«Вот воздух прочертила зеленая ракета с командного пункта. На старте готовятся к старту «Илы». Выруливаем и мы, с нами в паре идет Олег Мыльников, младший лейтенант, молодой летчик, хороший, общительный парень из группы молодых, которые пришли с пополнением, стрелком у него летит Иван Волуйский. Курс – на Варангер-фиорд, где разведчиками обнаружен караван немцев из трех крупных транспортов с усиленным охранением. Шестерку «Илов» ведет Николай Суворов.
По конвою одновременно с нами будут наносить удары торпедные катера. С воздуха видно, как они уже вышли в море и, оставляя за собой белые хвосты бурунов, стремительно идут на перехват каравана.
В кабине холодно, зябко, вижу соседние машины, в кабинах – головы знакомых летчиков и стрелков, беспокойно оглядывающих небо, чтобы не прозевать атаки мессершмитов. Забрались на высоту не менее 2000 метров, внизу далеко впереди на темной воде различимы корабли, в центре два больших транспорта, вокруг них корабли охранения, катера и отдельные крупные корабли, вроде тральщиков или даже эсминцев. Над конвоем идет воздушный бой: наши истребители схватились с мессерами, прикрывавшими с воздуха немецкие корабли.
Наступает самый нервный момент сближения с конвоем. Навстречу «Илам» несутся трассы зенитного огня, вспыхивают разрывы крупных зениток – это по нашим самолетам стреляют с береговых батарей. Суворов разворачивает всю шестерку для пикирования, справа от нас вижу самолет Олега Мыльникова и голову Ивана Волуйского в кабине стрелка. И вот ведущий Суворов свалил свой самолет в пикирование на один из транспортов, за ним последовали и другие «Илы», вниз полетели бомбы. Одна попала в транспорт, в воздух взметнулся огромный столб огня и дыма, другие бомбы подняли фонтаны воды вокруг бортов. Прямым попадание был взорван и потоплен еще один корабль из охранения.
Пикируем и мы, мучительные секунды, скорость увлекает нас вниз, перед глазами вырастает громада транспорта, вся палуба во всплесках огня от зенитных установок, бьющих прямо в наш самолет. Машина дрожит, мы бьем из пушек и пулеметов, с шипением срываются из-под плоскости реактивные снаряды. Сброшены бомбы и следует резкий рывок выхода из пикирования, от перегрузки чудовищная тяжесть прижимает к задней стенке, темнеет в глазах. Мы проскакиваем на скорости через корабли охранения, которые с остервенением бьют из всех стволов по выходящим из пикирования самолетам.
Взгляд замечает, как торпедные катера на предельных скоростях выходят зигзагами из атаки. Один транспорт, в который они попали торпедой, превратился в гигантский взрыв, затем он переломился и скрылся под водой, на месте гибели образовалось большой белое пятно вспененного моря и плавающих обломков.
Наша группа вся в целости, все стараются поплотнее держаться строя, на всех парах отходим в море в направлении к дому. И здесь был один неприятный момент, за который я потом долго укорял себя.
Внизу после торпедной атаки на предельных скоростях отходили торпедные катера, оставлявшие на воде длинные буруны вспененной воды. Один такой катер мы обогнали и я, обалдевший от всего увиденного, почему-то подумал, что это немецкий катер охраны гонится за нашими катерами. Я прицелился в этот катер и хлестнул по его палубе длинной очередью из своего крупнокалиберного пулемета, но вовремя спохватился. Что я делаю?! Ведь это наш катер! Наверное, командир катера после атаки, стоя в открытой рубке, возбужденный от пережитого боя, покрыл трехэтажным матом «Ил-2», стрелок которого обстрелял сдуру свой катер. Бывает же такое! Командир катера потом мог бы без труда разыскать этого дурака. Но обошлось без последствий.
Где-то на половине пути я с тревогой обратил внимание, что Олег Мыльников стал отставать от группы и от нас. За его самолетом тянулся белый след дыма, кучными хлопками вылетавшего их патрубков мотора. Резанула мысль: Олег подбит и тянет изо всех сил на поврежденном моторе. Его «Ил» не только отставал, но и неотвратимо снижался все ниже и ниже к воде. Кричу по переговорному устройству Васе, оказывается, он тоже заметил и начинает убирать газ, чтобы подойти ближе к Олегу.
Зигзагами крутимся около его машины. «Тяни, Олег! Тяни, дорогой»! - кричу в воздух в предчувствии трагического конца. Вижу болтающийся пулемет Ивана Волуйского, его самого не различить в темноте, наверное, ранен или убит, и лежит на дне кабины. Представляю, как Олег, правой рукой вцепившись в ручку управления, свободной рукой жмет на сектор газа, рвет рычаг уборки шасси (при посадке на воду), уперся ногами в педали, отстегивает подвесные ремни парашюта, пытается открыть колпак кабины.
Все это проносится в моей голове. Вася по-прежнему делает змейки, сопровождая обреченную машину Олега. Впереди уже виден Рыбачий, на берегу которого находится наш небольшой аэродром передового базирования Пумманки, спасительная площадка для подбитых самолетов. Может быть, дотянет. Но нет. Всего метры отделяют поврежденный самолет от поверхности воды, на которой бегают белые барашки волн. Вот, самолет коснулся воды, вспенил за собой белую дорожку, несколько секунд продержался на плаву, и затем, зарывшись носом и задрав вверх хвост, медленно погрузился в морскую пучину. Все! Конец. На месте падения не было заметно ничего живого (бывает, что летчик и стрелок успевают выбраться из кабины и какое-то время барахтаются вблизи, и если посчастливится, то их могут подобрать свои катера).
Так трагически оборвалась жизнь молодого летчика, младшего лейтенанта Олега Мыльникова и воздушного стрелка старшего краснофлотца Ивана Волуйского. У них нет могилы, только холодные воды Варангер-фиорда днем и ночью гуляют на том месте».
(Из воспоминаний воздушного стрелка И.В.Седенькова)