В 1939 году после окончания школы в Дно поступил в Ленинградский индустриальный институт (ныне Санкт-Петербургский политехнический университет Петра Великого). В том же году был призван на военную службу, окончил в 1940 году Школу младших авиационных специалистов (ШМАС). Присвоено воинское звание старший сержант (приказ от 30 ноября 1941 года № 084 по 7 БАП 53-ей бомбардировочной авиационной дивизии).

В боевом донесении 7 авиационного полка дальнего действия (он же 7 БАП) 53 БАД от 5 октября 1942 года (М.Талинка) значится: "В ночь с 4 на 5.10.42 г. произведено 14 самолетовылетов. Из них 2 ЛИ-2 произвели 2 вылета. 13 самолетов бомбардировали основную цель - скопление танков и пехоты противника в районе Мокрая Мечетка, поселка Барикады... 1 самолет, ком. кор. мл. л-т Щелков, штурман ст. сержант Антипов, донесли о выполнении задания в 5.40, прошли озеро Ильмень, на свой аэродром не вернулись". (ЦА МО РФ, фонд 20115, опись 1, дело 13)

До 1970 года числился пропавшим без вести. Потом появилась статья в газете "Известия" № 77(16387) от 01.04.1970, с. 4:

Сильнее смерти

Шел тяжелый сорок второй год. В ряде районов Воронежской области лютовали немецко-фашистские захватчики. Однажды в скирде соломы около села Верхнетурово они обнаружили трех советских летчиков, чей самолет был сбит огнем гитлеровской зенитной артиллерии. Фашисты предложили летчикам сложить оружие. Но в ответ услышали:

- Советские летчики в плен не сдаются!

Гитлеровцы открыли огонь из автоматов по омету соломы. Оттуда выскочил человек в форме советского летчика. Он стрелял в упор по немецким солдатам из пистолета. Его скосила автоматная очередь…

Фашисты трассирующими очередями подожгли скирду. Местные жители, наблюдавшие за этой неравной борьбой, услышали, как оставшиеся в горящем омете запели «Интернационал». Из огня и дыма доносились грозные и величественные слова гимна: «Над сворой псов и палачей». Гитлеровцы продолжали стрелять по горящей скирде. Оттуда появился еще один летчик. Одежда на нем горела. Он был словно живой факел. И его сразила вражеская автоматная очередь. Пламя горящей соломы взметнулось до неба. И пение прекратилось. Гитлеровцы сделали свое черное дело и ушли. Крестьяне предали тела погибших воинов земле.

Комсомолка Таня Слукина, которая участвовала в погребении погибших летчиков, в кармане гимнастерки одного из них нашла обгоревший комсомольский билет. Он был выдан Выборгским райкомом ВЛКСМ города Ленинграда Атапину Виктору Владимировичу, 1921 года рождения.

5 октября 1942 года в поле у оврага выросла небольшая безымянная братская могила.

Когда гитлеровцев изгнали с воронежской земли, Татьяна Слукина отнесла обгоревший билет погибшего летчика в райком ВЛКСМ. Ленинград тогда был в блокаде – билет положили в архив. Но случилось так, что здание, где размещался райком, сгорело.

Татьяна Никитична Слукина, ныне работник местного отделения связи, рассказала об истории героической гибели советских летчиков красным следопытам местной школы. И они начали поиск. Им помогали работники райкома партии, райкома комсомола, райисполкома, сельского Совета. Ребята знали только одну фамилию этого героя. Но они проявили большое упорство и настойчивость. Послали десятки писем разным адресатам. И добились своего.

Из архива Советской Армии ребята получили ответ. В нем говорилось, то стрелок-радист 7 авиаполка 53-й авиадивизии, старший сержант Атапин Виктор Владимирович, 1921 года рождения, пропал без вести…

Вслед за этим сообщением пришло другое. Из него ребята узнали, что командир самолета авиации дальнего действия младший лейтенант Вячеслав Николаевич Щелков, штурман, старший сержант Александр Сергеевич Антипов, стрелок-радист, старший сержант Виктор Владимирович Атапин, воздушный стрелок, старший сержант Михаил Васильевич Ступин и бортмеханик техник-лейтенант Василий Карпович Шайбак пропали без вести 5 октября 1942 года.

И снова письма, телеграммы. Наконец, верхнетуровским ребятам удалось отыскать оставшихся в живых командира корабля В. Щелкова и механика В.Шайбака и от них узнать историю этого боевого экипажа. Он совершил более тридцати вылетов. В ночь на 5 октября 1942 года экипаж успешно выполнил задание – вернулся на базу. Затем снова боевой вылет. Зенитные снаряды повредили самолет, вражеские истребители атаковали – пришлось бомбардировщик посадить на околице воронежского села. Вскоре гитлеровцы схватили Щелкова и Шайбака, а остальным удалось уйти к линии фронта. Этих троих и обнаружили гитлеровцы в омете соломы. Это были старший сержант Александр Антипов, старший сержант Виктор Атапин и старший сержант Михаил Ступин.

Командиру корабля В. Щелкову удалось убежать из гитлеровского плена. Он оказался в партизанском отряде. А потом - снова родной полк, где он дрался с гитлеровцами до самого главного победного салюта. Механик трижды вырывался из лагеря – и все неудачно. Наконец бежал и попал в партизанский отряд имени Суворова, где командовал группой подрывников.

Вот история подвига советских летчиков, которую удалось восстановить ребятам Верхнетурова с помощью многих советских людей.

Н. Болдырев секретарь Нижнедевицкого райкома КПСС Воронежской области

Газета «Известия» от 5 сентября 1970 года № 210 (16520), с. 5:

ЧИТАТЕЛЬ ПРОСИТ РАССКАЗАТЬ

                                                                                                   ДОЛГ И ВЕРНОСТЬ

... «Фашисты трассирующими очередями подожгли скирду. Местные жители, наблюдавшие за этой неравной борьбой, услышали, как оставшиеся в горящем омете запели «Интернационал». Из огня и дыма доносились грозные и величественные слова гимна: «Над сворой псов и палачей»... Пламя горящей соломы взметнулось до неба. И пение прекратилось. Гитлеровцы сделали свое черное дело и ушли. Крестьяне предали тела погибших воинов земле»...

                Эти строки – из корреспонденции «Сильнее смерти», напечатанной в 77-м номере «Известий». В ней рассказывалось, как в октябре 1942 года советский бомбардировщик совершил вынужденную посадку возле воронежского села Верхнетурово, на территории, занятой врагом. Двое из экипажа – командир корабля В. Щелков и механик В. Шайбак – попали в плен, а штурман А. Антипов, воздушный стрелок М. Ступин и стрелок-радист В. Атапин, пробираясь к линии фронта, вынуждены были укрыться в скирде. Там они и погибли в неравной схватке с врагом.

          Командир корабля и механик бежали из плена. В Щелков попал к партизанам, а потом вновь в свой родной полк. В. Шайбак, трижды совершавший побег из лагеря, командовал в партизанском отряде группой подрывников.

