Яков Михайлович Колпаков

Яков Михайлович Колпаков родился 24 октября 1897 года в селе Кириловка в крестьянской семье.
Село Кириловка, существующее с 1790 года, находиться на границе Самарской и Ульяновской области и неоднократно меняло свою прописку. Население составляли удельные крестьяне, там никогда не было крепостничества. Через село с севера на юг пролегает столбовая дорога из Мелекесса (Димитровград) до Ставрополя (Тольятти), а с востока на запад протекает речка Авраль, пересыхающая к осени и никуда не впадающая. На южной стороне, на горе, располагались Дубовка и Макловка, а на северной — Никольская и Церковная стороны. По обе стороны речки на склонах и вдоль ее были огороды, бани, колодцы. В селе было около 400 дворов, церковь, молитвенный дом староверов, трехклассная школа, несколько лавок (магазинов).
За селом располагались гумна, ветряные мельницы, затем шли поля, овраги и опять поля. На север от села в пяти верстах был барский лес. Шириной он был больше пол-версты и ровной полосой уходил в обе стороны за горизонт общей длинной версты четыре. Как говорили старожилы, он был посажен давно помещиком Бурковым, принадлежащим к третьей по богатству семьей в Мелекессе. Дальше, до самого Мелекесса, тянулись поля и луга.
И жили в этом селе 4 поколения крестьян Колпаковых.

Прадед Якова Михайловича Кузьма Колпаков появился в Кирилловке в середине 19 века вместе со своей семьей. Откуда он пришел, история умалчивает, однако за два года до отмены крепостного права (1861) он выкупил себя из крепостной зависимости и стал свободным. Судя только по этому факту, он был головастым и рукастым человеком.

Дед Якова Михайловича Павел Кузмич Колпаков умер в 1917 или 1918 году, его жена Прасковья умерла несколькими годами раньше. У них было 6 детей: Фекла (1872 - 1946), Андрей (1873 - 1942), Михаил (1878 - 1952), Анна (умерла в детстве), Евдокия, Дмитрий (умер 1919).
Вся большая семья Павла Кузьмича — сыновья вместе с их женами и детьми, жили вместе в одном доме. Дом стоял на большом участке, был огромный, высокий, крытый тесом, сложенный из толстенных бревен, с большим сеновалом; таких домов во всем селе было только два. Все работали много, от темна до темна, имели несколько коров, в некоторые годы до 12 лошадей и много другой живности. Отдыхали только в воскресенье и в праздники, ходили в церковь, в гости, выходя на улицу, одевали самую лучшую одежду, какая у кого была.

Отец Якова Михайловича Михаил Павлович Колпаков (1878-1956) был человеком трудной судьбы. В 1914 году, когда его младшему сыну Николаю было 2 года, скончалась его жена Анна Никифоровна, урожденная Степнова. Летом она пришла из бани, пошла в погреб за квасом, постояла на льду, простудилась и вскоре умерла. Осталось четверо детей: Яков (1897 - 1944), Екатерина (1900-1942), Василиса (1903-1920) и Николай (1912 - 1936).
После смерти первой жены Михаил Павлович не женился лет десять и все эти годы он все делал по хозяйству сам. Он вставал в 5 часов и работал с небольшим отдыхом днем до вечера. У него был огород ниже плотины, которая подпирала небольшое озеро и препятствовала воде залить дорогу, сад и пасека. Он топил печь, варил обед, пек хлеб, доил корову, ухаживал за скотиной, за детьми, за садом, за пчелами, работал в поле и кроме всего столярничал, делал бочки, колеса, тарантасы, телеги, сани и тому подобное. Конечно, ему помогала семья его старшего сына Якова, который до 1922 года жил вместе с отцом. В колхоз он не пошел, однако все делал для колхоза. Благодаря своему трудолюбию он имел хорошее хозяйство.
