Долгие годы войны.

Накануне оккупации Орла.

После нападения гитлеровской Германии на Советский Союз, Орловская областная контора «Водстрой», управляющем которой я тогда был, свою работу продолжала. А в августе 1941 года по распоряжению директивных органов весь технический архив и инженерно–технический персонал были эвакуированы в восточные и северные районы нашей страны, но буровые работы продолжались. В конторе остались считанные единицы работников.
Меня зачислили в отряд тылового ополчения для защиты города Орла от нападения врага. Мы усилено занимались строевой подготовкой, изучали материальную часть оружия: винтовки, пулемёта.
Через некоторое время меня вызвали в обком партии вместе с другими товарищами и предложили нам остаться в тылу врага и вести партизанскую войну, я на это дал согласие.
Потом меня снова вызвали в обком и направили в командировку в качестве уполномоченного обкома партии по уборке урожая. 25 сентября 1941 года я выехал в Становлянский район, а 4 октября меня пригласил секретарь райкома т.Максимов и спросил: «Товарищ Белоусов, где твоя семья находится?» Я ответил: «В Орле, а что …?» Он после некоторой паузы сказал: «3 октября немцы заняли г. Орёл». Моя семья состояла из 5 человек: жена, сын – 14 лет, дочь - 8 лет, сын – 3 года и дочь – 4 месяца.
У меня защемило сердце. Я подумал, что теперь семья моя погибла. Созрела мысль: пробраться в тыл врага и мстить им беспощадно за всё варварство и злодеяния, чинимые над советскими людьми.
А 5 октября, когда я зашёл в райком, секретарь райкома сказал мне: «Товарищ Белоусов, ты не волнуйся. Сегодня звонила по телефону женщина и спрашивала тебя. Я ответил, что ты у нас.» Он сказал, что очевидно, это твоя жена. Она звонила со станции Становое и просила, чтобы ты за ними приехал.
Я попросил у Максимова райкомовскую лошадь и поехал на станцию Становая. Первый вопрос к жене был такой: «Все ли живы?» Она ответила, что всех ребят привезла в цельности, а то, что они захватили с собой из вещей, всё погибло. И начала мне рассказывать, как они бежали от немцев. Она рассказывала, что за день до ухода она сшила для младшей пальто, а последняя ночь перед уходом была очень тревожная и что она всю ночь не спала.
Моя семья 3 октября с утра собралась уходить из Орла. Уложили в две сумки бельё для детей, жена натянула на себя два платья, взяла мой костюм, положила 0,5 кг сливочного масла, один кг колбасы, одну бутылку молока и немного крупы и вместе с детьми отправились в путь, накинув через плечо сумку и держа 4-х месячного ребёнка на руках. В дверях их встретил зав.сектором буровых работ и всё отговаривал, чтобы она не уходила, пропадёшь мол с детьми в пути. Но его уговоры не подействовали, и они пошли к трамваю. В это время город уже изрядно обстреливали немцы. Приехав на вокзал, узнали, что поездов уже нет и ехать не на чем. Пошли пешком, держа путь на восток, то есть туда, куда едут машины и идут люди. Путь пешком с двумя сумками, с грудным ребёнком и ещё стремя детьми, конечно, был не из лёгких.
Во время пути до станции Моховая самолёты немцев неоднократно пикировали над ними и обстреливали их. В это время ей с детьми приходилось ложиться придорожные кюветы, а где таковых не было, то ложились просто в стороне от дороги на ровном месте. Их обгоняли машины, едущие на лошадях люди и никто не обращал внимания на её просьбы, что бы подвести детей.
Они увидели, что на подводе едут две женщины и стали их просить, чтобы подвезли. Эти женщины видимо сжалились и посадили мою дочь и трёхлетнего сына. Жена продолжала идти с 4-х месячным ребёнком и старшим сыном. Шли они рядом с повозкой и, видимо, сильная усталость и желание спать притупили внимание сидящих на телеге детей - спохватились, а младшего сына на телеге нет. А он, как потом оказалось, сидя сзади, уснул и свалился с телеги. Что делать? Заволновались даже женщины, потерялся мальчик. Остановили лошадь. Старший сын побежал искать младшего. Пробежав более ста метров назад, он обнаружил его среди пыльной дороги спящим.
