Мой дедушка,  Язев  Николай Фролович, родился 30 сентября 1924 г.  В сентябре 1941 года был призван в армию. Учился в военной школе авиатехников, после окончания ее в числе лучших курсантов был направлен в Чувашию, в училище, которое готовило пилотов. Но летчиком стать было не суждено – в одну из ночей курсантов подняли по тревоге, погрузили в вагоны и отправили на фронт…

До марта 1943 года участвовал в боях в составе 64-го стрелкового полка. После окончания кратких офицерских курсов в звании лейтенанта командовал взводом, ротой.

В 1945 году демобилизовался, работал в колхозе счетоводом, военруком в школе, председателем сельского совета, председателем райисполкома.  В 1971 году был избран председателем окружного Совета ветеранов войн и труда, был делегатом Всероссийской конференции ветеранов в Москве. Награжден орденом Отечественной войны 1-й степени, орденом «Знак Почета» и 10-ю медалями.

В 2000 году дедушка подарил мне книгу   «Победители потомкам» , в которой была опубликована про него статья и вот эта интересная история.

Рубеж на реке Ужица.

В ноябре 1942 года наш 64-й полк занял оборону под городом Великие Луки Калининградской, ныне Псковской области. Мой взвод численностью около 20 человек защищал деревню Медведково. От немецких позиций нас отделяла скованная льдом неширокая речка Ужица. Немцы активных действий на нашем участке фронта тогда не предпринимали, хотя по ночам для стрельбы по нашим позициям не жалели мин и снарядов.

Чтобы выяснить, что замышляет противник, нам надо было взять «языка». Несколько раз мы пытались сделать это ночью, но враг был предельно осторожен, разведчики несли потери, выполнить задачу не могли. Тогда, изучив повадки и привычки немцев на том берегу Ужицы, мы приняли решение попытаться взять «языка» днем, когда противник меньше всего ждал нападения. В поиск вместе со мной пошли еще два бойца. Перед рассветом, одетые в маскхалаты, переползли по льду на ту сторону реки Ужицы, затаились под обрывистым берегом в снегу. До немецких окопов было так близко, что мы слышали, как дозорные там перекликаются между собой.

Около полудня (в это время немцы всегда обедают) вкусно запахло свежеиспеченным хлебом, кашей.  А мы, голодные, даже сухари не смели погрызть, чтобы не обнаружить себя. Да и продрогли в снегу до костей.

Подождали еще немного, и я решил: пора! Вскарабкались на обрывистый берег, подползли к вражеской траншее. Где –то тут поблизости, а мы это засекли заранее, когда готовились к поиску, должен быть блиндаж..Ага, вот труба дымит!

Действовать надо было быстро: опустили в трубу  противотанковую гранату, и, как только от глухого взрыва дрогнула под нами скованная морозом земля, спрыгнули в траншею, ворвались в блиндаж.

После дневного света, блеска снега под солнцем, в развороченном взрывом блиндаже было совершенно темно. В нос ударил удушливый запах гари и дыма. На земляном полу наткнулись на неподвижное тело. Еще один труп притиснут к стене каким-то опрокинутым ящиком. Неужели все убиты? Нет, в дальнем углу за развороченной взрывом печкой кто-то стонет и шевелится.

Хватаем этого оглушенного, перепуганного, ничего не понимающего немца, вытаскиваем его в траншею, перекидываем через бруствер.

Теперь как можно скорее к реке! Только бы добежать до нее, только бы укрыться от пуль и снарядов под крутым берегом! Спасай, выручай нас, Ужица!

Как раз в тот момент, когда немцы, поняв, что произошло, открыли ураганный огонь, мы вместе с «языком» скатились с обрыва, зарылись в снег.

До наших окопов совсем близко – только узкая полоска занесенного снегом льда. Но нечего и думать перебраться сейчас на ту сторону реки. Пули свистят над нашими головами, мины и снаряды крушат лед, поднимая в воздух фонтаны воды. В ожесточенную перестрелку включились и наши.

Пришлось снова затаиться под берегом и ждать темноты. Немец, которому пришлось заткнуть рот кляпом, без шапки, в разорванном мундире, дрожал от холода. Двое разведчиков притиснулись  к нему с двух сторон, отогревали теплом своих тел.

Ночью благополучно переползли по льду нашу спасительницу Ужицу. «Языка» , как самого дорогого гостя, напоили водкой, закутали в полушубок и отправили в штаб.

Какие сведения удалось от него получить нашему командованию, я не знаю. После войны, уже в 1946 году, я получил за эту операцию самую дорогую солдатскую медаль – «За отвагу».