С грустью о своих боевых товарищах и о себе…

Прошедшие годы после войны стерли из памяти многие события и точные даты. Что можно сказать о людях, с которыми меня свела судьба в те безжалостные годы? Большинство из них осталось лежать на поле брани, другие ушли в мир иной уже после войны, а иных жизнь разметала по разным городам и весям.
До войны я училась в 1-ом Институте иностранных языков в Ленинграде. С 3-го курса по спецнабору я была направлена учиться на Курсы переводчиков при ЦК ВКП(б) в Москву. Эти курсы готовили высококвалифицированных переводчиков для спецзаданий. Только мы сдали госэкзамены, - началась война.
Студентов немецкого факультета сразу же направили в распоряжение генерала Биязи. Нам нужно было изучить тысячи военных сокращений, которыми пользовалась немецкая армия, мы учились зашифровывать и расшифровывать немецкие карты, должны были знать всю немецкую терминологию и многое, многое другое. Мы занимались по 12 часов без выходных.
Шла война. Срочно требовались переводчики. Прошло несколько месяцев, мы закончили занятия, сдали экзамены, и нам присвоили звание «лейтенант». Это был период, когда наши войска отступали, немцы рвались к Москве, бомбили и обстреливали столицу. Пока мы ждали назначения в действующую армию, нам пришлось много потрудиться в Москве. Мы по очереди дежурили на чердаке нашего здания, чтобы вовремя успеть обезвредить зажигательные бомбы-фугаски (их надо очень быстро засыпать песком, чтобы избежать пожара), помогали эвакуировать детей (раздирающее душу зрелище: дети плачут, мамы рыдают, не всегда точно известно, куда направляются эшелоны), устраивали спальные места для стариков, больных, детей в метро («Белорусская», «Маяковская» и др.)
Но вот пришло время отправляться в воинскую часть. Так получилось, что первыми оказались мы, четыре девочки, Клавдия Баюскина, Нина Шкредова, Алла Мороз и я. Мы были одинакового роста, худенькие, далеко не воинственного вида. Всех нас отправили в разные части, и о судьбе моих подружек я узнала только после войны. Слава Богу, она у них оказалась удачнее моей.
Меня направили в штаб Резервных Армий в г. Куйбышев, куда эвакуировалось Правительство. Командующим здесь был легендарный Жуков. Вскоре я получила направление в разветотдел 2-ой Ударной Армии в качестве военного инструктора переводчика. Армия двигалась в направлении Смоленска, а навстречу нам бесконечным потоком шли беженцы со своим нехитрым скарбом. И все это под бомбежкой и обстрелом. Отчаявшиеся глаза взрослых, испуганные дети, горящие села, разрушенные города……
Сейчас, когда я пишу эти строки, вспоминается гениальное стихотворение К. Симонова «Ты помнишь, Алеша?». Все было именно так.
Чем ближе была опасность погибнуть, тем больше возвышался дух людей, открывалось «второе дыхание». Какой патриотизм, уверенность в победе (хотя до нее еще было так далеко); взаимовыручка, желание помочь, согреть своим душевным теплом. Все это было необыкновенно и, я уверена, неповторимо. Такая атмосфера царила и в нашем разведотделе и в политотделе, да и во всей армии. Нашими командующими были высокообразованные офицеры, все с академическим военным образованием. Это была настоящая военная элита. Хочется до земли поклониться памяти этих людей.
Моим непосредственным начальником был Федор Иванович Шабловский. Высококультурный человек щедрой души. Он был для меня как отец родной: заботился обо мне, во всем помогал. Невозможно забыть капитана Николая Николаевича Клементьева. Он был командиром 40-го особого лыжного батальона. Они много раз ходили в тыл врага. Однажды при взятии высоты на другом берегу Волхова ребята сутки лежали на льду при сорокаградусном морозе под непрерывным огнем немцев. Высота была взята. Когда капитана спросили, не было ли ему страшно, он ответил: Да, очень. Но когда я видел устремленные на меня глаза ребят, я понимал, что они верят мне, и страх исчезал». О нем ходили легенды. Невозможно перечислить и вспомнить все перипетии войны.
