По радио выступил В.М.Молотов, и весь мир узнал о внезапном нападении Германии на Советский Союз. Финляндия являлась союзницей фашистской Германии и тоже находилась в состоянии войны с СССР. Так началась Великая Отечественная война. Цели воюющих сторон ясны.

Днем я освободился от наряда. Батарея была приведена в боевую готовность. Мы получили полный боекомплект снарядов, каждом} вручили стрелковое оружие и боеприпасы к ним. Вечером выехали на фронт. Двигались в ночной темноте. Я не знал дороги. Нас вели разведчики. К утру мы пришли на границу. Мой взвод был придан второму батальону. Соответственно, 1-й взвод – 1-му батальону, 3-й взвод -третьему батальону. Мы расстались и нам, однокашникам, не суждено было больше встретиться.

Меня встретил начальник штаба второго батальона лейтенант Коваленко. Показал примерный участок для огневой позиции для отражения врага, если он появится на полотне разобранной железной дороги.

Было тихое, теплое солнечное утро. Крутом притихший лес. Ничто не говорило о войне. Мы заняли огневую позицию. Я назначил дежурных и остальным разрешил поспать.

Мне хотелось до начала военных действий посмотреть, что из себя представляет здесь государственная граница. Лейтенант Ковалев дал мне связного. Мы прошлись вдоль границы, огражденной колючей проволокой. На финской стороне тоже проволочные заграждения, а между ними полоса нейтральной земли шириной около 50 метров. Встретились и поговорили с нашим пограничником, видели и финского пограничника.

В штабе батальона получил карту местности, узнал о расположении огневых позиций, окопов и блиндажей батальона и о расположении дотов. Побывал в одном из них, расположенном по соседству. Оценил обстановку и сменил расположение своей основной огневой позиции и наметил три запасных. Вместе с начальником штаба батальона посетил передовые позиции и НП батальона. С помощью стереотрубы рассмотрел видимую позицию противника. Заполнил карту, наметил цели. Установил телефонную связь взвода с НП и передовыми окопами батальона и

приготовился к ведению огня по целям. Наметил ориентиры, провел пристрелку с основной и запасных огневых позиций. Все данные были готовы. Взвод готов в любое время открыть огонь на поражение огневых точек противника. Прошло несколько дней. Военных действий пока не было.

На командном пункте батальона несколько раз откровенно побеседовал с командиром батальона – старшим лейтенантом Голубевым. Его все звали "голубь". У нас установились дружеские отношения и полное взаимо­понимание. Он меня познакомил с командирами рот, с командиром батареи противотанковой артиллерии лейтенантом Гайдержинским. Он был секретарем партийной организации полка.

Своему непосредственному начальнику-командиру батареи я доложил о проведенной работе по готовности взвода к бою. Он одобрил, никаких замечаний не сделал. Он редко навещал нас и никаких приказов не давал. Политрук батареи был у нас несколько раз, проводил беседы, интересовался настроением бойцов. Мне сделал замечание, что красноармейцам необходимо своевременно менять подворотнички, следить за своим внешним видом.

Старшина батареи нас снабжал питанием регулярно, мне приносил дополнительно командирский паек: ежедневно, пачку папирос и печенье. Я не курил и папиросами угощал сразу курящих бойцов. В первые дни снабжали папиросами "Беломор", затем – "Красная звезда", а потом -ничем.

Прошло две недели. На нашем участке активных боевых действий не было. Обстреливали позиции друг друга из артиллерии и минометов.

Перед огневыми позициями батальона местность была заминирована.

Противник стремился получить данные о минном поле разными мерами. Однажды, когда я был на передовой позиции батальона, смотрю на позиции противника и вижу, прямо на нас идет небольшое стадо телят. Видимо, сзади его кто-то подгоняет. Наши бойцы сразу открыли пулеметный огонь. Мне объяснили: "Это разведка. Уже не, первый раз посылают телят для обнаружения минных полей".

