Боевой путь

Помню по этой дороге В клубах горячей пыли

В ранней спешащей подводе

Отца на войну увезли.

(Валерий Ильин)

ВЕРХНЕКУРБИНЦЫ В БОЯХ ЗА РОДИНУ

Начало Великой Отечественной войны, я, естест­венно, не помню: мне было всего 5 лет. Но в далеком «сундуке памяти» осталось навсегда необыч­ное волнение родите­лей. Теплым летним вечером отец держал меня на руках, стоя возле окна, и молча, смотрел на багровый закат солнца. Затем заговорил как-то за­думчиво - тихО. Мать молча сидела, опус­тив голову.

Вообще, отца помню только по от­дельным, отрывочт ным эпизодам из дет­ской жизни. Любил он щекотать меня подбородком. Было больно и щекотно от короткой щетины.

Помню, как од­нажды в период ве­сеннего половодья он застал меня с младшим братиком Ки­мом (ему было тогда 3 года) на берегу разлившейся Курбы.

Я первым увидел на крутом берегу отца, слезавшего с «рес-сорки» с плеткой в руке. Не дожидаясь предстоящей экэИ куции, я, долго не раздумывая, пустился наутек. Когда конь почти дышал мне в затылок, я перемахнул через изгороддш Из-за страха быть наказанным я до вечера просидел у другИ Но в конце концов нужно было идти домой. Жили мы тогда в довольно просторном доме Дугарова Дондока (он и поны­не стоит на старом месте). Крыльцо было высокое. Я залез под него, долго сидел и незаметно уснул. Помню, как отец вытащил меня, сонного, из-под крыльца, перенес в дом и! уложил в постель.

В первые дни войны мобилизованные в армию из сел Бильчир, Ойбонт, Тохорюгта прибывали в Тэгду и собира­лись возле сельского клуба'. Представители Хоринского райвоенкомата и местного сельсовета производили пере­пись прибывших и перекличку. Тут же стояли зеленые фур­гоны и телеги, груженые нехитрым скарбом отъезжающих. Провожающих было много: родители и родственники при­званных и просто праздный народ. Гут же беззаботно игра­ли дети, не понимающие: по какому поводу собрались их родители. Провожали призывников до конца села - до моста через речку Тэгдинку2. Матери, сестры, жены украдкой сма­хивали непрошенные слезы, обнимали напоследок своих сыновей, братьев и мужей, многие в последний раз. Особен­но убивался Доржо Цыденов. Он безутешно рыдал, обнимая мать: «Мама, моя родимая, единственная! Мы с тобой ви­димся последний раз!» Как в воду глядел! Так оно и случи­лось. В 1942 г. единственный сын матери бесследно исчез в огне великой войны.

Война застала отца на должности председателя колхоза «Шэнэ-Ажал» («Новый труд») в Тэгде.

По рассказам матери, в первые месяцы войны отцу при­ходилось исключительно тяжело.

Трудоспособное мужское население убывало из-за при­зыва в армию. У -ни на фронт бригадиры и механики, комбайнеры и ж рводы. Были мобилизованы для нужд фронта лучшие авто^лшины и лошади. С утра до ночи отец носился по полям и фермам, чтобы с малым числом работ­ников организовать работу. Досаждали ему разного рода уполномоченные, требующие то быстрой уборки сена, то хлеба. Злой и усталый возвращался он поздно домой. По­спит часика два - три и снова на поле. Крепко он разругался с райвоенкомом Кузнецовым, требующим коня для отъезда в Хоринск. Отец не дал ему коня, но зато военком пригро­зил ему фронтом. Дважды брали его в армию и дважды от­пускали домой. Никак не могли найти отцу замену. Мать как-то сгоряча сказала тогда: .

- В бирюльки там играют, что ли? Берут в армию, так и брали бы...

Мама до конца своей жизни кляла себя за эти слова. Призвали отца в армию лётом 1942 года. Председате­лем колхоза назначили женщину - Жэмбэ-эжы.

