Телефон звонил долго и требовательно. «Междугородная», —решил Баатр Манджиевич, Заторопился к телефону.
— Вас вызывает Красно¬ярск, — послышался голос телефонистки.
— Квартира Басанова?
--- Да.
— Мне Баатра Манджиевича.
— Слушаю.
— Здравствуй, Баатр. — Голос звучал звонко и взвол¬нованно. — Говорит Потехин... Иван Потехин... Твой однополчанин.. Помнишь?
Баатр Манджиевич помолчал. Память вернула в го¬ды войны. Сотни, а может быть, и тысячи однополчан шли рядом с ним по ее бес¬конечным дорогам. Память сохранила много имен. Но Потехина он никак не мог вспомнить. Было до боли обидно и стыдно перед чело¬веком, который разыскал его за тысячи километров, дозвонился—и вот...
— Не помню, — смущен¬но ответил Басанов.
— Ну. как же.. Взводного Федора Трегубова помнишь? Связным я у него был. По его книге и нашел тебя. Июль сорок четвёртого вспомни.. Бой у Духнова... Ранение... Повозку, на которой ты меня вез... Ты то¬же ранен был... Ну, вспомни...
В голосе красноярца зву¬чала горечь разочарования.
— Мы же вместе в госпи¬таль попали... Ты довез меня.
Баатр Манджиевич развол¬новался. И, видимо, поэтому не мог вспомнить ни года, ни месяца, ни самого события.
— Слушай. Потехин, ты напиши мне письмо... Зво¬нок -— такая неожиданность, что я ничего сообразить сразу не могу. Ведь тридцать шесть лет прошло...
— Напишу. Обязательно напишу. С праздником тебя, с днем Победы, дорогой!
Далекий однополчанин, видно, положил трубку. Раз¬дались унылые, однообраз¬ные гудки. Баатр Манджи¬евич тоже положил трубку.
И ТОЛЬКО тогда память начала медленно, но ярко высвечивать те далекие со6ытия...Вспомнился даже день. 11 июля 1944 года. Жестокий встречный бой. Захлебнувшийся от напря¬жения треск автомата. Зах¬лебнувшаяся атака. Отход остатков взвода. Баатр Ман¬джиевич прикрывал этот отход. Его автомат бил по (цепочке фашистов, которые пытались преследовать на-ших, прижавшихся к земле. Парторг роты выполнил свой долг перед товарищами, кото¬рые попали в передел¬ку. Он видел, что немцы уже засекли его. Слышал ря¬дом взрывы. Они брали ого в "вилку". Но сменить пози¬цию у Басанова сейчас уже не было времени. Надо было спасать товарищей.
Взрыв раздался рядом. Он оглушил, обжег пламенем и бросил Басанова в темно¬ту. Очнулся от голосов. Сквозь пелену полузабытья понял — свои! Потом снова потерял сознание. Пришел в себя, когда санитар уже за¬канчивал перевязку.
— Потерпи, Баатр, — ус¬покаивал тот. — Сейчас в госпиталь тебя отправим.
Бой гремел уже где-то впереди. Санитар кричал:
— Давай сюда!
Басанов приподнялся на локте. Увидел, что кто-то гонит к нему нарядную ли¬нейку, запряженную парой куцехвостых битюгов. Кто-то из командиров сказал;
— Надо бы им сопровож¬дающего...
И только теперь Баатр Манджиевич увидел, что рядом с ним лежит солдат с наспех забинтованными ру¬ками и ногами. Совсем бес¬помощный.
Тогда он сел и твердым голосом сказал:
— Не надо сопровождаю¬щего... Вас здесь и так мало осталось. А бой только на¬чинается.
— Да у вас же одна рука па двоих... И та левая, — запротестовал командир. — А дорогу обстреливают и бомбят.
— Ничего, — через силу улыбнулся Басанов. — Кони меня понимают...
Их погрузили на линейку. Положили рядом с Баатром Манджиевичем кнут, объяс¬нили :
— Медсанбат за третьим лесом, там указатель есть.
Битюги медленно шли вперед. Их копыта выбива¬ли по асфальту тяжелую и редкую дробь.
Время от времени то впе¬реди, то сзади падали сна¬ряды, и лошади шарахались, стараясь рвануть в сторону. Баатр Манджиевич с тру¬дом удерживал их. Потому над дорогой промчалась группа вражеских самолетов, разбрасывая мелкие бомбы, поливая ее из пулеметов. Раненый забеспокоился. Эти движения сдвинули бин¬ты на руках. Пришлось Ба¬санову приматывать вожжи к передку линейки и одной рукой поправлять повязки у солдата. Давалось это с тру¬дом. И он попросил товари¬ща:
— Ты не крутись, от пули и бомбы в линейке не спря¬чешься...
— Оно-то так, — согласился солдат, — но все же...
— Лучше не беспокоить повязки. И без этого хирургам хватит работы с тобой.
Он довез товарища до медсанбата. Медики только охнули:
— Кто же из вас кого вез?
— По очереди... — попы¬тался пошутить Басанов. И вновь в глазах поплыли розовые круги.
...Так это и был Иван Потехин... Товарищ по нес¬частью... — решил Баатр Манджиевич.
И ВОТ — письмо от Ива¬на Васильевича Потехина. Он вспоминает командира роты Кѵдревнча, командира взвода Трегубова, Алексея Сосновского и многих, мно¬гих других. И, самое главное, он хорошо помнит последние минуты того последнего боя.
