Алексей
ПОДЕЛИТЬСЯ СТРАНИЦЕЙ
История солдата
Рассказывал дедушка: "Родился в деревне Гришино Тверской губернии. Среднюю школу окончил в 1938 году. Должен сказать, что учиться, ходить на занятия очень любил. Но, представляете, тридцатые годы, деревня, многодетная семья… Сколько себя помню, постоянно трудился, учебников, практически, не было, карандаши и тетрадки… Одна тетрадка по всем предметам.
Очень рано умер отец, в 1934 году, после ранения много болел – было прострелено легкое. Отец ведь две войны прошел: Первую мировую и Гражданскую. Помню, папа любил меня очень. Когда крест на его могиле меняли, так получилось, что меня крестом по лбу ударило, мать сказала: «Леня, так это тебя тятя поцеловал!» Вскоре после похорон мать рожает сестру. В семье пять душ детей. Я старший мужчина в семье. Весь тяжкий деревенский труд ложился на маму, а мы, как могли, помогали… Мать сильная была женщина, умная, ее в деревне уважали. Приходили советоваться. Она подлечить могла, травы знала. У нас на огороде кротов не было, у соседей были, а у нас – нет! Люди спрашивали, что, мол, она для этого делает. А она шутила: «Сажусь на рассвете на метлу, и три круга вокруг огорода!»
Лошадь у нас была. Я ее очень любил, Ратка, белой масти, до сих пор ее вспоминаю. В ночное с ней ходил. Ноги ей спутаю, костерок разведу, потом подремлю, а на утро встаю и в школу бегу. В карманах всегда хлеб с солью для нее. Помню, пахали как-то с товарищем в поле: один лошадь ведет, другой - плуг держит, смотрим, мужик стоит в пальто, в шляпе, а уже вечерело… говорит: «Хватит работать, домой пора». Мы глядь, а его нет… исчез. Мы испугались.
А Ратка хорошая была, любили ее очень, а она нас. Когда отец умер, она плакала. Потом пришлось ее в колхоз отдать, когда туда вступили. Мама моя, баба Катя, долго не хотела вступать… Так вот, когда лошадка шла с телегой мимо нашего дома, останавливалась, ржала, я подходил к ней обнимал ее, гладил, хлебушка давал… и она шла дальше. У мамы, помню еще,поросенок был, но это уже после войны, мы с ним в футбол играли: я ногой бью мяч, а он - пятачком!"
Боевой путь
Дедушка: "В 1940 году меня призвали в армию. Направили в училище авиационное. Готовили в училище штурманов и радистов. Так что я и штурман, и радист! Летать! Хотел летать, не боялся, были, что боялись летать, а я не боялся. Я вообще ничего не боялся, потому, наверное, и живой остался. Понял?!!
И началась Великая Отечественная война. Сформировали экипажи… Полк 626. Экипажи по три человека: летчик, штурман, радист. И начали мы уже работать, летать.
Наш полк был сформирован здесь, под Москвой. Я и ее защищал. Летали ночью: Подмосковье, потом идем на Ржев, потом Нелидово, потом Великие Луки. Летали, бомбили, а было, что и в упор расстреливали, это те места, где фашисты скапливались.
Потом наш скоростной бомбардировщик СБ заменили на американскую технику: боинги и бостоны. На этих самолетах мы уже в Белоруссии летали, на Бобруйск. Летали, как правило, по ночам, до рассвета.
Много работали по местности: расстреливали переправы, эшелоны немецкие, автомобили, машины… - прямо в упор. Наших они также уничтожали, и мы их не щадили. Как подумаешь, что мама и брат с сестренками на оккупированной территории, так и жмешь, что есть мочи, на гашетку. Да, я расстреливал их с воздуха. Я был снайпер.
Был случай! Летим, нас атакуют фашистские истребители, я один сразу сбил, я видел, он упал. Остальные меня обстреливают, а я их, они уходят… И не появляются… Или сбил, или ушли… Таких много было случаев…
Думаю, что я этих фашистов, самолетов немецких, штук 10, ну, уж не меньше, чем штук 7-8, сбил! Мы потом с ребятами, с кем летал: командир, штурман – обсуждали. А оформлен только один, потому что подтверждений не было. Может в болото упал, может в море,… а может быть он живой и здоровый ушел. Сел где-нибудь … Немцы, они трусливые были, не сильные были, они очень боялись. Когда освобождали землю нашу, уже на запад шли, знаешь, как они орали от страха, когда мы их обстреливали, ой, страшно… слезы, крик, паника! Попадали мы в такие места, на Украине, под Кировоградом, кажется, я уже подзабыл эти места, но как они боялись, запомнил.Бабушка: Страху натерпелась во время войны на всю жизнь. Была у бабушки в деревне. Прятали под полом, когда немцы приходили… Убили дедушку и дядю на глазах. Бабушка их похоронила во дворе. Много раненых видела, телега деревенская, они один на одном… люди истекали кровью, о помощи просили… До сих пор ночами снится, очень страшно. (Плачет…)
Такой был случай, под Полтавой нас подбили… 200 км от Полтавы на Б 25… Мы с трудом, правда, но сели. Дерево сбили одно, второе, но сели. Мы ползли, думали, что погибнем. Меня перевернуло, что-то посыпалось, в окно смотрю – мы в кустах, и кто-то выбивает окно, и я вылез! На той территории немцы были… Но, оказывается, нам повезло, так случилось, что сели на землю, приземлились в партизанском краю. Там, где мы сели, партизаны хозяева! И партизаны нас приняли! Говорят, никого здесь нет, немцы нас боятся! Наш самолет взлететь уже не смог, разбился… Может и сейчас там стоит, подбитый… Экипаж весь жив. Я тогда летал в экипаже с командиром полка, еще первый штурман и второй штурман, и я стрелок – радист, снайпер! Хорошо нас встретили. Накормили. Выпить налили. Я до войны не пил и не курил, во время войны попробовал… После войны, да, курил, выпивал с родственниками, с друзьями, что живой остался. Ну, побыли, переночевали и пошли дальше воевать, освобождать Родину!