На финской стороне возвышалась геодезическая вышка-'" которую они превратили в наблюдательный пункт. Финские минометы открыли огонь по нашим позициям. Мины разрываются прямо около целей. Смотрю, на вышке замаскировался человек. Это он корректирует огонь. Пришлось срочно открыть огонь по разведчику шрапнелью, а затем фугасным снарядом разрушить вышку. На нашем участке фронта не было тяжелой артиллерии. Вдруг появился дивизион 152 мм пушек-гаубиц и расположился почти рядом с огневой позицией нашего взвода и в течение часа вел беглый огонь, по моему предположению, по город} Лаленранта. и сразу же уехал.

По ночам стали через мощные радиоустановки распространять шум двигателей танков и лязганье гусениц, имитируя сосредоточение танковых войск. Все это делалось для того, чтобы противник подумал, что здесь собирается ударная сила для перехода в наступление, поэтом}" он перебросил бы сюда свои войска с других участков фронта. Нашими шумовыми фокусами обмануть противника не удалось. Финское командование хорошо знало, что им на нашем сильно укрепленном участке, где много дотов, прорвать линию фронта не удастся. Оно нащупало более уязвимое место, и финские войска наступают к Ладожскому озеру.

В батальоне зачитан приказ о переходе в наступление. Цель – занять приграничный финский населенный пункт и железнодорожную станцию Вайниккала. Рано утром роты пошли в наступление. Продвинулись на территорию врага до двух километров. Занять бывший полуразрушенный населенный пункт не удалось. В фундаментах домов укрепились несколько пулеметных точек, которые вели шквальный огонь. Наша пехота залегла. Две танкетки, сопровождавшие наступление, подорвались на минах. Прервалась телефонная связь с тылом. Без потерь невозможно было пройти к ротам и вынести с поля боя раненых. Оказалось, несколько автоматчиков противника замаскировались на деревьях, пропустили наступающих и теперь обстреливали каждого, кто появлялся. Командир батальона приказал мне ликвидировать этих "кукушек" и подавить пулеметные гнезда противника. Приказ был выполнен. Прежде всего мы шрапнелью сняли "кукушек" – автоматчиков. Связь была восстановлена. Затем мы открыли огонь из обоих орудий по фундаментам домов, где укрепились пулеметы противника. Через сорок минут пулеметные гнезда были ликвидированы. Пехота заняла населенный пункт. Первая задача выполнена. В это время на станцию Вайниккала прибыл поезд. Из вагонов выскакивают люди и на платформу выкатывают что-то в виде бочек. Или так упакованы боеприпасы, или еще что, гадать было некогда. Я сразу открыл огонь по станции, по паровозу. Там раздались мощные взрывы, все накрылось черным дымом. Мы продолжали вести огонь.

Вечером войскам был дан приказ вернуться на свои позиции. Сказали: "Цель достигнута. Финны сюда перебрасывают подкрепление".

За эту боевую операцию были представлены к награждению медалью "За боевые заслуги" командиры орудий. Я был представлен к награждению орденом Красного Знамени. Но.по сложившимся обстоятельствам в то время не суждено было получить награду. Ее я получил в сентябре 1957 года и не орден Красного Знамени, а орден Отечественной войны 2-й степени, согласно УказаПрезидиума Верховного Совета СССР от 9 августа 1957 года.

Обстановка на фронте оказалась очень сложной. Немецко-фашистские войска рвались в Ленинград. Ленинград оказался в угрожающем положении. Финские войска на Карельском перешейке, имея четырехкратное превосходство в живых силах перед нашими войсками, прорвали линию фронта, на берегу Ладожского озера захватили город Кексгольм и направили свой удар вдоль Вуоксы на юго-восток. Они тоже хотели войти в Ленинград. Нас перебрасывали на этот участок, в эту дыру.

23 августа нас сняли с занимаемых позиций. Сказали, что это приказ Ворошилова. После обеда мы оставили огневые позиции и поехали по дороге на Выборг. Нас вел командир батареи. Батальон в полном составе двигался по этой же дороге. Мы двигались свободно. Ни кто нас не преследовал. Не было и никакой угрозы с воздуха. К вечеру дошли до Выборга. Город был пустой. Кое-где появлялись отдельные группы людей. Магазины были открыты. В них никого не было. Нам разрешили брать с собой оставленные в магазинах продукты питания, курево и т.д.