Перед отъездом в Хоринск отец решил попрощаться со старшим сыном (мне было 6 лет), игравшим на улице. По словам сослуживца отца, Цырсторова Галсана, отвозившего его в Хоринск, я от него убежал. Отец сильно расстроился и промолвил: «Сын чувствует, что мне живым не вернуться. Не хочет попрощаться с отцом». С тем и уехал в Хоринск.

Передо мной именной список на команду, отправлен­ную Хоринским райвоенкомом в распоряжение облвоенко-мата.

«Время отправления команды из Хоринска - 18 июля 1942 г.

Начальник команды - Емельянов Иннокентий Василье­вич.

Порядок следования - автотранспортом.

Команда обеспечена продуктами на 1 сутки - 9 рублей.

Команда прошла санобработку и прививку.

Хоринский районный военный комиссар - старший по­литрук Зубков.

Начальник I части лейтенант Калинин».

На обратной стороне листа: «ВУС, Ф.И.О., год рожде­ния, партийность».

1. рядовой - Чимитов Гомбо - 1903 г. р., б/п.
2. мл. командир - Емельянов Иннокентий Василье­вич - 1907 г. р., б/п.
3. рядовой - Пшеничников Андрей Петрович - 1903 г. р., б/п.
4. рядовой - Базаржапов Бато-Мунко - 1905 г. р., член ВКП(б).
5. мл. командир - Шантанов Петр Степанович - 1904 г. р., б/п.
6. рядовой - Булсунаев Даниил Григорьевич - 1906 г. р., член ВКП (б).
7. рядовой - Левашов Александр Алексеевич - 1906 г. р., б/п.
8. Бадмаев Садо - 1907 г. р., б/п.
9. Рожков Петр Дмитриевич - 1908 г. р., б/п.

1. Доржиев Дутар Чимитович - 1915 г. р., б/п.
2. Цыренов Радна - 1911 г. р., член ВКП (б).
3. Татауров Михаил Всеволодович - 1904 г. р., б/п.
4. Ринчинов Тарба - 1915 г. р., б/п.

14)    Намсараев Цырен Доржиевич - 1915 г. р., член
ВКП (б).

1. Банзаракщеев Цыбик Нимбуевич - 1903 г. р., б/п.
2. Портнягин Георгий Иннокентьевич - 1907 г. р.,

Одиннадцатым в вышеуказанном списке значится Цыренов Радна - младший брат моей матери. Так что отец по­пал в одну команду с шурином.

Дяде Радне суждено было живым вернуться домой после тяжелого ранения.

...Помнится, было морозное утро 1944 г. Мама рано разбудила меня и шепнула на ухо:

- Вставай, пошли к бабушке и дедушке. С войны вернулся твой дядя Радна. Он воевал вместе с твоим отцом. Меня, как ветром, сдуло с постели. Мои сестренки Лена и Женя, братишка Ким крепко спали.

Когда мы пришли к старикам, дядя сидел за столом у окна и пил чай. Был он среднего роста, плотный. Лицо бледное. Подстрижен под «ежик». Увидев меня, он улыб­нулся и протянул руку. Я робко подошел к нему, он обнял меня и понюхал мою макушку. От его застиранной гимна­стерки пахло лекарствами. Он взял со стола кусочек сахара и протянул мне. Дедушка улыбнулся, а бабушка незаметно смахнула слезу.

Дядя ждал свою старшую сестру, чтобы рассказать под­робно о войне, о себе и моем отце.

Вот его рассказ, каким он мне запомнился:

«...Как вы помните, Батомунко и меня взяли в армию 18 июля 1942 года. В Хоринске сформировали команду и на машинах повезли в Улан-Удэ. Нас провожала племянница зятя Хорло Бадмаева. Она долго махала нам рукой, пока мы не исчезли из виду.

