«Осень 9 ноября 1940 года поезд подходит к перрону прощальный поцелуй жены и её слова. – До гроба верна тебе. Лето 21 июня 1941 года дневные занятия окончены сидим с товарищами на лавочке и любуемся как высокие стройные рощи постепенно окутываются в ночной мрак и кругом становится всё тихо, слышим голос дневального призывающий на ночной отдых. Отбой был даден и шумный армейский день сменился на тихую спокойную ночь. В расположении части все спали, только бесшумными шагами двигался по казарме дневальный. И вдруг этот мирный спокойный сон прервал громкий голос дежурного. - Тревога!! И в один миг двухэтажное громадное здание, до сих пор хранившее мёртвую тишину забеспокоилось, двери без перерыва захлопали всюду мелькали человеческие фигуры и слышалось лязганье оружия..."
«… Вот уже около часа шел не равный бой. Гемнастерки на артилеристах промокли от пота, лица их были покрыты грязью, которая разметалась от взрыва вражеских снарядов…»
«…Я вынул из кармана фото карточки и взгляд упал на жену, сфотографированную с маленькой дочкой, эту карточку прислали мне ещё в мирное время. И мысль моя ушла далеко назад…»
«…Согретый в соломе, собственным дыханием после ужина (куска украинского хлеба) крепко заснул. Лежу я на мягкой постели, а жена кидает и кидает в печку дрова и так жарко натопила, что дышать нечем. Слышу в боковые окна кто-то стучит, подхожу, а это старшая сестра в гости меня приглашает и просит ботинки 9 размер захватить, а потом как стукнет по стеклу, меня так и обдало холодом, я вздрогнул и открыл глаза…»
« …Перед глазами встала жена с маленькой дочкой на руках, она точно такая какую я помню когда уезжал голубенькие глазки её весело смотрели на меня, она поднимала маленькие пухлые ручонки махала ими в воздухе, как бы стараясь, приблизится ко мне, и я протянул к ней руки и она вместе с матерью начала от меня удаляться...»
Осенью 1941года Балакирев Сергей попадает в плен и на протяжении полутора лет находится в концлагере, работах, немецких госпиталях:
«…Сарай был настолько заполнен, что человек не мог поднять вверх своей руки, но люди всё еще не вместились, тогда немцы начали колоть штыками стоящих в дверях, послышался крик несколько немцев взялись за дверь и давили её стараясь закрыть, а двое продолжали колоть штыками…»
« …голод и бессонные ночи изнурили людей, очень немногие держались на ногах. Все это видели немцы, и гнать людей в дальнейший путь было бесполезно, а поэтому немецкое командование решило дать отдых. Всех пленных перегнали на берег реки, где были расположены колхозные постройки. Голодный народ сразу бросился обыскивать полуразрушенный сарай ,очевидно когда-то служивший свинарником. Кто-то бегом мимо нас протащил пилотку, наполненную сухими соевыми бобами. Местами стал появляться дымок, люди собирались группами и готовили для себя пищу, кто что мог здесь раздобыть, кто жарил на листе железа, кто в каске варил какую-то траву…»
«…Резкий гул мотора заставил меня подняться, а когда я поднял голову то увидел остановившуюся грузовую машину, из кабины которой вылезли два немца и, поднявшись в кузов начали кидать, маленькие немецкие буханды хлеба. Завидев хлеб, люди бежали к машине, сшибая слабых и подминая их под ноги. Быстро получилась большая куча людей последние лезли, наверх давя нижних, послышались вопли а буханды всё летели, ударившись о твердую землю, разлетались на части и от них поднимался зелёный клуб пыли. Засыпанная зелёной пылью, толпа начала расходиться и только несколько внизу лежащих людей остались лежать неподвижно, зелёная пыль от испорченного хлеба накормила их навеки…»
«…Прыгая на своих костылях за носилками к выходу я мечтал увидеть машину в которой сгрузят тело моего товарища, но произошло совсем другое. Носилки повернули к сараю, в котором виднелись в полуразрушенную стену десятки таких же тел положенных одно на другое. Безусловно и без вести пропавших товарищей они когда-то упорно сдерживали натиск фашистких полчищ, а теперь лежат никому не нужные, судьбой заброшенные в лапы врага, и с презрением от них отворачиваются другие…»
«…Человек с упавшим духом гораздо труднее переносит неволю, против того, который тверд и непоколебим в своей борьбе и знает, за что он борется. А ему, Грише, пока ещё сильному мужчине стоит пуститься в уныние, морально не поддерживать себя, как злая болезнь ускорит свой процесс, когтями здавит грудь и позовёт на помощь смерть…»
«…Бежать с моими ногами очень тяжело, но другого выхода нет, оставалось два варианта или бежать, или сидеть здесь и ждать смерти…»
Сергей Михайлович был одним из многих, к кому и после возвращения из плена относились с недоверием и проверяли, проверяли, проверяли…
«…-Ну! Где ваши документы? – У меня их нет. я был в плену. -Как в плену? – произнес он как-то отрывисто а потом добавил: - Ну говори всё попорядку. Я начал, но сказав несколько слов, он задал мне вопрос: в Германии был? – Был - Где ? я назвал город –А ты знаешь когда началась война? – Да. 22 июня! И тут лицо капитана помрачнело он ударил рукояткой пистолета по столу так, что чернильница подпрыгнула орошая мелкими каплями лежавшие бумаги. –Ты шпион! Кто тебя заслал сюда? Где твой пункт явки? Эти слова меня сразу ошеломили ,в голове всё закрутилось. Я смотрел на него рассеянными глазами и молчал. Единственная мысль сверлила мне голову : я шпион мне нет никакой веры, как же так почему он обо мне такого мнения, неужели все кто был в Германии не честные люди, неужели они все шпионы. – Ну! Отвечай! Отвечай! – продолжал он свирепствовать. Я конечно продолжал молчать да и отвечать мне было нечего…»
Воспоминания о долгожданном возвращении домой:
« …Дай спрошу, не Москва ли. Рядом солдат шинель одевает: - Товарищ какая сейчас остановка будет. – Москва! Вставай, хватит спать. Утро разбрызгивало свои первые светлые лучи, когда мы шли по Киевскому вокзалу направляясь к тунели. Спуск вниз, а потом снова подъем кверху, здесь проверка документов… После небольшого допроса решили отправить меня в дом инвалидов. – «Да стойте братцы» говорю я зачем меня туда у меня же свой дом есть, хотя и три года не имею связь с домом, но надеюсь кто-нибудь да жив. А если дом есть так поезжай домой да отдыхай здоровье набирай и людей во всём посвяти ,сказал на прощанье начальник и подал мне руку…»