"Наше подразделение сплошь состояло из необстрелянных новобранцев. Нам выпало стоять вдоль "Дороги жизни". Фашисты постоянно бомбили ее, пытаясь прервать поток продовольствия в Ленинград. Солдаты стояли через определенное расстояние друг от друга и как бы регулировали движение. Стояли сутками, поэтому спать хотелось не меньше, чем есть. Многие замерзали на ледяном ветру, сил с голодухи не было. Днем машина проезжала вдоль зимника и увозила живых и погибших в расположение части. Я простоял на посту всю ночь. К утру чувствую - шевельнуться не могу от холода. Пацан ведь был, голодный, замерший - до смерти устал стоять. Прикорнул за сугробом - и так хорошо мне стало! Деревню свою сквозь сладкую дрему увидел, ветерком на меня теплым повеяло. И уснул. Бойцы, собиравшие погибших, посчитали меня замерзшим. Очнулся в каком-то доме. Лежу на полу и чувствую - теплом тянет! А солдаты тела выгрузили и решили погреться чаем. Вскипятили воду - сидят за столом., швыркают из кружек.Я оттаивать начал: и так мне чаю захотелось! Да с сахаром! Кричу: "Я живой!" А язык во рту не ворочается. Даже стона моего не слышно, звук из горла не идет. И пальцем шевельнуть не могу, чтобы на меня обратили внимание. Тут, на мое счастье, один солдат заметил, что у меня глаза открыты: "Смотрите-ка, живой один! Ишь как моргает!". Я, видимо, таращился изо всех сил, чтобы увидели меня среди мертвых. Отходили, слава Богу.."