Проезжая по Удинскому тракту, мимо Барун-Хасурты, мы до боли в глазах смотрели на дальние синие горы, за ко­торыми оставили своих родных и близких. Я думал: «Вер­немся ли домой живыми».

В Улан-Удэ, на пересыльном пункте, сформировали ко­манды и отправили в Читу, на разъезд. Наскоро обучили во­енному делу, обмундировали. Обстановка на фронтах ос­ложнялась. В Забайкальском военном округе создавались маршевые роты, которые тут же сажали в вагоны и отправ­ляли на фронт. Мы с Батомунко попали в одну роту.

В Улан-Удэ наш эшелон прибыл в полдень. Пока поезд заправлялся углем, водой, продуктами, Батомунко с разре­шения командира побежал через пути в сторону Улан-Удэнской тюрьмы. Недалеко от тюрьмы живет наш тэгди-нец Дугдан Жамбалов, работающий в этом мрачном заведе­нии. Батомунко застал дома его жену Дариму и с порога со­общил, что мы едем на фронт. Дарима успела зятю сунуть еду и «четушку» водки. Батомунко еле успел к эшелону, и нам удалось на ходу втянуть его в вагон.

Ехали долго. Стояли на станциях, пропуская на восток эшелоны с ранеными. Мимо нас на больших скоростях «ле­тели» вагоны с белыми занавесками и с большими красны­ми крестами на боках. От вагонов веяло лекарствами. Де­вушки-санитарки махали нам своими белыми чепчиками. Иногда, «пролетая» через станции, мы видели стоящие на путях эшелоны с эвакуированными женщинами, детьми и стариками. Мне запомнилась сухонькая, седая старуха, не­истово крестившая каждый вагон нашего эшелона.

Где-то дней через десять мы прибыли в тихий городок Чебоксары. Тут нас «влили» в формировавшуюся в столице Чувашии 139-ю стрелковую дивизию. Я с зятем попал в один полк (609-й), но в разные батальоны. После ускорен­ной учебы, принятия присяги нам выдали оружие и напра­вили в г. Калинин. Здесь уже чувствовалось дыхание вой­ны. В погожие дни над нашим лагерем высоко в небе тихо кружил немецкий самолет - разведчик «Рама». Я думал о брате Дагбе, воевавшем где-то здесь, недалеко от нас.

В один из дней в дивизию прибыл К. Е. Ворошилов. Впервые я живьем увидел издалека легендарного маршала. На учениях бойцы и командиры показали хорошую боевую подготовку и заслужили положительную оценку.

Первый бой мы приняли на Ржевском рубеже Калинин­ского фронта».

Тут я прерву свое повествование и отошлю читателя к книжке «139 -я Рославльская Краснознаменная», вышедшей в свет в Чувашском книжном издательстве (Чебоксары) в 1975 г. Авторами - составителями книги являются ветераны этой дивизии - майор запаса А.Н. Николаев и подполковник запаса А.Г. Дудников. В 1982 г. Николаев А. Н. любезно подарил мне эту заветную книжку с дарственной надписью:

«Владимиру Базаржапову - сыну отважного бойца 609-го стрелкового полка 139-й стр. дивизии Базаржапова Бато-мунхо, погибшего в мартовских боях 1943 года за освобож­дение Смоленской области. С глубоким уважением - автор-составитель    А. Николаев 12.04.82 г.»

Вот что говорится в этой книжке о первых боях 139-й стрелковой дивизии.

«В летне-осенний период 1942 г. на Ржевском рубеже Калининского фронта оборонялась сильная группировка войск противника в составе 9-й полевой и 3-й танковой ар­мий. После разгрома немецких войск под Москвой гитле­ровское командование придавало особое значение этому рубежу. Оно принимало все меры, чтобы сохранить за собой плацдарм в треугольнике Ржев-Гжатск (г. Гагарин) - Вязь­ма, выдвинутом в сторону Москвы.

Считая Ржевский плацдарм трамплином для нового на­ступления на Москву, немцы создали на этом направлении ряд оборонительных рубежей с густой сетью траншей, хо­дов, сообщений, минных полей и развитой сетью опорных пунктов.