Вторично Михаил Павлович женился в году 1922, когда Николаю было лет десять, а старший сын Яков отделился от него. Вторая жена Дарья Петровна была из села Мусорки, очень добрая женщина. Она хорошо заботилась о Николае, никогда его не обижала, была со всеми приветлива, но в 1937 году она умерла.
Года через два Михаил Павлович женился в третий раз, однако на этот раз жена (Агафья) ему попалась сварливая, скупая и ревнивая. Прожила она года три и тоже умерла приблизительно в 1942 году.
Михаил Павлович пережил войну, пережил трех жен и всех своих детей. Он умер в 1956 году в возрасте 77 лет. Последнее время жил со своим внуком Михаилом, младшим сыном своей дочери Екатерины. Всю свою жизнь он честно и много трудился, заботился о детях, племянниках, внуках. Он не пил, не курил, не ругался даже чертом, был для всех добр и ласков. Как-бы сейчас выразились, он был удивительно коммуникабельным человеком без всяких комплексов. Однако, когда было нужно, проявлял завидную твердость. Так однажды его сын Яков, только что женившись, пришел домой пьяный и поднял руку на молодую жену. Михаил Павлович позвал на помощь своего старшего брата, он держал Якова, а Михаил Павлович, спустив штаны с сына, отхлестал его вожжами, при этом говоря, что раз сын женился, то он должен бросить все свои прежние привычки, для того, чтобы иметь и растить здоровое потомство.

Сам Яков Михайлович был жизнерадостным человеком, в деревне слыл весельчаком и балагуром. В этой же деревне жила большая семья Осиных. Ему очень понравилась третья дочь Анна (1898-1961) и хотя ей только-что исполнилось 16 лет, он уговорил своего отца посватать его. Алексей Игнатьевич Осин (1872-1932), выслушав Михаила Павловича, сказал, что его дочери только 16 лет и замуж ей рановато, однако даже когда ей исполнится и 18 лет он ее за этого озорника не отдаст. Яков Михайлович не стал печалиться, а через некоторое время подговорил двух своих двоюродных братьев, и когда как-то вечером старшее поколение было в церкви, они похитили Анну, завернули ее в тулуп и на санях привезли домой. Отцы смирились и года два они жили не расписанные, затем зарегистрировали брак. У них родились семеро детей, однако выжило лишь четверо, Прасковья (1920-2019), Евдокия (1923-2015), Василий (1927-1991) и Зоя (1943).
В 1916 году Яков Михайлович был призван в царскую армию, служил в пограничных войсках где-то в Туркестане, во всяком случае иногда в разговорах упоминались города Кушка и Термез. Тех времен есть фотография бравого, уверенного в себе солдата. После Революции, возможно, дезертировал, приехал на родину, скрывался.
Дезертиров в селе было много. Когда узнавали, что в деревню приехал кто-то из начальства, вся молодежь призывного возраста пряталась. Уходили на несколько дней на гумна, делали лазейки и подземные ходы в подвалах, на огородах. Никто не хотел воевать ни за белых, ни за красных. Дезертирами, помимо Якова, числились его двоюродные братья Михаил, Иван, Василий и другие родственники.
Яков Михайлович был хорошим плотником, это и не удивительно, поскольку до 1921 года он жил в доме своего отца Михаила Павловича.
В 1921 году Яков Михайлович отделимся от своего отца и стал жить в доме своего деда, который только-что покинул его дядя Андрей.
Село Кирилловка было большое, участки земли от села были далеко и вскоре после НЕПа, даже начиная с 1926 года, всем желающих стали предлагать переселиться на новое место, поближе к пахотным угодьям. Всем давали по половине гектара на дом и огород. Там отстроились в основном молодые семьи и в 1929 году Яков Михайлович, который только-что собрался строить новый дом и бревна от которого лежали в огороде, взял и перевез его на новое место. Туда же переехали двоюродный брат Якова Михайловича Михаил Николаевич Горбунов (погиб 1942) и муж старшей сестры матери, Анастасии, Василий Дубинец, всего 10 человек. Так образовался поселок Большая Поляна в 7 км от села.
