Тарановский Анатолий Александрович
Тарановский
Анатолий
Александрович
рядовой разведчик / радиоинжинер, шифровальщик
1922 - 2010

История солдата

Родился в 1922. Граф. После революции вывезен за границу, проживал в Шанхае. Получил высшее техническое образование. Во время войны активно работал по налаживанию связи с СССР, передал советским специалистам американскую систему навигации при управлении самолетом "вслепую" (полеты по приборам ночью и в тумане). В 1947 — удалось скрыться от американской контрразведки и выехать в СССР. В 1949 — арестован за шпионаж, приговорен к 20 годам ИТЛ и отправлен на работу в Марфинскую "шарашку". Один из создателей шифровального прибора для телефонных переговоров Сталина. В 1956 — освобожден, занимал руководящие посты в радиоэлектронной промышленности, занимался разработкой уникальных систем, необходимых при сооружении крупнейших объектов: Останкинской телебашни, Кремлевского Дворца съездов, олимпийских объектов (особенно дорожил двумя орденами — высшим казачьим "За Любовь и Верность Отечеству" и международным орденом Святого Великого Константина, старейшей наградой на планете). 18 июня 2010 — скончался.

Регион Москва
Воинское звание рядовой разведчик
Населенный пункт: Москва
Воинская специальность радиоинжинер, шифровальщик
Годы службы 1941-1947
Дата рождения 1922
Дата смерти 2010

Боевой путь

Боевое подразделение дипмиссия
Плен Шанхай (с 1941 по 1947)

Когда началась война с Гитлером, Анатолий Тарановский, живший тогда в Шанхае, пришел в советскую дипмиссию и попросился на родину. На фронт, однако, не попал. Для него нашли другое ответственное задание. Посольство получало радиоаппаратуру из США, требовавшую правильной настройки. Анатолий, работавший на американском аэродроме, умел это делать великолепно. Связь с Москвой стала безотказной. Потом Анатолию стали давать и более сложные задания - по линии военной разведки. Он, к примеру, раздобыл у американцев систему наведения самолетов и посадки “вслепую”, чем СССР тогда не располагал. 

Воспоминания

Тарановский А.А.

Воспоминания Тарановского А.А из книги Н. Медведева «Мои Великие старики»
238
«– Многие годы я никому ничего не говорил о себе. Кто мои родители, кто я, какое отношение имею к древнему русскому роду Тарановских-Воротынских. Тем более, я молчал о том, что делал в Китае, как помогал в трудные времена Советскому Союзу, работая на военную разведку могучей державы, на Сталина… Я жил прошлым, своими воспоминаниями, и нести их груз одному было очень тяжело. Теперь мне стало легче. Я многое рассказал и живу сегодняшним днем. Сложная моя жизнь, к сожалению, подходит к концу. Но мне не хочется тихо и мирно в постели уйти в небытие. Вот вспыхнуть бы где-нибудь и как-нибудь, чтобы сразу вмиг, точно в бою, превратиться в частицу мироздания, вечности. Так погибали в ратных подвигах мои предки, верой и правдой служившие царю и Отечеству!».
В 1947 году Тарановскому в лучших детективных традициях удалось покинуть Китай из-под носа американской контрразведки. На исторической родине его ждали почет и разочарования, предстояло испить горькую чашу сталинских репрессий. В 1949 году Особое совещание осудило его на 20 лет лагерей за... шпионаж! А потом была работа в знаменитой, описанной Солженицыным в романе “В круге первом” Марфинской шарашке. Там высококлассный радиоэлектронщик стал одним из создателей шифровального прибора для телефонных переговоров Сталина. В 1956 году он был реабилитирован. Это позволило Тарановскому занимать руководящие посты в радиоэлектронной промышленности, разработать уникальные системы, которые совершат переворот при сооружении крупнейших объектов - Останкинской телебашни, Кремлевского Дворца съездов, олимпийских объектов 1980 года.



В его жизни было много наград. Особенно дорожил он двумя орденами - высшим казачьим “За Любовь и Верность Отечеству” и международным орденом Святого Великого Константина, старейшей наградой на планете.