         После того как «Известия» рассказали об этом, редакция получила немало писем. Читатели интересовались, что еще удалось узнать о жизни героев-летчиков, их родных и близких.

«Учись и работай так, чтобы никогда не числиться в обозных, всегда иди только большаком. Этого напутствия отца, ветерана войны, я никогда не забываю,- пишет рабочий-металлург из Липецка, депутат Верховного Совета СССР Ф. Богданов. – Потому-то и хочется как можно больше узнать о боевой биографии славного экипажа, о людях, которые учат жить и побеждать».

«Расскажите подробнее о летчиках, - просит профессор Тамбовского педагогического института П. Кудрявцев. – Убежден, что это дорого и нужно, особенно юношам и девушкам, взявшим свой первый в жизни самостоятельный старт».

       Стрелок-радист бомбардировщика Виктор Владимирович Атапин пошел на фронт сразу же после окончания школы. Его мать (она живет в Волгоградской области) сохранила фотографию: М.И. Калинин вручает награды группе воинов. Среди них – старший сержант Атапин, удостоенный медали «За отвагу».

       «Почти 28 лет мы ничего не знали о гибели Виктора, - пишет в редакцию его младший брат Владимир.  – В ноябре сорок второго года пришло извещение, что в ночь на пятое октября Виктор не вернулся на свою базу. Мы знали, что он служил в бомбардировочной авиации дальнего действия. Я успокаивал маму, как мог. Говорил, что, возможно, он где-нибудь в партизанском отряде. На фронте были у нас отец – майор медицинской службы и старший брат Борис. Кончилась война. Мы ждали Витю, но он не вернулся...

       Что вам сказать о брате? Трудно найти точные и исчерпывающие слова. Это изумительный человек, для которого всегда главным в жизни были – долг и верность...»

       Нельзя без волнения читать и письма из Москвы, от жены штурмана Александра Сергеевича Антипова:

       «Вчера была у матери Саши, - рассказывает Евгения Алексеевна. – Ольге Ивановне уже восемьдесят лет. До сих пор у нас было только одно извещение – пропал без вести. Конечно, очень тяжело читать о том, как оборвалась жизнь дорогого нам человека. Но мы всегда верили, что и жизнь, и гибель Саши могут служить примером мужества, бесстрашия, преданности Отчизне. И не ошиблись...»

         Александр, как рассказал его брат, москвич К. Антипов, был награжден орденами Красного Знамени и Славы.

         Воздушный стрелок Михаил Васильевич Ступин служил в армии с тридцать седьмого года. Участвовал в финской войне. С первого дня Отечественной – был на фронте. У его жены, работницы одной из ярославских фабрик, хранится сообщение о том, что ее муж награжден медалью «За отвагу».

        А двух летчиков, тех, что остались в живых, разыскали недавно красные следопыты верхнетуровской школы. Вячеслав Николаевич Щелков, бывший командир корабля, живет сейчас в Ташкенте, он электротехник. Бортмеханик Василий Карпович Шайбак работает начальником отдела завода железобетонных конструкций в Минске. Они, как и другие ветераны седьмого авиаполка 35-й авиадивизии, помогают воссоздать историю недолгой, но славной жизни трех старших сержантов, чьи стойкость и верность были испытаны огнем.

       В дни празднования 25-летия победы над гитлеровской Германией в село Верхнетурово съехались родственники погибших воинов и однополчане, чтобы почтить светлую память тех, кто отдал свою жизнь за Отчизну. Три улицы села названы именами героев. На месте их гибели будет воздвигнут обелиск, а рядом с Домом культуры – памятник.

       ...Только что я вернулся из Верхнетурова. Еще раз видел это пшеничное поле у овражка, где в сорок втором году сквозь пламя неслись бессмертные слова «Интернационала». И мне невольно вспомнился белорусский мемориальный комплекс «Хатынь». Я вновь услышал набат ее колоколов. Вновь перед глазами возникли слова, высеченные на плите из черного гранита:

Мы сгорели живыми в огне.

Наша просьба ко всем:

Пусть скорбь и печаль

Обернутся в мужество ваше и силу,

Чтоб смогли вы утвердить

Навечно мир и покой на земле...

                                                                                                              В. Комов,

                                                                                              соб. корр. «Известий»

Воронеж.

Газета «Воронежский коммунар», 11, 16, 18 и 20 января 1973 года:

ВОИНЫ НЕБА

Есть в Подольске под Москвой здание, по праву считающееся средоточием памяти народной – архив Министерства обороны СССР. Выцветшие, порой покрытые запекшейся кровью документы сухим языком цифр и фактов рассказывают об отчаянии поражений, радости победы, о мужестве и героизме, о тех, кто преодолел смерть и отдал жизнь за Родину.

Тихо, чтобы не потревожить скорбное молчание, раскроем хранящуюся здесь «Книгу учета безвозвратных потерь личного состава 7-го авиаполка 53-ей авиадивизии дальнего действия за 1942 год».

… «Командир корабля – младший лейтенант Щелков Вячеслав Николаевич, 1917 года рождения, уроженец Куйбышевской области, город Кузнецк. Призван Ленинским райвоенкоматом города Ташкента. Пропал без вести 5 октября 1942 года.

Штурман корабля – старший сержант Антипов Александр Сергеевич, 1915 года рождения, уроженец города Таллина, Эстонской ССР. Призван Свердловским райвоенкоматом города Москвы. Пропал без вести 5 октября 1942 года.

Стрелок-радист Атапин Виктор Владимирович, 1921 года рождения, уроженец Саратовской области Романовского района, село Усть-Щербедино. Призван Выборгским райвоенкоматом города Ленинграда. Пропал без вести 5 октября 1942 года.

Воздушный стрелок – старший сержант Ступин Михаил Васильевич, 1913 года рождения, уроженец Ярославской области Некрасовского района, село Красное. Пропал без вести 5 октября 1942 года.

Механик авиации, бортовой техник, лейтенант Шайбак Василий Карпович, 1917 года рождения, уроженец БССР, Руденский район, Озериченский сельсовет. Пропал без вести 5 октября 1942 года».

Пять раз в коротком документе повторяется роковая дата - 5 октября 1942 года. Рядовой день войны, день поражения и победы…

Но что же случилось с пятью «без вести пропавшими» - экипажем бомбардировщика «Ли-2»?

ПОСЛЕДИЙ ПОЛЕТ

Сталинград горел. Пепел и сажа падали в черные воды Волги, по которой текли огненные ручьи пылающей нефти. Густой, плотный дым гигантскими клубящимися башнями поднимался на несколько километров. В черноте ночи он был мало заметен, но пилот ощущал его присутствие, почти физически чувствуя, как самолет через силу продирается сквозь сгущенную смесь дыма, гари, испарений и облаков.

Изломанные усталостью, члены экипажа бомбардировщика все же были настроены по-боевому. В ночь с 4 на 5 октября 1942 года, как и в предыдущие дни, они бомбили немцев, засевших в северо-западной части Сталинграда. Было горько засевать взрывчаткой улицы знаменитого города, но выхода не оставалось. Бывает так, что лучше уничтожить, чем отдать врагу дом, улицу, населенный пункт. Отбомбились, вернулись на базу. Но вместо отдыха – снова задание.

