Сулемен Муссаевич Афашоков – ветеран Великой Отечественной войны и труда был одним из авторитетных и уважаемых людей с.Былым Эльбрусского района. 
 

Афашоков Сулемен Муссаевич 

Родился Сулемен Муссаевич в многодетной семье (девять братьев и три сестры). Отец, Мусса Конакович, был передовым чабаном быллымского колхоза и авторитетным членом общества. Мать, Салимат Тугановна, была опорой и поддержкой мужа во всем, а дети помогали родителям в меру своих сил. Окончив школу, Сулемен идет работать учетчиком на молочно-товарную ферму. Вскоре подходит время служить в рядах Красной Армии. 

В 1939 году, когда еще ничто не предвещало о грядущей войне, он уезжает на службу. В тот призыв с Сулеменом Афашоковым попала большая группа ребят из Эльбрусского района. Вскоре все они оказались в танковом училище, расположенном в г. Минске, столице Белоруссии. Здесь и застала его война. 

 

Воспоминания Сулемена Муссаевича 
(из личного архива С.М.Афашокова, 
материал предоставила дочь Рита Сулеменовна). 

– В первые дни войны немцы бомбили Минск, не щадя никого и ничего, особенно страдали от полетов вражеской авиации территории военных заводов им. Ворошилова и Молотова, на охрану которой и были брошены мы – курсанты танкового училища, – вспоминал Сулемен Муссаевич. – Чудом уцелев в этом аду с досадой наблюдал, как безнаказанно хозяйничали в воздухе фашисты. Особенно невыносимо было смотреть на то, как немецкие летчики хладнокровно расстреливали мирных людей, бежавших из городов. 

Через некоторое время училище эвакуировали в г. Ульяновск, и окончил его Сулемен Муссаевич там, откуда он был направлен на фронт, где в составе 36-ой механизированной бригады защищал Сталинград. 

Вспоминая ужасы войны, он с особенным трепетом и волнением говорил про бои за Сталинград… 

– Сказать, что это была жестокая битва – значит, ничего не сказать, – вспоминал он, – не умолкая дни и ночи напролет гремели взрывы бомб и снарядов, дымились развалины зданий, плавился асфальт площадей и улиц, бушевал огонь на самой реке, которая была покрыта нефтью, хлынувшей из разрушенных хранилищ. Река была заполнена кровью, трупами людей и лошадей, которые погибали при ее форсировании. При виде этого ада люди впадали в панику. Именно здесь я впервые увидел ужасающую картину, где в самом прямом смысле этого слова человеческая кровь, сливаясь в ручьи, текла по земле, от вида которых можно было сойти с ума… 

Рядом со мной оказался тяжело раненый солдат лет 20. Таковых, конечно, было много, но я услышал, как он говорит по-балкарски. Судорожно схватив его обеими руками, я стал изо всех сил тянуть его к берегу. Я как можно громче стал умолять его, чтобы он произнес всего два слова: свое имя и фамилию. Но вместо этого я видел его глубоко страдающие от боли глаза и услышал всего одно слово: «Анам!» До берега он не дожил… 

Словами невозможно передать, с какой болью сжалось мое сердце и…тогда я проклял войну! Но мы продолжали слышать среди рвущихся авиабомб срывающийся голос командира: «Родные наши, вперед!» Этот умоляющий голос командира и стон родного умирающего земляка преследуют меня все время, как самое тягостное воспоминание. 

Запах гари вместе с ветром неотступно сопровождал нас. И с каждым километром пройденного пути на душе становилось все мрачнее и мрачнее, как будто горький, отравленный воздух пожарища оседал у нас не только в легких, но и на сердце. 

В ноябре 1942 года наши войска окружили немецкую армию в районе Сталинграда. В их числе и была наша 36-ая механизированная бригада. Тогда меня и еще одного солдата послали за «языком». Задание было не из легких. Устроив засаду в лесу у дороги, мы ждали всю ночь, почти до утра. Когда стало светать, мы услышали шум мотора и через 2-3 минуты различили в темноте два силуэта. Разработав план действий, мы подкрались поближе к фашистам. Изо всех сил Воронцов бросил большую сломанную ветку под колеса мотоцикла. Работа была проделана четко. Мы доставили фашистов в штаб, за что нам обоим было присвоено звание «сержанта». 

Когда враг уже был оттеснен за границы страны, Сулемену Афашокову пришлось выдержать еще один удар судьбы. Этот самый удар был нанесен не из-за линии фронта, а из глубокого тыла. О случившемся горе он узнал из письма брата Муталипа, который писал о депортации балкарцев и тяготах жизни на чужбине. Это стало для него настоящим шоком. Перед глазами всплывали лица родных ему людей, которых захотелось прижать к себе. 

Вскоре С. Афашокова вызвал начальник штаба части и ознакомил с приказом, согласно которому предписывалось срочно отозвать с фронтов всех переселенцев. 

– Хочешь поехать домой или будешь воевать? – обратился к нему подполковник. 

– Хочу остаться, – кратко ответил Сулемен. 

– Молодец! Воюй как прежде! – заключил старший офицер. 

Потом ждала встреча с комиссаром бригады. Политработник постарался успокоить солдата и попросил адрес родителей. 

Спустя некоторое время в далеком казахстанском селе Октябрьское, где находилась семья Афашокова, на имя председателя сельского совета и председателя колхоза пришло письмо от командования воинской части. 

Хочется процитировать этот документ полностью (сегодня он хранится в личном архиве С.М. Афашокова). 

«В подведомственном Вам колхозе имени Молотова проживает Афашоков Мусса Конакович – отец трех доблестных воинов Красной армии. Один из трех служит в моей части. Это Афашоков Сулемен Муссаевич. Он доблестный сын нашей Родины и отважный командир Красной армии. Он дрался как лев у стен русской твердыни – Сталинграда, геройски сражался, не щадя своей жизни… И теперь, в дни решительного наступления Красной армии, т. Афашоков беспощадно громит немецких паразитов и вместе с другими боевыми товарищами находится на подступах к Восточной Пруссии. 

За высокие боевые успехи, за самоотверженность, мужество и отвагу т. Афашоков С.М. уже награжден тремя высокими правительственными наградами и представлен к четвертой… Прошу Вас оказать всемерную материальную помощь семье т. Афашокова, старикам, отцу, матери, малолетним братьям и сестрам, попавшим в столь тяжелое положение». 

Таким призывом русские командиры ответили на приказ Верховного главнокомандующего. Они сберегли достоинство своего подчиненного и постарались помочь его семье. Подобная забота о судьбе «врагов народа» могла стоить не только карьеры, но и свободы.