересчур рябило, или не было изображения, то ударом по стенке телевизора приводили его в рабочее состояние. Я научился устранять мелкие неисправности, заменяя предохранители или высмотрев не работающую лампу покупать её в Уфе и заменять, подкручивать настройку монитора и т.п. Зато телевизор был “цветным” – на экран крепилась целлулоидная пленка, верх которой был окрашен голубым цветом (небо), середина – розоватым (лицо человека), а низ, естественно – зеленоватым (трава). Неважно, что снег, к примеру, был зеленого цвета, важно, что экран был разноцветным.

В конце шестидесятых, под руководством участкового техника-лесовода Ю.Я.Дистанова, мы отвели часть земельного фонда на Чесноковской горе под многочисленные садовые участки.

Париться первые годы после переезда ходили в общественную баню пос. Загорский. После бани отдохнуть заходили к старшему брату матери – Фахретдину, пили чай, после чего следовали домой. Во время одного из половодий, где-то в верховьях Белой снесло не вывезенный своевременно лес, и он поплыл к Уфе. Сельчане на лодках стали ловить дармовую древесину. Некоторым удалось спрятать ее от посторонних взглядов и в последствии использовать для строительства. Отец тоже сумел из выловленного краснолесья срубить небольшую черную баньку. Но баня просуществовала не долго. Однажды она чуть не сгорела. Но не это послужило причиной её списания. Поставлена она была в затапливаемом месте, метрах в 40 от дома. После нескольких крупных половодий сгнила. Что даром пришло, то быстро ушло. Если бы эта банька была установлена в нынешнее время, то простояла бы долго, т.к. крупные половодья теперь редкость.

Позже отец построил другую баньку, расположив её поближе к дому. Но это оказалось препятствием для приватизации кордона, т.к. не подписал нужные бумаги главный пожарный района. Может и подписал бы, но не умею я давать “на лапу”. Сказывается с одной стороны коммунистическое (отец и дедушка), а с другой мусульманское (обе бабушки) воспитание.

Погиб отец в 75 лет с небольшим по нелепой случайности. Пас коров, потеряв их, пошёл искать, но свернул в сторону от кордона. Наступили сумерки, он ничего не видел, был суровый пронизывающий весенний ветер с дождём. Отец попал в песчаный карьер возле р. Уршак, наполненный вешними водами и не смог выбраться. Видимо схватило сердце. Я, приехав на другой день из Уфы, после того, как односельчанин (Пушкарёв Саша) передал мне сообщение матери о пропаже отца, нашёл его по следам. Он плавал в воде вниз лицом. Но фуфайка (телогрейка или ватник по другому) и шапка на голове были до боли знакомы. Похоронили на кладбище в дер. Старые Киешки.

Кстати, по мусульманскому календарю он прожил дольше. Родившись 7 числа месяца Шагбан 1342 года, он умер 25 числа месяца Мухаррам 1420 года по Хиджре, т.е. умер в 78 с лишним лет. Это связано с тем, что мусульманский год основан на лунном цикле (т.е равен 12 оборотам Луны вокруг Земли) и где-то на 11 дней короче григорианского. 

[1] Предводительница (араб.), а вариант по латыни – лёгкая

[2] Корень (лат.), до сих пор не знаю, почему так назвал меня отец

[3] Любимая, благодушная, благочестивая

[4] Совершенная красота

[5] Ласковая разновидность имени Роза (по наименованию цветка)

[6] Видоизменение имени Флоры – Богини весны, юности и расцвета 

[7] На самом деле смородина по латыни – “Ribes” (так арабы называли растение с кислым соком, используемое в качестве лекарства и прохладительного напитка), а сосна – “Pinus” (скала – из-за неприхотливости этого дерева и произрастания, даже на голых скалах)

[8] Из татар жили фельдшер Вахитов Нурулла с женой Валидой и двумя дочерьми, а также мать, бабушка и сестрёнка Валя (точное имя не знаю) моего одноклассника Газизова Мухаммета, всеми называемого Мишкой

[9] Точнее организовал, контролировал и руководил этой работой

[10] Бумажный бланк специальной формы, вручную заполняемый лесником для передачи вышестоящему руководителю при обнаружении в лесу очагов болезней или вредителей леса, с описанием признаков и размеров поражения леса

[11] День рождения пророка Мухаммеда, праздник мусульман

[12] Прежнее полузабытое название – Вознесенское, в настоящее время разделён на 2 части – старая часть называется селом, а рядом выстроены коттеджи посёлка, относящегося к Кировскому району г. Уфы

[13] Разновидность имени Габдулла, означающего “рука Аллаха”

[14] Мальчишка, служащий

[15] Умный, благородных кровей

[16] Топкое место

[17] Мостостроительный отряд, расположенный у ст. Уршак. Отец выделил землю на опушке леса для посадки картофеля их рабочим

[18] Горный диалект, который значительно отличается от равнинного, распространённого в Мари Эл

[19] Частично крытый загон для скотины

[20] Тулуп это длинная и большая шуба из овчины, таких размеров, что под ним поместятся чуть ли не десяток мальцов

[21] Так кратко называли сельские магазины, относящиеся к сельскому кооперативному обществу

[22] Документ, дающий право косить траву или разрешающий другую деятельность

[23] Для дезинфекции деревенских домов на стены вешали также полынь, стебли помидор (томата) и др., а для аромата – душицу, мяту

[24] Только не бензин, иначе взрыв и последующий пожар обеспечены

[25] К сожалению он не дожил до глубокой старости, его сбила нетрезвая девушка, нёсшаяся на большой скорости по ночной Уфе, и попытавшейся скрыться от ответственности, не остановившись на месте ДТП

[26] Дед рассказывал, что башкиры называли её “Кара тун тау”, что означает “Гора чёрной шубы”, вроде по причине потери там кем-то шубы, а отец считал, что гора зимнее время издали напоминала шубу (там наверху росла дубрава, а дубовые стволы имели чёрный оттенок цвета)