Баранчиков Борис Дмитриевич
Баранчиков
Борис
Дмитриевич
рядовой / артиллерист
8.05.1925 - 6.10.2016

История солдата

Баранчиков Борис Дмитриевич родился 8 мая 1925 гoда в станице Выселки на Кубани в семье рабочего, в школу пошёл в городе Ейске Краснодарского края.

В апреле 1943 года, не успев закончить 10-й класс, в семнадцатилетнем возрасте  добровольно ушел на фронт, начав военную службу казаком-разведчиком 4-го гвардейского Кубанского  казачьего кавалерийского корпуса, а затем был переведен вычислителем в 9-ю артиллерийскую дивизию прорыва резерва Верховного Главного командования 3-го Украинского фронта. В составе этой дивизии с тяжелыми боями прошел по фронтовым дорогам Украины, Молдавии, Румынии. Болгарии, Югославии, Венгрии и Австрии. Был ранен и контужен.

С детства увлекался музыкой, играл на аккордеоне и пел. Когда в составе своего   230-го гвардейского артиллерийского полка пришлось штурмом брать столицу Австрии  Вену, то рядовой Борис Баранчиков вылез с аккордеоном на башню советского танка «Т-34» перед знаменитым Венским оперным театром и исполнил фронтовые песни: «Катюшу», «На позицию девушка провожала бойца» и другие перед ликующей толпой австрийцев. А позже, в составе советской делегации, на венском кладбище возлагал цветы знаменитому композитору Иоганну Штраусу. По окончанию Великой Отечественной войны продолжал служить в  Закавказском Военном Округе в  знаменитом Первогвардейском корпусе генерала Русиянова, который первым остановил фашистские полчища перед Ельной, в честь этого был учрежден 18 сентября 1941 года праздник - День Советской Гвардии.

За фронтовые заслуги Б.Д. Баранчиков награжден орденами «Отечественной войны 2-й степени», «Славы  3-й  степени» и  медалями «За отвагу», «За победу над Германией», «За освобождение Украины», «За освобождение Белграда», «За взятие Будапешта»,   «За  взятие  Вены»,   «За  службу  на  Кавказе»,   двумя   болгарскими, 15 юбилейными медалями и почетным знаком  «РКВВВС».

Регион Ростовская область
Воинское звание рядовой
Населенный пункт: Ростов-на-Дону
Воинская специальность артиллерист
Место рождения Краснодарский Край, с. Выселки
Годы службы 1943 - 1948
Дата рождения 8.05.1925
Дата смерти 6.10.2016

Боевой путь

Место призыва Краснодарский край, г. Ейск
Дата призыва 05.1943
Боевое подразделение 4-го гвардейского Кубанского казачьего кавалерийского корпуса
Завершение боевого пути Австрия, г. Вена
Принимал участие Штурм Кривого Рога, Одесса, Бои за Тирасполь, Бендеры. Первомай на Днестре, село Шерпены Молдавии, Румыния, Освобождение Белграда, Освобождение Вены

ПЕРВОЕ БОЕВОЕ КРЕЩЕНИЕ - ОКТЯБРЬ 1943 ГОД.

ВОЙНА ГЛАЗАМИ СОЛДАТА.

 В  своей книге «Огневой вал» А.Т. Богатырёв   упоминает о том, как в конце октября 1943 года, после   формирования в рабочем поселке  Чертково Ростовской области, вступили в бой 212-й  и 230-й гаубичные артиллерийские  полки (ГАП) на правобережье Украины (Днепра) в районе села Федоровка и хутора Ленинка. Почти   все солдаты 230-й гаубичного артполка, кроме командиров, попали на фронт впервые, и боевое крещение получили под Ленинкой. Как обычно, в первые недели фронтовых условий, необстрелянный полк понес людские потери  (хутор Ленинка недалеко от поселка Широкого)  1-й дивизион 230-й ГАП должен был развернуть свои позиции правее села Федоровка в направлении линии хутора Ленинки. Для установления связи с поддерживаемой пехотой, начальник штаба 1-го дивизиона ст.лейтенант Харламов Вениамин Сергеевич уже поздно вечером, когда стемнело, дал  задание Баранчикову Б.Д. и Чечетенко В.В. - вычислителям взвода управления 1-го дивизиона  (нам было по 18 лет) выйти из оврага и бегом направиться к посадке для определения местоположения нашей пехоты. Когда мы вышли из оврага и подошли к посадке, то на нас неслись трассирующие пулемётные очереди, это было эффектное зрелище. Немцы методически обстреливали посадку со стороны  хутора Ленинки. Войдя в посадку, мне показалось, что в ней летают ночные шмели. Жужжа, они бились о кустарник и деревья, жужжали над головой и падали рядом у ног. Вначале я не понял, что это могло быть, но потом догадался, что это жужжат вражеские пули,  потерявшие силу. Вдруг мы заметили в темноте, что к нам по посадке пробирается пехотинец. Стало жутковато. «Куда вы прёте?» - крикнул он нам. «Не видишь, что впереди немцы лупят из пулемёта, боятся, чтобы их ночью не выбили из хутора». Он оказался минёром.  Когда мы начали выяснять обстановку, то оказалось, что в посадке пехоты нет,  после боя под  хутором Ленинка многочисленный отряд  с темнотой был снят и переброшен на другой фланг. Действительно   под  Ленинкой   бои   были  горячие.  Эту   главу   книги А.Т. Богатырёв назвал «Километры мужества». На следующий день, получив  задание сверху, командир 1-го дивизиона 230-й ГАП капитан Чеснаков  на «студебеккере», машине управления, направился вдоль посадки к хутору Ленинка.

В кузове машины сидели: ординарец командира дивизиона сержант Иван Курочкин, разведчики, связисты и  мы, топоотделение вычислителей, ст. сержант Алексей Лысак, рядовые Борис Баранчиков и Виталий Чечётенко. Остановившись на окраине посадки у хутора Ленинка, капитан Чеснаков с ординарцем,  разведчиком и связистом, вчетвером, решительно поспешили к передовым траншеям для связи с пехотой и выбора оборудования наблюдательного пункта. Мы оставались в кузове машины и ждали дальнейших указаний. Но вдруг начали нас обстреливать вражеские миномёты. Спешившись с машины   вправо от посадки, мы,  перебежками по кукурузе, начали передвигаться  к хутору Ленинка. Шофёр машины не растерялся,  быстро стал уводить машину по кукурузе в сторону от перекрёстка. Но немцы перенесли огонь по уходящей автомашине. Видимо это место было пристреляно фашистами. Мы бежали вперёд к хутору, зная, что утром наша  пехота якобы освободила Ленинку. Но вдруг нам навстречу из-за хат выскочили немцы и открыли ураганный огонь из автоматов и ручных пулемётов. Пробегая по кукурузе, мы искали укрытие в пехотных окопчиках. Пули и осколки мин заставили нас залечь в укрытия. Стало понятно, что в Ленинке засели фашисты, и мы попали на обстрелянное поле, и что недавно здесь прошёл бой. В кукурузе лежали убитые советские солдаты с оружием в руках. Мы стали отходить к  посадке. Слева от дороги в том направлении, куда пошёл капитан Чесноков, со своей группой слышались автоматные очереди.  Вдруг показалась наша вторая автомашина  «студебеккер», которая неслась вдоль посадки к хутору. Это ехал начальник штаба 1-го дивизиона ст. лейтенант Харламов B.C. с новым приказом о перемещении 1-го дивизиона. Подъезжая  к окраине посадки, мы увидели, как машину накрыли вражеские мины. Одна угодила прямо в мотор машины, шофёр был убит. Из кабины выскочил Харламов, он бежал хромая по кукурузе к нам навстречу. Его лицо и пальцы руки были окровавлены. «Где пакет?» - крикнул он мне. Я в стрессовом состоянии  от первого боя не понял вначале значения его слов (подумал, что нужен пакет штабных документов) и ответил: «Не могу знать», - но в тот же момент, подбежав к нему,  увидел, что он ранен. Вытащив из бушлата свой санитарный пакет первой помощи,  предложил - «Товарищ ст. лейтенант, разрешите, я Вас перебинтую?». Справа к нам бежали связисты и разведчики, сообщив, что капитан  Чесноков убит. Он шел первым по траншее,  наткнулся на немецкую пехоту и был в упор сражён наповал. Остальные, отстреливаясь, сумели выскочить из этой засады. Сопровождая Харламова мы поспешили на ближнюю батарею к комбату № 1 лейтенанту Гольштейну Михаилу, чтобы по телефону доложить обстановку начальнику штаба 230-го полка капитану Бунину M.Л.
 Ст. лейтенант  B.C. Харламов после санитарной помощи и перевязки оставался с нами в строю. В первые боевые дни привязка огневых позиций шла топовычислителями в тяжелых условиях. Мы старались всё делать, как нас учили (по науке). Поднимая рейку для засечек и определения расстояний, мы обнаруживали себя, и враг мгновенно открывал ураганный огонь из миномётов и других видов вооружения. Так через неделю я узнал, что убит наш начальник связи 1-го дивизиона лейтенант  Савченко Алексей Васильевич. Мы очень болезненно перенесли эту утрату. Особенно долго переживал потерю своего близкого друга начальник разведки 1-го дивизиона Лесных Василий Алексеевич. Мы, молодые солдаты, всегда восхищались строевой выправкой молодого и красивого лейтенанта  Савченко. Помню его во время учений в поселке Чертково, как всегда он выделялся среди  офицеров, умело чеканил каждый шаг, отдавал  честь и рапорт своим командирам, и был душой нашего управления 1-го дивизиона.      

В первые фронтовые дни мы  поняли, что надо учитывать непременно боевую обстановку и по иному вести привязки огневых позиций и  наблюдательных пунктов. Вот так мы   почувствовали все тяжести окопной  жизни.

 Накануне 26-й годовщины Великой Октябрьской Социалистической революции разгорелись бои за село Фёдоровку, они начались в полночь на
7-е ноября 1943 года. В них решающее значение сыграла наша артиллерия.
А на следующий день 8-го ноября мы уже ужинали в освобожденной Фёдоровке. В честь Великого праздника наш старшина дивизиона Иван Семёнов во время ужина выдавал  всем фронтовые сто грамм. После холодных ночей под открытым небом, где нам пришлось окапываться и ночевать в землянках и траншеях в летнем обмундировании, для нас 100 грамм было лечебным средством.  Затем  мы получили зимнее обмундирование  и  были поставлены на питание по фронтовому довольствию. Теперь уже можно было жить.