Украину полностью прошел, Румынию, в Венгрии долго стояли.
Летали, в основном, на разведку… Но бывало, возвращаемся, летим, идет стая машин немецких, обстреляем… Много у нас в полку погибло. Но мы держались, не погибали… Меня командир полка от себя не отпускал, я был не только стрелок-радист, я – снайпер, я видел небо, я видел врага, я его чувствовал!
Вот так вот… Если, не дай бог, пойдешь в бой – учись стрелять.
Освободили Венгрию, потом в Словакию пришли. В Словакии и закончили войну. Объявили, что войне конец! Три дня гуляем!
А через три дня опять тревога – на боевое задание. Мы расслабились, все уже победа! А тут объявляют – в горах, в Карпатах армии Власова, Бендеры, Смоленского, да, мало ли их было, предателей. Наш русский мужик с русскими солдатами воюют за немцев! Вот мы пошли обстреливать. Стрелять… Взрыли там землю – места живого не было… Бомбили, обстреливали… Одни экипажи – обстреливают, вторые бомбят, третьи фотографируют работу… Вот, кажется, и все, закончилась война…
Меня три раза сбивали. Один раз сбили, на машине вползли в кусты. Второй раз сбили под Минском, выпрыгнули мы, три человека, приземлились и тут же сошлись, ни немцев, никого там не видели. Встретили деда одного или мужика, который показал тропу, рассказал, как пройти, и мы пришли к нашим. Потом под Ростовом тоже сбили. Плохо помню уже. Помню, самолет горит, мы выпрыгиваем, самолет бросаем… Ранило меня осколком в шею, пуля шарахнула в комбинезон, пробила куртку, еще на руке шрам был большой, сейчас уже почти не видно. Все зажило.
А выпрыгивал первый раз с парашютом на второй день войны, ветер как понес, как ударился я об пень! Нос вывернуло, трубки, ноздри к верху! Меня в госпиталь, поставили резиновые штыри, выправляли, неделю там лежал. Познакомился в госпитале с медицинской сестрой. Она просила, напиши мне. Хорошенькая такая девчонка… Ну, как… Первые дни войны, думал не встретимся, думал убьют. Провожала – плакала…
Почему я остался живой?! Потому что я мог хорошо защитить себя. Только я и больше никто. И вот с кем я летал, Лина Максимовна скажет, что с Ленинграда командир был еще там…они говорили: «Спасибо, что спас нам жизнь!».
Наш экипаж выполнял личные задания верховного главнокомандующего И.В. Сталина, было четыре таких задания. Ходили в разведку от Москвы с Кубинки и туда на запад: Полтава… даже в Румынию. На большой высоте ходили, фотографировали, данные давали и отстрел делали… У нас была очень тяжелая работа, очень. Я все переносил спокойно, уверенно. Собьют и собьют ну и что.
Друзья фронтовые были. Но сейчас никого нет. Командиры, летчики, штурманы, инженеры. Нет никого. Я остался один. Как будто я пришелец какой-то. Правда?
Я очень сильный был. Для меня прыгать с парашютом никакого труда не составляло – выпрыгнул и все."
Воспоминания
Потемкин, Алексей
Дедушка: На каких самолетах летал: начали летать на СБ, потом ТУ2, бостоны, боинги и ТУ и Пе-2, вот и все, конец. Был бомбардировочный полк, разведывательный и истребители, 626 авиационный полк СБ – скоростной бомбардировщик, слабенькие – 300 км в час давал, по-моему. А потом бостоны, потом наши ТУ-2. Потом Б25 американские. Сбили нас… под Полтавой. Обидно. Но, что делать, но живые остались.
Всю войну прошел от начала до конца. И ночью летали, под Москвой в начале. Деревня Дракино… Там участок, забыл как его, сейчас Максимовна придет скажет. На Тулу идем… Район Серпухова! Там мы летали и убивали немцев… И они гады бомбили нас! Но мы отпор давали сильный. Много немцев побили. Все обошлось, как видишь.
Летал я в одном экипаже – сбил истребитель, мне говорят – вот еще собьем и получим звание героя. А потом перевели его в другую часть, этого мужика, который обещал всем. Я как-то стал говорить, а мне – да что ты, нам бы живыми остаться! Понял. Вот на этом все и затихло. Живым остаться, вот главное!
Меня отправляли учиться, переучивался в 43-м году, основательно, на летчика, чтобы все лучше оформить формально, я же был борт - инженер. Начал меня уговаривать экипаж, давай потом, мол, живы будем! Не хотели расставаться.
Главное не надо бояться – будешь бояться убьют. Никогда не было страшно, я шел, знал, что убьют. Кругом погибают. С Украины летели – наших летчиков сбивали, отказывало оборудование, заканчивался керосин падали… Было тяжелое время.
Дедушка: "Перевели полк на Украину, под Полтаву в город Кировоград. Вот остановились, стали гулять, дружить, хохлушечки, там появлялись красивые…
С бабушкой познакомился в городе Волчанске в 47-м году. Из Кировограда нам дали путевки в Крым в санаторий. Мы поехали. Я был в экипаже с командиром полка. Он такой строгий. Артемьев. Это уже после войны его прислали. Остановились мы в городе Волчанске. У него там была жена и племянница. Они хотели ее мне подкинуть, но она такая кривоногая, сама девка… Я так с неохотой… пошел с ней в кино… Вот с этой, как ее? С Софьей. Софья ее звали?"