В каждом населенном пункте и на высотах оборудова­лись дзоты. Для этого в землю были зарыты целые дома и сараи с прочными бревенчато-земляными перекрытиями. Эти сооружения и должны были разрушить и брать наши солдаты.

Перед самым нашим наступлением противник сумел перегруппировать силы. Когда после короткой артподготов­ки 364-й и 609-й полки пошли в наступление, то это сразу же почувствовалось.

Особенно досаждали вражеские огневые точки, распо­ложенные на высоте 210,5. Практически подступиться к вы­соте было почти невозможно. С нее простреливалась вся местность.

Весь день не прекращался дождь. Наступать в набух­шей от воды шинели, бежать по липкой грязи, ложиться на нее и вновь идти вперед - нелегко. Нет спора - тяжело дает­ся первый бой. Но еще труднее пережить потерю близких друзей и товарищей.

Поднявшись в атаку, не успев пройти и десятков мет­ров, тут же упали, сраженные пулей (перечисляются имена, фамилии погибших).

...Образец доблести показали бойцы 3-го стрелкового батальона 609-го полка, которым командовал старший лей­тенант С. С. Юрьев. Они упорно двигались в направлении деревни Теленково. Когда другие батальоны полка уничто­жали противника на первой линии окопов, группа, возглав­ляемая старшим лейтенантом, прорвалась в глубину оборо­ны врага. Но, овладев окопами противника, группа коман­дира батальона сама оказалась в исключительно сложной обстановке. ...Приходилось отбивать сильные фланговые контратаки.

Солдаты выдержали первое испытание. ...К исходу пер­вого дня августовского наступления наши полки вклини­лись в оборону гитлеровцев, заняли безымянные высоты. Но здесь на них был обрушен массированный огонь из глу­бины обороны врага. Батальоны 609-го полка вынуждены были залечь.

Шел седьмой день наступления. Прошедшие дни и но­чи слились как бы в одни сплошные сутки. Все эти дни не прекращался дождь. Многочисленные ручьи и речки взбухли, разлились по низовьям, превратив землю в сплошную грязь. Несмотря на трудности, подразделения шаг за шагом, медленно, но уверенно вгрызались в оборону гитлеровцев.

За полтора месяца наступательных боев частями диви­зии прорвано 5 сильно укрепленных оборонительных рубе­жей с густой сетью траншей и ходов сообщения, минных полей и проволочных заграждений. В условиях сплошного бездорожья с грудными боями пройдено расстояние свыше тридцати километров. Освобождено 42 населенных пункта. Вызволили из-под немецкого ига свыше 4 тыс. мирных жи­телей, находившихся на временно оккупированной террито­рии. Захвачено в плен свыше 100 вражеских солдат и офи­церов, 9 орудий разных систем, 8 минометов. 5 военных складов с вооружением, боеприпасами и другим имущест­вом.

...7 января 1943 г., сдав оборону на участке Пово-Ожибково, Юшнево, Уварово другим частям, 139-я стрел­ковая дивизия вышла на отдых.

С 23 февраля 1943 г. дивизия вошла в состав 50-й армии и передислоцировалась.

Части соединения находились во втором эшелоне армии и имели задачу наступать за боевыми порядками 413-й ди­визии в готовности развить ее успех в направлении Спас-Деменск Смоленской области. Однако создавшаяся обста­новка на фронте заставила перебросить 139-ю дивизию в другой район - на рубеж Большой Каменки и Новоселки. К рассвету 18 марта 1943 г. 609 и 718 стрелковые полки пере­шли в наступление. Но при подходе к переднему краю обо­роны немцев были встречены организованным огнем. Неод­нократные попытки возобновить наступление не имели ус­пеха».

Далее, дорогой читатель, продолжаю рассказ дяди Рад-ны: «В начале марта 1943 г. нас перебросили под деревни Вязовня и Большая Каменка, Сиас-Деменского района Смоленской (с 1944 г. Калужской) области.