Добрались кое-как до станции Моховая. Жена пошла к начальнику станции с просьбой, чтобы он хоть как-нибудь отправил их в Елец. А все составы уже отправлены. Тогда он сделал снисхождение и посадил их в последний военный эшелон. Вагон имел высокие вертикальные стены и загружен он был боевыми снарядами, а на верху сидели красноармейцы. Вместе с красноармейцами сидела моя семья. Один солдат, видя, что дети голодные развязал вещмешок, достал из него полбуханки хлеба и по кусочку раздал детям и ещё по кусочку сахару.
На станции Верховье внезапно объявили воздушную тревогу, поезд остановился. Красноармейцы, схватив свои винтовки, быстро соскочили с вагона и побежали подальше от поезда, а жена с детьмипобежала в бомбоубежище метров за сто. Слезая с поезда, они забыли захватить с собой сумку с продуктами, в которой было и бельё для детей.
Переждав минут 20, жена послала старшего сына посмотреть стоит ли поезд. Он прибежал обратно и сказал, что наш поезд ушёл. Так они остались без кусочка хлеба, без вещей и даже без кружки, чтобы попить воды.
И на этот раз жена пошла к начальнику станции, рассказала, что с ними произошло во время воздушной тревоги. Он сжалился над бедной женщиной с детьми и дал распоряжение, чтобы посадили их в пассажирский поезд, направляющийся в г.Елец.
В Елец они приехали рано утром. От Ельца до Становлянска, где находился я, было три остановки. Моя семья на пассажирском поезде поехала к моему району, но так устали, что проспали свою остановку. Часа через два дождались поезда в обратном направлении и, наконец, добрались до станции Становая, это в трёх километрах от района где я находился.
Таким сложным путём я встретил семью. После войны, вернувшись в Орел, мы узнали, что к нам на квартиру приходили немцы. Нашелся предатель, который донес,что здесь живет коммунист. Только тогда стало понятно, как вовремя моя семья ушла из Орла.
В Становлянском я подыскал жилье, чтобы временно разместить семью. Комната была маленькая, спать было негде. Хозяин принёс соломы, мы постелили её на полу и так жили до выяснения своего положения.

Эвакуация.

Мне с семьёй разрешили эвакуироваться в Казахстан, для чего выдали эвакуационный лист. Всё это происходило 11 октября, а выезд с эшелоном эвакуированных был назначен на 13 октября.
13 октября в день отправки эшелона, я ранним утром с семьёй выехал в г.Елец. Там погрузились в товарный вагон, где была железная печь и днем мы выехали из Ельца.
Ехали медленно. Остановки были по 4 – 5 часов, а иногда простаивали на станциях и ещё больше. На остановках по талонам нам, эвакуированным, выдавали хлеб и горячую пищу. Ехать пришлось долго. До г.Уральска мы ехали три недели.
Все пассажиры вагона завшивели, особенно печально было смотреть на детей. По пути много раз попадали под бомбёжку. Тогда все выбегали из эшелона подальше от вагонов, ложились и ждали отбоя воздушной тревоги.
Помню такой случай: во время стоянки эшелона на станции Ртищево, получив хлеб и горячий суп, мы пообедали. Долго ждали, когда пойдёт наш поезд, но он всё не двигался с места. И вот, во время длительной стоянки, наш старший сын пошёл в буфет на станцию купить что-нибудь поесть в дорогу, а в это время наш эшелон начали перегонять с одного пути на другой, в общем, шло маневрирование составов, что часто бывает на железной дороге.
По возвращению из буфета, сын на месте своего эшелона не обнаружил, станция была большая, составов на ней было много. Во время манёвров мы стали сильно, беспокоится, что наш поезд пойдёт, а сына нет. Так оно и получилось. Наш эшелон отправился в путь, а его всё нет. До этого мы на всякий случай дали ему 7 рублей денег, а то вдруг отстанет от поезда, что бы не был голодным. Это нас немного успокаивало, потому что он был уже большой - 14 лет, и у него есть деньги.
Прошёл вечер, а потом ночь. Не доезжая до г.Саратова, наш эшелон остановился на одной станции. Ночь была тёмная, шёл дождь. Нам объявили, что на этой станции будем стоять долго. Я пошёл к станции, где возможно есть буфет. Прохожий подсказал, как пройти к станции и я, подлезая под вагоны, в темноте пробирался в указанном направлении. Наконец добрался до цели, захожу в буфет и своим глазам не верю - увидел своего сына, спящего за столом. Я разбудил его. Он, конечно, был очень рад. Я схватил его и привел в вагон. Так мы снова оказались все вместе.