Украина

Наступала весна 1944 года. На Украине  Никопольский плацдарм для нас был тяжелым орешком, после долгих топтаний на месте, в зимний период. Немцы, заблаговременно укрепив свою оборону на Ингульце, отчаянно отбивались от наступающей Советской Армии. В весеннюю распутицу, 230-й гаубичный артполк 9-й артиллерийской дивизии прорыва РВГК, с большим трудом поспевал за нашей «пехотой не пыли» и лихой кавалерией, которым не страшны ни бездорожье, ни дождь, ни грязь.

В начале февраля 8-я гвардейская армия В.И. Чуйкова и 46-я армия В.В. Глаголева  смежными флангами  подошли к районному центру юга Украины – Апостолово. Перед городом развернулись батареи наших артиллерийских полков 23-й гаубичной артбригады  С.К. Карпенко.                         5 февраля 1944 года гаубичная бригада произвела мощный огневой налет на железнодорожную станцию Апостолово. 230-ому гаубичному полку поручалось выбить мощным огнем из оборонительных укреплений немцев. Много пришлось поработать начальнику штаба I-го дивизиона 230-й  ГАП    В.С. Харламову и вычислителям Алексею Лысак и Борису  Баранчикову в определении данных стрельбы и целеуказаний для артподготовки. Утром на головы гитлеровцев свалился огневой смерч. В течение 10 минут наши снаряды сыпались на немецкие укрепления. Вслед за этим, бросившись в атаку, пехотинцы с ходу заняли станцию. Чтобы не выпустить фашистский гарнизон из Апостолово, батареи нашего гаубичного полка громили в это время выявленные огневые точки гитлеровцев и огневым валом перекрывали отходы из города.

За проявленное  боевое мастерство командир 9-й Запорожской артдивизии  прорыва РВГК генерал-майор А.И. Ратов  представил  230-ю гаубичную бригаду с 212-м и 260-м полками к награждению  и присвоению ей наименования  Апостоловская.

Войска 3-го Украинского фронта, ударом с  севера на Апостолово, должны были отрезать гитлеровскую группировку в районе Никополя и уничтожить ее. Удар по позициям врага был  все уничтожающим, находящаяся на правом фланге 16-я немецкая мотодивизия, застряв в грязи, была разгромлена  наголову. Удирая из Апостолово, гитлеровцы бросали сотни автомашин, вывезти боевую технику им помешало бездорожье и наш упреждающий артиллерийский огонь гаубичной артбригады. В грязи увязли легковые и грузовые автомашины разных марок и стран: немецкие, австрийские, чешские, итальянские, французские, а также автобусы, тракторы, прицепы, мотоциклы. Бросив технику, гитлеровцы вынуждены были удирать, и бросая свои сапоги, куртки, шинели, драпали в одних носках по грязи. Среди этих трофеев наши автотехники и механики Н.Н. Румянцев и  В.С. Писарев, Г.И. Чумаченко отобрали технику для доставки горючего, боеприпасов и продовольствия и этим пополнили  обслуживающие подразделения. Инженер-майор 230-й ГАП  пом.командира  по технике -  Маковецкий И.С., оседлав австрийский микроавтобус «штеер», с ходу стал комплектовать трофейную колонну. Группа автомехаников пополнилась пленным немцем Отто, который отлично знал различные марки иностранной техники и до конца войны работал в бригаде механиком мастерских. После окончания войны, прямо из Вены – Австрии, коммунист-интернационалист Отто с рекомендательными документами, получив в  память трофейную грузовую машину  с продуктами в свое распоряжение,  отбыл на свою Родину – в Демократическую Республику Германию.

Далее, после освобождения г. Никополя и ликвидации Никопольского плацдарма, 46-ая армия В.В. Глаголева от Апостолово повела наступление к берегам Ингульца. Гитлеровцы предприняли отчаянные попытки выйти на автомагистраль Апостолово-Высокополье, которую оборонял 230-й гаубичный артиллерийский полк. Дорого обошлась артиллерийская дуэль немцам.  Они потеряли 18 танков, почти половина из них были «тигры» - тяжелые танки.

ШТУРМ КРИВОГО РОГА

Памятными днями 26-й годовщины Красной Армии был штурм Кривого Рога.  Накануне шел мокрый снег, который затем перешел в поземку и сильную метель. Для солдата ненастье тоже злой враг, особенно для артиллериста – наблюдателя, и на войне бывают разные нюансы. Видимости никакой, этим и воспользовалась 8-я гвардейская армия В.И. Чуйкова при наступлении на г. Кривой Рог, используя сталинградскую тактику боя. Оборудование наблюдательных пунктов артиллеристами было бесполезным. Поэтому для того, чтобы организовать поддержку наступающей пехоты, начальник штаба дивизиона 230-й ГАП В.С. Харламов скомандовал: «Вместе с пехотой на штурм города – вперед !» Вместе с нами был и командир 4-й батареи А.Ф. Скороходов, со своими разведчиками Федоровым и Кажемякиным. Его батарея придавалась штурмовой группе В.И. Чуйкова. Вместе с Харламовым двигались старшина группы разведчиков                  П.Н. Сидоренко, его солдаты  И. Пидяк, В. Верютин, а также вычислители   А. Лисак и Б. Баранчиков. Мы входили в город со стороны соцгородка, через заснеженный дачный поселок. В этих летних домиках, почти везде, стояли двухкомфорные газовые плиты, работающие на местном природном газе. Для нас, южан, это было диковинкой. Любопытный писарь дивизиона Василий Гаранжа с помощью газовой плиты пытался обогреться и высушить мокрые портянки. Старший сержант топовычислительного отделения Алексей  Лисак, комсорг 1-го дивизиона и агитатор, просвещал нас и подхваливая восхищался:

«Вот, как живут криворожские рабочие ! Как настоящие буржуи!»

В сложной метеорологической обстановке трудно было готовить данные для стрельбы. Вместе с разведчиками-артиллеристами: В. Быканом и Василием Батюшиным мне пришлось залезать на заводские трубы и водонапорные башни для корректировки огня по целям. По вспышкам красных и зеленых сигнальных ракет и стреляющих орудий гитлеровцев приходилось готовить целеуказания. Батарея А.Ф. Скороходова, не успев отрыть огневые позиции, стреляла прямо с хода. Мужество и отвагу в штурме  Кривого Рога проявили огневой расчет командира орудия 4-й батареи  Пономаренко Ивана Тимофеевича.

22 февраля 1944 г. наши части «выкурили» гитлеровцев из Кривого Рога.

«Артиллерия – бог войны» - такую славу оставили о себе артиллеристы в годы Великой Отечественной войны. Действительно «неуютно» себя чувствует пехота при наступлении без поддержки артиллерии. И какой может быть успех без артиллерийской поддержки и подготовки намечаемого наступления? Немало досталось и нам, артиллеристам, в ту весну на криворожской земле.

Мобильным полкам артиллерии прорыва  РВГК приходилось ежедневно по ночам кочевать  с  одного участка фронта на другой для организации прорывов и наступления. Так было и на Криворожско-Никопольском плацдарме. Наш 122-мм гаубичный  артполк прорыва РВГК можно было видеть под Лошкаревкой и Апостолово; Завьяловской и Каменным Бродом, Еленовкой; Михайловкой и Зеленым Гаем; Широким и Кривым Рогом. Везде надо было  успевать…

И вот уже позади  город Кривой Рог.

Преодолевая ожесточенное сопротивление неприятеля, мы неуклонно двигались вперед. Рано наступившая оттепель сделала непроходимыми не- мощенные  дороги.  Ноги утопали в грязи чуть ли не по колено. Подразделения полка растянулись на несколько сот километров. Связь между ними поддерживалась только по радио. Многие машины и орудия получили повреждения. Снаряды, бензин, продовольствие доставляли с фронтовых баз на руках за десятки километров. Спасибо, что в доставке этих жизненно необходимых для жизнедеятельности полка грузов, большую помощь оказывало местное население: женщины, старики, дети. Люди едва держались на ногах. Но основная задача нашей армии была выполнена – форсированы реки  Ингулец, Ингул, Южный Буг. Освобождение криворожской земли по существу закончилось в марте месяце. За успешные действия в этих боях наша 9-ая Запорожская артиллерийская  дивизия прорыва РВГК была награждена орденом Красного Знамени  и получила наименование Криворожской.

ВПЕРЕД НА ОДЕССУ

И вот были созданы благоприятные условия для проведения очередной крупной операции по разгрому фашистских войск в марте месяце в междуречье Ингулец – Южный Буг, для дальнейшего наступления наших войск на Одессу и Тирасполь. 6-го марта в прорыв двинулись конно-механизированная группа генерала И.А. Плиева, начавшая глубокий рейд по тылам противника. Оборона фашистов на западном берегу Ингульца рухнула и нависла угроза окружения 6-й немецкой  армии. 19-20 марта небольшие подразделения пехоты и артиллерии форсировали реку и захватили маленький плацдарм. По пояс в ледяной воде начальник штаба дивизиона В.С. Харламов и командир 1-й батареи М.Я. Гольдштейн организовывали форсирование водного рубежа. На плотах из бревен и бочек переправляли наши гаубицы на правый берег для поддержания передовых частей. В это время 8-я гвардейская  армия  В.И. Чуйкова получила задачу прервать оборону гитлеровцев с Андреевского плацдарма и вместе с другими соединениями фронта вести наступление на Одесском направлении. День и ночь артиллерийская канонада стояла над разливами Южного Буга. Продвигаясь с боями к Новой Одессе и освободив Андреевку, бойцы и офицеры 230-й ГАП узнали о кровавых злодеяниях фашистов в этих местах. Эсесовцы с местными полицейскими организовали облавы  на местных жителей для угона трудоспособного населения в Германию. На железнодорожную станцию уже поступали товарные вагоны для погрузки и отправки в рабство тысячи людей. При подходе Советской Армии эсесовцы, не успев отправить всех пленных людей, выгнали в поле мужское население для рытья противотанковых траншей, и при отходе из Андреевки, расстреляли их из пулеметов. Чтобы скрыть следы бесчеловечных преступлений, фашисты пустили по засыпанной траншее танки. Когда мы вошли, то земля еще шевелилась от еще живых невиновных ни в чем, расстрелянных людей. Местных полицаев, не успевших уйти с немцами, жители повесили на площади с нагрудной надписью: «Смерть фашистским холуям». Эти картины ужаса войны и сегодня стоят перед глазами.