Места вокруг были изумительной красоты. Бескрайние поля были пронизаны глубокими оврагами, кое где встречались маленькие рощи, ковыль серебряными волокнами уходила к горизонту. Притом при всем было много разнообразных и очень красивых бабочек, такого изобилия бабочек больше не было нигде.
Однако, школа была только в селе, и для детей поселка Яков Михайлович в своей хате - пятистенке, выделил одну комнату под школу. В ней стояли кровать учителя, его стол и 5 парт. Все это Яков Михайлович сделал своими руками.

Яков Михайлович был веселый человек и мастер на всякие розыгрыши. Как-то, когда все работали в поле, в полдень он дал своим детям 5 копеек и послал их в лавку за конфетами. Пана с Дусей, пройдя через длинное поле в село, позвонили в колокольчик и просили вышедшего хозяина лавки продать им конфеты; когда возвратились назад и уже съевши эти конфеты, Яков Михайлович спросил, хотят ли они еще конфет. Получив утвердительный ответ, он снова дал 5 копеек и отправил детей опять в лавку, потом еще раз. Однако на третий раз хозяин разозлился и сказал, что конфет нет, они кончились. Вечером, когда все возвращались домой, хозяин лавки поинтересовался, зачем это Яков Михайлович посылал детей несколько раз, разве нельзя было купить сразу конфет побольше, на что он, смеясь, ответил хозяину лавки, что днем у него покупателей нет и посылал он детей несколько раз затем, чтобы у него этих покупателей было бы побольше и он не пролеживал бы на скамейке свои бока.
Однажды ватага молодых парней шла по селу. На их пути стояла распряженная телега, хозяина поблизости не было и Яков Михайлович предложил пошутить и ее куда-нибудь спрятать. Не долго думая, великовозрастные балбесы подняли телегу и поставили ее на крышу кладовки хозяина. Каково было его изумление, когда он, спустя некоторое время, ее там обнаружил.
Другой эпизод характеризует Якова Михайловича как смелого и бесшабашного человека.
В конце двадцатых годов развилось в окрестности много волков. Они рыскали по полям, нападали на скот, заглядывали в окна домов, пугая детей. Был разрешен отстрел волков и власти всячески поощряли их уничтожение. Как-то раз к нему пришел знакомый охотник и сказал, что он знает одну нору, в которой точно есть волчата, и предложил ему достать этих волчат. Яков Михайлович согласился и они отправились с охотником на знакомое ему мест. Там, в глубине оврага, была нора, размером таким, что в нее мог протиснуться худой человек. Охотник выстрелил в нору пару раз на тот случай, если бы там оказалась волчица и, поскольку она не выскочила, Яков Михайлович, не сняв с себя верхней одежды, полез в нору. Было темно, и метра через полтора он наощупь наткнулся на два пушистых комка, и стал вытаскивать их наружу. Однако одежда на нем начала задираться и в конце концов он застрял в норе. Охотник, находясь снаружи, схватил его за ноги принялся вытаскивать из норы. В конце концов он его вытащил, при этом, Яков Михайлович сильно ободрал и живот и спину о комья земли и корни кустарника, но двух волчат вытащил. Их засунули в мешок, и добытчики отправились домой. Волчата были очень похожи на маленьких щенят и детям очень хотелось с ними поиграть, однако их посадили в картонную коробку и стали ждать в засаде, в надежде, что придет волчица. Однако она так и не пришла, тогда на следующий день волчат отвезли в Меликесс, и сдали в заготконтору, получив за это деньги.

В хозяйстве Якова Михайловича были лошадь, корова, 2 барана, куры и прочая живность. Когда началась коллективизация, Яков Михайлович, как и его отец, в колхоз не вступил, но, поскольку он жил в поселке, где всего то было 10 дворов, у него ничего не реквизировали, но жить стало трудно. На селе же забирали всех лошадей, вынуждая селян вступать в колхоз.