До Саратова все станции и населённые пункты были затемнены, а вот проехав Саратов, мы увидели в деревнях светящиеся окна, а когда подъезжали к г.Уральску, то увидели, что весь город залит электрическим светом.
У всех на душе полегчало, что отъехали далеко от фронта, что немецкие самолёты до Уральска не долетят.
После 3-х недельного пути мы наконец приехали в г.Уральск (Западный Казахстан). На следующий день нас стали развозить по населённым пунктам, предназначенным для эвакуированных. Я с семьёй попал в районный центр Дарьинск. Там я встал на партийный учет и меня направили в пос. Январцево, это в 30 км от г.Уральска. Приехав туда, мы получили жилье и я стал работать.
Через три месяца райком партии перевёл меня опять в райцентр Дарьинск. Я получил должность директора райпромкомбината, в введении которого были швейная и сапожная мастерские.Также изготовляли безалкогольные напитки, пекли пироги, делали ложки, варили мыло. Всё это делалось для удовлетворения нужд населения в военное время. Кроме всего этого была организована рыболовецкая бригада.
В июне 1942 года райком партии направил меня работать директором Приуральского детдома, находящегося в посёлке Заморённый в 30 км от райцентра Дарьинск. Там я получил квартиру и перевёз семью. В этом детдоме жили дети в возрасте от 10 до 14 лет. Всего в нём находилось около 200 человек. Для них было сделано хорошее общежитие с добротными постельными принадлежностями и хорошим снабжением продуктами, несмотря на военное время. Но дисциплина была очень слабая и обстановка напоминала ту, что была показана в кинофильме "Республика ШКИД".

На фронте.

В декабре 1942 года меня призвали на военную службу. Находясь в военном гарнизоне возле г. Чкалова, ныне Оренбург, нас отобрали 25 человек и стали обучать радиоделу, азбуке «Морзе».
Через 1,5 месяца нас направили в Тоцкие военные лагеря, стали готовить к отправке на фронт. В это время изучали строевую подготовку, материальную часть винтовки, пулемёта, ручные гранаты, ПТР.
В июле 1943 года мы едем на фронт. Поездом довезли до Курской области, а потом высадили и мы пошли пешком. Шли больше ночью, так как днём немецкие самолёты обстреливали и бомбили военные части. Придя в Сумскую область, это уже Украина, остановились в одном из посёлков на отдых Это было перед рассветом.
Бойцы Советской армии хотели отдохнуть, но вдруг по посёлку начался орудийный обстрел. Один из снарядов попал в походную кухню и убил повара и красноармейца. Видно немцы пронюхали, что мы в этом посёлке остановились и начали обстрел из орудий. Нам сразу была дана команда: «Становись! Быстро построиться, и уходить из посёлка». Направление пути было ближе к фронту. Я в это время служил в роте ПТР (рота противотанкового ружья). Утром прошли ещё 3 – 4 км, как вдруг опять попали под бешеный обстрел из миномётов, самолёты начали бомбить.
Мы в это время располагались на картофельном поле, а рядом было поле с кукурузой. Немцы находились на высотке и им хорошо было видно, где мы и что делаем.
Чтобы вывести солдат из-под обстрела, была подана команда "короткими перебежками вперёд". Во время этой перебежки многие из нашей роты ПТР были убиты. В двух метрах от меня с шипеньем упала мина, но не разорвалась, и это спасло меня и моего напарника от неминуемой гибели. Обстрел по нам стал реже и мы перебежку прекратили. Залегли в высокой зелёной ботве картофельного поля и нас стало не видно. В это время немцы находились на расстоянии 600 – 700 метров. Жарища была невыносимая, мучила нестерпимая жажда, а попить нечего, да и искать воду было невозможно, так как противник заметит наше движение и возобновит шквальный огонь. Так вот, для утоления жажды, лёжа в картофельном поле, мы откапывали картофель, разжёвывали ее и высасывали влагу, а остальное выплёвывали. Сырая картофель была неприятна и даже противна, но делать было нечего, другого выхода не было.