В весеннюю распутицу, иногда приходилось тянуть гаубицы двумя машинами  «студебеккер».

Наши тылы отстали, не хватало снарядов. Я получил задание начальника штаба 1-го дивизиона В.С. Харламова вернуться в Апостолово и разыскать в посадке,  отставший по техническим причинам орудийный расчет старшего сержанта Васехи А.Р. и машину с боеприпасами.  Добравшись поздно вечером к хутору с небольшим водоемом, от которого начиналась посадка, я не стал в темноте искать своих огневиков, а завернул на окраине в хату, где когда-то стоял наш штаб дивизиона. Стояла могильная тишина – хутор как будто бы вымер. Походив вокруг хаты и заглянув в темные окна, чем-то занавешенные, я стал дергать дверь. Вдруг с противоположной стороны из-за хаты вынырнул солдат с винтовкой и скомандовал: «Стоять, стрелять буду!» - начали выяснять отношения «Мне хозяин нужен», - объяснял я часовому, но безрезультатно. – «Чего тут принюхиваешься, лазутчик? – напирал он на меня и втолкнул в сени, набитые солдатами. – Утром разберемся». Так в тревоге прошла ночь. На утро из комнаты вышел лейтенант и, как представитель контрразведки «Смерш», потребовал документы. Кроме красноармейской книжки у меня ничего другого не было. «А где бумага-предписание? – Ты дезертир?» - допытывался лейтенант, - злобно косясь на  меня. Я растерялся, а потом вспомнил, что в посадке должно быть наше орудие, куда и направляюсь по заданию командования. «Проверим!» Под ружьем меня вывели, и мы направились к посадке, где поднимался легкий дымок. Я обрадовался, увидев своих огневиков, сидевших вокруг костра, и рядом стоявшего Васеху…, от сердца отлегло. Выяснив, что действительно расчет огневиков ждет связного, меня передали из рук в руки старшему сержанту Васехе. В душе я ругал себя за юношескую наивность, за то, что не потребовал от начальника штаба Харламова  сопровождающего документа, когда уходил с передовой. Могло быть и хуже. Рядом с орудием стояла машина, возле которой усердно работал шофер-механик Левин Борис Петрович – москвич, опытный специалист. поодаль, на маленьком костре в котелке Сережа Джапаров из Кара-Калпакии варил кусок конины для всего расчета и пояснял: «Без кухни, как без рук». Для солдата главное, смеясь, повторял любимую поговорку Сережа Джапаров:  «Где харчи, там и торчи!»

С помощью орудийного расчета и местного населения необходимо было организовать доставку  снарядов к передовым позициям. В те дни единственным путем,  по которому можно было ходить, оставалась дамба от узкоколейного полотна железной дороги.

Я повел  караван гуськом друг за другом, каждый нес в руках гильзу – заряд, а в вещмешке за плечами – по одному гаубичному снаряду. Ноша нелегкая, через каждые три километра – привал. Сохло в горле, хорошо, что слева, по обочинам дамбы в колее от машин и копыт кавалерии поблескивали лужицы чистой воды, в которой играли зайчики заходившего весеннего солнца. Пользоваться пришлось  таблетками от холеры и дизентерии, которые накануне, с наступлением весны, все получали от старшины медсанслужбы  дивизиона Сергея Платонова. Таблетку пришлось опускать в воду прямо в естественную выемку в земле и так утолять свою жажду. Шли дальше. Успехи на Южном фронте вдохновляли нас на новые подвиги, а весна придавала новые силы и хорошее настроение. Только глубокой ночью привел я уставшую команду с боеприпасами на ближайшую батарею нашего дивизиона. Утром, погрузив снаряды на попутную машину полка, я сумел доставить к передовой запасной боекомплект.

На войне, как на войне, без курьезов не бывает.

Прибыв в Ново-Николаевку с боекомплектом, В.С. Харламов с радостью объявил мне благодарность за солдатскую сноровку и отлично выполненное задание. «Служу Советскому Союзу». – отрапортовал я. Вечерело, надо было где-то устроиться на ночлег. Станица Ново-Николаевка была забита кавалерией, видимо подтягивались конные резервы для дальнейшего прорыва. Со своим напарником, вычислителем Виталием Чечетенко, мы кое-как влезли в одну из хат, забитую сполна кавалеристами-казаками, примостившись в комнате под окном на полу, и захрапели. Рано утром я проснулся от сигнала горниста-трубача «подъем» и возгласа «по коням!»

На рассвете казаки сыграли тревогу и команду «к бою!». Соскочив, спросонья я не заметил, когда исчез мой напарник Чечетенко. Казаки быстро надевали сапоги, на ходу натягивали шинели с карабинами и клинками, выскакивали к лошадям. В углу у дверей  одиноко сидел безусый казачок с мрачным  лицом и босыми  ногами.

«В чем дело!» - закричал командир на паренька, вскакивая в хату. После тревоги в комнате оставались двое: я и казачек, по возрасту не старше меня – восемнадцатилетнего артиллериста.

«Срочно в строй, по коням!» - продолжал он кричать и осыпать бранью своего бойца.

«Пропали сапоги», - уныло объяснял казачек. Поняв в чем дело, командир находчиво скомандовал: «Разуть артиллериста, снять  ботинки!» На меня навалилась ватага вбежавших дюжих казаков, схватив за руки и за ноги, несмотря на мои отчаянные сопротивления, уложила на скамейку, стоявшую около русской печи и распяла меня на лавке как Иисуса Христа. Молодая хозяйка, забившись на русскую печь с ребенком, с испугом и сожалением наблюдала за всем происходящим. Казаки не мешкали, выскочив на двор и оседлав своих коней, понеслись догонять уходивший эскадрон из Ново-Николаевки к передовой. Спустившись с печки, хозяйка с сочувствием смотрела на мои портянки и одинокие обмотки, оставшиеся на икрах ног, без ботинок.

«Шо цэ дядько? Шос тапер будэтэ робить?» - спрашивала она. Я, расправляя затекшие ноги и руки, переминался с ноги на ногу, соображая, что делать. Вмиг, выйдя из хаты в огород, она вернулась с двумя огромными соломенными башмаками, которые итальянские солдаты на посту используют от холода, одевая поверх сапог. «Вось, одэвайтэ, мабудь пригодяться, - успокаивала она меня. - Учера итальяшки як драпалы, усэ побросалы!»

Поблагодарив хозяйку и одев итальянские «вездеходы», как мы, солдаты, называли их в шутку,  я пополз по вязкой грязи через огород в соседнюю хату, где размещались наши связисты. Зайдя в комнату, я почувствовал вкусный запах вареной картошки, от которой исходил легкий парок над столом. Тут я увидел сидевших вокруг снеди наших связистов, разведчиков и своего ночного напарника Виталия Чечетенко, на котором красовались кавалерийские, новые кирзовые сапоги. «Солдатская находчивость, - объяснял он всем. - Ведь мои ботинки совсем развалились», – оправдывался Виталий. Все смеялись над моим трофейным снаряжением. Я тут же, разозлившись, потребовал от Чечетенко найти мне ботинки. Увидев подходившую к нам хозяйку,  у которой мы ночевали, он вмиг выскочил из хаты. Молодая хозяйка, держа дитя на руках, видимо искала меня. Рассказав еще раз всем, как меня раздевали, завершила: «Воны его былы, а вин тики их пхнув. Так Вы, дядько, заходти к мини, вы шо и зырочку потиралы. Я буду вечером ждаты».

Вся хата наполнилась звонким смехом, а я до самых ушей покраснел от местных комплиментов. Через некоторое время появился Чечетенко в грязных по щиколотку сапогах. «Вот возьми. – протянул он мне темно-вишневые новые, кованые ботинки английского производства. - За рекой в балке много нашей пехоты полегло и все почти в новом обмундировании».

После освобождения Ново-Николаевки на Ингульце, по непролазной грязи, шли вперед пехота и кавалерия Плиева. Вся остальная боевая техника останавливалась, бездорожье не позволило успешно продвигаться за пехотой. Попытки тянуть гаубицы спаренными «студебеккерами» в упряжке по густому  месиву чернозема не приносили успеха.

Проходя небольшое село, мы увидели в огородах и дворах трупы босых немцев в нательном белье. Местные жители рассказывали, что ночью неожиданно налетела кавалерия, и заспавшиеся гитлеровцы врасплох, прямо с постели, в белье, выскакивали из хат. «В общем, кавалеристы Плиева навели шороху немцам», - смеялись наши ребята.

Съехав с дороги, 1-й дивизион 230-й ГАП устанавливал гаубицы для стрельбы в балке на прошлогодней стерне.

Надо было выяснить, где же теперь передний край, чтобы можно было артиллеристам  помогать пехоте в прорыве  вражеской обороны. Погода к вечеру совсем раскисла, черные тучи затянули небо. Дул пронизывающий ветер, сыпал мокрый снег, который затем перешел в дождь. Тучи ползли почти по полю.