Однако, когда ввели карточную систему, карточки им были не положены. Есть стало нечего. В придачу ко всем бедам Якова Михайловича укусила бешенная собака. У них был пес по прозвищу «Каштанка», его так назвали по аналогией с рассказом Чехова «Каштанка», который детям недавно прочитали. Возможно, этого пса кто-то укусил, он заболел и стал на всех кидаться, и когда Яков Михайлович захотел его удавить, он его и поцарапал. Лечился в больнице, в Самаре сделали более 30 уколов.
После выздоровления Яков Михайлович уехал на заработки в Ташкент, работал плотником на строительстве хлебного завода около Туркменского базара.
В том же году была вспышка скарлатины, в селе болело много детей, заболели и дети Якова Михайловича, старшие выжили, а младший Саша, трех лет отроду, помер. После таких событий Яков Михайлович срочно вернулся из Ташкента, привез семян дынь, табака и немного денег. Посадили на огороде, табак вырос с громадными и вонючими листьями, насобирали и насушили целый мешок, Яков Михайлович его продавал и сам курил.
Перед новым 1933 годом, Яков Михайлович продал дом в поселке и приехал в Мелекесс вместе с коровой и лошадью и снял квартиру. Там было очень тесно, маленький дворик, квартира рядом с базаром, где полно всякого отребья, и, когда дома никого не было, вполне могли стащить корову. Поэтому, кое-что продав, Яков Михайлович снял флигель на зиму, потом, весной, переехали в другой дом, недалеко от реки Большой Черемшан. Вода в реке была на удивление чистой и прозрачной, вдоль реки были красивые луга и рощи, где по воскресеньям и праздникам собиралось много народу на пикники.
Яков Михайлович много работал и столяром, и плотником, и извозчиком; однажды лошадь поскользнулась, сломала ногу, и ее отдали на мясо татарам. Пришлось продать корову и купить новую лошадь.
Работы в Мелекессе становилось все меньше и меньше, все в семье сильно поизносились, ни обуви, ни одежды практически не осталась, и решили они поехать в Ташкент. Яков Михайлович служил в молодости в тех краях, коме того, там уже и работал в 1930 году. В 1936 году, продали все, что можно, однако забрали с собой и отправили багажом в Ташкент швейную машину, тиски и весь плотницкий инструмент Якова Михайловича.
Несколько дней сидели на вокзале в Ташкенте, на квартиру никто не пускал, требовали платы вперед, а денег не было. Яков Михайлович встретился с двоюродным братом, который проживал в Кибрае.
Посёлок Кибрай является центром одноимённого района и лежит в 6 км к востоку от столицы Узбекистана в долине реки Чирчик, опоясанный несколькими каналами. Название происходит от древнего тюркского племени, некогда обитавшего в этой местности.
Знакомые брата жили в Янгиюле, там началась реконструкция маслозавода и требовалось много рабочей силы.
В 1899 году рядом с древним городищем Каунчи-Тепа в 28 км юго-западнее Ташкента, была открыта железнодорожная станция Кауфманская Туркестанской железной дороги Российской империи (названна в честь генерал-губернатора Туркестанского края К. П. Кауфмана). После революции возникший посёлок назывался Каунчи, а в 1934 году переименован в город Янгиюль (с узбекского - Новый путь).
Приехали в Янгиюль, устроились на работу: Яков Михайлович - плотником, Анна Алексеевна - разнорабочей а старшую дочь Прасковью тоже удалось устроить (хотя ей было только 16 лет) «помощником» прораба. Она исполняла обязанности кладовщика, а поскольку была грамотная, старательная и сообразительная, кроме того обладала хорошим почерком, заполняла бланки, затем ей доверили выписывать табель и заполнять наряды.
Как-то главный бухгалтер завода спросил Якова Михайловича, сможет ли он настелить полы в его новом доме, а когда это было сделано и так искусно, что вызвало у всех восторг, вместо оплаты Яков Михайлович попросил оставить на работе свою жену и дочь.