Деревня Вязовня была расположена на холме с березо­вой рощицей с южной стороны. К западу от деревни спус­калась пологая лощина, по дну которой протекал ручеек Бу-ковище. По его берегам росла густая полоса тальника. На другой стороне лощины, на крутом взгорке, окопались нем­цы, опоясав траншеями, ходами сообщений деревню Боль­шая Каменка. Нам предстояло взять эту высотку.

17 марта из соседнего батальона пришел ко мне зять. Его унылый вид говорил, что с ним что-то произошло. Ска­зав «Сайн», он молча опустился на дно траншеи.

-        Видимо, завтра меня убьют, - мрачно начал он разго­вор. - Вчера видел сон. Будто бы я в Тэгде. Лето, зной. Вы­сокие травы, трещат- кузнечики. Иду по дороге из сенокос­ной бригады. Задумался. Вдруг слышу сзади крик: «Убью тебя, зарежу!» Оглянулся - бежит моя жена Дарима, в руках у нее большой кухонный нож. Я вначале оторопел, но по­том пустился во все ноги. Жарко, запыхался, догоняю како­го-то мужика, едущего на телеге. Еле заползаю на задник. Дарима отстала, но продолжала кричать: «Все равно тебя убью!» Будто тронулась умом. Я еле отдышался. Но тут от­стегивается брючный ремень, и конец его начинает наматы­ваться на ось телеги, затягивая меня под колесо. Падая, вскрикнул и проснулся весь в поту. Сам знаешь, плохая примета для бурята - терять пояс.

-        Сон есть сон. - промолвил я.

-        Нет, точно убьют, - ответил он как-то обреченно. По­сидел он еще немного, помолчал. Потом встал, пожал руку и пошел к себе, в батальон. Мелко накрапывал дождь.

Наступило утро 18 марта. Сквозь сетку моросящего дождя едва проглядывалась окружающая местность. Ровно в 8.00 со скрежетом и гулом раскололась настороженная тишина. Разом заговорили орудия и минометы, раскатывая эхо грома по окрестным балкам, лощинам и высотам.

Через 30 минут батальоны перешли в наступление. Первым в атаку поднялся второй батальон, где был Бато-мунко. Однако этот день наступающим не принес успеха. Опомнившийся от артиллерийской подготовки враг сумел остановить наши батальоны.

Вечером ко мне пришел молодой парень со станции Мысовая и рассказал о гибели зятя. Убит он был в первые часы боя, наповал. Через несколько дней убило и этого пар­ня.

«... 19-27 марта стрелковые роты и батальоны неодно­кратно поднимались в атаку, но каждый раз, не имея доста­точной огневой поддержки, вынуждены были залечь или отходить на исходные рубежи, неся при этом значительные потери.

... В 7.00 ч. 29 марта после короткого огневого налета по боевым порядкам противника полки первого эшелона пере­шли в наступление. Преодолев упорное сопротивление, пе­редовые батальоны несколько продвинулись вперед. Однако в ходе наступления ... были обнаружены противопехотные минные поля, преодолеть которые без помощи саперов и танков наши пехотинцы не смогли. Наши воины вынужде­ны были залечь».

- 29 марта бои были самыми ожесточенными и упорны­ми, - рассказывал дядя. - Я со своей ротой успел добежать до речки Буковище и тут что-то слева блеснуло, ударило меня в бок и я начал валиться. Успел подумать: «Все, ко­нец!».

В угасающем сознании с бешеной быстротой промельк­нули все вы. Больше ничего не помню.

Очнулся. Первое, что увидел, приходя в сознание, это звезды в ночном небе. Они казались настолько близкими, -протяни руку и достанешь их. Было удивительно тихо, ни звука. Что со мной, почему лежу? - были первыми мыслями. - Где наши?