И второй полет начался с обычных забот. Бортовой техник Вася Шайбак с мотористами и механиками быстро, но тщательно произвели техосмотр – в таких делах любая небрежность может обойтись дорого. Подвешены бомбы. Все снова полезли в кабины. Через несколько часов рассвет, нельзя терять ни минуты.

Летчики заняли места, даже не успевшие остыть. Штурман Саша Антипов на всякий случай еще раз просмотрел карты.

Сигнал. Моторы коротко, по-бычьи, взревели, затем загудели ровно и спокойно. Корабль не спеша выруливал на старт.

Круг над аэродромом. Механизмы исправны и работают в нужном режиме. Не мешкая, в путь. Легли на курс. Все нормально. Все, как обычно. Впереди ожидает боевая работа – бомбежка противника.

«Ли-2» без огней поплыл к Сталинграду. Вся страна, все фронты помогали тогда волжской твердыне, чем могли. Вот почему гражданский самолет «Ли-2», вступивший на тропу войны, был вынужден дважды сбрасывать бомбовый груз в ту дождливую ночь с 4 на 5 октября.

Относительно ясная погода, стоявшая в районе аэродрома, было вселила в штурмана надежды. Но чем дальше на восток, тем мрачнее становилось его лицо: метеоусловия ухудшались.

Болтанка. Водяная мгла. Студенистые облака, будто притянутые вплотную к земле неведомой силой. Пытаться пройти под ними опасно. «ЛИ-2» набрал высоту и укутался в одеяло из туч.

Щелков вел машину без излишнего напряжения. Руки сжимают штурвал, глаза держат под прицелом приборы на панели. Рядовой полет, обычный труд воинов неба. Но в редкие секунды расслабления летчиком овладевало смутное, неясное беспокойство.

Многое может и должно тревожить пилота, отвечающего за целостность самолета, за безопасность боевых товарищей. И нет-нет, прорывались будоражащие душу сомнения.

Щелков еще не считал себя опытным бойцом, но не был и новичком. В авиации с 1939 года. Воюет не хуже других. Всего три месяца назад сам Михаил Иванович Калинин, Всесоюзный староста, вручил ему Красную звезду. Добро, по-отцовски посмотрел в глаза и душевно поздравил. Какой человек! И когда фотографировались, Щелкову повезло: на снимке стоит он сразу за Михаилом Ивановичем и известным авиаконструктором Яковлевым. Будет что показать друзьям и родным.

В себе Щелков был уверен, не подведет. Правда, метеоусловия хуже некуда, видимость над целью будет не ахти. Ну, да ничего, не в первый раз.

Мечтавший о настоящей боевой машине пилот, доверяя своей «пташке», все же в глубине души слегка презирал «Ли-2». Заимствованный из гражданского флота и переоборудованный для военных нужд, этот тихоход был неважным бомбардировщиком. Транспортная скорость 100, от силы 120 километров в час. Больше не выжмешь, хоть лопни. Грузоподъемность, как у воробья: четыре бомбы по двести пятьдесят килограммов.

Только и хорошего, что ночью летать; днем отсыпаться, а чуть темнота – на охоту. При солнечном свете любой воздушный хищник нагонит и расклюет, как коршун курицу – только перья посыплются.

Впрочем, к чему преувеличивать: старина «ЛИ-2» сумеет огрызнуться, коготки есть, лишь бы стрелки не подкачали. Экипаж еще не привык друг к другу, всего второй полет вместе.

Ладно, за Сашу Антипова командир спокоен: политрук его хвалил, и в газете о нем писали. Васю Шайбака тоже немножко знал: встречались как однополчане. А бортмеханик о Ступине уважительно отзывался, мол, парень боевой. Остается Атапин. Виктор кажется? Но ведь комсомолец. Не должен подвести. Пусть молод: двадцать один ему. Ну и что же! В гражданскую шестнадцатилетние подростки полками командовали. Аркадий Гайдар, например.

Никогда раньше не предполагал Александр Антипов, что его жизнь сложится именно так. Много профессий он перепробовал. Работал слесарем, револьверщиком, наладчиком в механическом цехе, мечтал о военно-воздушном флоте. Для этого и планерному делу обучался, занимался стрелковым спортом, вступил в Осоавиахим, имел членские билеты Военно-Морской школы и ДСО «Водник».

И только раз поколебался он в своем намерении, когда в драмкружке Тушинского аэроклуба имени Чкалова его властно и неотразимо позвала сцена. Возможно, это и было настоящее призвание? Ведь даже в Москву приглашали: в драматическом коллективе Центрального аэроклуба СССР имени Косарева он играл роль Алеко в пушкинских «Цыганах».

Кто знает, какую дорогу бы выбрал Антипов. Но война внесла свою резолюцию: годен – и заставила овладеть еще несколькими немирными специальностями: наблюдатель, стрелок, штурман. Даже в газеты начал писать о том, как стал штурманом. Антипов до сих пор возил с собой тот номер «Красноармейской газеты» от 7 сентября 1942 года, где была помещена его заметка.

А сам молодой штурман мог знать, что уже был представлен к ордену Красного Знамени и что в Указе Президиума Верховного Совета СССР о награждении орденами и медалями СССР начальствующего и рядового состава авиации дальнего действия Красной Армии будет стоять имя старшего сержанта Антипова Александра Сергеевича? Но «Правду» от 2 января 1943 года ему никогда не доведется прочесть…

Сталинград близок. Перед рассветом на подходе к цели видимость улучшилась, и штурман получил возможность уточнить местонахождение самолета по наземным ориентирам. Антипов доволен: следовали по курсу точно, почти не отклонились, коррективы небольшие.

Блеснула отливающая металлом лента Волги. Как стальной меч преграждает она дорогу рвущемуся к Уралу неприятелю. Не пустить фашистов на левый берег, остановить отбросить и уничтожить! – стало целью советского воина…

Вышли на цель! Экипаж словно током ударило. Злость и нетерпение охватывают Антипова.

В небо с изматывающей методичностью взлетают ракеты, тут же рассыпаясь на мелкие искорки.

Справа, наугад без прожекторов бьют вражеские зенитки. Постреливают для острастки и электричество берегут. Сейчас всполошитесь, гады!

Антипов уточняет последние расчеты, дает команду пилоту, и корабль ложится на боевой курс.

Наконец, в прицеле объект бомбежки. Получай! Рука штурмана нажимает на сбрасыватели. «Ли-2» резко прыгает вверх: бомбы отделились.

Всполохи огня внизу! И сразу зашарили жадными щупальцами прожекторы, лихорадочно взлаяли, как провинившиеся борзые, зенитные орудия. Но поздно, поздно! – бесшумной предутренней тенью в тучи скользнул самолет. И нет его – на полной скорости уходит к своим…

Погода ухудшилась. Пропала видимость. Напрасно напрягались стеклянные глаза приборов в поисках ориентиров. Гирокомпас словно взбесился. Антипов с болью в душе и в первый раз в жизни осознал собственную никчемность и беспомощность. Сбились с обратного курса?! Штурман украдкой взглянул на радиста, и тот ответил обеспокоенным, но не укоряющим взглядом. Не твоя вина, Саша. Видимость нулевая, а приборы и рация, наверно, вышли из строя. Будем искать своих.

