Лакс Юрий Павлович (1905 – 19.02.1943)

– коренной москвич, вырос в московской дворянской семье. После эмиграции родителей в 1917 году остался с младшей сестрой Верой сиротой (жили у тетки). До Революции 1917 года их мама, будучи оперной певицей, исполняла партии сопрано на сцене Большого театра вместе с прославленным тенором Леонидом Собиновым, отец играл на сцене драматического театра. О дальнейшей судьбе их родителей ничего не известно. Дом, в котором они с сестрой выросли, после революции был национализирован, в нем стало размещаться посольство одного из иностранных государств. 

В своей семье Юрий Павлович получил хорошее воспитание, прекрасно танцевал (трехлетний сын Миша помнит, как перед самой Великой Отечественной войной папа учил маму танцевать мазурку), отлично играл в большой теннис. Имел среднее техническое образование, работал мастером на Московском заводе режущих инструментов «Фрезер», где и познакомился со своей будущей женой, токарем, 18-летней Верой Кулаковой. Участник трех войн: Гражданской – на стороне Красной Армии (в 1919 году), Советско-финской (1939–1940 годов) и Великой Отечественной. Офицер.

Жил с женой Верой и сыном Мишей в коммунальной квартире в Преображенском районе г. Москвы, на Бужениновской улице. 

В Великую Отечественную войну воевал на Северо-Западном фронте в составе 254-й стрелковой дивизии (11-я армия), 929-й стрелковый полк. Воентехник 1-го ранга. Был командиром стрелкового взвода. Погиб 19 февраля 1943 года в ожесточенных боях под Старой Руссой Ленинградской области (ныне – Новгородская область). Был похоронен в братской могиле на окраине деревни Сорокино, перезахоронен в братской могиле Новой Деревни Парфинского района Новгородской области.

…Воздушные налеты на Москву начались уже в первые недели войны – в ночь с 21 на 22 июля 1941 года. Вере с 4-летним сыном Мишенькой приходилось укрываться от бомбежек в тоннеле ближайшей станции метро. По воздушной тревоге они спускались в вестибюль станции метро Сокольники и там пережидали бомбежки немцев. Миша хорошо помнил, как они с мамой в толпе людей стояли на рельсах в тоннелях метро (движение поездов в московском метро было прекращено).

Осенью 1941 года, после усиления авианалетов на Москву, Юрию Павловичу удалось достать машину от своей воинской части (грузовик «полуторка») для эвакуации жены с сыном под Тулу, к дальним родственникам жены. Однако, приехав в Тулу, Вере с сыном пришлось снова вернуться в Москву: немцы к тому времени уже были под Тулой.

Кстати, именно там, под Тулой, в июле 1941 года шло формирование 254-й стрелковой дивизии. Юрий Павлович, к тому времени уже прошедший две войны, был назначен командиром стрелкового взвода.

Осенью 1941 года Вера вместе с Мишенькой все же смогли выехать в эвакуацию: соседи взяли их с собой. На этот раз это была Богом забытая деревенька Старые Русские Пошаты в Мордовской АССР, район Пурдошки, на правом берегу реки Мокша (приток Оки). В этой деревне остались только женщины и дети, все мужчины ушли на фронт, остался только один мужчина – однорукий пастух, пасущий в этой деревне коров. 

Именно туда, в деревню Старые Русские Пошаты, приходили письма с фронта. Туда же пришла и похоронка…  

В своих письмах Юрий Павлович писал о том, что воевать приходится в условиях сплошных болот, а спать – прямо под открытым небом, на замерзших болотах, накрывшись лодкой… Кстати, после Советско-финской войны, как помнит Миша, Юрий Павлович лечился какое-то время в госпитале: у него были обморожены ноги.

Вера с Мишенькой пробыли в эвакуации три года, потом вернулись в Москву.

Лакс Вера Алексеевна (1915 – 1995), в девичестве Кулакова, осталась вдовой в 27 лет. Повторно замуж она не вышла, это была ее принципиальная позиция. После войны она продолжала работать на Московском электроламповом заводе (МЭЛЗ) стеклодувом (ручное стеклодувное производство). Вредное производство, изготовление трубок (кинескопов) для первых советских телевизоров КВН, трехсменный график работы... И любимый сын Миша, в которого она вложила много сил.

Вера с сыном продолжали жить на Преображенке в своей комнате в 3-этажном каменном доме с коммунальными квартирами. Возле него часто собирались соседи и обсуждали закончившуюся войну; многие из них до войны работали на заводе «Фрезер» вместе с Юрием Павловичем. И вот что четко запомнил Миша, невольно слыша их разговоры, когда проходил мимо или гонял во дворе мяч: люди, работавшие вместе с его отцом, обсуждали не собственно его качества как мастера, руководящего бригадой рабочих, а то, как он с ними обращался. Он всегда настолько достойно себя вел, с таким уважением и участием к ним относился, ставя перед рабочими производственные задачи, во всем им помогал, что людям ХОТЕЛОСЬ работать. Простым советским гражданам, привыкшим к окрикам и нецензурной брани на производстве, это было в диковинку.

Юрий Павлович и ухаживал за Верой не как все: работая на том же заводе, что и она, он, проходя мимо хорошенькой и очень молоденькой (моложе его на 10 полных лет) девушки-токаря, всегда насыпал ей в карман спецодежды охапку конфет...     

Память о Юрии Павловиче в семье всегда чтили, его личные вещи долго не выбрасывали. Правда, со многими книгами пришлось вскоре после войны распрощаться. За годы войны они отсырели и покрылись плесенью: пока семья была в эвакуации, комната несколько лет не отапливалась, и все стены стали черными от плесени. Испорченные книги всё же пришлось пустить в печку-буржуйку. Не смогли сохранить и стол из того дворянского дома, где он вырос, – стол, совершенно не типичный для советской квартиры, – с резными ножками и зеленым сукном прямоугольной формы по центру: ножки от сырости сгнили, а сукно оказалось съеденным молью.

Вера Алексеевна всю жизнь прожила в комнате в коммунальной квартире на Преображенке. Письма своего мужа она бережно хранила, а 19 февраля в ее семье был днем памяти. Это знали и на ее производстве, всегда предоставляли ей день отгула. В этот день она пекла блины (сын Миша всегда ими восхищался, и совершенно справедливо: никто столь ажурных блинчиков готовить не умел) и перечитывала письма с фронта. Впоследствии, когда сын обзавелся своей семьей, она, активно помогая молодой семье и вместе с тем продолжая работать, в этот день никогда не приезжала помогать с внучками. В этот день она оставалась одна, в свой комнате в коммунальной квартире, наедине с письмами. Это был ЕЕ день. Она, кстати, и умерла 19-го числа, только сентября, после досадного падения у подъезда своего дома, – через две недели, так и не оправившись после перелома шейки бедра. В 79 лет… Рекорда не получилось. Не вышло, как хотелось бы, пожить еще и за мужа, и за младшую сестру, легендарную лыжницу-партизанку Любу Кулакову…

А сын Миша до сих пор помнит те довоенные книги в толстых переплетах, которые отец изучал до войны, – военно-технические книги (его отец ведь был воентехником 1-го ранга) с многочисленными формулами и расчетами радиуса и дальности полета, в которых были изображены траектории полета артиллерийских снарядов…

• Подпись на обороте фотографии: "Двоим моим самым близким и дорогим - Мише и Вере от папы. Б.С.С.Р.- 30-й фронт. 10/Х-1939".

• Подпись на обороте фотографии, сделанная в 1939 году рукой его жены Веры: "Наш любимый Папка".