Для выяснения обстановки, начальник разведки дивизиона старший лейтенант Лесных В.А. направился с двумя разведчиками Иваном Пидяком и Виталием Верютиным в близлежащее село, чтобы уточнить, где передний край, есть ли в селе немцы и изучить боевую обстановку. Село находилось в 3-4-х километрах. В ожидании дальнейших команд и указаний, огневики устанавливали пушки, а взвод управления дивизиона, в основном, связисты и вычислители отправились под большую скирду соломы, где можно было укрыться от дождя, подсохнуть, согреться и переспать. По одну сторону скирды разместились связисты во главе с лейтенантом Тодосенко Николаем – начальником связи дивизиона, а по другую – вычислители рядовые Борис Баранчиков, Виталий Чечетенко и писарь штаба сержант Василий Гаранжа. Быстро темнело, наступила кромешная тьма. Зарывшись глубоко в солому, начали дремать. Вскоре послышался храп, чувствовалось, что длительные переходы измотали наших солдат. Вдруг мы услышали немецкую речь. К скирде продвигалась цепочка немцев, видимо отделение в 12-15 человек. Услышав, что под скирдой храпят, они окружили скирду, а двое из них начали потихоньку будить наших связистов, толкая коваными сапогами в бок и подавая команды: «Ауф штейт, Русь, Ауф штейт!» - Все поняли, что мы попали к немцам. Солома зашевелилась, все молча начали зарываться       вглубь стога. Те, кого немцы шевелили под скирдой, пытались имитировать сонных,  и сильнее храпеть. Сквозь солому видно было, что это вооруженная автоматами немецкая группа с походными сумками за спиной. Наконец, гитлеровцам удалось разбудить двух молодых восемнадцатилетних солдат: телефониста Жору Малахова и радиста Виктора Колесникова. Отведя их в сторону, немцы стали тихонько выяснять, где фронт. – «Вогин фронт?» - показывая направление рукой, куда надо идти. Остальные немцы, окружив нашу скирду, держали нас под прицелом автоматов в оцепенении.

В это же время с противоположной стороны скирды вылез лейтенант Тодосенко, спросонья не поняв, что происходит. Нахлобучив на глаза шапку и отвернув ворот шинели, в перевалку направился к стоящим. Николай Тодосенко, окончил недавно ускоренное училище связи, не отличался строевой выправкой, хотя до войны, как он рассказывал, он работал учителем танцев в одном из санаториев Феодосии – в Крыму. Не рассмотрев в темноте, кто перед ним, и подойдя к крайнему немцу, он с папироской во рту, толкнул его плечом в бок и буркнул: - «Дай огонька!» - тот молчал, когда вторично, повысив голос потребовал, - «Ну, дай же огонька!» - и подняв сонную голову, лейтенант увидел, что перед ним в каске стоит немец. У него от неожиданности произошел нервный шок, папироска изо рта выпала, ноги учителя танцев подкосились, и он упал.  Немец повернулся  и молча пошел вслед за остальными,  уходящими от скирды солдатами. Взяв двоих наших заложников, они повели их, требуя показать направление линии фронта. Тут мы догадались, что немцы, видимо, сами попали в окружение, и ищут выход в направлении переднего края, стараясь не выдать себя шумом и стрельбой. Виктор Колесников и Жора Малахов повели гитлеровцев окружным путем, по бугру, прямо в балку, на наши батареи. Старший сержант Гаранжа тихонько подал нам команду. Надо спасать документы штаба. В это время Чечетенко, выскочив из-под стога соломы, помчался на батарею в балку. «Немцы!» - кричал он старшему по батарее Соловьеву Н.С., поднялась тревога, быстро установили пулемёты, все огневики были подняты в ружьё. В это время из-за холма показались наши – двое заложников, а за ними, растянувшись цепью, шли немцы. «Стой, кто идет?» - услышали они возглас старшего на батарее Соловьева. Цепь остановилась. «Стой, кто идёт?» - повторно окликнули их с батареи. «Немцы!» - закричали Колесников и Малахов. И упав на землю, перебежками начали продвигаться на батарею. Немцы, опешив, стояли, не зная, что делать. «Стреляйте!» - кричали наши заложники. Тогда полосонули с батареи пулемёты, раздался треск автоматных очередей: немцы развернулись и побежали в противоположную сторону. «Расчет, к бою!» –  кричали на батарее, предполагая, что батарея в окружении и немцы могут предпринять атаку. Вся батарея была на ногах. Выскочив из  обогретых соломенных нор, мы тоже бросились под защиту своих огневиков, не понимая, что произошло.

В это время начальник разведки Лесных В.А. с двумя солдатами, возвращаясь с задания, услышали пулемётные и автоматные очереди со стороны батареи. Выйдя на окраину села, где они только что побывали, разведчики увидели, как на них двигалась растянутая цепь фашистов, с интервалом между солдатами 20-30 метров. Разведчики в недоумении насторожились, рассуждая, что возможно немцы захватили нашу батарею и продвигаются вперед к селу.

«Не стрелять!» - скомандовал начальник разведки В.А. Лесных, - Ложись! Замаскироваться среди убитых и лежать смирно!», - повторил он.   Вокруг, после жарких сражений днем, лежали тела убитых. Наши разведчики замаскировались среди убитых на поле, в маскхалатах на расстоянии 10-15 метров друг от друга, принимая позы мёртвых.

Немецкая цепь протопала мимо наших разведчиков, чуть не задев сапогом Ивана Пидяка. Когда гитлеровцы скрылись из вида, Лесных стал советоваться, как поступать дальше. На батарею ночью решили не идти. Утром выяснилось, что передний край нашего наступления ушел далеко вперед, в направлении Новой Одессы. Многие блуждающие немцы выходили из окружения. Местные жители поселка рассказывали, что ночью на рудниках гитлеровцы лазили по погребам у многих сельчан, а некоторые, осмелев, даже требовали «курка, яйки и млеко».

Несмотря на непогоду, 230-й гаубичный артиллерийский полк  все же медленно продвигался по бездорожью вперед на Запад за пехотой.

БОИ ЗА ТИРАСПОЛЬ,  БЕНДЕРЫ.

ПЕРВОМАЙ НА ДНЕСТРЕ

12 апреля 1944 года советские войска 3-го Украинского фронта, преследуя немецко-румынские войска, вышли к Днестру и освободили          г. Тирасполь. Впереди ждала своего освобождения Советская Молдавия. Штаб 9-й Запорожской артиллерийской дивизии прорыва РВГ разместился на окраине Тирасполя. Наш 230-й ГАП в составе всей бригады проследовал мимо и вышел к Днестру в селе  Парканы. Тирасполь и Парканы встретили нас пьянящим ароматом цветов, все вокруг утопало в зелени, буйно цвели бело-розовые вишневые сады, благоухала пышная сирень. Яркое весеннее солнце удваивало силы и настроение. На улицах Тирасполя развивались красные стяги-лозунги: «Привет  орлам Малиновского!» Въезжая в село Парканы, мы попали под массированный налет вражеской авиации. Фашистские самолеты все время барражировали над Днестром, видимо рядом был гитлеровский аэродром. Впереди нас, на правом берегу Днестра, - старинная  крепость Бендеры, а рядом – большой Суворовский курган. Приближались Первомайские праздники. Командующий фронтом Малиновский бросил клич: «Кто установит 1-го Мая красный флаг над крепостью Бендеры, получит звание Героя Советского Союза». Наша пехота в тяжелых боях в тот момент не смогла овладеть крепостью. Окопавшись под стеной крепости и у Суворовского кургана, пехота удерживала маленький плацдарм на правом берегу Днестра. Пушки нашего 230-го ГАП расположились на левобережье, в вишневых, утопающих в весенней зелени, садах село  Парканы. Поддерживая пехоту, батареи почти прямой наводкой били по крепости, но многометровые стены не поддавались нашим 122-мм снарядам. На стенах крепости зияли большие пыльные пятна. Будучи на наблюдательном пункте, мы каждое утро всматривались в  стереотрубу в ожидании, кто же будет героем Первомая, сумевшим водрузить Красное Знамя на стенах крепости? Но это так и не свершилось. Напряженная работа, особенно по ночам, выпала на долю вычислителей батарейцев и штаба 1-го дивизиона 230-й ГАП. Командир  топовычислительного отделения 1-го дивизиона Борис Баранчиков шутил: «Не тушуйся, ребята, отоспимся, когда заговорят пушки!». Действительно, весь день наши разведчики, изучая  передний край, засекали огневые точки, цели противника, срочно готовили данные целеуказаний для стрельбы по гитлеровцам и передавали отчеты с  наблюдательных пунктов вычислителям. Несмотря на боевую обстановку, по просьбе замполита полка Зорина и парторга дивизиона Деманова, мы, с весенним, юношеским задором, готовили  самодеятельный  концерт. Разыскав брошенную немцами старенькую переносную фисгармонию, установили ее в сельской начальной школе, которая располагалась в конце улицы, где стояли наши батареи, и готовы были дать праздничный концерт. Наступил Первомай! После торжественного слова замполита, я аккомпанировал на фисгармонии певцам дивизиона – старшему сержанту Сергею Карповичу Казанджану и рядовому Борису Петровичу Левину, а также танцорам, своим землякам с Тихого Дона – Василию Батюшину, Михаилу Чернявскому и Леониду Гурову, которые исполнили трио-чечетку. Сам же парторг дивизиона рыжеволосый Костя Деманов, бывший грузчик-волгарь, заложив гитару за спину , играл  искусно на струнах, одновременно выбивая ритмический вальс-чечетку, в специально пошитых, накануне 1-го Мая, брезентовых сапогах из зеленой плащ-палатки.

Воодушевленные успехом проведенного концерта, мы к обеду возвращались на батареи. Вдруг раздался чей-то голос: «Воздух!» Над поселком, на небольшой высоте 150-200 метров, пронесся наш истребитель – «Як», а за ним, с чёрными крестами, на крыльях – «мессершмидт». Преследуя фанерного «ястребка», как иногда любовно называли самолёт Яковлева, почти на бреющем полете, пристроившись в хвост, немецкий стервятник строчил из всех пулемётов по нашему «ястребу».