В предутреннем тумане медленными шагами поднимается желтое пятно солнца.

- Заблудились командир!

- К сожалению, да, штурман. Попробуем перейти на бреющий… Где мы приблизительно можем находиться?

- Вероятнее всего, где-нибудь под Воронежем.  Как бы не перелететь за линию фронта: разве сверху разберешь, где свои, а где чужие?

И тут снова содрогнулся самолет: вокруг рвались зенитные снаряды. Как утлая лодочка в море, закачался «Ли-2» на воздушных волнах. По невесть откуда взявшемуся, неизвестно чьему бомбардировщику лупили из всех видов оружия и свои и чужие. Самолет пересекал фронтовую полосу. Треск пуль, разрывы, скрежетание металла.

- Слава, надо уходить, а то собьют!

- Командир, - взволнованно и отчаянно закричал бортмеханик, - масло и бензин текут и в корпусе пробоин полно!

- Останови течь!

- Никакой возможности нет! Еще немного - и вспыхнем. Садиться надо. Если сможет, отремонтируемся своими силами.

- Командир, вон удобная площадка. Оттуда взлететь сможем после починки…

И «Ли-2» пошел на снижение.

ЗОВ СВОБОДЫ

Шасси взрезали дерн и сразу покрылись слоем липкой грязи с приставшими к ней пучками пожелтевшей травы. Быстрый бег самолета затормозили чахлые низкорослые кустики. Наконец, «ЛИ-2», грузно осев и накренившись на бок, остановился.

- Бортмеханик Шайбак, осмотреть повреждения. Остальным проверить личное оружие и прочесать окрестности. При обнаружении противника боя не принимать, себя не показывать, возвращаться сюда. В крайнем случае дать предупредительные выстрелы и пробиваться к самолету. Я подготовлю документы. Выполняйте.

Двадцатипятилетний Василий Шайбак со злостью подумал о том, как неудачно окончился его тридцать первый вылет. Даже беглого взгляда на пробоины в корпусе было достаточно, чтобы определить бессмысленность любых попыток отремонтировать машину своими силами. Такие дыры никакими подручными средствами не заделаешь. А с бензопроводом совсем худо. Конец старине «Ли-2»: без авиамастерских его не спасешь!

Бортмеханик огорченно отвернулся от самолета.

- Командир, уходить надо.

- Поздно, - голос командира звучал глухо, - Вон немцы…

Охватывая бомбардировщик со всех сторон, к ним приближались фашистские автоматчики.

- Что делать командир?

- Зароем документы. Сюда, в борозду от шасси… Забрасывай землей! Теперь ветками…

- Эх, Слава, не догадались мы по гадам из пулеметов хлобыснуть… Может попробуем?

- Не достанем. Они же с бортов подходят.

Шайбак вдруг резко рванул с места, подбежал к самолету и кинул внутрь горящую трофейную зажигалку. Потянуло гарью…

Младший лейтенант Щелков быстро вытащил из кобуры «ТТ», щелкнул предохранителем, поднимая дуло к виску.

- Слава, не делай этого! Что из того, что в плен попадем! Удерем, к партизанам пробьемся… Не надо терять надежды! – упрашивал его Шайбак.

Щелков поднял голову и вздрогнул от неожиданности: в десяти метрах от них остановилась толпа людей, что-то крича ему. Он успел различить грязные серые шинели – очевидно советские военнопленные. В гражданском – явно местные крестьяне. Отдельной группкой держались фрицы.

- Ребята, не стреляйтесь! – закричал кто-то.

Щелков презрительно глянул в ту строну. Подскочивший немец ударом приклада выбил «ТТ» из ладони летчика.

Летчиков повели в село. Не успели они пройти и сотни метров, как раздался грохот, и «Ли-2» снова поднялся в небо: на этот раз в форме обломков.

Щелков шагал, опустив голову. Стыд душил его. Шайбак держался спокойнее. Он решил бежать при первой возможности. Обоих мучила мысль о товарищах, как они там, не попались ли? Хоть бы успели уйти подальше.

Чавкал чернозем, налипая на сапоги. Под дулами «шмайсеров» двое советских летчиков двигались к неизвестности.

На краю одной из улиц указатель – «Село Андреевка». Деревня как деревня. А вот большой красивый дом. По-видимому, комендатура.

Малорослый немецкий офицер, возглавлявший конвой, что-то скомандовал. Летчиков ввели в комнату. За письменным столом удобно раскинулся в кресле высокий седой немец с длинным носом. По вежливому тону, с которым к нему обратился начальник конвоя, Шайбак понял, что это – комендант. Переводила белокурая круглолицая девица.

Комендант внимательно обвел глазом летчиков.

- Твой спутник – комиссар? – спросил Шайбака.

- Нет.

- А если подумать?

- Он не комиссар.

- Тогда, может быть, ты скажешь, кто ты есть? – палец коменданта нацелился в командира «Ли-2».

- Военный летчик.

А как зовут ваших попутчиков?

Неужели ребята попались? На пушку берет, гад!

- Нас только двое.

- Где ваши летные документы?

Пилот еле сдерживался, чтобы тут же не броситься на фрица.

Василий с тревогой следил, как багровеет лицо товарища. Решил вмешаться пока не поздно.

- Они остались в кабине.

Комендант распорядился:

- В подвал! Под усиленную охрану! Утром на допрос по одному. Первым этого – и он пальцем ткнул в Шайбака.

Ночь провели в подвале. Утром их поднял грубый голос полицая. Бортмеханика привели в комендатуру. Ничего не добившись от него, обоих отправили в Курск в гестапо.

И снова дорога. Как часто бывает осенью, в разгар проливных дождей вдруг выдался погожий денек. Голубое небо, белые и пухленькие, как на картинке, облака, теплый ветерок. Но лишь обернись назад – упрешься взглядом в смотрящие на тебя дула автоматов.

Щелков прикидывал возможные варианты побега. Конвоиров двое: унтер-офицер и полицай. Вооружены хорошо. Близко не подходят, держатся метрах в трех сзади. Опытные. Если прыгнуть на них? Не успеть – пристрелят. А если разбежаться в разные стороны? Кругом голая степь, ни леска, ни даже кустиков.

Шайбак, словно угадав мысли товарища, зашептал:

- Сейчас уйти тяжело. Не достанешь гадов. Разве попробовать сесть на землю, будто живот схватило. Может, подойдут поближе?

- А не прикончат? Читал, небось, как они с нашими пленными обращаются? Никак в толк не возьму, чего эти гады с нами такие ласковые. Еще ни разу прикладом не огрели.

- Берегут, наверное, для чего-то.

Ну, пускай берегут. Себе на голову.

На станции Курбатово обоих уложили на дно открытой железнодорожной платформы, и так, не разрешая вставать, повезли в Курск.