Вскоре мы услышали команду: «Начать обстрел высотки, где находились немцы». Заговорили наши миномёты и наши ПТР, как из подземелья выскочили наши «Катюши». Этот ураганный огонь вызвал немцев на ответный обстрел.
В трёх метрах от нас разорвался немецкий снаряд. Меня ранило в лопатку, засыпало землёй и оглушило, глухота продолжалась около трёх часов, потом отошла. В общем, меня ранило и контузило. Поскольку ранение было лёгким, а глухота быстро прошла, то я в медсанбат (полевой госпиталь) конечно не пошёл и опять был в строю. В этом бою, о котором я рассказываю, из 78 человек роты ПТР, мы потеряли убитыми 17 человек. Много жертв было в других подразделениях полка.
Мы продолжали преследовать противника, а он цеплялся за каждый водный рубеж, высоту и лесочек, там укреплялся и вёл оттуда обстрел наших воинских частей. В той же Сумской области наше командование выбрало участок низкорослого кустарника, где мы остановились и окопались. Впереди был лес и разведка принесла сведения, что там укрепился враг и может нанести по нам удар, и что там слышны звуки моторов танков, очевидно, готовится танковая атака.
Мы к этой атаке уже были готовы. И вот из леса начали выползать десятка полтора немецких танков, направляясь прямо на нас. Их продвижение сопровождалось обстрелом из семиствольныхи миномётов "Ванюша". Эти "Ванюши" издавали такой странный звук, что он действовал на нервы наших бойцов.
Мы стали стрелять по танкам из ПТР, заговорила наша противотанковая батарея, в воздухе появились наши бомбардировщики и мы отбили танковую атаку противника, который оставил на поле боя 12 подбитых танков, а несколько танков успели развернуться и уехать обратно в лес.
Отбив танковую атаку, мы с криками: «Ура! За Родину!» двинулись на лесочек и заняли немецкий оборонительный рубеж. Немцы не успевали собраться с силами и бежали, чтобы занят новую оборону, побросав автомашины, пулемёты, кое–что из обмундирования и продуктов.
Мы продолжали преследовать противника, но он отчаянно сопротивлялся, неся большие потери в живой силеи технике.
В одном месте на нас налетели немецкие самолёты и начали обстреливать наши подразделения. Мы в это время окопались в кукурузном поле. И вдруг появился наш генерал–майор. Стоя во весь рост, он подавал команды, а нам, роте ПТР, с руганью кричал: «Бронебойщики, не подведите! Вы должны сбивать немецкие самолёты!»
Мы превратили наши противотанковые ружья в зенитные. Пули были термитные и при попадании в танк или самолёт зажигали их. В этом бою мы сбили из ПТР пять самолётов противника. За сбитые самолеты генерал объявил нам благодарность.
При преследовании врага нас часто выручала авиация, которая бомбила укреплённые пункты, подавляя огневые точки противника, расстреливала из крупнокалиберных пулемётов живую силу противника. Враг всё дальше откатывался на запад, цепляясь за каждую речку, овраг, за каждый оборонительный рубеж.
Преследуя противника, мы подошли к реке Днепр, а немцы уже были за рекой и там, на высоком берегу, укрепились в 200-300 метрах от реки. Дождавшись ночи, наши сапёры устраивали ложные переправы, чтобы отвлечь внимание немцев от мест настоящих переправ.
Получив команду, мы начали переправу через Днепр. Кто на чём: на плотах, на связанных брёвнах, на больших лодках. Мы, 12 человек, поплыли на большой лодке. Днепр в этом месте был шириной 120–150 метров и с быстрым течением.
Немецкие самолёты выслеживали места переправы, вешали "фонари" на парашютах, которые довольно долго держались в воздухе. От этих "фонарей" становилось видно как днём и, пользуясь этим, прицельно бомбили нас. Быстрое течение всё дальше относило лодку вниз по Днепру и мы никак не могли достичь берега. Вдруг нам попадается песчаный островок, мы причалили к нему и залегли на песок. Переждав, пока "фонари" погаснут, мы поплыли дальше и наконец достигли противоположного берега.