Вдруг «Як» резко наклонился и начал падать на нашу батарею, стоявшую в саду, в метрах пятидесяти от земли от самолёта отделился пилот. Все это произошло мгновенно и мы, не успели даже укрыться от свистевших пуль «мессершмидта». Рядом с нашей 122-мм гаубицей грохнул  «ястребёнок», весь объятый пламенем, а в метрах двадцати, среди деревьев, в мягкий грунт вошло тело лётчика вместе с нераскрывшимся парашютом. Подбежав к нему, мы вместе с огневиками-батарейцами, подняли из окопчика тело летчика-командира. На нем из-под кожаной куртки видны были погоны майора, а на груди – два ордена Красного Знамени. С грохотом разрывающихся боеприпасов, объятый большим пламенем, догорал наш краснокрылый «ястребок», над которым в воздух поднимались черные клубы едкого дыма. Праздничного настроения как не бывало. Стоявший рядом рядовой Левин Борис Петрович – наш весельчак и юморист,  ранее прошедший войну с белофиннами, заметил: «Вот она, фронтовая жизнь – пролетел как звезда и сгорел». Стоявший рядом связист Василий Чайка добавил: «На войне, как на войне, не знаешь, когда она тебя шлепнет, а кого промажет». «Да, - добавил его напарник, Василий Шевченко, - ведь вот как получается. Помните, как на Днестре, весь дивизион, в полном составе, переправившись через временный мост у Днепропетровска, потерял лишь единственного человека, ехавшего на последней машине – нашего повара, дядю Васю Кулешова. Или наш полковой почтальон Петр Орехов? Принес под Лошкаревкой на  Никопольском плацдарме сумку с письмами и прямо в балке на батареях стал раздавать их. Обступили его солдаты со всех сторон, он выкрикивает фамилии счастливцев, а солдаты прямо из рук вырывают долгожданную весточку. И вот вдруг жу-ж—фыр-фур из-за бугра   рикошетом шальная пуля – бац в Петю, и не стало нашего любимца – письмоносца. Славный парень был!».

Побывав в 1979 году с однополчанами в Тирасполе и Парканах на День Победы, мы с волнением посетили места боевой Славы и школу, где отмечали праздник Первого Мая в 1944 году, возложили цветы вместе со школьниками на братские могилы наших воинов, вспоминали  и рассказывали  о боевых эпизодах  ребятам на уроках мужества. И каково было мое удивление, когда привели  меня школьники на это роковое место гибели пилота через 35 лет. Подошедший местный молодой  подполковник еще раз рассказал мне эту историю.

«А откуда Вы все это знаете?» - спросил я его. «Да ведь мне тогда было десять лет, - рассказал подполковник. – Вместе с матерью мы, спрятавшись в погребе, наблюдали в щелочку за происходящим боем. Хозяин того сада, где сгорел ястребок, позже установил ствол,  оставшейся от самолета пушки-пулемёта,  у себя под хатой на улице, вместо отбойной тумбы, для памяти.

А жил я напротив, показал рукой молодой подполковник. Сейчас в отпуск приехал, с гордостью добавил, с Байконура!» По его голубым петлицам я понял, что передо мной авиатор.  Вот она, наша достойная смена …, и тут я подумал, вот они наши интернационалисты! Пройдет немного времени и Ваня, написавший мне письмо, так же станет достойной сменой нашего поколения! Ведь мы уже теперь – живая история тех незабываемых далеких дней …

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 20 апреля 1944 г. 9-я артиллерийская дивизия прорыва РВГК за отличные боевые действия при разгроме гитлеровских войск в нижнем течении Южного Буга и при освобождении Одессы  была награждена орденом Красного Знамени. Приказом Верховного Главнокомандующего пяти полкам нашей дивизии присвоено почетное наименование Одесских.

В штаб дивизии приехал генерал артиллерии Неделин М.И., высшему командованию дивизии и командирам бригад, были вручены ордена, в том числе и нашему командиру 23-й гаубичной бригады С.К. Карпенко – орден Красного Знамени. Эти вести облетели и наш 230-й гаубичный артиллерийский полк 23-й бригады. Воодушевленные этим известием солдаты и офицеры поздравляли друг друга.

Утром в подразделениях прошли торжественные собрания прямо на огневых позициях батарей. Поздно  вечером, когда кухня, стоявшая во дворе одного из домов поселка, раздала ужин, старшина дивизиона Иван Кузянов и его помощник по части продовольствия (он же кладовщик) Иван Семенов решили  организовать праздничный банкет по случаю награждения дивизии для командования дивизиона. Повара кухни Иван Рябов и Андрей Зубенко  постарались накрыть праздничный стол.  Гостеприимные хозяева дома угощали молдавским вином. Почти у  каждого хозяина села Парханы в подвалах стояли бочки с вином. Командир 1-го дивизиона капитан Иван Корниенко, прибывший недавно после окончания Московской академии, маленький, с курчавой головкой, в выглаженном обмундировании – парадном кителе, галифе и новых хромовых сапогах, щеголевато рисовался перед своими офицерами дивизиона. В часы затишья и свободных минут он всегда  вспоминал московскую столичную службу, учебу, молоденьких девочек, и любил рассказывать историю о своей женитьбе, по настоянию мамы невесты, ради продаттестата. Некоторые офицеры, подозрительно глядя на его прическу, спрашивали, ни завивка ли это у него? С охотой наш патрон  рассказывал, как его маты на Полтавщине, под рождество, когда резали кабана, помыв с мылом его голову, одела сыну на ночь мокрый свиной пузырь, а утром все домашние рассматривали эту в завитушках прическу. Иногда по настроению добавлял еще одну байку – «Когда я был  маленьким ребенком, я часто ходил с мамочкой в парк. И многие дамы при виде моей курчавой головки восхищались: ах, какой прелестный мальчик Ванечка!  Многие дети болеют, некоторые умирают, а его и холера не берет!» Все весело хохотали, глядя на своего командира-балагура.

Надо отдать должное нашим командирам в их гостеприимстве и общительности, за столом сидели: ординарец капитана Митя Никифоров, писарь дивизиона Вася Гаранжа, вычислители управления Иван Пономарь и Борис Баранчиков.

Подняли тосты за Первомай, за награжденную Краснознаменную дивизию, за наших командиров, за грядущую нашу победу, не подозревая, что действительно,  в эти дни мая, ровно через год, в 1945 году падет Берлин, капитулирует гитлеровская Германия.

Ну что за веселье без песни, заметил удалой командир дивизиона. Тут же Харламов скомандовал: «Борис, давай нашу!» Я взял в руки гитару, которую мы всегда возили на кухне, и запел свою мелодию.

В мире много забот, в мире много тревог,

Но война – это горечи бед, и когда в свой черед,

Мы  ушли в пыль дорог, это горе – грядущих Побед!

Застолье набирало силу. Строгий Кузянов, с  подергивающимися  усиками, суетился и отдавал срочные указания поварам по поводу сервировки стола. Все его звали всегда в шутку «полковник Кузянов». Он действительно ходил в офицерской шинели английского сукна без погон и в серой папахе на голове. Это придавало важность ему и он всегда выдавал себя за высокое начальство в различных, сложных и курьезных ситуациях на марше. Как хороший организатор, он был в почете у Корниенко и Харламова. Поняв, что командирская душа требует не только песни, но и пляски, Кузянов быстро скомандовал: «Доставить сюда фисгармонию, Левина и Казанджана, наших танцоров и песенников!».

Через несколько минут стол пополнился новыми участниками. Заглянули на огонек и начальник связи Николай Тодосенко и начальник разведки Василий Лесных. Появилась и медсестра  полка Лена Головко – черноокая, красивая и статная украинка. Это была симпатия Харламова, Лена ему отвечала тем же. Ведь Вениамин – москвич, образованный и начитанный, со смуглым цыганским лицом, парень из литературной семьи. Вдруг грянул звонкий тенор Сергея Казанджана с цыганским надрывом:

            Ах, кашка манная, ночь туманная,

            Приходи ко мне, моя желанная…                                                     И тут же, прямо с порога, широко расставив руки, расправив плечи и грудь, с выходом начал цыганочку Борис Петрович Левин.

«Эй, черноголовые, чавэлы, - крикнул Корниенко. – Давай, шевелись!» И понеслась цыганская пляска. Пели и плясали до хрипоты. С приподнятым настроением Лена попросила исполнить «Отраду» и все сразу хором запели:

              Живет моя отрада в высоком  терему,

              А в терем тот высокий нет хода никому.                                         Среди гула застольного, слышался театральный баритон Харламова, который,  обращаясь к Лене, пел:

               Сегодня ты, а завтра я.

               Пусть неудачник плачет … 

Начались шутки, подначки, солдатские розыгрыши, байки, анекдоты. Капитан Корниенко раскрасневшись, с вихрастой прической, похожей на женскую голову с накрученными локонами, сидел на высоком троне и  командовал Кузнецову: «Молодец старшина! Расскажи, как это ты сумел со своей кухней-«каламбиной» догнать нас и подготовить такой банкет?» Ивану Кузянову всегда нравились такие комплименты. Он, расправив плечи и поправляя портупею, отвечал: «Знай наших! Я ведь гвардии «полковник»!».

Он действительно до своего ранения был старшиной дивизиона «катюш», а после госпитализации его направили в нашу гаубичную  бригаду.

На войне, как на войне, без курьезов не обходится. Часто на марше или во время прорыва, когда полк уходил прямо с передовых вместе с пехотой, еле поспевал за танкистами по вязкому Украинскому чернозему, Кузянов всегда проявлял находчивость со своей кухней – не отставать! Дороги, забитые колоннами машин и повозок, зачастую в два ряда, не давали ему поспевать за боевыми расчетами батарейцев. Тогда, обычно, Кузянов выходил вперед на перекресток дороги с невозмутимым видом – полковника дивизиона «катюш» и орал: «Командиры, ко мне!». Со всех сторон к нему подбегали представители колонн.

«Срочно сдайте влево, уберите повозки в сторону!, - командовал Кузянов, - сейчас мой дивизион «катюш» должен выйти к передовой! Прошу очистить дорогу, разгильдяй с Покровки!» - насупив брови, кричал старшина на какого-нибудь офицера. Глядя на его свирепый вид и ощетинившиеся узкие «усики-соплячки», все  старались уступить дорогу грозной боевой технике. А Кузянов, шагая от перекрестка вдоль забитой машинами дороги,  километр, а возможно и два, расчищал себе путь для кухни. Затем старшина садился в свою трофейную машину «ситроен», которая возила кухню, и на полной скорости пролетал по свободному коридору к назначенному перекрестку. В это время, все стоящие ждали, когда же появится этот дивизион, и пройдут «катюши».

Сидевший рядом с Корниенко Харламов, закуривая и закладывая папироску в рот, лукаво смотрел на начальника связи дивизиона Тодосенко, толкая его в бок локтями и смеясь весело, просил: «Лейтенант, дай огонька!» Все смеялись, помня этот курьезный случай с лейтенантом под скирдой при встрече с немцами на Украине. Действительно, эта хохма «дай огонька» долго гуляла по всем батареям нашего дивизиона.