Над головой послышался гул, раздался характерный свист падающих бомб, затем взрывы. Грохот и шум показались пилоту и бортмеханику музыкой.

- Наши, Вася! Давай сейчас, а?

- Давай… Ты смотри, автоматы на нас наставили! Сами дрожат, а нас проворонить боятся! Прыгнем?

- На лету прострочат. Хоть бы сюда одна жахнула, разнесла ублюдков.

- И нас заодно с ними? Нет, командир, я от своих смерть принимать не хочу!

На платформу обрушилось пыльное облако, начиненное камешками, деревяшками, комьями земли. Протерев глаза, летчики увидели, что унтер-офицер, побледнев, пялится на дыру величиной с кулак, которую пробил в настиле рядом с ним осколок бомбы.

- Лежать! – пролаял полицай, и дал предупредительную очередь в воздух.

Бомбежка закончилась. Через полчаса поезд прибыл на железнодорожную станцию Курск. Платформа остановилась у деповских мастерских.

Ушедший куда-то унтер вскоре вернулся с явно недовольной мордой. Друзья с тревогой посмотрели на него: неужели снова в путь?

Состав дернулся. Поплыли мимо окна мастерских. Поезд набрал скорость и, монотонно постукивая, пошел пропускать под себя железнодорожную колею.

ПУТИ К ПОБЕГУ

            Уже двое суток летчиков держали в отдельных камерах знаменитой харьковской тюрьмы на Холодной горе. Допросы следовали один за другим. Казалось, им не будет конца. Особенно донимали бортмеханика, убеждая его признать Щелкова комиссаром.

            Услышав очередное «нет», главный следователь еще раз просмотрел докладную записку, присланную комендантом села Андреевка. Этот дурак пишет, что «арестованные могут быть использованы для показательного судебного процесса». Болван, без тебя знаем! А вот заставить их сотрудничать! Уж на что он сам опытный специалист по выбиванию признаний, а тут ничего не мог поделать. Жаль, нельзя «третью степень» применять: свеженькие нужны. Впрочем, к чему спешить?

            Пусть поголодают в общем лагере для военнопленных, сразу поумнеют. Может и «комиссар» раскается и согласится принять участие в поездке по окрестным селам. С речью выступит, новый порядок похвалит. В лагере из них дурь выбьют, через три-четыре недельки шелковыми станут…

            И вот летчики у ворот концлагеря, ощетинившегося колючей проволокой, закрытого от мира высоким забором. Торчат вышки с пулеметами.

            У канцелярии их остановил мордатый полицай из бывших уголовников, с вожделением приглядываясь к комбинезонам из «чертовой кожи».

            - Эй, махните ваши панцири на пехотную одежку? Зима начнется, холодать станете, так-то оно справнее будет…

            Друзья переглянулись. Летная форма делает их слишком приметными. В то же время полгорода ходит в шинелях, выменянных у заключенных или купленных у тех же полицаев. Заманчивое предложение.

            Для виду Шайбак решил поторговаться:

            - Шинели и мешок сухарей!

            - Полмешка, - согласился полицай.

            Через полчаса друзья примеряли «обновку». Шансы на побег повышались.

            Пилот и бортмеханик, неузнаваемые в новой одежде, вошли в барак. Грязный, с обвалившейся штукатуркой, он и снаружи производил удручающее впечатление. Но то, что оказалось внутри, превосходило самые худшие ожидания. Грязь, вонь, разводы на земляном полу. В два яруса нары из неоструганных досок, на которых теснятся больные изможденные люди.

            - Вась, посмотри, как отощали. Отдадим сухари, а?

- Валяй!

- Эй, товарищи, тут у нас полмешка сухарей, давайте поделим на общество!

На следующее утро вызвали на плац, построили, произвели проверку. Затем пришли наемщики – покупатели рабочей силы. Отобрали группу человек в пятьдесят, в которой очутились оба летчика, и повели на разгрузку цемента.

Дни шли, а возможности бежать все не представлялось. Их бригаду перевели на земляные работы, в которых заставляли участвовать и харьковчан.

Шайбак познакомился с двадцатидвухлетней пригожей дивчиной Галей Подколодной, и они стали встречаться во время работы. Девушка жила в поселке Бовария, находившемся в городской черте. Она согласилась содействовать летчикам в устройстве побега. Отныне по утрам Галя приносила им из дома «гостинцы»: то хлебушка, то деньжат – малыми суммами, по тридцать рублей. Потом, незаметно для надзирателей, она передала бортмеханику две шапки и пару ватных брюк. Через несколько дней за ними последовали фуфайки.

Наступил решающий день. Утром, перед выходом на работу, принесенную девушкой одежду натянули на себя. Поверх надели шинели, шапки сунули в сумки из-под противогаза, заменявшие вещмешки.

Охрана не обратила внимания на то, что двое из заключенных внезапно «растолстели». Военнопленные мерзли от недостатка одежды и еды, а потому постоянно кутались во что попало.

Еще предыдущим вечером было установлено, что сначала идет на явочную квартиру в поселок Бовария Василий, а потому он первым совершает побег. Через пятнадцать минут за ним последует и командир «ЛИ-2».

11 часов. Пора, Василий просит у охранника разрешения сходить в туалет, который находится тут же, за сараем. По инструкции полагается сопровождать заключенного, но полицаю лень покидать насиженное местечко.

Василий зашел за сарай и сбросил шинель. Достал шапку, нахлобучил на голову, сумку выбросил. Все! Свободен! Теперь перейти улицу и подождать командира на углу.

Топот. По мостовой как угорелый несется полицай. Спрятаться? Нет, кинется в погоню. Шайбак глубоко надвинул спасительную шапку на лоб – какое счастье, что велика – и остался на месте.

- Эй, не видел здесь человека в шинели?

- Не…

Полицай резко повернул кругом и на том же аллюре зарысил обратно. Послышался шум, крики и бортмеханик понял, что другу не удастся последовать за ним.

Галина возвращалась с работы поздно вечером. В ее отсутствие являться в дом Подколодных неразумно. Пришлось целый день шататься по городу, рискуя напороться на облаву. Благо имелись деньги, голодным не остался. До поселка добрался благополучно как раз к наступлению темноты.

Галя проживала вместе с матерью и братом, которые уже знали об ожидавшемся госте. Впустили сразу, тревожно оглядываясь: не видят ли соседи. Накормили. Мать девушки отнеслась сердечно, зато брат был настроен явно неприязненно.

… Его сняли на станции Сосница Черниговской области прямо с поезда во время облавы и закатали на неделю в тюрьму. К задержанию Василий отнесся довольно спокойно: по дороге на Чернигов его уже три раза ловили, подвергали допросу, но неизменно отпускали. Не беспокоился он особенно и на сей раз. Отвечая на вопросы начальника местной полиции, бывшего директора Сосницкого театра, гнул свое. Зовут Василий Карпович Белоглазов, добираюсь домой в Белоруссию, документы утеряны, есть только справка.

На восьмой день полицаи втолкнули к нему в камеру сильно избитого паренька.

