Дед был молчун. Говорил скупо, а войне рассказывал мало. В гостях любил петь песни, или сядет в стороне от всех, пригорюниться. Так и прозвали его на деревне "Горюн". Однажды, в конце лета ехали мы с ним рано-рано утром встречать моих родителей на станцию. Ехать на лошади долго, и вдруг он начал рассказывать о войне: “На фронт я попал летом 42” – начал он свой рассказ. Воевать пришлось здесь, в своих родных местах. При штабе связистом был. Раз как-то нет связи с батальонами - Александров, наладить! Есть! Бегу по линии связи, вот он обрыв. Танком порвало. Гусеницами разбросало концы линии в разные стороны. Один даже в небольшой овражек, заросший кустами, забросило. Собрал провода, винтовку, вещмешок положил рядом только присел скручивать концы. В этот момент резкий удар в спину и вскользь по голове. Кувыркаюсь вперед, голову выворачиваю, фашист, дородный такой, автомат на груди, пилотка моя у него в руках. В дали еще немцы видны. Пока он непонимающе её рассматривал, я в кусты и бегом оврагом к своим. На мой вопрос: ”А зачем немцу пилотка?” Дед ответил: “Оглушить он меня хотел, чтобы в плен взять. А я в этот момент присел неожиданно, вот пилотка у него в руках и осталась” Прибегаю в штаб, без оружия, без вещмешка и пилотки. Докладываю: ” Фрицы справа за оврагом! Полковник не верит мне: ”Панику сеешь! Где винтовка? Где головной убор? Расстреляю, если оружие не вернёшь!” Но всё же решил проверить, послал со мной старшину. Тот дал мне гранату, и побежали мы с ним к знакомому овражку. Бежим по нему пригибаемся, поглядываем иногда из него. А вот и немцы, нас не видят. Старшина длинную очередь, я гранату. Взрыв, крики, выстрелы и вдруг тишина. Толи побили фрицев, толи убежали они. Ноги одного убитого из кустов видны. Старшина мне ”Бежим, докладывать!” “Не могу, оружие надо забрать, да и вещмешок жалко” - отвечаю. Он обратно в часть, а я на поиски своего добра. Винтовку сидор и катушку нашел на том же месте, где и оставил, провода немцы разбросали далеко в разные стороны. Но нашел и, подтянув их, соединил. А пилотки не было, немец наверно забрал. Подобрал я все свое добро и обратно другим оврагом обратно в часть. А там все окапываются, к бою готовятся. Но противник не появился, видно передовой отряд заблудился или разведка была, а мы со старшиной их пуганули. Но полковник больше не ругался. “Молодец!” - говорит.
“А дальше, что?!” – спрашиваю. Дальше… Дальше осень, отступаем с боями, грязь непролазная, часть попала в окружение. Дали команду: выходить небольшими группами. Идём, патронов нет, Вдруг немцы цепью идут, перекликаются, стреляют на ходу, Все рванули в разные стороны, одни вперед побежали, а знал, там пустырь, другие в стороны по кустам. А фрицы вот они, рядом. Куда деваться? Упал на землю, винтовку в одну сторону, подсумок с вещмешком в другую. Лежу не дышу. Немец подходит, сапогом в бок. Лежу лицом в грязь, от боли не вздохнуть, но молчу, не шевелюсь. Рус капут! Засмеялся и пошел дальше немец. Почему не выстрелил он? Не знаю. Обычно стреляют для проверки. До сих пор задаю этот вопрос себе? Повезло! В сторону фронта ходу нет. Места знакомые, два дня пробирался в свою деревню. Форму, документы спрятал в сарае за домом, там и одежда старая была. Захожу в хату, а там немцы за столом сидят, Жена у печи хлопочет дети на лавке в углу. Жена моя - умница, все поняла правильно, будничным голосом: “ Садись, сейчас накормлю”. Немцы покосились и все, ну а чего дергаться, пришел муж с поля и пришел. Сижу, ем, дети рядом (маленькие ещё были, ничего не понимали) все нормально. И тут нелёгкая принесла мою сестру. Та с порога давай причитать: “ Ой, Володенька! Да откуда-же ты вернулся!” Немцы такое дело, за оружие и меня в штаб. Там переводчик: ”Кто такой? Откуда? Говорю, мол, здешний я, скотину гонял за фронт. Не поверили. Раздели по пояс, осмотрел меня, руки обнюхали, и в сарай. (Порохом руки пахли, на мой удивлённый взгляд пояснил дед). А там уже человек десять наших, кто в гимнастерке, кто в шинели, двое в гражданской одежде, как и я. Правда, местных и знакомых ни кого. Все молчат, угрюмые. Утром куда-то нас погнали, еды не дали. По дороге еще несколько групп пленных присоединили к нам. На ночь согнали в пустой сарай без верха. Я в углу лег спать на досках. Повернулся, локоть провалился в труху у стены, бревно нижнее почти сгнило. В темноте, расчистил углубление под бревном, да и забился туда, габарита я небольшого, доски на себя натянул. Рано утром всех подняли, бегло осмотрели сарай, пересчитывать не стали, построили колонной и дальше погнали. Немцы так аккуратисты, а тут, то ли торопились, то ли ещё что. Опять повезло! Выбрался, леском пошёл обратно к дому, а туда нельзя! Узнают! Ночью пробрался в свой сарай, забрал документы, гимнастерку пилотку, посмотрел на окошки родного дома, и пошел в сторону фронта.