Мы выехали из города ночью. За городом поднялись на возвышенность и увидели на западе огромное зарево, слышны и глухие раскаты "грома". Это наши там взрывают доты и другие укрепления. Было тоскливо, жалко, что мы уходим. Вынуждены уйти.

25 августа днем устроили большой привал с обедом и свернули с главной дроги на проселочную, прошли еще около 5 километров, и комбат приказал мне здесь занять огневую позицию, а сам со взводом управления ушел дальше вместе с батальоном. Я не имел никаких сведений ни о противнике, ни о расположении наших войск.

Огневую позицию оборудовали на опушке леса, замаскировали. Лошадей и зарядные ящики поставили в лесу. Провели некоторую разведку местности. Ездовые проявили заботу о кормах для коней. Перед нами в 50 метрах проходила дорога, по которой мы пришли, и на север ушла пехота. За дорогой раскинулось необработанное поле, за ним возвышался лес. От дороги к лесу выкопан противотанковый ров. Дорогу почему-то не прорыли. На юг от нас примерно в трехстах метрах на опушке леса возвышается сарай, а подальше от него на другой стороне дороги виднеются какие-то нагромождения. Откуда ждать противника?

За огневой позицией в лесу наткнулись на телефонные провода. Подключились. Разговаривают наши. Переговоры ведут штаб полка с нашим батальоном. Оказалось, примерно в одном километре на юг от нас располагается штаб полка в лоте. По телефону я доложил командиру батареи о готовности к бою. В дальнейшем, в течение трех дней, взвод вел огонь по его указанию по пулеметам и минометам противника. Он по телефону корректировал огонь.

27 августа ездовые ушли на поле за дорогу косить траву и моментально вернулись с докладом, что в противотанковом рву финны. Еще раз скрытно поразведали. Действительно во рву финские солдаты около 20 человек. Они идут к нам. Перед нами у дороги ров кончается. Мы зарядили орудия картечью, замаскировались, ждем. Подпустили до конца ровика. Они выбрались из рва на дорогу и мы открыли огонь. Кажется, двое не успели выбраться из ровика и убежали. Остальные были расстреляны картечью.

Ездовые ушли на заготовку корма к сарайке. Там их обстрелял финский автоматчик с крыши сарая. Только они вернулись, по дороге из передовой едет санитарный фургон. Вчера здесь прошел легкий танк. Он не добрался до штаба полка, подорвался на минах, и там велась оружейная стрельба. Теперь санитарный фургон. Мы ему машем руками и кричим, чтобы он быстрее свернул с дороги. Ездовой медлит. Остановил коня и, наконец, нехотя свернул с дороги к нам. В фургоне раненые. Среди них и командир взвода управления нашей батареи лейтенант Кашеваров. Он ранен в голову. Пуля вошла в левую щеку и вышла в правую. Я им объяснил, что впереди дорога обстреливается с крыши сарая. Я разглядел, откуда он стреляет. На крыше вырезано отверстие. Мы быстро зарядили орудие осколочным снарядом и выстрелили по крыше сарая, а фугасными снарядами ударили по основанию сарая. Теперь пока дорога свободна. Раненым мы пожелали быстрее поправиться и распрощались. Этот опасный участок дороги они проехали благополучно.

Мы продолжаем вести огонь по противнику по координатам, продиктованным нам командиром батареи. По нашей огневой позиции тоже открыли огонь финские минометы. Прямого попадания по расчету не было, но ранили одного ездового и вывели из строя двух лошадей. Мы сменили огневую позицию. На ночь выставил боевое охранение. Слышу, идет сильная стрельба около штаба полка. Я по телефону представился и просил соединить меня с командиром полка. Мне ответил комиссар. Сказал, что командир полка погиб. В виду мощной перестрелки у штаба я поинтересовался, не нужна ли помощь артиллерийским огнем. Он ответил: "Мы справимся. Держитесь сами".

Следующий день, 28 августа, с утра начался напряженно. Батальон все требовал и требовал огня. Противник бросал в атаку все новые и новые силы. Финские минометы обстреляли нашу новую огневую позицию. Мы ведем огонь по требованию батальона. Я говорю по телефону с комбатом и в это же время слышу, совсем недалеко раздается команда на финском языке, и почти сразу же около меня взорвалась мина. Я даже не успел осознать, что это такое. Просто вспыхнуло пламя с грохотом, и я полетел вверх и, как приземлился, не помню.