- За что тебя так?

- Отказался в армию Власова вступить. Обещали завтра плетьми запороть, если откажусь. Не вынесу я, умру…

- Ну что ты, друг! Пугают они тебя, дуриком хотят взять! Тебя звать-то как?

- Петя!

… Неслышно, кошачьей поступью, подкрался вечер. Петя продолжал стонать, чем вызвал у Василия раздражение. Не по-мужски ведет себя парень, нельзя так рыдать из-за шишек и синяков. Но бортмеханик тут же обругал себя. Они ж его запороть обещали, вот и боится. Ему ж только восемнадцатый, зеленый еще.

Ночью Шайбака разбудил шепот:

- Вась, ты спишь?

- Да, вздремнул малость. Чего тебе?

- Ты прости, друг, заснуть не могу, хоть убей. – Расскажи про себя, Вась…

Все рассказал о себе Шайбак, успокоил парня.

А когда проснулся, напарника в камере не было. Увели беднягу! «Ну, всего тебе хорошего, будь стойким», - подумал Василий.

Днем его вызвали на допрос. Он упрямо стоял на своем: зовут Белоглазов Василий Карпович, едет в Минск, ранее находился на строительстве оборонительных сооружений. Начальник полиции злобно рассмеялся и нажал кнопку на столе. Задребезжал звонок, дверь отворилась. В комнату ввалились какой-то немец с переводчиком, а за ними – вчерашний знакомец в полицейском мундире с наглым, сытым и пьяным лицом…

- Ну, Шайбак, будете еще упорствовать?

Его били долго и ожесточенно. Полумертвого швырнули в холодный карцер, а потом сунули в вагон с военнопленными. И вот здесь-то бортмеханику Шайбаку впервые со дня гибели «Ли-2» крупно повезло. От товарищей по несчастью узнал, что поезд пройдет через станцию Руденск Минской области. Сердце всколыхнулось от радости: в восьми километрах лежала родная деревня. Узники выломали две доски из пола вагона и, когда состав замедлил ход, выскочили наружу по одному. Так Василий получил свободу.

Удача не оставляет отважных. Его шурин был связным партизанского отряда имени Суворова, и через него Василий попал к партизанам. Вскоре бывший летчик стал командиром подрывной группы, занимавшейся диверсиями на железной дороге, секретарем парторганизации отряда.

Тяжело досталась желанная свобода командиру «Ли-2» Вячеславу Щелкову. Лишь через год после гибели самолета сумел он бежать из плена. Примкнул к партизанскому отряду, а после соединения с советскими частями вернулся в родной полк. В нем воевал до конца Великой Отечественной войны, дрался с японцами. Лишь в 1948 году демобилизовался, приехал в Ташкент, где живет по сей день.

Бывший бортмеханик Василий Шайбак остался в Минске после освобождения города.

ПЛАМЯ БЕССМЕРТИЯ

Ветерок расплескивал червонное золото каштановой листвы. Рассветный туман, клубясь виражами, гнался за спешащими куда-то белесыми облаками.

Лежащий в гуще кустов Антипов осторожно отпустил ветку, которую он придерживал рукой, чтобы лучше видеть. Притулившиеся рядом радист и стрелок скорбно молчали: в их глазах все еще стояли сцена пленения товарищей и гибели «Ли-2».

- А все-таки, ребята, - порывисто зашептал Виктор Атапин, - я считаю, надо попытаться отбить их. Налетим неожиданно.

- Не обижайся, друг, - заметил Ступин, - но их с полсотни, и каждый с автоматом. Что мы втроем против них со своими «ТТ»? А командир с бортмехаником молодцы: успели и документы спрятать, и самолет взорвать. Ну, что будем делать, штурман? Ты теперь за старшего, выводи к своим.

Антипов размышлял. Бомбардировщик пересек линию фронта и приземлился на занимаемой врагом территории. Летели они из-под Сталинграда на Мичуринск и, видимо, отклонились к западу. На передовой шли ожесточенные бои. Вот исходные данные. Теперь надо крепко подумать…

В каком месте юго-западнее Мичуринска сейчас самая сильная рубка? Скорее всего, у Воронежа. Если расчеты верны, то кратчайший путь к своим на восток.
Но в летной форме не удастся добраться по оккупированной местности до линии фронта и перейти ее. Значит, придется доставать гражданское платье в какой-нибудь деревне. Но туда можно заходить только ночью.

В село, куда повели Щелкова и Шайбака, идти ни в коем случае нельзя. Опасно и оставаться здесь: возможно фрицы догадаются послать отряд прочесать местность. Вряд ли они поверят, что в таком большом самолете экипаж состоит всего из двух человек.
- Ребята, - прошептал штурман, - давайте уходить отсюда поскорее.

Шли медленно. Сказывалось напряжение минувшей бессонной ночи. Старались не шуметь, вздрагивая от каждого шороха, от легкого хруста сломанной веточки. Изредка, забываясь, с досадой сбрасывали пудами налипавший на подошвы вязкий чернозем.

У воздушного стрелка от боли раскалывалась голова: напомнили о себе ушибы, полученные в двух авиационных авариях, которые он пережил.

До этого жене Ступина не приходилось волноваться за безопасность своего супруга. Работа у него была тихая и мирная: счетовод в колхозной конторе, прораб на строительстве дороги. В 1937 году призвали на действительную, служил писарем. Потом остался на сверхсрочную, потому что появилась возможность осуществить давнюю мечту: стать авиатором. Вот вскоре после этого и грохнулся в первый раз.

Каким испуганным было лицо Шурочки, когда она приехала к нему в больницу… Тогда она в первый раз пожалела, что муж выбрал профессию летчика. Но жена никогда не упрекала его, всегда была молодцом. Не спасовала и когда началась война…

С фронта Ступин чуть не каждый день слал домой письма. Лишь в ноябре 1941 года не писал: снова попал в катастрофу. Весь экипаж погиб, он выкарабкался, вернулся в часть. Везучий! Да. А Шурочке с тех пор всегда регулярно писал. Последнее письмо вчера отправил.

Наконец-таки выбрались они на опушку, обрамленную пылающим багрянцем калины. Лес на глазах стремительно уходил куда-то в балку. За оврагом желтело неубранное пшеничное поле. Недалеко от него на скошенной полянке стога соломы.
Забравшись в скирду, замаскировались. Все. Теперь остается только ждать темноты.
Пряный запах соломы навевал воспоминания детства. Как далек тот день, когда Виктор Атапин впервые поднялся в воздух! Он,  четырнадцатилетний мальчишка, жил тогда на Дальнем Востоке.

С шести лет он пошел в школу и занимался моделированием, чтобы технику знать. Строил подводные лодки, пароходы, а охотнее всего – истребители. Планеристом сделался. В лётное документы подавал, и попал бы, да угораздило заболеть аппендицитом: провалялся два месяца и пропустил экзамены. Вообще, здоровье его часто подводило. В третьем классе по болезни целый год пропустил. А все же школу кончил с грамотой. Спортом занялся – и здоровье улучшилось.