В это время в хату вошли, чтобы доложить обстановку на наблюдательном пункте, старшина Сидоренко П.Н. с разведчиком  Верютиным. Наш наблюдательный пункт был выдвинут на передний край вместе с пехотой, в излучине Днестра, у самой крепости Бендеры. Разведчики, усталые от ночных наблюдений в мокрых пехотных траншеях, злобно косились на пиршество.

«Налейте им по два грамма на зуб» - скомандовал Корниенко старшине Кузянову. Это означало, что по двести граммов водки на человека. Разведчики рассказали, что попытки пехоты овладеть ночью крепостью не увенчались успехом, говорили о солдатских трудностях и забытых наградах для достойных бойцов. Затем капитан Корниенко, еще раз скомандовал, всем налить по штрафной, и изрядно окосев, вдруг прыгнул на свой стул – трон, потянулся, расправив руки- крылья, как петух и, стоя на одной ноге, закукарекал – ку-ку-ре-ку. Дойдя до кондиции, капитан заорал: «Вперед, на Карпенко, я сейчас ему дам бобу – почему не награждены мои солдаты в тяжелых боях Украины?» Схватив увесистую кочергу, которая стояла в углу возле печки, он ринулся на улицу. «За мной! – кричал он - «вперед!» За ним последовали захмелевшие.

«Огневики, ко мне!» - подавал он команды заплетавшимся языком. Организовывалась из управленцев и огневиков  ватага человек 10-15, среди которых были и огневики, бывшие уголовники, прибывшие к нам на пополнение с Беломорканала и Воркуты. Особо выделялся в толпе и любил отличаться в таких делах сибирский конокрад Николай Семенов – крепкий широкоплечий верзила.

«Айда за мной!» - командовал вместе с Корниенко  и конокрад Семенов, впоследствии расстрелянный за мародерство в Болгарии г. Бургасе. Вся эта толпа  поперла по улице под виадук села Парканы, где проходила железная дорога и на противоположном конце которого размещался штаб 23-й бригады. Не знаю, чем бы  это могло закончиться, если бы  армия Корниенко не  встретила на своем пути командира полка В.И. Родионова и начальника штаба полка М.Л. Бунима. Пьяного увели спать, посадив под домашний арест. Эта история долетела и до командира бригады С.К. Карпенко, который всегда старался в самые тяжелые прорывы  посылать провинившихся, поэтому наш 230-й ГАП вступил в бой. На рассвете гитлеровцы, перейдя в наступление, из крепости Бендеры еще раз попытались сбросить с плацдарма части стрелкового корпуса. Попытка внезапным ударом  ликвидировать плацдарм у немцев не увенчалась успехом. Тут нам пришлось поработать своими гаубицами, чтобы успокоить фашистов. Линия фронта в этом месте на некоторое время стабилизировалась.

6 мая по команде сверху весь полк дислоцировался севернее Тирасполя по Днестру в район тяжелых боев. Уходя с насиженных мест с. Парканы, парторг Деманов приказал трофейную немецкую фисгармонию не бросать, а взять с собой, чтобы и дальше развивать фронтовую солдатскую самодеятельность. Кладовщик дивизиона старшина Иван Семенов скомандовал грузить в кухонную машину фисгармонию и шутя с горьковским акцентом окая добавил: «Все пропьем, а гармонь оставим!»

Глядя в его сторону строгий «полковник» Кузянов, подергивая усиками-щеточками, пригрозил: «Чтобы была в целости и сохранности ведь это – исторический шедевр, на ней сам Бах играл!» Мы получили задание готовиться в наступление и поступали в оперативное подчинение 8-й гвардейской армии В.И. Чуйкова. И в этот раз мы оказались в роли  пасынков.

  ТРИ ДНЯ В ОГНЕННОМ КОТЛЕ СЕЛА ШЕРПЕНЫ МОЛДАВИИ

12 апреля 1944 года 93-я стрелковая дивизия вышла на восточный берег Днестра в район села Бутор и начала форсировать Днестр. Завязались ожесточенные бои, а 14 апреля части 68-го стрелкового корпуса овладели населенными пунктами Войново и Шерпены, продолжая расширять плацдарм. В то время Шерпено-Пугаченский плацдарм имел 5-6 километров в глубину и до 12 километров в ширину. С 17 апреля по 7 мая наши войска окончательно закрепились на плацдарме, но раздосадованные неудачами фашисты перегруппировались и вновь пытались полностью овладеть правым берегом Днестра.

Прибыв в район села Бутор, где расположился штаб 230-й ГАП, мы начали подготовку огневых позиций и артиллерийских данных стрельбы. Еще несколько дней назад эти населенные пункты Бутор и Шерпены были для нас малоизвестной точкой на топографической карте. Слева – Шерпены, справа – Пугачены, впереди широко разлившийся полноводный, по-весеннему быстрый Днестр. На всех наблюдательных пунктах всеми средствами велась активная разведка противника. Внимательно изучался каждый метр местности за Днестром. Днем старались не выдавать себя противнику. В воздухе постоянно висела разведывательная авиация гитлеровцев самолеты типа «фоккевульф» - «рамы», как мы их называли. Противник занимал господствующее положение на высотах, хорошо маскировался в рощах и садах правого берега Днестра. Собирались обсудить, как поточнее изучить местность для размещения своих батарей на той стороне Днестра. Из бригады поступил приказ 230-й ГАП занять огневые позиции в районе села Шерпены, начальнику разведки 1-го дивизиона            В.А. Лесных подготовить группу разведки для изучения плацдарма. Вечером, когда уже село солнце, раздобыв лодку и весла у местных жителей, группа в составе ст. лейтенанта Лесных, разведчиков Подяка, Верютина, Батюшина, Быкана и вычислителя Баранчикова отправилась на противоположный берег Днестра, где находился наш «пятачок», удерживаемый пехотой. На смену жаркому дню наступила прохладная ночь, по реке стелился туман, раздавались кваканье и урчание весенних лягушечьих  переливов. Вдали стучали пулеметные очереди, в небо взлетали осветительные ракеты. Ставились задачи: установить связь с поддерживаемыми подразделениями пехоты, провести разведывание огневых позиций противника, определить пристрелочные реперы, цели.

Правобережье реки изобиловало оврагами, балками, что облегчало возможность скрытого изучения переднего края на наблюдательных пунктах и выбора огневых позиций для нашей артиллерии. Готовилось наступление закаленных в боях Сталинграда гвардейцев 8-й армии В.И. Чуйкова. Все данные наносились на топографические карты, проверялись и уточнялись нами. От гвардейской  Армии В.И. Чуйкова на правом берегу Днестра находились четыре стрелковых дивизии, а немецкое командование сосредоточило против плацдарма четыре пехотных и три танковых дивизии, в составе которых имелось около 250-ти танков. Надо отметить, что после упорных боев за Кривой Рог и на Одесском направлении ни части армии Чуйкова, ни наша артиллерийская дивизия прорыва РВГК, не успели получить пополнение личного состава и техники. На плацдарме почти не было наших танков. Плацдарм имел только одну понтонно-мостовую переправу через реку Днестр у села Бутор. Для подготовки наступательной операции надо было подтянуть отстающие тылы, пополнить боезапасы. Транспорт с боеприпасами нашему 230-ому ГАП отстал и вовремя не прибыл.

В ночь с 8-го на 9-е мая скрытно 230-й гаубичный полк  двинулся на Шерпенский плацдарм через переправу в полном составе с боевой техникой и занял огневые позиции Северо-Западнее села Шерпены. На всем плацдарме стояла тревожная тишина, изредка в небо взлетали осветительные ракеты. Начальник штаба дивизиона В.С. Харламов с вычислителями                              Б.Д. Баранчиковым и И.Д. Пономаревым дружно готовили на своих планшетах данные стрельбы для предстоящей  артподготовки. Это была моя  боевая юбилейная вахта: 8-го мая  мне исполнилось девятнадцать лет. С большим трудом эта сложная работа была закончена к утру.  Приказом артподготовка была назначена 10 мая в 4.00 часа ранним утром на рассвете. Тишина той ночи оказалась зловеще обманчивой. Гитлеровское командование сумело опередить нас нанести первый  упреждающий удар. Ранним утром в 3 часа 30 минут, когда было еще темно, раздался скрежет немецких «Ванюш» - шестиствольных  минометов.  На оборонительные укрепления посыпались вражеские мины и снаряды. 40 минут мощные взрывы сотрясали плацдармы. Никто не предполагал, что оставались считанные часы до  начала танковой атаки врага. В стороне за селом были подозрительные громыхания гусениц. Старшина разведотделения Сидо-ренко П.Н.  на наблюдательном пункте засекал передвижение броневой техники. Так продолжалось здесь, в этом районе, в течение всех последних дней. Ранний рассвет неприветливый, пасмурный грозил обрушить на нас дождевой ливень, но вдруг вместо дождевого ливня на нас обрушился свинцовый ливень немецкой артподготовки.

Массированный удар наносился и авиацией. Гитлеровское   командование намерено было отбросить наши подразделения за Днестр к исходу дня. Было брошено два пехотных полка, поддерживаемых 80-ю танками и самоходными орудиями. На огневые позиции 230-го гаубичного артполка устремилось свыше двух десятков вражеских танков. Появившиеся в воздухе вражеские самолеты усиленно бомбили передний край и район переправы села Шерпены. Только за сутки было сброшено более 700 бомб. Расчет гитлеровского командования заключался в том, чтобы ударом по флангу смять оборону армии В.И. Чуйкова, захватить переправу у села Буторы, окружить и уничтожить всех оборонявших плацдарм. Восходящее солнце заволокло дымом и пылью, от мощных взрывов земля заходила ходуном. Все слышнее был танковый гул, стало ясно, что гитлеровцы накапливают силы для удара и танкового клина на Шерпены. В назначенное время – 4.00 часа утра, слабо ударила наша артиллерия с закрытых позиций. Наши артполки 9-й артдивизии – пушечные и гаубичные, свыше сотни стволов, создали зону подвижного заградительного огня: сплошную завесу на пути движения танков и пехоты врага. Этот заградительный огонь готовился заблаговременно артиллеристами-вычислителями для наступления и поэтому большого успеха не имел. Надо было огонь переносить на ближний рубеж. Сразу же после немецкой артподготовки и бомбежки в 7-00 часов показался танковый клин. Так началось кровопролитное сражение на правобережном «пятачке» Днестра. С восходом солнца в небе показались стаи «юнкерсов» в каждом до 20-30 самолетов. Они гуськом, один за другим, пикировали на огневые позиции и сбрасывали смертоносный груз на защитников плацдарма. В это время по балкам из лощин выползали «фердинанды» и «тигры» с десантами автоматчиков.