Долго ли я находился без сознания, не знаю. Слышу, кто-то тормошит меня за плечо. Я открыл глаза, ничего не вижу. Голова гудит, все болит. Правой рукой растер глаза. Они и все лицо залито кровью, во рту кровь. Напряг зрение, и в тумане увидел, надо мной стоят два человека. Слышу, говорят не по-русски. Финны. Я с трудом присел. Они меня подняли. Я встал. Ноги были целы. Кружилась голова. Разглядел, что я лежал в лесу на плащ-палатке. Левая рука в согнутом виде висит на противогазовой сумке. Кровоточит. Слабость. Все жжет.

Меня повели. Шли не долго. Пришли в населенный пункт. В последствии я выяснил, что населенный пункт назывался Перкъярви. Вечерело. На окраине селения горит костер. Вокруг костра люди сушат портянки, греются. Это наши солдаты – военнопленные. Их около сорока человек. Я тоже военнопленный.

Меня посадили на какой-то предмет. Один финн ушел, видимо доложить, что привели пленного офицера. Меня повели в помещение. В маленькой комнате положили на диван. Среди пленных оказался санинструктор нашего батальона. Его привели ко мне. Он перевязал мне голову и левую руку. Сказал, что батальон разбит.

Ко мне поставили переводчика и пускали ко мне финских солдат по два-три человека. Они показывали мне фотокарточки своих невест, или жен и говорили, что не хотят воевать, что им лучше к матушке. У меня, видимо, был страшный вид лица в осколках и синяках, и они отнеслись ко мне с сочувствием. Никакого допроса не было.

Ночь прошла без сна, в муках. Раны болели, душа ныла от обиды. На следующий день меня и остальных раненых, их было 14 человек, погрузили в кузов грузовика и повезли в Финляндию. Днем остановились в каком-то госпитале. У меня вытащили несколько поверхностных осколков, перевязали голову, левую руку, наложили шины и на шею повесили номер 855. Это был мой "паспорт", номер документа сопровождения. В дальнейшем в городе Лахта в военном госпитале мне сделали операцию под общим наркозом. Я боялся, что у меня отнимут левую руку. Проснулся после операции и в первую очередь пощупал руку. Она цела. Это уже радость. Жду, что с глазами. Через два дня пришел врач, снял повязку и из левой глазницы вытащил тампон, обработал рану и снова повязал. Мне удалили поврежденный осколками левый глаз. Медсестра, русская эмигрантка, сказала, что меня оперировал шведский врач. Оперировал удачно, и я ему благодарен заочно.

Рядом со мной лежал лейтенант пограничник. Он ничего не говорил, ни на что не жаловался. Его койка стояла у окна. Однажды днем он ухватился за крючок для крепления открытого окна, силой вырвал его и, не говоря ни слова, умер. Я пролежал в госпитале несколько дней.

После госпиталя с конца сентября 1941 года до середины октября 1944 года находился в лагере для военнопленных офицеров, который расположен на юго-западе Финляндии в 30 километрах от небольшой станции Пейпохи рядом с тюрьмой для финских политзаключенных.

Вспоминать о нахождении в плену в голодно-унизительном, кошмарном положении не буду. Это воспоминание очень тяжелое. Плен и так часто снится во сне до сих пор. Это воспоминание составит целый отдельный том.

Из плена освободился в середине октября 1944 года согласно условий Советско-Финляндского договора. После возвращения на Родину прошел государственную проверку в спецлагере НКВД СССР № 174 в городе Подольске. Мне сохранили воинское звание лейтенант, и я оставлен в армии командиром взвода артиллерии 67 ЗАП в Подмосковье. В этом запасном артиллерийском полку проходили переподготовку фронтовики после поправки своего здоровья в госпитале, также готовили кадры артиллеристов из новобранцев. По мере готовности их отправляли на фронт.

После окончания войны мы продолжали готовить кадры молодых артиллеристов, а "стариков" демобилизовывали.

В январе 1946 г. демобилизовался в Ярославле и женился на Кононовой Нине Михайловне. Вместе прожили мирно, в согласии и счастливо 52 года.