Высадившись из лодки и отбежав от берега метров на 50, под покровом ночи стали окапываться. А перед этим командир предупредил нас: «Будьте осторожны и бдительны! Немцы, пользуясь темнотой ночи, могут подползти и взять языка». Поэтому, не смотря на то, что очень хотелось спать, мы, преодолевая дремоту, старались быть начеку, для чего часто курили, а что бы не обнаружить себя светом прикурении, укрывались шинелью, закуривали и таккурили. А утром, когда стало светло, немцы изредка стреляли из миномёта, но на эти редкие выстрелы мы не отвечали.
В 11 часов дня была подана команда идти в атаку. Поднялся весь полк и с криками: «Ура! За Родину!» двинулись лавиной вперёд. Немцы не выдержали и побежали так что в рукопашную нам сражаться не пришлось и мы заняли их окопы.
В 15 часов немцы открыли по нам ураганный огонь из миномётов и орудий. Мы ответили им тем же, только сильнее чем они, наши «Катюши» вели уничтожающий огонь по переднему краю немецкой обороны.
Из окопа мы тоже вели стрельбу из своего ПТР и, вдруг, разорвавшаяся мина крупным осколком убила моего напарника Тарасова Бориса. Он даже не успел вскрикнуть. Ему так располосовало грудь, что было видно сердце и лёгкие.
Минут через 10-15 осколком мины ранило и меня, в спину (лопатку), ногу и руку, а так как я держал винтовку, то осколком разбило приклад винтовки и этот осколок впился в верхнюю часть кисти. Я упал, меня подхватили и повели на командный пункт батальона. Когда наступила ночь, раненных 13 человек направили в госпиталь, находившийся за Днепром, который мы только что форсировали.
Опять пришлось переправляться через Днепр. Только на этот раз "фонарей" не было. Мой напарник Тарасов Борька, молодой парень (ему было восемнадцать лет), из Бугуруслана Оренбургской области был убит, а я ранен.
Это произошло левее Киева вблизи населённого пункта Большой Букрин. Таким образом наш расчёт перестал существовать.
В госпитале я был на излечении месяц. Меня оперировали и вынули из лопатки осколок, а из руки и стопы удалять осколки не стали и сказали, что будем удалять их после войны, если останешься живым. С этими осколками я прожил всю жизнь.
С 1943 года, находясь в действующей армии, я всё время работал парторгом роты, как член партии с большим стажем, хотя был рядовым, без офицерского звания. В полку были ещё 5 парторгов. Трое из них имели высшее образованием, но тоже были рядовые.
Все парторги воевали вместе со всеми красноармейцами и на правах политруков проводили занятия между боями и на отдыхе. Воспитывали у личного состава преданность Ленинской партии и Советскому правительству, чтобы они были верны идеалам Коммунистической партии, чтобы были смелы, отважны, проявляли взаимовыручку и были беспощадны к гитлеровским варварам и захватчикам.
После выписки из госпиталя, меня направили на курсы парторгов. Курсы были организованы в прифронтовых условиях. По окончанию курсов выздоравливающих красноармейцев направили в тыл для оказания помощи колхозам в уборке хлеба, так как всё мужское население было на фронте.
Меня направили в колхоз вместе с красноармейцами парторгом роты, а командиром роты был тов. Орешкин. Мы прибыли в Сумскую область и там вместе с колхозниками приступили к работе: молотили, веяли, сортировали хлеб.
По окончанию работ в колхозе был получен приказ - всем возвратиться в часть. В марте 1944 года мы тронулись в путь, а наша част в это время была в Молдавии. Передвигаться приходилось пешком, делая по 40-48 км в сутки. Мы наблюдали разбитые города: Киев, Жиромер, Винницу и другие. Дойдя до Молдавии, мы наконец догналисвою часть - 169 запасной стрелковый полк имени Суворова, действующей 40 армии, которой командовал маршал Советского Союза тов. Малиновский.
Нашей ротой командовал капитан Куликов А. Он был призван на военную службу с 3–го курса пединститута. Сам он из Ростова-на-Дону. Был волевой командир и держал высокую дисциплину в роте. Командир батальона был капитан Поносов, тоже имел высшее образование. Во время беседы с офицерским составом, капитан Поносов говорил: "Вы должны уважать наших парторгов, вы не смотрите, что они рядовые, это люди с образованием и имеют большой партийный стаж, а значит
и опыт работы".
Когда мы выбили немцев из столицы Молдавии г.Кишинёва, то он был очень сильно разрушен.