Огневые позиции батарей 230-го гаубичного полка майора                           В.И. Родионова были выдвинуты на северо-западную окраину села Шерпены, вперед к передовой линии нашей пехоты. Стрелковые подразделения самоотверженно защищали передний край, отражая первые яростные атаки, но противник наращивал свои силы, и наши батальоны, поредевшие в предыдущих боях, начали отходить. Дело в том, что гитлеровцы перешли в наступление на стыке 93-й и 113-й стрелковых дивизий, в районе села Спеи Северной. Атаки немцев совпали со сменой наших частей на Шерпенском плацдарме. В эту ночь 93-я дивизия начала смену полков, о чем, видимо, гитлеровская разведка сумела заполучить сведения и воспользоваться этим. Сменившиеся части 8-й гвардейской армии еще не успели освоиться на новом месте с обстановкой и поэтому стали отходить под ударами  противника. Тогда командование фронтом вновь приказало задержать отвод 93-й дивизии. Отрезанные немцами от переправы 93-я и 113-я стрелковые дивизии с тяжелыми боями отходили к лесу юго-западнее села Шерпены. Утром, когда уже поднялось высоко солнце, гитлеровцы ворвались на окраину села Шерпены, отрезая наши части от переправы, которую все время бомбила вражеская авиация. Создалось весьма критическое положение, особенно для нас артиллеристов. Мы ждали утром подвоза боеприпасов в свои батареи 230-й ГАП. Приходилось беречь снаряды.

Около десяти немецких танков и бронемашин с десантом, выскочив из лощины, бросились на гаубицы 1-й батареи, которой командовал                    М.Я. Гольдштейн. Это был молодой, стройный командир с большими умными глазами и коротко остриженной, темной курчавой шевелюрой. Все любили Мишу Гольдштейна, за его общительный характер, а главное,  за умение метко стрелять. Батарея М.Я. Гольдштейна отличалась своим многонациональным составом, часто ее называли «братья-славяне», куда входили  русские, украинцы, белорусы, татары, армяне, узбеки, грузины и другие. Это была большая дружная семья, один за всех и все за одного. На Южном Буге, по пояс в воде, Гольдштейн, переправляя свою батарею на самодельных плотах, заболел воспалением лёгких, и весь апрель месяц лежал в медсанбате дивизии. Когда готовилось наступление на Шерпенском плацдарме, Михаил Яковлевич, одев овчинный полушубок, ушел из санбата на свою батарею.     «Впереди танки! - закричал командир орудия 1-й батареи, коммунист, старший сержант А.И. Васеха - расчет к бою!»                       С близкого расстояния он повел прицельный огонь по тяжелому танку, который несся прямо на батарею. Танк и самоходки открыли ураганный огонь, пытаясь подавить батарею М.Я. Гольдштейна. За стеной пыли и дыма были плохо видны цели гитлеровцев, но 1-ая батарея вынудила залечь немецкую  пехоту. Артиллеристы 230-й ГАП майора В.И. Родионова готовы были стоять насмерть, но не хватало снарядов, получили  приказ отходить на запасные позиции. Во фланг гаубичному полку пришелся удар танкового клина, и первыми приняли удар на себя орудия 1-й батареи                                   М.Я. Гольдштейна, которые стояли на открытом склоне. На позиции 1-го дивизиона 230-й ГАП сыпались бомбы «юнкерсов». В это время немецкая пехота подходила вплотную к обороне 93-й стрелковой дивизии. Пушки не могли поразить немецких автоматчиков, находящихся в 50-100 метрах  от огневых позиций. И тогда вперед выскочил разведчик 1-й батареи старший сержант С.К. Казанджан. С автоматом в руках он командовал: «Пехота, стой! За мной, гвардейцы! Вперед!». Осколочными снарядами гитлеровцы из танков и самоходок били по батарейцам 230-й ГАП.

Расчет орудия А.И. Васехи не мог сняться с места, иначе был бы смят. Он вел непрерывный бой. Погиб подносчик снарядов. Один за другим падали орудийные номера батареи.  Прямым снарядом из танка свалило с ног командира батареи М.Я. Гольдштейна, стоявшего с биноклем в траншее и отдававшего быстрые указания. Подняться на ноги и стоять больше Миша Гольдштейн не мог – перебиты обе  ноги. Выделив несколько человек из расчета, на  плащ-палатке  выносили любимого командира с поля боя. Поймав машину в перекрестии панорамы, Васеха, скомандовал: «Огонь!». Танк остановился, черные клубы дыма охватили фашистскую машину. Расчет Васехи  отстреливался до последнего снаряда по наседающей вражеской пехоте, окружавшей батарею, на поле полегло около двадцати врагов. У гаубицы остался только один Анатолий Иосифович Васеха. Отважный воин не дал немцам возможности прорваться в тыл 230-го гаубичного полка. За мужество и отвагу ст. сержант А.И. Васеха и разведчик батареи ст. сержант С.К. Казанджан были удостоены орденов Красной Звезды. Вытащив замок гаубицы из пушки, когда уже кончились последние снаряды, группа батарейцев вместе с комбатом, лежавшим на палатке, стала отходить к лесу под ураганным минометным огнем. Пройдя метров двести, у поворота к дороге они вновь попали под артналет. Вражеская мина разорвалась рядом с палаткой, перестало биться сердце отважного комбата. Он был изрешечен осколками фашистской мины.

И бывает же такое в жизни, как говорят: «Гора с горой не сходится, а человек с человеком всегда». Так произошло и с медсестрой 230-й ГАП Верой Акимовной Дыденко (ныне Черниковой), которая после войны, работая в одном из  научно-исследовательских институтов, случайно встретила отца Миши Гольдштейна в Москве, где он работал главным бухгалтером. Это был для семьи Гольдштейна самый дорогой фронтовой гость. Вера Акимовна весь вечер рассказывала о Мишиных подвигах, благодарив  родителей, воспитавших достойного сына своей Родины.

К исходу 10 мая противник, ценой больших потерь в северной части плацдарма, вклинился в нашу оборону на четыре километра и занял село Пугачены, а в южной части плацдарма овладел половиной села Спея. Одновременно немецко-фашистское командование пыталось прорваться к переправе с юга через село Шерпены, сосредоточив здесь до 50 танков и самоходок. Надо сказать, что пехотинцы отходили к Днестру без достаточной организованности. Кое-где началась паника. Цепляясь за бревна и доски, некоторые стремились вплавь отходить на левый берег Днестра. Возчики наперерез быстрому течению реки пытались  управлять лошадьми, но безрезультатно. Лошади захлебывались, повозки с людьми тонули. Это остудило панику горячих голов некоторых воинов плацдарма, наблюдавших эту картину, тем более, что выставленный на противоположной стороне Днестра  заградотряд всех заворачивал обратно.

В течение дня было отражено до 15-ти вражеских атак, подбито пять танков и два бронетранспортера. Здесь фашисты наткнулись на мощный заградительный огонь гаубичных и тяжелых пушек.

Темная ночь опустилась над плацдармом. На всем его небольшом квадрате догорали самоходки и танки противника. Стоял горький запах дыма, пороха, запах гитлеровских трупов, оставшихся лежать у горящих «тигров» и «фердинандов». Под покровом темноты вражеские танки все же обошли наши наблюдательные пункты и устремились вглубь нашей обороны. Пришлось отходить на опушку леса, где укрывались уцелевшие подразделения. Наши гаубицы теперь стояли на прямой наводке и отбивали атаки гитлеровцев. Немцы могли вот-вот выйти  к артиллерийским позициям. После того, как огневики 1-й батареи  покинули свои позиции и отошли к лесу на запасные позиции, командир 230-й ГАП майор В.И. Родионов приказал старшему сержанту С.К. Казанджану быть при нем ординарцем. Видимо командиру полка понравились храбрые действия Сергея Казанджана. Солдаты и офицеры гаубичного полка, с остатками пехоты, защищали огневые позиции нашего дивизиона от наседавшего противника. Ночью над Днестром навис туман, на небольшой высоте, немецкие и румынские ночные «кукурузники», мы их называли «костыли» и «этажерки», всю ночь вешали фонари-ракеты на парашютах и посыпали наши позиции из кассет хлопушками, гранатами и различным металлоломом. Отдельные немецкие лазутчики  ночью, на опушке леса, залезая на высокие деревья простреливали лес трассирующими пулями из автоматов и пулеметов. На берегу плацдарма горели наши автомашины и пехотные повозки, озаряя артиллерийские позиции. Весь день защитники плацдарма оставались без горячей пищи, и только с наступлением темноты подъехала кухня, выдавая  сразу завтрак, обед и ужин. Рядом с нами получали горячую пищу и пехотинцы. Лежа на траве с котелком, один другому откровенничал:  «Вот это он дал нам сегодня прикурить!» Второй успокаивал: «Выполняй солдатскую заповедь: подальше от начальства – поближе к кухне», с аппетитом причмокивая. Батареи гаубичного полка в это время наводили у себя порядок: восстанавливали связь между батареями, полками, командованием плацдарма, стрелковыми частями. Больше всего пришлось поработать начальнику связи полка старшему лейтенанту Титову Е.И. и его помощникам – начальникам связи двух дивизионов 230-го ГАП  Тодосенко Николаю и Хлопонину  Евгению. Укрепляли огневые позиции и наблюдательные пункты. Худой, высокий, с бритой головой, Евгений Титов был  ориентиром для всех связистов, которые растягивали новую «паутину» связи – главный нерв защитников плацдарма.