Через пару дней наткнулся на своих. Хорошо, линия фронта еще не закрепилась, местами пройти можно было. Я и вышел, в аккурат на свою родную часть. Можно сказать, повезло опять. Комбат, особист, да и многие другие меня знали. Связь я всем им делал. Где был, откуда? Рассказал правду, про дом, про плен, как бежал. Особо не дергали, не до того было, немец наступал, да и много тогда наших выходило, документы сохранил, форму - это хорошо. За винтовку, правда, ругали сильно, я сказал, что в болоте утопил. И снова тяжелые бои. Помню, бегу - тяну линию связи, катушка, автомат. Постреливают вокруг. Смотрю, параллейно со мной, бежит немец. Близко, лицо видно. Тоже катушка, автомат. Как и я, линию связи тянет. Бежим, косимся друг на друга, но не он ни я не стреляем, каждый свое дело делает, не до этого. Долго так бежали. Потом разбежались, каждый к своим траншеям линию потянул.
“Дед, а как тебя ранили?” - снова спрашиваю его. Ну как! Конец зимы. Окраина какой-то деревни. Идём в атаку. Снег по колено, Бежать тяжко, ноги в снег проваливаются. Я с телефоном, катушкой, линию тяну, Отстал немного. И тут пулемет, как даст по нам. Все в снег зарылись, По цепи кричат: “Вперед! В атаку! Вскакиваем, бежим. Ура-А-А! Вдруг я спотыкаюсь, падаю, в горячке хочу вскочить, а нога не слушается. Смотрю, а она неестественно на бок вывернута, и ватные штаны от крови набухают. И тут только боль почувствовал. Зажал я руками рану, кровь все равно просачивается. Возможно, потерял сознание на какое-то время. Очнулся, лежу. Чувствую, замерзаю. Бой уже где-то за деревней идет. Темнеет. Смотрю, двое бегут. Наши! Санитары! Оказались не с нашего полка, но тем не менее помогли. Перетянули ногу жгутом поверх штанов, к винтовке привязали, понесли, от тряски боль страшенная. Дотащили меня до саней, там, в специальные ватные мешки запихали, по два раненых в мешок. Два мешка на повозку и поехали. Везли долго, в соседнем мешке капитан-танкист умер по дороге. Привезли. Огромный сарай, сено на полу набросано, раненых вокруг много, все стонут, кричат, ругаются, запах такой стоит. Меня сразу в палатку, на стол, Сапог, штаны, кальсоны разрезали, сняли. Ступню не чувствую. Врач, пожилой, в очках, осмотрел ногу. Говорит мне: ”Колено раздробленно. Отрежем ногу выше коленной чашечки”. Я прошу: ”Доктор, не надо, оставьте ногу” А если воспаление, гангрена? Что тогда? Отрежут ногу по бедро или помрёшь” - отвечает он. Говорю: “Пусть, не надо сейчас резать!”. Посмотрел на меня доктор, вздохнул устало: “Ладно, оставим тебе ногу. Больно будет”. Потом долго возился: собирал, скреплял, зашивал колено, зафиксировал ногу, чтобы правильно срослась. Я всё вытерпел, только сдавленно мычал от боли. Боялся, если буду орать, то доктор передумает и оттяпает ногу. Сейчас очень жалею, что даже спасибо сказать ему не успел, да и как звали, не помню. На другой день нас раненых погрузили в санитарный поезд и в глубокий тыл. А поезд проходил через родную станцию Измалково. Минут тридцать там стояли. Я всё глядел, может, кого знакомого там увижу. Никого не встретил - пустая станция. В госпитале нога зажила, ещё раз спасибо тому доктору, правда не сгибается. Но передвигаться без протеза и палочки можно. Болит иногда, когда погода меняется и ходить долго тяжело.
Комиссовали. Я домой, а на меня там похоронка пришла, Мол, погиб смертью храбрых. А я живой! Письмо из госпиталя пришло только вместе со мной, почти в один день. Почта так вот медленно сработала почему-то. Детская память странная. Ни имен, ни фамилий, ни названия мест, не помню. Хотя дед и говорил. А вот сам рассказ помню до мелочей. Очень он не похож был на повествования о войне тех лет, что я слышал или читал. Рассказ простого солдата, выполнившего до конца свой долг перед Родиной в самый трудный год войны. Умер дед в 1975, мне было 13 лет. Награды и похоронка бережно хранятся в наших семьях. Недавно, в интернете нашли именной список безвозвратных потерь части, где он записан как похороненный под деревней Нестюрино, Н-Архангельский р-он, Курской обл. и представление к медали “За боевые заслуги”.