Осторожно пошевелил руками, ногами. Вроде целы, но остро кольнуло в левом боку. Рукой прошелся по шинели: вот за поясом граната - карман порван, мокро под боком. Попытался повернуться - острая боль, как ножом, кольнула выше таза. Скажу честно, испугался - неужели ранен в жи­вот? Отдышался. Думаю, на чьей территории лежу: на на­шей или немецкой? Пошарил руками вокруг - винтовки нет. Становилось хуже. Хотелось пить. Вспомнил речку - при­слушался. Точно, в темноте дремно журчит вода. Как же до нее добраться? Взошла луна. Речка еще заманчивее забле­стела среди кустов. С большим усилием, почти с криком перекатился в речку. Попил вволю, хотя знал, что кто ранен в живот, не должен пить жидкости. Думал, уж если суждено будет помирать, - так без мучительной жажды. Попил и ста­ло лучше. Глянул вниз по речке - вода от меня «уходит» черная, значит, кровь бежит.

Положил голову на берег - лежу. Вдруг слышу приглу­шенные голоса. За кустами раз-два блеснул свет карманно­го фонаря. Вроде б идут в мою сторону по другой стороне речки. Попридержал дыхание. Разговаривают на немецком. Значит, высоту наши не взяли. Если выйдут на меня, не раз­думывая, пристрелят: некогда им с раненым возиться. С усилием вложил запал в гранату: пальцем взял кольцо в крючок. Почему-то с облегчением подумал: вот и моя смерть идет. Значит, не судьба. Но немцы, негромко пере­говариваясь за кустами, прошли буквально в четырех-пяти метрах от меня. От напряжения потерял сознание. Очнулся от прикосновения к лицу. Приоткрыл глаза - светло, надо мной стоит огромный волк, высунув язык, тяжело дышит. Но тут заметил свисавшую с шеи веревочку, на ее конце привязанную палочку. Понял - санитарная собака. Я от ра­дости плачу и шепчу ей: «Шарик, Шарик! Посиди, не бро­сай меня!». Но она раз лизнула мое лицо и подхватив па­лочку в пасть убежала. Опять пришло забытье. Очнулся от боли. С трудом открыл глаза: два санитара везут меня на тележке-лодочке, запряженной собаками.

Привезли в большой котлован. Вижу несколько палаток с большими белыми крестами. Раненые тут и там лежат вповалку, легко раненые сидят возле палаток. Тяжело ране­ные стонут, кричат, плачут, матерятся. Некоторые притихли - умерли. Санитары выгрузили меня и успели сказать, что мне крупно повезло: осколок мины вырвал левый бок выше таза, но внутренности не задел. Они оказали на речке пер­вую медицинскую помощь. Это меня обрадовало, хотя бок горел огнем. Тут послышался истошный крик: «Воздух!!!». Мать честная! Мессеры! Они стремительно, как с горки, ка­тились на нас. Успел заметить, как от брюха самолетов, как горох, сыпались небольшие бомбы. Грохот, крики, песок и пыль до небес. Самолеты круто развернулись и, надрывно воя, пошли на второй круг. Включив сирены, опустились на минимальную высоту и, строча пулеметами, с ревом про­неслись над нами. Я успел заметить даже лицо летчика в шлеме. Ехидная улыбка застыла на его остроносой физио­номии. Пули зло, стежками вбивались в землю.

Это был сущий ад! То, что я увидел вокруг себя после бомбежки, трудно поддается описанию. Палаток не было: как будто корова языком слизнула. Тут и там валялись кус­ки человеческих тел, медицинские инструменты, белели об­рывки медицинских халатов. Истошные крики! Вскоре поя­вились полуторки и «ЗИСы». Санитары спешно стали гру­зить в машины оставшихся живых. В кузов бросали и сажа­ли настолько плотно, что невозможно было хоть чуть-чуть повернуться удобнее. Шофера гнали машины, не разбирая дорог, как будто они везли дрова. При разгрузке в ближнем тылу почти третья часть людей оказались мертвыми. Среди раненых никого из своего батальона не встретил. Вот поче­му вам пришло извещение о том, что я «пропал без вести». Медики не оповестили мою часть о моем воскрешении, от­правили меня санитарным поездом в глубокий тыл, аж в Ленинабад. Врачи полгода латали, лечили, поднимали меня на ноги...».