Перейдя границу, мы вступили на территорию Румынии и там провели жестокий бой за город Кымпулунг. Заняв этот город, мы в пустом доме обнаружили на столе генеральскую фуражку и саблю, видимо их владелец так спешил убежать, что не успел захватить своё военное снаряжение.
Мы продвигались с боями по Румынии, освобождая города и населённые пункты. Вскоре мы вступили на территорию Венгрии и там, преодолевая отчаянное сопротивление немцев, продолжали освобождать теперь уже венгерские города.
Вступив в Чехословакию, мы штурмом овладели городом Зволен, который был сильно укреплён и немцы не думали его сдавать. Но продолжительным и тяжёлым боем мы взяли город, за что нашему полку было присвоено звание "Зволенский им. Суворова полк".
Продвигаясь вперёд, мы с упорными боями освободили в Чехословакии три города: Банска – Бтрица, Привидзе, Кремницы, за что от Верховного Главнокомандующего тов. Сталина И.В. получили благодарность.
После освобождения города Привидзе в подвале дома, где находилось гестапо, было обнаружено свыше 40 трупов людей, замученных и закопанных в подвале. Среди них больше половины были женщины. Жители этого города приходили, чтобы опознать своих родных и близких.
Немцы хотя и сопротивлялись, но наши войска наносили им удар за ударом и они всё дальше и дальше откатывались назад, оставляя оккупированную территорию. Все мы чувствовали, что приближается окончательный разгром врага.
Недобитые фашисты рассеивались или уходили в леса Чехословацких Карпат. Чтобы сделать освобожденную территорию более безопасной, мы неоднократно прочёсывали эти леса, уничтожали там немецких захватчиков и многих брали в плен. При прочёсывании лесов немцы сопротивлялись, так что и с нашей стороны тоже было много убитых.
Помню такой эпизод: мы шли целым полком маршем по Чехословакии. Вдруг увидели, что наши разведчики ведут двух немецких пленных. Они остановились и доложили командиру полка, что взяли «языка», двух пленных, причём один из них изменник-власовец. Вёл он себя очень агрессивно, видимо чувствовал, что пленение не обойдётся для него дёшево. Выслушав сообщение разведки, зам. командира полка по политической части вытащил из кобуры браунинг и в упор выстрелил во власовца, тот свалился, издавая дикие крики. Тогда один из разведчиков из автомата дал по лежащему власовцу очередь и добил его. Немца трогать не стали и повели его дальше в штаб.
Вспоминается, что когда мы вступили во вторую столицу Чехословакии город Брно, то наблюдали, как по этому городу вели пленённых немцев – десятки тысяч. Они были укутаны в разное тряпьё на шее, на голове, обуты были многие тоже плохо. Кто в валенках, кто в худых сапогах или ботинках. А начало 1945 года было холодное и давало о себе чувствовать.
По сводкам информбюро было ясно, что война приближается к концу, так как наши вступили на немецкую землю и готовятся взять логово фашисткой Германии - Берлин, а немцы крупными подразделениями сдаются в плен.
Наши войска освободили столицу Венгрии, а затем столицу Чехословакии Прагу. С боями мы продолжали освобождать чехословатскую землю от немецко–фашистских захватчиков, продолжая прочёсывание лесных гористых Карпат, уничтожая разрозненные очаги сопротивления фашистов, а многих брали в плен. Чувствовалось, что приближается конец ненавистной и мучительной войне. Мы стали реже участвовать в операциях. Потом стали доходить слухи, что фашистское командование не сегодня так завтра должно капитулировать.
С первых чисел мая 1945 года мы находились в небольшом городе Чехословакии Свитави и вдруг утром 9 мая 1945 года объявили по всем подразделениям, что война окончена, фашистская армия безоговорочно капитулировала. Сколько было радости. Наше командование распорядилось риготовить для личного состава улучшенный обед и в честь Победы выдать по 150 граммов водки.
Обед для батальона был приготовлен на открытом воздухе, в саду были расставлены столы, так что день Победы мы отмечали в торжественной обстановке, поднимая тосты за нашу Победу.