Сначала семья снимала комнату недалеко от маслозавода, потом, когда Яков Михайлович в 1937 году как-то принес домой поросенка, которого ему выдали в качестве платы за работу, хозяин - узбек, правоверный мусульманин, выгнал его вместе с семьей на улицу. Тогда Яков Михайлович снял одну комнату на улице Первомайская дом 18, напротив железнодорожного вокзала; там был большой двор, несколько комнат, ворота с балханой, а раньше в том дворе была чайхана, которую держал старый иранец. В конце 1939 года Яков Михайлович, собрав денег, выкупил все это в рассрочку. Держали свиней, сын Василий на базаре собирал шкурки от арбузов, дынь и всякие неликвидные овощи и фрукты и возил все домой на корм скоту, рядом в старом саду собирали яблоки, косили траву.
Все стены были глиняные, потолок крыт камышом, пол - земляной. Впоследствии на этом месте построили Горисполком, затем там располагался городской Хаккимият.
Сам Яков Михайлович где только не работал эти годы, где только не подрабатывал. В Янгиюльторге делал всевозможные будки, в Аккургане (город в Ташкентской области) ремонтировал шлюзы, на консервном заводе работал зимой буфетчиком, а летом торговал в разлив пивом.
Однажды из буфета завода пропали два ящика конфет, виновного не нашли, но Якова Михайловича обязали выплатить всю стоимость похищенного, хорошо, что еще не посадили. Другой раз он подвизался сопровождать и охранять вагон с продуктами. У его напарника в соседнем вагоне произошел пожар, было расследование, еле выпутался, а напарника посадили. В одно время он даже купил ишака и подрабатывал извозчиком.
В 1941 году с началом войны его призвали в трудовую армию, служил рядышком с домом, в Урта-Ауле, часто приезжал на поезде или пешком приходил домой.
В июле 1942 года у Якова Михайловича случился сильный прострел, 4 дня ходил в поликлинику на лечение, там дали справку, но на нее не обратили внимание, посчитали это самоволкой и посадили его в тюрьму на 2 месяца. Его дочь Прасковья написала жалобу и отправила ее в суд. В тюрьме Яков Михайлович разносил пищу заключенным, через две недели его по суду освободили. Отправился снова служить в трудовую армию, однако отпускали его домой уже реже.
Как-то в 1942 году, возвращаясь домой из Урта-Аула, познакомился Яков Михайлович в поезде со священником, которого, по ходатайству местных жителей, Ташкентская епархия направила служить в Янгиюль. Не было ни церкви, ни молельного дома, и священник проводил службу то в одном дворе, то в другом. Яков Михайлович, хотя и был человеком не очень верующим и ходил раньше в церковь только по праздникам, будучи удивительно чутким и отзывчивым, готовый всегда и всем прийти на помощь, проникся бедами священника и предложил ему в качестве места отправления службы комнату в своем доме. Точно так-же он поступил в 1929 году, когда предоставил комнату в своем доме для поселковой школы и ее учителя. Еще раньше, в 1933 году, проживая в Мелекессе, он пустил к себе на постой 8 человек татар, которым негде было жить.
Так у них в доме стали собирались прихожане и проводились службы, здесь же оставался на ночь с субботы на воскресенье и в праздничные дни и священник отец Алексей Панков, который постоянно жил с семьей в Ташкенте, а дочь Якова Михайловича Евдокия, которая училась в Ташкенте, помогала там отцу Алексею по хозяйству.
В книге протоиерея Леонида Патрахина «Храм в Янги-Юле», изданной в 2009 году издательством «Анна» есть следующие строки.
…..По улице Первомайской вплотную один возле другого стояли небольшие глинобитные кибитки, а напротив них — довольно широка пощадь, на которой в дни государственных раздников (1-го мая и 7-го ноября) проходили демонстрации. Рядом большое поле — стадион.
Через широкую калитку, с № 18, можно было войти по узкому проходу между стоящими по одну и другую сторону домиками, во двор. Двор между зданиями представлял собой неширокую площадь с двумя деревьями. Впереди находилось небольшое помещение, по левую сторону от него — строение, над дверью которого прикреплен деревянный, около метра высотой крест, который виден с улицы. Это здание первого Янги-Юльского православного храма, открытого в годы войны, в 1942 году по ходатайству верующих перед местной гражданской властью.