Тут дядя вздохнул глубоко и глянул на нас...

Между тем 139-я дивизия с боями продвигалась на за­пад. Впереди был - Рославль, старинный город Смоленщи­ны.

Господствующая над местностью высота 224,1 приоб­ретала огромное значение. Овладеть ею - значило открыть путь на Рославль.

В сентябре 1943 г. здесь, на безымянной высоте, приня­ли свой последний бой восемнадцать бойцов-коммунистов 609-го полка во главе со своим командиром, младшим лей­тенантом Е. И. Порошиным.

В ночь на 14 сентября 1943 г. рота после ожесточенного боя овладела безымянной высотой. Узнав, об этом, гитле­ровское командование пришло в бешенство. Против них были немедленно брошены резервные подразделения 317-го гренадерского и 365-го пехотного полков. Еще раньше заговорила артиллерия. С флангов гитлеровцы начали об­ходить группу храбрецов. Вскоре взяли их в кольцо. Ясно было, что предстояло стоять насмерть.

... Бой шел целый день. Утром 15 сентября подразделе­ния 139-й дивизии ворвались на высоту. Среди множества немецких трупов лежали наши герои.

... Героев безымянной высоты похоронили там, где они дрались, - на высоте у развилки. Отсалютовав героям, 609-й полк ушел за Десну.

... Прошли годы. В память о погибших у деревни Рубе-женка появилась полюбившаяся всем песня «На безымян­ной высоте». Слова для нее написал известный поэт-песенник М. Л. Матусовский.

Узнав о подготовке книги «139-я Рославльская Красно­знаменная», М. Л. Матусовский прислал в правление Союза журналистов Чувашии свое письмо - воспоминание:

«Рассказал мне об этой неравной схватке воинов 139-й дивизии, - пишет М. Матусовский,-редактор многотираж­ной газеты «Сталинский призыв» Николай Чайка во время одной из поездок в части 2-го Белорусского фронта. А по­том, много лет спустя, режиссеру Владимиру Басову, сни­мавшему кинокартину «Тишина», понадобилась песня -воспоминание о погибших, о фронтовой дружбе, о верно­сти, песня-памятник тем, кто на алтарь Победы положил самое дорогое - жизнь».

Музыку к стихотворению написал композитор Вениа­мин Баснер.

Вот эта песня:

Дымилась роща под горою,

И вместе с ней горел закат.

Нас оставалось только трое

Из восемнадцати ребят.

Как много их, друзей хороших,

Лежать осталось в темноте

У незнакомого поселка,

На Безымянной высоте.

Светилась, падая, ракета,

Как догоравшая звезда.

Кто хоть однажды видел это.

Тот не забудет никогда.

Он не забудет, не забудет

Атаки яростные те

У незнакомого поселка,

На Безымянной высоте.

Над нами «мессеры» кружили,

И было видно, словно днем.

И только крепче мы дружили

Под перекрестным артогнем.

И как бы трудно ни бывало,

Ты верен был своей мечте

У незнакомого поселка.

На Безымянной высоте.

Мне часто снятся те ребята -

Друзья моих военных дней,

Землянка наша в три наката,

Сосна, сгоревшая над ней.

Как будто вновь я вместе с ними Стою на огненной черте У незнакомого поселка, На Безымянной высоте.