" Когда мы вышли ко вто¬рой линии обороны немцев и захватили ее, нас осталось всего пять человек. Меня послали разведать подступы к следующему доту. Фашис¬ты обнаружили меня. Я ус-пел бросить две гранаты и начал отстреливаться. Фаши¬стская очередь прошла по моему автомату, разбила его вдребезги и попала в обо руки. Вот в таком состоянии я и начал отходить. Ты си¬дел на корточках у блин¬дажа и бил из автомата. Я не добежал до тебя букваль¬но 8—10 метров, когда уви-дел. что ты упал на спину. Мне не удалось добежать до тебя. Автоматная очередь ударила по ногам, и я тоже свалился на землю и поте¬рял сознание. Потом помню, как ты вез меня на линей¬ке, поил водой из фляги, поправлял повязки на моих руках. Ведь такое, дорогой Баатр Манджиевич, не забу¬дется до самой смерти.
С тех пор я не вернулся па фронт. Стал инвалидом. До сих пор продолжаю ра¬ботать."
До слез растрогало это письмо ветерана войны и труда. Героя Советского Со¬юза Баатра Манджиевича Басанова. Годы и десятиле¬тия но ослабили солдатской дружбы, не стерли из памя¬ти победителей фашизма эпизоды тех далеких дией, их боевой, героической моло¬дости. Нет-нет, да и придет в Элисту письмо от тех, с кем почти четыре десятиле¬тия назад шел в бой. То из Омска напомнил о себе быв¬ший командир 93-го гвардей¬ского полка 29-й гвардейской Ельненской Краснознаменной дивизии Михаил Григорье¬вич Фролов, то бывший ко¬мандующий армией Михаил Ильич Казаков,то командир взвода, то рядовой.
Фронтовое братство вечно. Письма и телефонные звон¬ки фронтовых побратимов — это, как весточка из прошлого, как голос молодости, которая прошла в боях за свободу к независимость на-шей социалистической Родины.
Б. АГАРКОВ.

Дорогой Иван Васильевич!
Я получил ваше письмо, был очень рад и долго-долго думал о тех далеких днях. Правда, на душе было тяжело до слез. Война была войн, но судьба людская решилась по разному. Одни навсегда остались на фронте. Другие вернулись. Но почему война так жестоко нас с тобой наказала, что наши раны до сих пор не дают покоя. И все-таки, ког¬да видишь сегодняшнюю жизнь и внимание к нам, фронтовикам, не жалеешь пролитые пот и кровь, оставленную там молодыми.
Достойно мы с вами защищали свою Родину, Иван Васильевич, нес¬колько слов о фронтовых днях.
Вы пишете, что у меня ранение было в грудь. Вы, наверное, нем¬ного забыли, ранение у меня было в живот и не левой руки, а правой. Потом пишете, что ехали мы в вами в санбат на двухколке. Нет, не двухколка была, а была немецкая линейка-тачанка и лошадь была зап¬ряжена немецкая, битюг рыжий, который не понимал по-русски ничего, только возжами управлял.
Теперь я многое припоминаю. Летом 1944 г. несколько месяцев в районе Пушкинской горы нас готовили к большому наступлению в сос¬таве автомотострел. пехоты (на автомашинах) и в 4 час. утра 1944 г. II июля начали наступление. Помню где-то часов в 5 утра мы подош¬ли к первой деревне и залегли. В этой деревне, уходящие немцы жгли дома. Пожар был страшный, хорошо было видно: немецкие солдаты бегают, жгут эти дома. А потом была команда открыть огонь по вра¬гу. Много было убито, остальные убежали и мы продолжали наступле¬ние.
Может помнишь в одной деревне как бы на горе на краю хутора
стоял большой сарай колхозный, посредине широкие двери, фундамент был кирпичный и наша рота под командованием Кудревича цепью наступала на этот сарай, а в сарае не оказалось немцев, там пря¬талось местное население, среди них была русская женщина. Она показалась в двери во весь рост и упала. Кудреевич дал команду прекратить огонь, когда мы подошли к сараю эта женщина ока¬залась раненой. Я с санитаром ей сделали перевязку.
Дальше после Духновского боя в лесу меня ранило очень тяжело. Терял сознание, временами приходил в себя. Как будто я проснулся, смотрю стоят несколько наших машин, наши военные. Это двигались наши штабы по большаку-дороге. Сделали они короткую остановку и организовали отправку нас с тобою в тыл. Кто-то из наших подогнал немецкую трофейную линейку. Запряг битюга и помог забраться на линейку. Кто-то из командиров сказал:"Но! Поезжайте в госпиталь, а там домой, а мы идем дальше. За вас, за Родину отомстим." Я взял в левую руку вожжи и поехали по большаку, навстречу ехали наши военные машины.
Василий Иванович, может помнишь, немецкие самолеты бомбили эти машины и нам с тобой тоже доставалось. Помню мы переезжали большую речку метров шириной примерно 7-10. Помню как мы доехали до санба¬та, а дальше о тебе не помню. Здесь мне сделали операцию и положи¬ли вместе с тяжелоранеными. Через несколько часов на самолете (кукурузнике) меня и еще одного раненого повезли в г. Асташке, в Асташке - сортировочном пункте вместе со мной лежал наш солдат Разумовский. Больше я из своих никого не встречал, а из Асташке 13 июля 1944 г. меня санпоездом отправили в глубокий тыл. Нас привезли санпоездом в Горький госпиталь Чернова, госпиталь № 2288г
Сейчас имею троих детей - два сына и дочь. Все взрослые, по¬лучили образование. Живут отдельно, но в одном городе, с детьми живу мирно. Имею 6 внуков.
Долгое время работал директором кинотеатра - по состоянию здо¬ровья ушел. Получил звание Заслуженный работник культу
ры КАССР.
Вот такие-то дела, мой фронтовой товарищ.
Пиши. Обнимаю.
Б. БАСАНОВ