Награды

Высшим казачьим "За Любовь и Верность Отечеству"

Высшим казачьим "За Любовь и Верность Отечеству"

международным Орденом Святого Великого Константина, старейшей наградой на планете)

международным Орденом Святого Великого Константина, старейшей наградой на планете)

После войны

Из воспоминаний Тарановского А.А.

Ф. Н. Медведев. «Мои Великие старики»
241
Побег в СССР
– Как я уезжал, а точнее бежал, из Китая? Почти детективно. Американцы, с которыми
я работал, относились ко мне очень хорошо, уговаривали уехать в Америку и продолжать с ними работать. Среди них был Джеймс Лейкин. Мы были с ним настоящими друзьями.
Контракт с американцами заканчивался, но они были на сто процентов уверены, что я
уеду в Америку. Они знали, что сестра прислала мне письмо с приглашением. Но я уже уволился с работы. Поскольку я продал свое жилье, то временно поселился в квартире советского посла. Стал чувствовать, что за мной следят – звонили, проверяли, дома ли я. Ясно было, что вот-вот прихватят. И я задумал опередить преследователей – в 8 часов вместо 12-ти прибыл на теплоход «Гоголь», стоящий под парами для отправки в сторону Владивостока. Ступив на трап, я мгновенно оказался на территории Советского Союза. А в 11 часов к причалу неожиданно подъехали два джипа с американцами. В одном из них сидел Джеймс Лейкин. В его глазах был ужас. Он понял, что я уезжаю, что я его предал.
Ф. Н. Медведев. «Мои Великие старики»
242
КГБ: допрос с пристрастием
– Осенью 1947 года я прибыл в Советский Союз. Поселился на Урале. Потом вместе с
женой и маленьким сыном перебрался в Свердловск. В городке чекистов я получил комнатку. Офицерский паек давал возможность нормально существовать. Вроде бы все шло хорошо. Но вот в один прекрасный день, как сейчас помню, 4 сентября 1949 года, сижу я в местной киностудии научно-популярных фильмов и выполняю свою работу. Раздается телефонный звонок: «Вы можете прийти в МГБ?» (Министерство государственной безопасности.)
«Конечно, приду», – спокойно ответил я.
Приезжаю, докладываю, захожу в кабинет генерала Золотова. «Ну, как живешь?» –
«Нормально, сейчас занимаюсь дубляжом фильмов „Суд чести“, „Сельская учительница“
и других. Перевожу на французский, немецкий и английский». Генерал в ответ: «Мы это
хорошо знаем». И сразу же без всякой паузы: «Но у нас есть мнение, что ты не борешься
за советскую власть». Вопрос для меня был неожиданным. «А как я, собственно, должен за нее бороться? Расскажите, посоветуйте, какую борьбу я должен вести за советскую власть?
Считаю, что, занимаясь фильмами „Ленин в Октябре“, „Суд чести“, я и борюсь за нее как
могу. Что же еще я должен делать?» – «Да, но вокруг тебя шпионы, Власов, Петров, Сидоров. Они же шпионы». – «Если они шпионы, хорошо, что вы их обнаружили. Просто здорово!»
– «Здорово-то здорово, – продолжал генерал, – но только вот что: я сейчас иду обедать. Даю тебе три листика бумаги, и ты должен написать все, что тебе известно о шпионской деятельности внутри киностудии. Напиши, что эти люди завербованы в Шанхае и прибыли в СССР с определенными заданиями». Я говорю, что мне незнакомы эти фамилии и я ничего не знаю об их шпионской работе. «Как не знаешь?» – раздраженно, с упреком и, по-видимому, с разочарованием продолжает наступать на меня Золотов. «А вот так, не знаю», – отрезал я.
«Ну ладно, заканчиваем наш разговор, повторяю: я иду обедать и к моему возвращению ты должен написать все, о чем я тебе сказал». И хлопнул дверью, оставив меня один на один с чистыми листами бумаги.
Что делать? В Свердловске осень, погода сырая, мрачная. Настроение паршивое. Взял
ручку и коротко написал о том, что, да, я знал хорошо этих людей, что, как и я, они всегда
стремились в Советский Союз. Хорошо работают, всем довольны.
Вернувшись с обеда, генерал сразу же заглянул в мои записи и покраснел, как помидор.
«Ты что, дурака из меня делаешь? Тебе сколько лет?» – «Двадцать семь». – «Двадцать семь плюс двадцать пять – сколько это будет?» Я говорю, что довольно много, пятьдесят два года. Так вот, – устрашающе продолжал экзекуцию глава свердловского МГБ, – если сейчас здесь же не напишешь всего, о чем я говорил, ты выйдешь на свободу через двадцать пять лет».
Что мне было делать, как отвечать на эту угрозу? Но я, как ни странно, довольно спокойно, а может быть, и уже обреченно сказал: «Писать ничего не буду». «Не будешь?» – зловеще заорал генерал и нажал какую-то кнопку.
Пришли люди, сняли с меня галстук, американские (довольно хорошие) часы. И началось
 следствие. А точнее, банальный допрос.
И пошло-поехало… мне то не давали спать, то вызывали к следователю.