«Я никогда не забуду того осеннего ветреного дня, -пишет далее М. Матусовский, - когда открывали памятник героям на Безымянной. В скромной афишке, расклеенной в те дни по всему району, было сказано: «16 сентября 1966 года открытие памятника коммунистам - бойцам 139-й стрелковой дивизии. Приглашаем вас на высоту «Безымян­ная» (деревня Рубеженка) к 2 часам дня». Этого было дос­таточно, что к месту, ставшему теперь священным, собра­лись тысячи местных жителей. Сюда приехали ветераны дивизии во главе с ее командиром генерал-майором И. К. Кирилловым. И на глазах этих людей, настоящих солдат, прошедших невероятные испытания и горести войны и ни­когда не плакавших, я увидел слезы.

Теперь молодые и старые люди приходят сюда отдать свой долг и почтить память героев. И нам бы хотелось, что­бы, слушая рассказ о героическом подвиге воинов 139-й Ро-славльской Краснознаменной стрелковой дивизии, слушая пашу скромную негромкую песню, они знали и понимали, какой ценой доставалась нам наша Победа и почему мы всегда пишем это слово с большой буквы», - заключает свой рассказ М. Л. Матусовский.1

139-я Рославльская Краснознаменная, ордена Суворова стрелковая дивизия прошла боевой путь от берегов Север­ной Волги до Эльбы. Воины прославленного соединения сражались на полях Калининской, Калужской, Смоленской, Могилевской, Минской и Гродненской областей, принима­ли участие в освобождении Польши, в штурме оборони­тельных рубежей в Восточной Пруссии и Германии.

Извещение о гибели отца пришло весной 1943 г. Но рассказу матери, председатель Верхне-Курбинского сельсо-вета Мижитов Дашинима два дня не осмеливался вручить его нашей семье.

Помню, однажды ночью я проснулся от тихого рыдания матери. На другой день мать сказала мне, что нашего отца убили на войне. Показала извещение. Я не помню, как вос­принял эту весть. Видимо, не оценил всю глубину проис­шедшего. Но заггомнилось слово «Вязьма». Долгие годы я считал, что отец погиб под этим старинным городом. Изве­щение со временем потерялось.

В 1962 г., работая преподавателем Тэгдинской школы, я* решил выяснить наконец-то, где погиб мой отец и где был ранен дядя Радна. Интересовала судьба и дяди Да] бы, про­павшего без вести на войне. После долгих поисков его сле­дов я вышел на Хоринский райвоенкомат. Здесь узнал, что архив военных лет хранится в местном военкомате, а не в Забайкальском военном округе, как я вначале предполагал. Это было связано с назначением пенсий семьям погибших и т.п.

Я с волнением сел в одной из комнат военкомата, во­друзив перед собой пухлые тома, от которых веяло далеким временем, пылью истории. Пролистьгвая страницу за стра­ницей, встречаю именные списки призванных на войну со всего района, медицинские справки, свидетельства о болез­ни, ранениях (характер увечья), извещения о гибели... Встречаю имена земляков-верхнекурбинцев, но нет ггикаких сведений об отце. Наконец-то в третьем томе нахожу по­желтевшее извещение. Меня бросило в пот. Бегло пробегаю документ. Точно! Не в силах сдержать волнения, вложил в том закладку, выскочил на крыльцо и на одном дыхании ис­курил три сигареты. Успокоившись, не торопясь прочитал извещение (оригинал). В 1943 г. матери была вручена копия документа.

На официальном бланке полка было заполнено:

«Извещение Куда - Б МАСС Р. Хорииский район, с. Тыгда Кому - Циреновой Дариме

на оборотной стороне:

СССР

ПК. О. 609 стрелковый полк 23 мир it ш 1943 г. №23

Извещение

Ваш муж - Базаржапов Битомунко ,уроженец БМАССР, Хорииский район, с. Тыгда в бою за социалистическую Родину, верный воинской присяге, проявив геройство и мужество был убит 18 марта 1943 г. Похоронен: в 400 метр, восточнее д. Вя­зовин Спас-Деменского района Смоленской области.

Настоящее извещение является документом для возбужде-
ния ходатайства о пенсии (приказ НКО СССР № )

Командир части                       Военный комиссар

майор                                              Гришаев

Начальник штаба                             Копии»