Отдыхать в ту ночь никому не пришлось. Старшина 1-й батареи       Н.И. Артемов, вместе со своей командой, хоронили убитых, отправляли в тыл тяжелораненых. По указанию командира дивизиона капитана Корниенко, батарейцы готовили плоты из бревен, деревянных бортов от горящих грузовиков, пустых металлических бочек, демонтировались скаты автомашин для использования резиновых камер, в ход пошли и разбитые  гужевые пехотные повозки. Никто не сомневался, что враг утром возобновит новый удар. С утра 11 мая началась сильнейшая бомбежка. Дым и пыль от разрывов, затянули яркое, весеннее небо. В небе все время появлялись новые стаи юнкерсов. Вновь грянули выстрелы в южной части плацдарма. Самоходки и танки вели огонь на ходу. Танковый клин нацелился на село Шерпаны у правобережной излучины Днестра. Противник сосредоточил до 150 бронемашин на узком участке и перешел в атаку. Подбросив резервы, гитлеровцы перешли вновь в атаку – земля, перепаханная снарядами и бомбами,  звенела и гудела. И снова, как и в предыдущих сражениях, наши гаубицы огневым щитом прикрывали свою пехоту. Армия гвардейцев генерала В.И. Чуйкова, именовавшая себя сталинградцами, дралась на Днестре так...

Воспоминания

воспоминания боевого пути

Генералы, полковники и лейтенанты нужны для смотров и парадов, а когда идет война, то главными становятся солдаты и мальчишки, добавлю я. Одних на фронт гнала романтика, жажда подвига и прик¬лючений, других - ненависть и месть, третьих - совершен¬но взрослое чувство долга перед Родиной. Они не хотели поблажек и снисхождения и отчаянно отстаивали своё пра¬во воевать наравне со своими отцами и дедами. Радиоинженер Борис Дмитриевич Баранчиков именно из того поколения мальчишек, которое уходило на войну школьниками и становилось ветеранами в двадцать лет. Война научила стойкости, мужеству, неумению прятаться за спины других. Жизнь показала, что эти качества по-прежнему в цене. Наверное, поэтому повезло с семьей, работой, дру¬зьями. Количество его грамот за победы в Международных филателистических выставках сравнимо лишь с числом гра¬мот за его изобретательскую работу. Он получает письма со всей страны, организует встречи бывших однополчан, а гитара звучит в его руках совсем, как тогда в молодости. И с такой же, как у него, светлой и открытой улыбкой смот¬рит его внук - Денис Баранчиков. Жизнь несется стремительно, стирая события и лица, за¬меняя их новыми. Но справиться с памятью о войне она не в силах. Даже если прошло уже свыше 60 лет... ...На войну я ушел в семнадцать лет весной 1943 года, не закончив десятого класса. Роста был невысокого, и хотя все время занимался спортом акробатикой, но на физкультуре всегда стоял где-то в конце строя. И тут по¬смотрели на меня и сказали – «иди, сынок, в кавалерию». И вот я, городской мальчишка, получил скакуна в свое распоряжение. Картина, наверное, была занима¬тельная, когда я коня объезжал, ибо местные казаки не только в усы усмехались, но и в открытую потешались, как могли. Но джи¬гитовал я недолго. Через неско¬лько дней, перед строем приказали выйти более-менее грамотных. Вышел и я, как-никак закончил почти десять классов, и стал до конца воины вычислителем гаубичного артиллерийского полка. Все знают - на войне трудней всего солдату. Кому именно? Пехотинцу, отвечают. А пехотинец откопал себе окопчик, разложил свое хозяйство, а дальше - как судьба распорядится. Артиллеристу на установку за восемь часов надо шесть кубометров земли перелопатить, чтобы орудие установить, «щель» для укрепления вырыть, окоп для снарядов и наблюдательный пункт оборудовать. После артобстрела и удачной атаки – «вперед», и на новом месте тебя опять ждут твои шесть кубометров. На ладо¬нях кровавые мозоли трескают¬ся, ты копаешь и думаешь: «Ну, хоть бы стукнуло меня что ли, в госпитале отлежаться»... Глупо, конечно, но в молодости в свою смерть не веришь, даже на вой¬не. Я ведь в таких переплетах был - сам удивляюсь, что вы¬жил. Боевое крещение принял на Украине - немецкий летчик го¬нялся за нами, как за зайцами. У него кончились патроны, так он, гад, отодвинул крышку «фонаря» и стал нас гранатами забрасывать прямо из самолета... Солдатскую науку на войне постигаешь ускоренным курсом, и через месяц я уже точно знал, какой снаряд летит мимо, а какой прямо для тебя и предназначен. Слышу раз - летит и воет противно так, точно «мой». Простился мысленно со всеми родными и друзьями, упал на землю, голову руками закрыл и жду. Точно - шмяк! - что-то рядом в лужу упало. Открываю глаза - в нескольких метрах от меня лежит такой «подарок», что и вспомнить страшно. Кого благодарить - Бога, случай, заводской брак, антифашистов, - что не взорвался он? Другой раз фашистский танк расстрелял повозку с боеприпа¬сами, и меня взрывной волной отбросило на несколько метров. Очнулся в землянке - одежда в клочья, в голове шумит, тело ноет. Наши меня раздевают, чтобы оказать первую помощь, а под изрешеченной в лохмотья одеждой ни царапины. «Ну, брат, ты в рубашке родился», - сказал мне старшина. Прав, на¬верно, он был: и шапку снай¬пер мне продырявил, и огонь на себя вызывать пришлось, да мало ли, сколько раз смерть сов¬сем рядышком ходила. Но вот я верил почему-то, что обяза¬тельно должен выжить, чувство¬вал что ли. Да и бабка зa ме¬ня, комсомольца, всю войну мо¬лилась. Тогда бы не поверил, что помогло, а теперь уж точно знаю. Вычислитель - это, конечно, интеллигенция в артиллерии. Яс¬но, что и лопату в руки брал не paз, и на ночных постах стоял, но главная моя работа - нанести на карту новые цели быстро и точно, ведь один миллиметр на карте - десятки мет¬ров на местности. Вот и сидишь ночь напролет при свете фонаря, свечи, а то и просто коптил¬ки из шнура, корректируя дан¬ные стрельбы. Не знаю, люби¬ли ли меня, жалели, а может быть, видели во мне своих сыновей, что остались дома или были где-то на фронте, но «старики» не раз отправляли меня спать, сме¬няя на дежурстве, и вообще за¬ботились, как могли. Был у ме¬ня даже мой фронтовой «отец» - шофер Борис Петрович Левин. «Папе» было на двенадцать лет больше, чем мне, и мы с ним бы¬ли дружны, как родные. Человек он был хозяйственный, опытный и толковый. Всегда у него было что-то припасено, и он меня подкармливал и оберегал, как мог. Сейчас думаю, а как бы я вы¬жил там «зеленый», необстре¬лянный мальчишка, если бы не его наука, участие, забота? Я его звал «батя», а он меня «сы-нок». «Давай-ка, сынок, сюда свои боевые сто грамм, тебе еще рано...», - и вза¬мен я получал его сахар. А еще мы с ним - два завзятых музыканта, и чуть свободная минута: «Где там два Бори? Пусть сыграют...». Вы знаете, что делала песня с человеком на войне? Бывает, над убитым другом все каменеет внутри от горя, слезы не выж¬мешь, а тут зазвучит гитара, и на глазах слезы. Любимые пес¬ни о доме. Шли по Украине пели «Синий платочек», ос¬вобождали Югославию - «Ого-нек» и «Землянку». Ну, и свои, конечно, что сами сочинили, мы их особенно любили. Мы и сей¬час их поем, когда опять соби¬раемся вместе... Как там поется: «пол-Европы прошагали, пол - Земли»? — это, наверное, точно про меня. Вое¬вал на Украине, в Молдавии, Румынии, Болгарии, Югославии, Венгрии, а закончил воевать в Австрий¬ских Альпах. Сейчас трудно су¬дить, а тогда все было так яс¬но - мы освободители. Как нас встречали жители городов, ведь от души радовались! Когда перешли границу Болгарии, а перед этим болгарские пограничники пришли на наш КП и сказали: «Вы наши братья. Мы в братьев стрелять не будем», в два часа ночи жители стояли у обочин и забрасывали нас цветами. Из венгерского города Секешфехервар немцев выбивали четыре раза. Венгры говорили: «Русским тяжелей этот город выго¬ворить, чем взять...». Но сколько там наших ребят полегло! А в Вене наши захватили радиоузел, и из рупоров уличных динамиков разносились мелодии вальсов Штрауса. Под эту музыку мы штурмовали город. Представляете: весна, вальсы Штрауса, юность и... смерть. После Вены преследовали гитлеровцев уходивших в Альпы, и здесь, под Линцем, встретились с американцами. «Союзники» были хоть куда - одеты с иголочки, чуть ли не у каждого –«додж», пешком ходить, наверное, было не престижно. Здесь впервые в жизни я пил шампанское - за встречу, за близкую победу. А однажды тихой майской ночью на летном поле авиационного завода, где стояли наши батареи, поднялась страшная стрельба. «Немцы прорвались!», - подумал я и ошибся. И это была моя самая чудесная ошибка за всю войну. Стрельбу подняли наши радисты - Германия капи-тулировала. Это было 8 мая, в день, когда мне исполнилось двадцать лет….

После войны

 Война научила Бориса Дмитриевича стойкости, мужеству, неумению прятаться за спинами других. Жизнь показала, что эти его качества, по-прежнему в цене. Наверное, поэтому повезло с семьей, работой, друзьями. Свыше четверти века проработал он в органах связи, на заводах и НИИ радиопромышленности, за что отмечен наградами: «Почетный радист СССР», медалью  « Ю.А. Гагарина», «Активист Фонда Мира» и многими другими. Удалось  и  мне поработать с ним на заводе «Электроаппарат».

В настоящее время количество его грамот и медалей в Международных филателистических выставках по космосу насчитывается свыше  пятидесяти. Он получает письма со всей страны, организует встречи бывших однополчан, систематически организует встречи и выступает по школам с концертами со своим фронтовым аккордеоном.

Жизнь несется стремительно, стирая события и лица, заменяя их  новыми, но справиться с памятью о войне она не в силах, даже если прошло уже свыше 60 лет.

Борис Дмитриевич активно участвовал в работе ансамбля «Фронтовые друзья» дворца Железнодорожников. К 60-летию Великой Победы ему как солисту присвоено звание «Заслуженный деятель Всероссийского Музыкального общества».

Автор страницы солдата

Страницу солдата ведёт:
История солдата внесена в регионы: