Наш дедушка Хасан Сосиевич Баркинхоев был невероятно мужественным и при этом столь же невероятно обяательным, добрым и мудрым человеком, умеющим по-настоящему любить. Любить родных и близких, любить единственную женщину (Стефанию Калитинскую), любить друзей, любить людей, любить жизнь. Уважаемый всеми, он был и остается для многих примером. Вспоминая о нем, на сердце становится тепло и радостно. Вот его небольшое и последнее интервью с М.Кодзоевым, опубликованное 11.04.2002 года газетой "Сердало" № 56 (9086).

Перед Великой Отечественной войной с июля по август предвоенного 1940 года я прошел военную подготовку в районе села Чишки на территории ЧИАССР. В первый же день начала ВОВ я был призван в действующую армию. Службу начал в 641-ом стрелковом полку, который был сформирован в г.Грозный. Первое боевое крещение я получил у населенного пункта Бердичев, что в 40 км южнее г.Житомир. Были и другие бои, но больше всех мне запомнилось сражение за село Марьяновка близ г. Киева. Оно несколько раз переходило из рук в руки. Первые месяцы были для нас самыми тяжелыми и кропотливыми, т.к. враг имел численное превосходство в живой силе и технике в десятки раз. Он загодя готовился к ней, а для нас она была неожиданной. Враг наступал широким фронтом, захватывая обширные территории, города и села, устанавливая там свои порядки. В числе тех, кто яростно сражался за село Марьяновка и отдал свою жизнь в неравном бою, были и мои односельчане: это - Мухтар Теркакиев, Абдул-Маджит Тосиевиеч Баркинхоев, Умар Белхароев, Ахмед Дзауров, Курейш Гадиев, двоюродные братья Амед и Алаудин Гасаровы, Амед Кодзоев и его двоюродный брат, имени не помню, а также несколько парней из села Верхние Ачалуки фамилии которых, я, к сожалению, не могу вспомнить. Очень жестокими и кровопролитными были бои и за населенные пункты Васильково и Ксаверовка. Плечом к плечу сражались здесь русские и грузины, украинцы и армяне, ингуши и чеченцы, дагестанцы и азербайджанцы. Это во многом предопределило нашу победу в этой самой жестокой за всю историю человечества войне, унесшей десятки миллионов жизней граждан всех национальностей нашей страны. Я при полном убеждении, что если бы все это происходило не в начале, а в конце войны, в период наступления нашей армии и отступления немецкой - многие из нас, в том числе и братья Гасаровы, были бы удостоены высокого звания "Героя Советского Союза".

19 сентября 1941 г. при сдаче Киева нашим командованием, я, как и тысячи нащих солдат, попал в плен. Этот день был самым тяжелым в моей жизни. Находясь в плену под г.Киев, мне пришлось быть невольным свидетелем зверств фашистов. Так, в местечке "Бабий Яр", ими были расстреляны тысячи людей, в основном еврейской национальности. Эта жуткая картина оставила неизгладимый след в моей памяти. Помнится, последними остались трое: мальчтк лет шести, его родная мать и дедушка. Их раздели до нижнего белья и подвели к месту казни - расстрела. Увидев кровь и трупы людей, сброшенных в яму, мальчик дико закричал и побежал прочь в сторону леса. Автоматная очередь, пущенная с след, настигла его и он упал. Фашист приволок почти безжиненное тело ребенка и бросил в яму, где лежали его мать и дедушка..

Из Киева немцы перегнали нас вначале в г.Фастов, а затем в Житомир, в сортировочный лагерь. я несколько раз пытался совершить побег из него, чтобы перейти линию фронта и воссоединиться с частями нашей армии. К сожалению, это заканчивалось неудачей, т.к. кругом были выставлены немецкие кордоны. В лагере работал врач, подобранный немцами из местны жителей. Войдя в доверие к ним, он помогал некоторым заключенным из близлежащих сел уодить из него для работы в сельском хозяйстве на оккупированной территории. Я решил воспользоваться такой возможностью и уговорил врача направить меня под видом местного жителя, для работы в одно из хозяйств. Так я попал в село Пологи Васильковского района Киевской области. С жителями этого села я до сих пор поддерживаю связь - веду переписку, - и они мня все еще помнят. Местная полиция устроила меня сторожем для охраны скота и лошадей совхоза "Табор". В конце 1942 года сюда стали наведываться партизаны из отряда тов. Калашникова. У местны жителей они брали информацию о численности военнопленны, наличии живой силы и теники у немцев... Часто они обращались и ко мне. Однажды ночью явился сам Калашников с небольшой группой партизан в немецкой форме и на вражеском транспорте. Взяв из охраняемого мной стада полтора десятка овец и быка для партизанской кухни, командир предупредил меня, что вскоре вернется и заберет с собой всех желающих военнопленны в свой отряд. Меня он назначил своим связным. Многие военнопленные и я с нетерпением ждали этого дня. Но судьба распорядилась по-иному.

В середине августа 1943 года поо чьему-то доносу меня обвинили в связях с партизанами, пособничестве им и арестовали. Подвергнув жестоким пыткам и издевательствам, госполиция Киева доставила меня в концлагерь Дахау. Здесь меня переодели в полосатую форму и пришили лагерный номер 51898. Вскоре меня перевели в другой лагерь - Бухенвальд, где я содержался под номером 101066. В этом аду, иного слова я не могу придумать, я находился до самого дня его освобождения американскими войсками 11 апреля 1945 года.

За связь с партизанами отряда Калашникова и активную помощь им, меня отнесли здесь к категории полит-заключенных. За такими в лагере велось особое наблюдение. Хочу отметить, что жизнь узников Бухенвальда, пытки, расстрелы и все прочее, описаны многими очевидцами, сняты фильмы на подлинно документальной основе. Мне лично, трудно подобрать слова, чтобы передать все то, что там творилось. Это - жестокость и насилие с одной стороны, страдания и муки - с другой. Ежедневно сюда пригоняли до тысячи человек. От холода, голода и болезней, от пыток и издевательств, люди умирали сотнями. Везде, куда ни кинь взгляд, валялись костлявые трупы людей. Складированные в штабеля, как дрова, они лежали в специальных загонах, которых было так много, что лагерный крематорий не успевал их сжигать. Часть трупов вывозили и закапывали в специально вырытые для этой цели ямы, которых было три. Их перезахоронили лишь после освобождения лагеря.

На территории лагеря был специальный "завод", точнее сказать, человеческая бойня, куда загоняли людей и снимали с них кожу. Пленные прозвали его "хитрым домиком". Сюда иногда наведывалась жена коменданта лагеря - Эльза Кох. В ее зубах всегда торчала длинная сигарета, из-за чего ее прозвали: "фрау с длинной сигаретой". По ее указанию нас выстраивали перед бараками и с тех, на которых она укажет пальчиком, снимали кожу, загоняя бедолаг в тот самый "хитрый домик". Каждый раз, когда она посещала лагерь, в расход пускали по несколько человек. Кожа шла на изготовление абажур для лампы, дамских сумочек, перчаток и кошельков для дам и жен нацистской верхушки. Все это мы узнали лишь после освобождения из плена.

На работу гнали как скотт, в сопровождении автоматчиков и овчарок. Малейшее сопротивление - расстрел на месте. Зная это, многие сознательно шли на смерть, оскорбляя и набрасываясь на конвоиров. В начале 1945 г. до нас стали доходить слухи о том, что союзные войска постепенно приближаются и к нам, это поднимало наш дух. От немецки военнопленных-антифашистов узнали также, что и советские войска наступают всем фронтом. Мы знали, что фашисты перед отступленим уничтожат весь лагерь вместе с пленными, чтобы замести следы своих преступлений. Чтобы воспрепятствовать этому, мы начали потихоньку вооружаться. Оружием нас снабжали немецкие антифашисты, работавшие на военных заводах. Я был физически крепче остальных и, потому, мне также было вручено оружие и граната. Я был единственным вооруженным узником от 9-го барака лагеря. И вот долгожданный день наступил. Вечером 11 апреля американские войска со всех сторон атаковали наш лагерь. Мы оказали им посильную помощь, подняв восстание внутри лагеря. Внезапность атаки американских солдат и наша поддержка позволила за считанные часы решить эту задачу. В историю Второй мировой войны 11 апреля вошел как "День восстания в Бухенвальде".

Радости нашей не было предела. Ко мне подошли два американских фоторепортера и, взяв меня под руки, подвели к весам и взвесили. При росте 1 метр 80 см я весил 47 кг. Это шокировало их и они сфотографировали меня. Надеюсь, что снимок этот еще сохранился и находится в одном из военно-исторических музеев Америки или Англии. Среди советских, итальянских, голландских и польских узников, находившихся со сной в этом лагере, наверное, есть еще люди, помнящие меня. Они называли меня: "Кавказский орел Хасан". Насколько я знаю, я был единственным представителем народностей Северного Кавказа в этом лагере. Кроме того, я входил в состав Военно-политического Совета узников Бухенвальда.

После освобождения из этого логова смерти, к нам приехали военные представители союзных войск. Советские - агитировали вернуться на Родину, в СССР, а американские - податься в США. Я решил вернуться домой, чтобы со мной там ни случилось. Всех пожелавших вернуться домой отвезли в Советскую зону. Через некоторое время нас пешим ходом направили в Варшаву. В этом городе нас вооружили винтовками и мы маршем напрвились в г.Ковель Волынской области. В этом городе мы ждали приказа Верховного главнокомандующего о переброске нас на Дальний Восток. Но после атомной бомбардировки городов Хиросима и Нагасаки американской авиацией и капитуляции Японии, планы изменились и нас по приказу Сталина решено было направить на восстановление народного хозяйства. Так я очутился на шахте "Ингулец" в Днепропетровской области, где в качестве проходчика проработал с пятого октября 1945 г. по август месяц 1946 г. После соответсвующей проверки в фильтрационном пункте, мне выдали паспорт, военный билет, что дало возможность воссоединится с моими родственниками, которые к тому времени находились в селе Архангельское Северо-Казахстанской области.

После восстановления Чечено-Ингушской республики, в 1957 году, я вернулс в родное село Кантышево.

Дедушки не стало 3 мая 1999 года.