Только вот увлекался слишком многим сразу: и техникой, и фехтованием, и рисованием, и к войне готовился, и о небе мечтал. А по сути дела никем стать не успел. Едва поступил в Ленинградский политехнический институт, призвали в Красную Армию. Хорошо еще, что попал в ШМАС – школу младших специалистов.

За неделю до войны, 14 июня, к нему на место службы в город Сольцы Ленинградской области приехали родители и брат Володька. Весь день вместе провели. В следующее воскресенье, 22-го он должен был гостить дома. Не довелось. С тех пор никого из родных не видел, кроме отца. С ним встречался этим летом на одном из подмосковных аэродромов. Обнялись, отец поздравил с медалью «За отвагу». Еще в мае домашние узнали из газет.

Появилось несколько мальчуганов. Двое пасли коров, остальные бегали у скирд. Виктор затаил дыхание: эх, вот так и он гонял беззаботно!

Нога мальчишки оказалась совсем рядом, и Ступин неожиданно для себя дотронулся до нее. Тот испуганно вскрикнул, подскочив от неожиданности, и отбежал на несколько шагов. Несмело подошли к скирде его товарищи. Летчики выбрались из стога.

- Не бойтесь, ребята, мы свои. Советские летчики. От немцев прячемся.

- Вы бы, ребятишки, принесли нам хлеба.

- Сейчас сбегаем, дяденьки-летчики.

- Только никому о нас не говорите, и не берите ничего на глазах у родителей, а то они спросят, для кого. Кстати, как называется ваше село?

- Верхнее Турово.

- Это в Воронежской области?

- Ага.

- До города далеко?

- Не знаем, дяденьки.

Опять ожидание. Сколько же можно? Неужели не придут мальчишки? Вдруг побоятся? Или того хуже, расскажут родителям? Всего можно ожидать. Ага, вон один бежит.

- Дяденьки у нас дома хлеба нету, я вам картошки вареной принес.

- Спасибо, дружок.

- Тебя зовут-то как?

- Вася.

- А фамилия?

- Новичихин.

- Ну, спасибо тебе, Вася. Выгоним немцев, к тебе обязательно приедем, гостинцев привезем. А чего ж остальные ребята не пришли?

- Старостина сына испугались, что донесет.

- Какого старостина сына? Он что среди вас был?

- Ага.

Летчики переглянулись: неужели конец? Как бы отвечая их мыслям со стороны села донеслись крики.

Фашисты приближались, укрываясь за спинами женщин и ребятишек.

Выслали вперед какого-то человека, по виду – военнопленного. Он крикнул, чтобы сдавались. Летчики не отвечали.

Гитлеровцы знали, кто прячется в скирде. Плен? Нет, лучше смерть. Но плохо погибать как крысы в соломе. Душа штурмана переполнилась ненавистью. С криком «За Родину» Александр выскочил из стога. Немцы не стреляли, ожидая, что он поднимет руки.

- Русские летчики живыми не сдаются! Вот вам, гады! – Антипов уложил из пистолета ближайшего фашиста и сам упал, подкошенный очередью. Раздались выстрелы из скирды: летчики приняли твердое решение умереть в бою.

Огненной струей полились трассирующие пули на стог соломы. И когда все вокруг затянуло смрадным дымом, грянул «Интернационал». Михаил Ступин и Виктор Атапин встретили смерть пролетарским гимном.

- Витя, бежим к оврагу. Под дымовой завесой! – крикнул воздушный стрелок.
Атапин привстал, но его тут же сбила с ног попавшая в плечо пуля. На Ступине занялась одежда. Как пылающий факел, выскочил он из горящей скирды. Упал и больше не поднялся.

А радист, задыхаясь, боролся с огнем, пока сохранялись проблески сознания. Он давно дал себе клятву: если надо, достойно умереть во имя Родины. Отчаянным усилием воли Атапин поднялся на ноги и сунул здоровую руку в левый карман гимнастерки. Там, у сердца, хранился комсомольский билет. Сжав билет, он медленно опустился в пламя…
Перед закатом над местом разыгравшейся трагедии упрямо кружил советский самолет. Может, разведывал он неприятельские силы? А может, душой чувствовал пилот, что где-то внизу только что погибли его боевые товарищи?

Утром гитлеровцы привезли обгоревшие тела к бывшему зданию правления. Сельчан заставили похоронить их. Со страхом и ужасом смотрел на мертвых Вася Новичихин: всего несколько часов назад он разговаривал с ними живыми, молодыми, полными сил.

Вырос у села Верхнее Турово безымянный холмик – братская могила трех героев. Русская девушка Таня Слукина бережно хранила комсомольский билет, который она тайком от немцев вынула из обгорелой руки одного из летчиков. На обугленной бумаге можно было разобрать слова: Атапин Виктор, 1921 года рождения, Ленинград. Единственное, что осталось от трех мужественных людей, павших за Родину…

* * *

Тридцать лет минуло с тех пор. Есть в Верхнем Турово улицы Атапина, Ступина, Антипова.

Их имена, покрытые мраком неизвестности в течение четверти века, стали известны благодаря поиску верхнетуровских пионеров – красных следопытов.

В День Победы, 9 мая 1970 года у могилы героев собрались их родители, близкие родственники и друзья, колхозники и школьники. Приехали почтить память боевых товарищей и оставшиеся в живых члены экипажа бомбардировщика.

Оба стояли, обнажив головы, у могилы боевых друзей. Они встретились – экипаж «Ли-2» снова был вместе.

Н. БОЛДЫРЕВ

Е. ПУЛЬВЕР

Никто не забыт, ничто не забыто

СИЛЬНЕЕ СМЕРТИ

5 октября исполнилось 40 лет со дня героической гибели летчиков

на верхнетуровской земле. Верхнетуровцы свято чтут память героев.

            Шел тяжелый сорок второй год. В ряде районов Воронежской области лютовали немецко-фашистские захватчики. Однажды в скирде соломы около села Верхнее Турово фашисты обнаружили трех советских летчиков, чей самолет был сбит не рассвете. Фашисты предложили летчикам сложить оружие.

            - Советские летчики в плен не сдаются! – послышалось в ответ.

            Завязался тяжелый, неравный бой. Гитлеровцы вели огонь по скирде из автоматов. Через некоторое время из нее выскочил человек в форме советского летчика. Он в упор стрелял из пистолета по немецким солдатам. Изрешеченный автоматной очередью, упал.

            Фашисты трассирующими пулями подожгли солому. Местные жители, наблюдавшие за этой неравной борьбой, услышали, как в горящей скирде оставшиеся в живых запели «Интернационал». Из огня и дыма донеслись грозные и величественные слова: «Над сворой псов и палачей...». Их заглушила ожесточенная автоматная стрельба гитлеровцев.

            Когда уже все думали, что советские воины расстреляны, из пламени появился еще один летчик. Одежда на нем горела. Он был словно живой факел, но продолжал стрелять по фашистам. И его срезала автоматная очередь...

            Гитлеровцы, сделав свое черное дело, ушли. И лишь пламя горящей соломы, взметнувшееся ввысь, напоминало о разыгравшейся здесь трагедии.