В этот день 9 мая население города тоже радовалось этому великому событию. Они обнимали красноармейцев, целовали их и выражали большую благодарность за разгром фашистской армии и освобождение их страны от гитлеровской тирании. А вечером жители города и наши военнослужащие продолжали гулянье до поздней ночи. День Победы до конца жизни не изгладится из памяти воинов Советской армии, Советского народа, который пережил ужасы небывалой в истории войны
Наступило время затишья. Правда, и после дня Победы в лесах Чехословакии, не желая сдаваться, продолжали сопротивление немцы,вели бандитский образ жизни.
В начале 1945 года за мужество и отвагу в борьбе с немецкими захватчиками, меня представили к награде. 24 мая 1945 года в деревне Дол–Лоучки в торжественной обстановке перед строем полка полковник Москвичёв вручил мне орден Отечественной войны 2-ой степени. Много награжденных было и в других ротах полка.
Перебазировались в местечко Свитави, где простояли около двух месяцев, занимаясь строевой и политической подготовкой. И лишь небольшиегруппы направляли на прочёсывание леса.
В августе 1945 года было получено правительственное постановление о демобилизации в запас определённых возрастов, куда попал и мой год. Опять стали ждать, когда оформят документы. А в середине августа мы всем полком покинули Чехословакию и двинулись в Советский Союз через Польшу.
Продвигаясь по Польше, мы остановились на отдых и оказалось, что с этого места можно поехать на экскурсию в бывший Освенцимский лагерь смерти, где фашистские изверги замучили и сожгли в газовых печах свыше полутора миллионов французов, евреев, русских, украинцев, финнов, латышей и людей других национальностей. Когда мы приехали в Освенцим, то экскурсовод показал нам груду пепла высотой 1.5 метра. Он рассказывал, что когда привозили очередные жертвы, то на вышках по углам лагеря играл духовой оркестр.
Когда обречённые входили на территорию лагеря, то в проходной, где находился зал ожидания, узников осматривали. Дорогие ценные вещи отбирали: часы, золотые броши, серьги, кулоны. У женщин косы отрезали и, поскольку обречённых была большая масса, то волоса набиралось много, его связывали в тюки и опускали в мочильные ямы. Потом после отмывания и просушки отправляли в Германию, где приготовляли из натурального волоса косы, парики и другие изделия. Всё малоценное: ложки, вилки, чашки, стаканы, мисочки, бельё и прочее выбрасывали.
Я раньше сказал, что при встрече играл духовой оркестр, чтобы создать видимость, что прибывших встречают торжественно. Потом узников заводили в узкий коридор, ведущий к газовой печи. Палач, стоя в стороне в коридоре, подносил сзади факел понюхать. И как только человек понюхал этого вещества, ему становится дурно и что бы избавиться от этого дурмана, он старался броситься куда–нибудь, а сзади очередь и податься ему некуда, а коридор узкий, то он невольно толкал своего соседа вперёд в газовую печь. Таким образом, был изобретён изощрённый метод уничтожения людей. Экскурсовод показал нам мочильную яму, где ещё плавало несколько тюков человеческого волоса.
Ещё один пример метода уничтожения: в лагере установили два железобетонных бака высотой в три метра и диаметром 5–6 метров, туда заводили несколько человек и потом плотно закрывали двери и наполняли его водой и там люди захлёбывались и гибли. Отдельные, более сильные люди, по мере подъёма воды бака вместе с водой поднимались и держались на воде. Сверху с помоста гестаповцы наблюдали за этим и тех, кто не утонул, извлекали из бака и направляли на каторжные работы. Лагерь в Освенциме имел ограждение из двух рядов колючей проволоки с пропущенным по нему электрическим током высокого напряжения, а между рядами проволоки был вырыт ров глубиной свыше двух метров и наполнен водой. Когда мы были на экскурсии в Освенцимском лагере смерти, то там находились военнопленные немцы.
Жители окрестных деревень рассказывали, что от лагеря смерти разносился смрад от сожженных людей, который распространялся на десяток километров.Так немецкие изверги изысканными, позорными методами уничтожали европейские народы.
Продвигаясь по Польской земле в Советский Союз, мы видели, что жители с радостью встречали наших воинов, угощали, кто чем только может: фруктами,овощами и вручали цветы победителям.