В годы войны население города увеличилось. Значительная часть жителей была прапославная. 15 января 1943 года Уполномоченным Совета при Совете Министров УзССР была зарегистрирована «под № 4 приходская Православна община при Николаевском Молитвенном доме, находящимся в гор. Янги-Юле, по Первомайская ул. в доме № 18.
Первым священником был назначен о. Алексей Панков, прослуживший здесь около 2-х лет. После перевода его на другое место настоятелем стал священник Сергей Соколов, служивший здесь до июля 1947 года…..
И здесь нет ни слова о человеке, благодаря которому этот храм организовался, который добровольно предоставил значительную часть своей жилплощади, и, в принципе, он и особенно его семья терпели страшные неудобства от большого количества народу, толпящихся во дворе и помещениях своего дома.
После войны прихожане начали собирать деньги на храм и в 1947 году за железнодорожной веткой был выкуплен большой дом, в котором разместился «Храм иконы Божией Матери «Взыскание погибших»», который был освящен в 1948 году, однако, все это происходило уже без Якова Михайловича.
В 1941 году с началом войны Яков Михайлович был призван в трудовую армию, служил в Урта-Ауле, рядом с Янгиюлем. Есть справка от 29.10.1941 года и удостоверение от 12.11.1941 о том, что «Предъявитель товарищ Колпаков Яков Михайлович действительно состоит на службе в складе НКО № 408 в должности стрелка вольнонаемной охраны».
12 июня 1943 года Яков Михайлович был призван в ряды РККА, о чем есть справка Янгиюльского городского военного комиссариата от 11.03.1946 года.
В ЦАМО, фонд Куйбышевский ВПП, опись 168393, дело 1, есть запись под № 1356: ФИО - Колпаков Яков Михайлович, Дата рождения __.__.1897, Дата и место призыва - Пролетарский РВК, Военно-пересыльный пункт - Куйбышевский ВПП, Прибыл в часть — 03.06.1943, Воинская часть - Пролетарский РВК, Выбытие из воинской части — 07.06.1943, Куда выбыл - Тамбовский танк. воен. лагерь.
Есть почтовая карточка, правда без даты, с номером полевой почты 29851, которая действительно принадлежала Управлению командования Тамбовского танкового лагеря.
Бросается в глаза две нестыковки.
Во-первых, 3 июня Яков Михайлович уже прибыл в Куйбышевский ВПП, а призван был 12 июня в Янгиюльским ГВК? И в документах ЦАМО в дате призыва Янгиюльским ГВК записан, к сожалению, только год — 1943.
Во- вторых, что обозначает Пролетарский РВК (Районный военный комиссариат), он же одновременно и воинская часть?
Далее, согласно его письма от 09.06.1943 года и номера полевой почты 51440, Яков Михайлович был направлен во 2-ой мсб (мотострелковый батальон) 69 мехбр (механизированной бригады), рядовым.
Последнее письмо от него, к сожалению не сохранившееся, пришло в середине 1944 года из-под Житомира, где шли очень упорные, кровопролитные бои, там он, возможно, и пропал без вести.
В ЦАМО, фонд 58, опись 18004, дело 505, есть запись под № 138 «Колпаков Яков Михайлович, 1897 года рождения, Куйбышевская область село Кириловка, призван Янгиюльским ГВК в 1941 году, рядовой, полевой почты нет, пропал без вести в апреле 1945 года, жена - Колпакова А.А., адрес — Янгиюль, ул. 1 мая, 18, считать погибшим».
Решением Народного суда 1-го участка г. Янгиюля от 25.08.1948 года Колпаков Яков Михайлович, числившийся пропавшим без вести на фронте в апреле 1945 года, был признан умершим. Где, когда и при каких обстоятельствах погиб Яков Михайлович, не известно и до сих пор.