            ... В золе сгоревшей скирды жители села обнаружили тело еще одного летчика. Комсомолка Таня Слукина, участвовавшая в погребении советских воинов, нашла в его крепко сжатой руке обгоревший комсомольский билет. Удалось прочесть, что выдан он Выборгским РК ВЛКСМ города Ленинграда Атапину Виктору Владимировичу, 1921года рождения.

            5 октября 1942 года в поле у оврага выросла безымянная братская могила.

            Прошли годы. Как-то Татьяна Никитична Слукина рассказала о виденном во время войны эпизоде красным следопытам Верхнетуровской средней школы. И они начали поиск. Следы удалось разыскать в главном архивном управлении Советской Армии, которое ответило: весь экипаж, в котором служил Виктор Атапин, пропал без вести 5 октября 1942 года, не вернувшись с боевого задания.

            Удалось найти и адрес отца командира экипажа лейтенанта Щелкова. Ему было послано письмо. Но какова была радость и удивление, когда из Ташкента приехал сам Вячеслав Щелков. Он-то и рассказал об этой удивительной истории.

            - Помню тот осенний рассвет. Обычно мы летали ночью. Военная обстановка требовала постоянных полетов, в нас очень нуждались. И вот во время второго за ночь полета нас атаковал вражеский истребитель. Наш самолет загорелся. Высота была небольшая, парашютом пользоваться нельзя. Пришлось совершить вынужденную посадку. Нас обнаружили сразу же. Когда я и Шайбак вылазили из машины, подкатили немецкие мотоциклисты. Трех товарищей с нами не оказалось. «Значит, успели скрыться», - решил я.

            Мысль о побеге из плена не оставляла Щелкова и Шайбака. Первому удалось осуществить его Василию Шайбаку, а через некоторое время бежал и Щелков. Он попал к партизанам в брянские леса, где и воевал до прихода Советской Армии. Затем снова сел за штурвал самолета.

            Пробрался к партизанам и Василий Шайбак. Он сражался в партизанском отряде «Суворов».

            Два человека из экипажа тяжелого бомбардировщика остались живы. Трое – Виктор Атапин, Александр Антипов и Михаил Ступин – погибли на верхнетуровской земле.

            О Викторе Атапине многое рассказал школьникам его брат Борис, разыскавшийся в Могилеве [правильно в Витебске].

            В нашей школе есть пионерский отряд имени Виктора Атапина. На витрине в зале боевой славы находятся петлицы сержанта Атапина, нож и ложка, которыми он пользовался. Эти вещи передала школе его мать.

            Алескандр Антипов – штурман самолета ТБ-3М. Его имя тоже носит пионерский отряд. Ребята подробно знают биографию своего героя. Знают они, что в 14 лет Саша уже работал учеником токаря, считался одним из лучших рабфаковцев. Участвовал в драматическом кружке и играл в спектакле «Чудесный сплав» на сцене аэроклуба имени А.В. Косырева, исполнял роль Алеко в пушкинских «Цыганах».

            В школе есть экспонаты – удостоверение добровольного спортивного общества «Водник», стрелковая книжка за № 1475224, где стоит дата, когда Антипов начал заниматься стрелковым спортом, - с 1934 года. Есть газета «В бой за Родину» от 27 августа 1942 года, в которой опубликована статья «Полет в облаках». В ней рассказывается о боевой службе штурмана Антипова. Несмотря на сложные метеорологические условия, он смог вывести самолет на цель и разбомбить ее.

Михаил Ступин – воздушный стрелок. Много хороших слов о жизни этого замечательного человека рассказала школьникам его жена, не раз приезжавшая на могилу.

            Сорок лет прошло с того осеннего дня 1942 года. Но память о героической смерти трех советских летчиков навечно осталась. И не случайно три улицы в селе Верхнее Турово носят их имена. А на памятнике-ансамбле в колхозе «Заветы Ильича» золотом горят имена павших односельчан и рядом с ними – имена трех героев-летчиков.

                                                                                              В. Кривочуров, военрук

                                                                                              Верхнетуровской средней школы.

            «Ленинский завет», 7 октября 1982 г.

Автобиография

Родился 8 июня 1921 г. В селе Усть-Щербедино Романовского района Саратовской области. Национальность – русский. Гражданин Советского Союза.

Отец, выходец из крестьян, еще на империалистической войне был ротным лекпомом. Желая повысить свою квалификацию, он в 1920 г. едет в Ленинград на курсы фельдшеров. Я, старший брат и мать, которая также вышла из крестьян, жили в Усть-Щербедино до октября 1924 г.

В октябре 1924 г. мы переехали в Ленинград к отцу, который к тому времени работал уже на 4-ой дистанции Волховстроя фельдшером.

С 15 мая 1925 г. Мы живем в Белозерске, где отец работал фельдшером в амбулатории водников Водздравотдела. Здесь же наша семья увеличилась на одного члена.

В 1927 г. Водздравотделом отец был направлен в 1-ый медицинский институт в Ленинграде. Мы же, т.е. я, два брата и мать, не имея материальных средств и жилплощади в Ленинграде, едем в Усть-Щербедино.

Здесь я в 1928 г. поступил в начальную школу. В 1930 г. мы вступили в колхоз им. Чапаева, в котором мать работала бригадиром в женской бригаде.

В 1931 году мы переезжаем с матерью в Ленинград. Этот переезд был вызван тем, что в 1932 г. отец заканчивает медицинский институт, и мать, выезжая на один год раньше этого срока, хотела получить в Ленинграде специальность медсестры, чтобы в дальнейшем работать вместе с отцом. В Ленинграде я не учился, т. к. опоздал к началу учебного года.

В 1932 г. отец закончил медицинский институт и его командировали на Дальний Восток. На ДВК отец работает врачом, а мать медсестрой в Нанайском национальном районе. Мы живем в стойбище Найхин на реке Амур, откуда позднее переезжаем в с. Троицкое в том же районе.

В 1933 г. я вступил в пионерскую организацию. Был звеновожатым. В 1936 году я окончил в с. Троицком 7 классов неполной средней школы.

В процессе учения я избирался председателем санитарной комиссии, председателем ученического комитета, работал в школьной редколлегии, участвовал в драматическом кружке.

В 1936 году мы переезжаем в г. Дно Ленинградской области, где и проживаем по настоящее время. В сентябре 1936 г. я поступил в дновскую жел. дор. школу № 35 в 8 класс.

В марте 1938 г. вступил в члены ВЛКСМ. Работал беседчиком по школе и редактором классной стенгазеты. Был избран делегатом 10-ой Дновской районной конференции ВЛКСМ. Имею положительную характеристику от комитета комсомола.

Сейчас отец работает врачом жел. дор. поликлиники. Его зарплата 350 рублей. Мать домохозяйка. Старший брат учится в лесотехникуме, младший перешел в 7 класс.

Атапин Виктор

[Автобография из личного дела студента Ленинградского индустриального института - ныне Санкт-Петербургский политехнический университет Петра Великого]