В 1937 году, когда я родилась, - это было предвоенное безметежное время, хотя 38 год был страшен тем, что начались репрессии и необоснованные аресты, ссылки. Очень многие семьи пострадали от этого. Мы в это время снимали дачу под Ленинградом и 22 июня было воскресенье в 1941 году. Все отдыхали, и по радио объявили, что без объявления войны на нас напала Германия. Естественно все ринулись обратно в Ленинград. А уже в сентябре город Ленинград был в блокадном кольце . И тут началось самое страшное – дни блокады. Немцы считали, что окружив город и лишив его продовольствия, они возьмут город за считанные дни. Но они не учли того, что в Ленинграде жили люди, которые беззаветно любили свой город. Сначала люди не верили, что это продлиться так долго. И запасов продовольствия хватит на всё время войны. Когда наступила зима, да ещё очень холодная, город постоянно обстреливали со всех сторон. Моей маме было 29 лет. В период блокады все трудоспособные жители города служили в войсках ПВО – противовоздушной обороны. Во время блокады на всех крышах могли быть пожары из-за бесконечных обстрелов и сбрасывания фугасных бомб. Сначала продовольствие выдавали по карточкам. А когда сгорели Бадаевские склады, где хранились продовольственные запасы, то стали выдавать только 125 хлеба.
В каждой семье, в каждой квартире, и на улице на столбах висели такие чёрные тарелки – радио и голос Левитана объявлял о воздушной тревоге. Все бежали в бомбоубежище и сидели там прямо в повалку, пока не объявляли отбой. Но не все могли добежать до бомбоубежища и многие оставляли детей дома, так как мамы бежали на крыши, а на каждой крыше дома стояли ящики с песком, с помощью которого гасили фугаски. Их сбрасывали на дома с самолётов противника. Мой папа оставался на работе на объекте, так как это было далеко и транспорт уже не ходил. Самая страшная зима была в 42 году, когда уже выдавали хлеб из жмыхов и отрубей по 125 грамм на человека. Когда мама приносила хлеб и резала так, чтобы кусочка хватило на целый день. А дети буквально собирали крошки со стола или буфета, где резался хлеб. Начались смерти от голода и холода. И часто прямо на улицах люди на саночках вывозили трупы, если хватало сил,  прямо на кладбище. Мои две тёти и дедушка работали на Кировском заводе, который был переобуродован с производства тракторов на производство танков. Дедушка погиб в начале блокады от истощения, когда была бомбёжка. Они жили недалеко от Серафимовского кладбища, куда свозили погибших блокадников в огромный ров. Теперь там мемориал.

Виктор Дмитриевич Филиппов, мой отец, работал круглосуточно на очистных сооружениях, куда сливались все стоки с улиц, где погибали люди и животные, чтобы не было заражений воды. В 42 году открылась дорога жизни на Ладожском озере и постепенно людей с детьми на грузовиках по льду Ладожского озера вывозили в эвакуацию кого куда. Там расселяли по квартирам местных жителей. Ехали мы очень долго, в теплушках, так называемях телячьих вагонах, прямо на сене вповалку все и дети, и взрослые. Нас напрявили под Свердловск, ныне Екатеринбург. Папину организацию эвакуировали полностью туда, когда мы отъехали достаточно далеко от Ленинграда, нас стали подкармливать на остановках замершим молоком и замершим картофелем. Но предупреждали, чтобы сразу много не ели, потому что у многих была дистрофия и цинга. Тогда мой папа заболел серьёзно, у него был завороток кишок и цинга. Но в Березовске под Свердловском с едой было полегче. Так как местные жители подкармливали нас, чем могли.

А весной 45 года люди стали возвращаться в Ленинград. 9 мая 1945 года мы уже встречали воинов победителей. Было море цветов и меня это очень удивляло и я спрашивала у папу, откуда столько цветов в мае. Началась очень трудная послевоенная жизнь, но счастливая, потому что не было войны.

 В 1946 году я пошла в первый класс и ко Дню Победы был организован концерт, на котором дети читали стихи, пели военные песни. Ивсе начиная с учителей и заканчивая нянечками плакали на этом концерте. То стихотворение, которое читалая, я запомнила на всю жизнью.
 «Письмо от маленькой сестрёнки»
Письмо от маленькой сестрёнки
В кармане гимнастёрки,
Мне сердце жжёт и в бой зовёт...
Мой братец милый, дорогой,
Что стало с нашею семьёй-
Нет больше мамы нашей,
Нет тётушкти Наташи,-
Всех немцы загубили,
И всё село спалили...
А я теперь с одной рукой,
Лежу в больнице городской
Как вспомню, слёзы градом..
Убей скорей ты этих гадов! 
Мой братец милый, дорогой, 
С Победой возвращайся ты домой, 
Я буду ждать тебя всегда,
Люблю и жду, твоя сестра...!
Письмо от маленькой сестрёнки,
Мне сердце жжёт и в бой зовёт!

Помни об этом, хотя сейчас другая жизнь, вполне безмятежная и беззаботная. Но об этом забывать нельзя. Путём неимоверных усилий ленинградцы спасли культурные ценности, были закопаны Клодтовские кони на Аничковом мосте. Исаакиевский собор был замаскирован комуфляжными тканями с сетками, хотя в него попадали осколки снарядов, но он не был разрушен. А во время блокады вокруг Исаакиевского собора измождённые ленинградцы копали огороды. Картины Эрмитажа и Русского музея были скрыты в подвалах в запасниках.
Пригороды Ленинграда: Пушкин, Павловск, Петергоф, были разрушены  до тла.  Все блокаду работало Ленинградское радио и даже театр Музыкальной комедии. И голодные, замершие ленинградцы ходили на спектакли, хотя в театре была минусовая температура. Актеры выступали в телогрейках и валенках. А по радио выступала Ленинградская поэтесса Ольга Бергольц, читая свои стихи, поддерживала дух своих земляков ленинградцев.  Мама с папой получили медали за оборону Ленинграда.