Так продолжалось несколько месяцев. Я не мог понять, чем все это закончится, что со мною будет.
И вот 31 декабря 1949 года мне зачитывается приговор Особого совещания: «20 лет
исправительно-трудовых лагерей. Поражения в правах нет, ссылки нет». Подписывать собственный приговор я отказался, считая, что «наказание» сфальсифицировано и я его не
заслужил. Но мои эмоции и мое возмущение никого не трогали. Меня отвезли в тюрьму, и стал я вместе с другими арестантами готовиться к этапу.
Ф. Н. Медведев. «Мои Великие старики»
243
В Степлаг – на 20 лет
Привезли нас в Голодную степь, где располагался один из лагерей для заключенных.
В Степлаге выжить было трудно, мне повезло, что я не попал в общий поток приговоренных  к гибели.
А спас меня случай. Идя однажды на работу в каменоломни, я увидел в стороне от
дороги валявшиеся бесхозные моторы. Они свое отслужили, но мне пришло в голову предложить бригадиру их восстановить. Я это умел, понимал, что надо делать. В ответ меня направили к начальнику, русскому немцу, который тоже отбывал срок. Я предстал перед ним и довольно решительно предложил свои услуги по перемотке утраченного механизма. И сделал все как надо. С этого момента моя жизнь изменилась: конкретная работа, нормальное питание, из скелета я стал превращаться в нечто похожее на человека. И уже через шесть месяцев вместо объявленных двадцати лет меня выпустили из Степлага и переправили в Москву. Как специалист я понадобился в шарашке, той самой, которую позже опишет Александр Солженицын в «Круге первом».
Ф. Н. Медведев. «Мои Великие старики»
244
Шарашка, Солженицын, Копелев…
– С Александром Солженицыным мы были в одной Марьинской шарашке. Но встретиться
 с ним не пришлось по простой причине: когда меня привезли, его уже там не было. Но
из бесед с Львом Зиновьевичем Копелевым, другим знаменитым «марьинским» сидельцем, с которым мы подружились, из разговоров с людьми, жившими бок о бок с Александром Исаевичем, я многое узнал о будущем авторе «Архипелага ГУЛАГ».
Копелев многому меня научил. Например, писать прошения, ходатайства. Он звал
меня Сисан, по-китайски «учитель». Потому что я тоже старался всем помогать выживать
в неволе. «Не пиши длинных просительных писем, – говорил Копелев, – никаких пяти или
шести страниц. Все излагай на одной. Начальство не любит читать большие рапорты. Суть дела излагай емко и скупо». И я написал: «Не понимаю, что такое „Особое совещание“. Я вырос в Китае и приехал в СССР из Китая. Прошу пересмотреть мое дело и, если виноват и сознаюсь в своей вине, прошу расстрелять». Я написал и Ворошилову, он тогда был председателем Президиума Верховного Совета СССР.
Ф. Н. Медведев. «Мои Великие старики»
245
Смертельный укол
– Много в моей жизни было тяжелого, страшного, унижающего человеческое достоинств
 И, наверное, я человек неслабый, если многое сумел пережить. Но одно обстоятельство
, связанное с моим заключением и работой в закрытой воинской части № 1201, не дает
мне покоя до сих пор. Я говорю об этом впервые. После окончания срока «наказания» в отдельном лагерном пункте тюремного отдела КГБ при Совете Министров СССР 16 мая 1955-го, я, конечно, ждал реабилитации. Работал в должности старшего инженера. У власти был Хрущев, и этот короткий период его правления Эренбург назовет «оттепелью». Но оказалось, что вся эта государственная камарилья,