Прибыв в Льгов, наш полк некоторое время оставался там, а мы получали документы на увольнение в запас, отправлялись поездом кому куда надо. Я направился в Западный Казахстан за семьёй. Приехав в г.Уральск, мне нужно было добираться ещё 30 км до посёлка Заморённое. Поскольку фронтовиков с радостью встречали, то особых трудностей не составляло найти для себя транспорт. Меня взял шофёр грузовой машины к себе в кабину, он как раз ехал мимо поселка, где находилась моя семья.
Часа через три я был уже дома в кругу своей семьи. Жители посёлка встретили меня с радостью. А те, у которых погиб на фронте сын или муж встречали со слезами. Дело было вечером. Директор детского дома заказал подготовить ужин для встречи, и даже появилась выпивка. Мы сели за стол и торжественно отметили моё возвращение.
Назавтра послали телеграмму старшему сыну, который с 1943 года находился в армии, с просьбой к командованию дать хотя бы кратковременный отпуск сыну, чтобы повидаться с отцом-фронтовиком. Через пять дней сын приехал. Он служил в авиационном училище г.Чкалова, ныне Оренбург, старшим авиамехаником.

Послевоенные годы.

После моего возвращения с фронта мы в Западном Казахстане прожили три недели. Я встал на военный учёт и получил паспорт. А жена увольнялась из детского дома и сдавала дела по складу, где она работала . Закончив все дела, мы в конце сентября 1945 года выехали на верблюдах в г.Уральск, чтобы поездом ехать в г.Орёл. Старший сын Слава остался служить в г.Чкалов.
Демобилизовался он только в 1951 г.
В Орёл приехали в октябре. Город был сильно разрушен. Шел снег – позёмка, гололед, холодище. А мы с детьми и не знали, где нам придётся остановиться, так как наша квартира оказалась занята. Нас приютил наш давний знакомый. У него была своя семья из семи человек, но они нас с радостью приняли и мы кое-как разместились: их семь человек нас 5 человек, так мы прожили больше месяца в такой тесноте.
Я стал работать на довоенной должности управляющим областной конторы «Облводстрой». Несмотря на тяжёлое положение с жильём, мы получили в старом доме на 2-ом этаже комнату в 8 кв.метров. Теснота была невыносимая. Поставили двуспальную кровать, а для её расширения на чемоданы положили доски и спали на этой кровати всей семьёй – поперёк. К окну поставили столик, а в конце комнаты стояла плита. Было очень тесно, но всё-таки лучше, чем на чужой квартире.
После того, как моя семья бежала из Орла от немцев, оставив квартиру и всё имущество, соседи взяли из нашей квартиры двуспальную кровать, перину и швейную машинку. После нашего возвращения в Орёл они вернули нам наши вещи.Так что быт стал потихоньку налаживаться. С продуктами в то время было тяжело, но этот вопрос разрешился: мне с семьёй выдали карточки на
снабжение продуктами по 2-ой категории, которая была удовлетворительная.
Возвратившись из эвакуации, мы из одежды и обуви почти ничего не имели. Из американских вещей, которые были передан Советскому Союзу по ленд–лизу, мы получили довольно внушительную помощь: одеждой, обувью и бельём, платье для жены и детей. Все эти вещи были в употреблении, но довольно крепкие и приличные, так что и этот вопрос разрешился положительно.
Работая управляющим «Облводстрой», мы вскоре наладили работу по проектированию гидротехнических сооружений и их строительству, то есть мостов, плотин, водосливов, а так же по бурению скважин для водоснабжения животноводческих ферм и населения, по работам, связанными с добычей торфа на топливо и удобрения.
Через некоторое время меня назначили директором Орловской областной школы мелиораторов, которая должна была готовить специалистов по орошению, а именно машинистов насосных установок, буровых мастеров, десятников-мелиораторов.
Машинисты и буровые мастера обучались 6 месяцев, десятники мелиораторы один год. Набор проводился с образованием 10 и 8 классов.
Проработал я директором школы девять лет. Вёл так же в школе и преподавательскую работу по предметам: конституция СССР, водоснабжение и орошение. За 9 лет существования школы мы подготовили специалистов разных специальностей около двух тысяч человек.
Ввиду надломленного здоровья, двукратного ранения и контузии, врачи рекомендовали мне перейти на более спокойную работу.
В 1957 году я перешёл работать на должность заведующего техническим архивом и технической библиотекой.На этой должности я проработал 13 лет. В июне 1970 года я прекратил работу и перешёл на пенсию.