Мы шли на помощь Ленинграду. Но это было позже. Пока же, под Ельней, начали появляться первые пленные. В некоторых районах немцы были приостановлены. Постепенно пленных становилось все больше. Как я была благодарна своим преподавателям, что они меня так хорошо научили языку. Иногда пленные считали меня немкой и были более откровенны. Работы было очень много. Я расшифровывала немецкие карты, которые доставали наши разведчики, другие карты зашифровывала. Иногда меня возили переводить при допросе какого-нибудь немецкого офицера, я не знала куда, обычно ночью. Из-за мягкости моего характера мне было трудно выносить процедуру допроса.
Война - жестокое испытание, и воспоминание о ней только травмируют душу. Меня очень волновала судьба детей. Они ведь страдали не менее взрослых. Однажды, когда наша часть шла по шаткому настилу через болота, мы вдруг увидели мальчика, лет двенадцати. Он стоял один в лесу среди болот. Он не мог ответить, как попал сюда. Папа на фронте, деревню сожгли, мама и бабушка неизвестно где. Он бежал, сам не зная куда. Взять его с собой нельзя по приказу, оставить его нельзя по совести. Все-таки командир ОЛБ взял его с собой. О дальнейшей судьбе мальчика ничего неизвестно. Таких эпизодов было немало во время войны.
На Волховском фронте наша армия вела упорные бои с немцами. Приходилось перевязывать очень много раненых, сочинять тексты-призывы к немецким солдатам, чтобы они переходили на нашу сторону. У нас была агитационная машина, ребята ездили вдоль фронта и в рупор призывали немцев сдаваться.
Судьба Второй Ударной армии трагична. В конце концов, она была полностью окружена немцами, которые шли на Ленинград. Складывалось впечатление, что наша армия стала заложницей какой-то «особой» стратегии. За Волховом стояли две незадействованные армии (52-я, другую не помню). В Ставку Генштаба посылались бесконечные телеграммы о помощи в связи со сложившейся ситуацией. Ни разу не получили ответа. Как будто бы судьба целой армии никого не интересовала. В итоге нам приказали уничтожить все документы и выходить из окружения самостоятельно. Большинство солдат погибло, многие попали в плен, не многим удалось выйти из окружения. Командующий нашей армии генерал Власов был в последствии расстрелян, комиссар И. Зуев застрелился сам.
Позже я узнала, что была сформирована вторая 2-я Ударная армия, которая дошла до Германии. По-разному интерпретируют ситуацию вокруг нашей армии. Я не могу судить, история, надеюсь, рассудит справедливо.
Первый раз я была ранена в бедро, затем мина ударила в дерево, под которым я стояла, была сильно контужена, потеряла сознание, а затем все забыла. Долго не выходила из этого состояния. Последний раз была ранена в руку снайпером. Пролежала несколько дней без помощи в болоте, пока меня не подобрали. Началась газовая гангрена, рука держалась на ниточке, меня ждала неминуемая смерть, руку ампутировали, и я осталась жива.
Я растеряла всех своих друзей. Долго я искала Николая Николаевича, чтобы поблагодарить его за то, что он спас меня. Так и не нашла. Федор Иванович, мой незабвенный начальник был убит.
После войны встречалась только со своими подругами, с которыми уходила на фронт.
В первые годы войны мало кого награждали орденами и медалями. Когда немцы бежали, за каждый освобождаемый город солдаты и офицеры получали много наград. Но даже те воины, которых не нашли награды, были героями, потому, что прожить страшные годы войны – это уже героизм. Это были честные, преданные Родине люди, они верили, любили, защищали свою землю, не думая о наградах. Война сломала судьбы миллионов людей, но не сломила их дух.
СЛАВА ИМ ВЕЧНАЯ.
На этом я заканчиваю одну из самых трагичных страниц моей жизни.