которой я был вынужден служить верой и правдой, продолжала замышлять против меня и
таких же, как я, воистину шекспировскую месть и казнь. Да что Шекспир, страдания его
героев – детские забавы в сравнении со страданиями тех, кто попал под молот чудовищной карательной системы той эпохи. Вместе со мной работали два сотрудника – Барышев и Надеждин, здоровые, крепкие мужчины. Зимой они выбегали на снег, делали гимнастику, круглый год обтирались холодным полотенцем. Они тоже, как и я, ждали реабилитации после освобождения. И вот как то их позвали в медсанчасть и предложили пройти оздоровительный курс лечения. Заключался этот курс только в одном – пациент должен был регулярно приходить к медсестре для укола. И что же, неожиданно один за другим Барышев и Надеждин умирают. Один – от инсульта, другой – от инфаркта. Все мы, знавшие их, были в шоке. И вот однажды симпатичная молодая сотрудница санитарной части как бы между прочим предложила мне малость подлечиться – пройти курс оздоровления. Я пришел к ней в кабинет в тот момент, когда она перебирала медкарты, и краем глаза заметил, что под моей фотографией на плотной картонной карточке было жирно выведено «Сов. секретно». Я еще подумал, что же совершенно
секретного в том, что со мной делают врачи и сестры? Ну вколют витамин С или какой-
то иной витамин. Мысль промелькнула, и я о ней тут же забыл, подставил свою руку для
банальной оздоровительной процедуры. Вспоминает жена Анатолия Александровича Валентина Николаевна: «Я помню тот день, помню, как это начиналось. Я пришла из института, где тогда работала, и стала мыть окна. Толя, молодой, красивый в белоснежной рубашке и светлых брюках, сидел на диване. И вдруг он попросил меня закрыть окно. „Закрой окно, мне плохо“, – вдруг четко сказал он. Я посмотрела на него, выглядел он нормально, и я, подумав, что Толя шутит, продолжила свое дело. Но он снова уже более настойчиво бросил: „Закрой окно, мне плохо, я умираю…“ – „Не выдумывай, дай мне домыть окно, завтра не будет времени“. „Вызывай „скорую“, немедленно…“ – закричал муж. Я бросила на него взгляд: его всего трясло, зрачки расширились. Так началась непонятная до сих пор болезнь. Приехавший врач недоумевал: „Очень странно, человек вроде бы здоров“. Мы поместили Толю в Институт профзаболеваний, но и профессор Кукушкин, которому он рассказал о грифе „Сов. секретно“, не прояснил картину. Я интересовалась у разных медицинских начальников, но никто ничего не
понимал. Короче говоря, тот единственный укол стал причиной повторяющихся приступов головной боли и шума в ушах. Каждую ночь в течение многих лет мы вызывали „скорую“. А вы, наверное, удивлялись, почему Анатолий Александрович временами как будто бы вас не слышит?»
А. А. Тарановский:
– Из страшной смертной картотеки я знал только тех двоих, которых отправили на тот
свет. А карточек в ящике было много. Зачем они такое творили? Догадываетесь? Они не
хотели оставлять свидетелей. Мы слишком много знали. Над страной вроде бы забрезжил
рассвет, люди стали легче дышать, и инквизиторы заметали следы.
 

Автор страницы солдата

История солдата внесена в регионы: