С Верхней Хортицы в 1935 году я был призван в Красную Армию и направлен служить в Восточную Сибирь в пограничные и внутренние войска НКВД. А Ваша мама и бабушка Валя с маленьким Витей переехала в Григорьевку к своим родителям.

   В городе Иркутске я закончил полковую школу и получил звание старшего сержанта. В период учёбы в школе, я был избран секретарём комитета комсомола школы.

   В 1936 году в нашей стране возникло Стахановское движение, которое распространилось и на вооружённые силы. Будучи курсантом полковой школы, я стал первым стахановцем своей части и в этом же 1936 году был на приёме у командующего пограничными и внутренними войсками НКВД Восточной Сибири и Забайкалья. На этом приёме я был награждён именными часами.

   В 1937 году там же в полковой школе, я был принят в ряды КПСС. В конце 1938 года, по окончании срочной службы, я возвратился в Запорожье. Запорожский горком партии направил меня на работу политруком военно-учебного пункта противовоздушной и химической обороны, где я проработал до 1939 года. В 1939 году была образована Запорожская область и я был назначен членом оргбюро Запорожского областного совета ДОСААФ и начальником противовоздушной и химической обороны областного совета.

   В январе 1940 года, когда шла финская война, я был отозван с этой работы Запорожским областным военкоматом и направлен в Днепропетровск на работу старшего инструктора политотдела Днепропетровских курсов усовершенствования командного состава запаса. В феврале 1940 года приказом министра обороны, мне было присвоено военное звание политрука.

     19 июня 1941 года, т.е. за три дня до начала войны, из политуправления Одесского военного округа, поступила телеграмма, чтобы меня немедленно откомандировали в отдел кадров Одесского военного округа. Выехал я в Одессу 22 июня 1941 года, когда уже полыхала война. В пути следования в Одессу, поезд которым я ехал, несколько раз подвергался бомбёжке фашистской авиацией. Под беспрерывной бомбёжкой находилась и Одесса. В отделе кадров политуправления мне вручили направление в 65-ю истребительную авиадивизию, которая дислоцировалась в Молдавии в 10 км от Румынской границы, в местечке Сарата. Добирался я туда всеми возможными средствами. Ехал на товарных поездах и попутных автомашинах, которые не редко попадали под бомбёжку и обстрел немецких самолётов.

   В часть я прибыл 27 июня 1941 года. Назначен я был в эту дивизию старшим инструктором политотдела. Дивизия в это время уже вела бои с немецкими и румынскими войсками. Истребители сопровождали наши бомбардировщики «СБ», которые летали бомбить переправы через реку Прут и скопление войск у нашей границы. На этом участке фронта проходили сильные бои нашего конного корпуса, который своим ходом был переброшен из Крыма и схода вступил в бой против не обученной и плохо вооружённой Румынской пехоты, переправившейся через реку Прут на нашу землю. Конница этого корпуса рубила румынскую пехоту клинками и расстреливала из танкеток, которые были приданы конному корпусу. В этом бою румыны были отброшены за нашу границу и мы очень радовались этому событию. И вдруг неожиданно через несколько дней поступил приказ, нашей дивизии перебазироваться под Одессу на аэродром железнодорожной станции Колосовка. Для нас было не понятно - для чего это делается? И только тогда, когда мы перебазировались на новое место, мы узнали о том, что немецкие войска уже находятся под Днепропетровском и Запорожьем. Это грозило тем, что наша южная группировка войск могла быть отрезана и окружена в Молдавии.

   После стремительного продвижения немецких войск вниз по правобережью Днепра, наша дивизия вновь была передислоцирована под Мелитополь на аэродром районного центра Акимовка. Отсюда мы вели боевые действия по переправам через Днепр в районе Каховки. И вот тут в районе Акимовки я оказался в тяжелейшем положении. Я знал, что моя семья из Днепропетровска переехала под Запорожье к своим родителям. И теперь знал, что Запорожье уже находится под обстрелом немецкой артиллерии. Знал также о том, что с Григорьевки она сама не сможет эвакуироваться куда то в тыл страны. Прекрасно понимал о том, что если она останется на оккупированной территории, то она будет уничтожена немецкими извергами и нашими предателями.

   Я уже говорил о том, что в 30-е годы я здесь в Григорьевке и окружающих её сёлах работал уполномоченным по хлебозаготовкам, коллективизации и раскулачиванию. Знал о том, что обиженные мною люди в тот период, обязательно сведут счёты с моей семьёй. От всего этого я не находил себе места. И вот в одну из ночей, я обратился к начальнику контрразведки дивизии с просьбой дать мне его грузовую автомашину, чтобы мне ночью съездить за 100 км под Запорожье и вывезти от туда свою семью. Он согласился на это, но шофёра предупредил, чтобы он к утру был в части. Так, что ночью уже под обстрелом немецкой артиллерии, я вывез свою семью под Мелитополь, куда ещё не подошли немцы. Считаю, что этим я спас Вашу маму, бабушку и Вас самих, Витя и Саша, от неминуемой гибели.  

   Из под Мелитополя дивизия отходила к новому месту базирования и вместе с дивизией ехала автомашина райвоенкомата, на которой были семьи работников райвоенкомата и моя семья. Следующим местом базирования был город Шахты в Донбассе. От туда моя семья, (жена - Белоусова Валентина Васильевна, сыновья: Белоусов Виктор Николаевич (1934 г.р.) и Белоусов Александр Николаевич (1940г.р.)) и семьи работников Акимовского райвоенкомата были эвакуированы в тыл страны.

   В течении 8 месяцев, я не знал где находится моя семья и какова её судьба, хотя не мало прилагал усилий, чтобы найти её. В последствии на эту тему я написал такое стихотворение:

                     Сыновья.

          Как птенцы с гнезда разлетелись Вы

          Дорогие мне сыновья

          Вы избрали путь по которому

          Много лет назад шёл и я

Служба в армии не легка всегда

Но особенно в грозный час

Когда крошками беззащитными

Уходя на фронт я оставил Вас

          Под обстрелами и бомбёжками

          Уходили Вы от войны

          Вместе с армией отступающей

          Пробирались в глубь страны

Чуть живым тогда на руках несла

Тебя младший сын Ваша мать

Тяжело пришлось в этот грозный час

Жизнь твою мой сын отстоять

          Много месяцев я не знал где Вы

          Трудно было Вас разыскать

          Но для этого с фронта в тыл страны

          Много писем пришлось отослать

Сколько радости пережито мной

В тот заветный день и тот час

Когда весточку долгожданную

Получил на фронт я о Вас

          Сообщили мне из Сороченска

          Что живёте Вы в том краю

          Я счастливым был как никто тогда

          Ведь нашёл свою я семью

Много тяжестей пережили Вы

Там за Волгою в дни войны

Но усилием Вашей матери

Были Вы тогда спасены

          На войне и мне не легко было

          Тяжело пришлось воевать

          И особенно в первый год войны

          Когда нам пришлось отступать

Второй год войны - переломным был

Мы вперёд пошли и тогда

Нас встречали вновь

Пострадавшие и сожжённые города

          Враг повержен был в его логове

          Но пока это сбылось

          Сколько ужасов пережил народ

          Сколько крови, слёз пролилось

Так служите же сыновья мои

Будьте бдительны и верны

Укрепляйте мощь нашей Армии

Чтобы не было вновь войны.

          январь 1963 года

   На аэродроме города Шахты мы получили новые самолёты: истребители «Миг-1», штурмовики «Ил-2» и пикирующие бомбардировщики «Пе-2». Получили также пополнение лётчиков и в скором времени перебазировались ближе к фронту под Запорожье на аэродром «Гуляй-Поле». От туда мы летали на бомбардировку и штурмовку переправ через Днепр в районе Днепропетровска и Запорожья. В дальнейшем обороняли Донбасс, подступы к Сталингаду, участвовали в Изюм-Барвенковской операции. Аэродром наш был недалеко от Лисичанска в селе Кабанье. Там у нас произошёл такой случай: группа штурмовиков полетела штурмовать танковую колонну немцев, которая змеёй двигалась в направлении Сталинграда. Наши штурмовики прикрывали истребители, а танковую колонну немцев так же прикрывали «Мессершмитты». Над лесным массивом в районе Барвенково завязался воздушный бой в котором принимало участие более 20 самолётов с обоих сторон. В этом бою был сбит на штурмовике один из лучших лётчиков 7-го гвардейского полка Виктор Шахов. Возвращавшиеся лётчики с этого задания доложили командиру полка о том, что на их глазах был сбит В.Шахов и они видели, что самолёт упал на территории занятой противником. Узнав об этом, все мы были очень огорчены этой потерей, так как В.Шахов был замечательным человеком и любимцем всей нашей дивизии. К этому времени он имел уже три боевые награды. Командир дивизии дал указание послать извещение на родину Виктора Шахова и выразить соболезнование его родителям. В извещении было указано, что он погиб смертью героя в боях с немецко-фашистскими оккупантами. Извещение было отправлено.

   После этого у нас было ещё несколько потерь замечательных лётчиков и мы как то уже стали забывать о гибели Виктора Шахова. И вдруг месяца через три, командир 7-го гвардейского полка получает открытку за подписью Виктора Шахова. Эта весть молниеносно разлетелась по всей нашей дивизии. В своей открытке В.Шахов сообщил, что он находится в военном госпитале города Астрахани и что у него ампутированы обе ноги и больше о себе ничего не сообщал. Командир дивизии, прочитав эту открытку, даёт указание командиру полка, собрать немного денег у лётчиков, закупить подарки и послать в Астрахань связной самолёт, на котором отвезти подарки и подробнее узнать что же случилось с Виктором Шаховым. Всё это было сделано, и к нему полетели его два товарища. По возвращению из Астрахани, они рассказали следующую историю: когда был сбит самолёт Шахова и объятый пламенем и чёрным дымом падал в лес, Шахов выпрыгнул на парашюте с горящего самолёта. Событие это происходило в феврале 1942 года. Земля в это время была покрыта обильным снегом и стояли сильные морозы.  

   Шахов летал на задание в унтах. И вот когда он спускался на парашюте, у него в воздухе свалились оба унта. Приземлился он в лесу далеко от того места, где упал самолёт и свалились его унты. Оказался он в лесу на снегу и только в одних носках. Он рассказал своим товарищам, что на земле он сначала сориентировался, где он находится по отношению к линии фронта, затем по снегу стал бежать в носках по направлению, откуда были слышны выстрелы. Бежал он лесом по сугробам снега до тех пор, пока силы его начали иссекать, а ноги и руки коченели от мороза. Потеряв силы для бега и ходьбы, он стал ползти на четвереньках, и полз до тех пор, пока свалился в сугроб снега и стал усыпать. Рук и ног он уже не чувствовал. Потом, как бы сквозь сон, он услышал лай собак бегущих к нему, и в след за собаками подошёл к нему лесник. Увидев, что это лежит человек в лётной форме, он быстро возвратился к себе в дом, откуда пригласил двух своих дочерей, которые взяли с собой салазки, положили на них Шахова и привезли к себе в дом. Там они сразу же начали оттирать снегом руки и ноги Шахова. Руки немного поддались оттиранию, а ноги уже были чёрными и никакому оттиранию не поддавались.

   Пролежал Шахов несколько дней в избе лесника, а затем начал просить лесника, чтобы его каким либо способом переправили за линию фронта к своим частям. Лесник согласился это сделать. Он приспособил салазки так, чтобы в них можно было положить человека, т.е. Шахова, а затем на него наложили не большую копну сена. Эти салазки с нагруженным сеном две дочери лесника повезли в направлении к линии фронта. Но так как сплошной линии фронта в этот период не было, им удалось доставить Шахова в нашу какую то танковую часть. Там сразу же его отправили в санитарный батальон, а от туда самолётом он был отправлен в Астраханский военный госпиталь, где ему ампутировали обе ноги. В то время, когда к нему прилетели товарищи по полку, он уже начинал учиться ходить на протезах. Лётчики эти оставили ему подарки и возвратились к себе в часть, где и рассказали нам всю эту историю. Но на этом история с Виктором Шаховым не закончилась…

    Дивизия наша продолжала вести тяжёлые оборонительные бои и отходила в направлении Северного Кавказа. К концу 1942 года мы потеряли много лётчиков и много самолётов. Дивизия была отведена на переформирование в район Гудермеса под город Грозный. От туда в срочном порядке оставшиеся в живых лётчики во главе с командиром дивизии, на транспортном самолёте были направлены в город Куйбышев для получения новых самолётов и пополнения лётчиков  из 1-ой запасной авиабригады, которая дислоцировалась в Куйбышеве. В качестве комиссара этой группы, в Куйбышев полетел и я. Размещались мы на аэродроме Зубчаниновка, там же получали новые самолёты «Ил-2» и новое пополнение лётчиков. И вот через несколько дней после нашего прилёта в Куйбышев, на аэродроме Зубчаниновка появился Виктор Шахов. Шёл он на протезах, опираясь на одну палочку. Мы с командиром дивизии генерал-майором Гетьман Семёном Григорьевичем, встретили его с огромной радостью и были крайне удивлены, почему он здесь оказался. Он нам рассказал следующую историю: когда закончилось его лечение в Астраханском госпитале, он должен был пройти медицинскую комиссию на предмет увольнения его из армии. Эта медицинская комиссия осмотрела его и начала решать, как с ним поступить. У этой комиссии был приказ: «если человек потерял на войне левую ногу, он подлежит увольнению, если потерял правую ногу, тоже подлежит увольнению». А в той инструкции не было указано, что если человек потерял обе ноги, то тоже подлежит увольнению. И вот инвалида без обоих ног не увольняли из армии, а из Астраханского военного госпиталя направили в 1-ю запасную авиабригаду, для использования на штабной работе. Направили его туда на должность помощника какого то начальника отдела. Узнав о том, что мы прилетаем за получением самолётов, он пришёл к командиру дивизии с просьбой, чтобы мы его взяли с собой на фронт. Командир дивизии в начале поколебался с ответом, а затем посоветовался с лётчиками и со мной и сказал Шахову: «Вылетать на фронт будем такого то числа, вот в этот день приходи сюда на аэродром и полетишь с нами на транспортом самолёте». В день нашего отлёта В.Шахов появился на аэродроме с маленьким чемоданом и с палочкой в руке. Взяли мы его на транспортный самолёт и улетели к месту базирования дивизии под город Грозный. В дивизии, В.Шахов также был определён на штабную работу. Но вскоре он начал просить командира дивизии, чтобы ему разрешили тренироваться с протезами летать на штурмовике «Ил-2». И эта его просьба была удовлетворена. Он упорно тренировался и уже самостоятельно летал на штурмовике. Несколько раз просился летать на боевое задание, но ему этого не разрешали. По прежнему он числился на штабной работе, но основное время он находился вместе с лётчиками. Во время войны лётчикам к ужину ежедневно давали фронтовые 100 грамм водки. И вот Виктор Шахов всегда аккуратно приходил на ужин вместе с лётчиками. Из уважения к нему и его горю, каждый лётчик из своей порции по немного отливали В.Шахову. Таким образом ему доставалось больше водки, чем кому либо из лётчиков. Всё это привело к тому, что Шахов часто был в нетрезвом состоянии, и это грозило для него плохими последствиями. По этому вопросу были неоднократные разговоры с командиром дивизии о том, что дальше делать с Виктором Шаховым. И после всех этих разговоров было принято решение направить его в Москву на учёбу в военную академию. После некоторых колебаний В.Шахов согласился ехать на учёбу. В академию он был зачислен, проучился там несколько месяцев, а затем и от туда бежал. Он снова пытался попасть на фронт в свою дивизию. Но попасть на Кавказ в то время можно было только через среднюю Азию, через Красноводск и Каспийское море. В пути следования по средней Азии В.Шахов заболел тифом и был помещён в какой то госпиталь. После выздоровления от тифа он приехал в Тбилиси и там как будто поступил на работу в гражданскую авиацию. Дальнейшая его судьба мне не известна. А жаль, хотелось бы знать, как сложилась дальнейшая судьба этого замечательного человека.

   Получив новые самолёты и новое пополнение лётчиков, дивизия к концу 1942 года перебазировалась на аэродром города Грозного. К этому времени немецкие войска форсировали реку Терек и заняли местечко Гизель. Туда они подтянули значительное количество танков, бронемашин, артиллерии и другой боевой техники. Отсюда готовилось нанесение ударов по городам Орджоникидзе (ныне Владикавказ) и Грозному. До этого город Грозный не подвергался бомбардировкам немецкой авиации. Видимо немецкое командование рассчитывало взять его с действующими нефтеперерабатывающими заводами и нефтяными скважинами. Но когда под Сталинградом (ныне Волгоград) была окружена и уничтожена Сталинградская группировка немцев, на город Грозный был произведён звёздный налёт 75 немецких бомбардировщиков «Ю-88», было сброшено огромное количество фугасных и зажигательных бомб. Город Грозный горел в течении 7-10 дней. Языки огня подымались на 200-300 метров, а чёрный дым распространялся пеленой на 100-150 километров вокруг города. При этом налёте нашей зенитной артиллерией было сбито 27 немецких бомбардировщиков, обломки которых в последствии были свезены на одну из площадей города.

   В этот период времени наша 230-я штурмовая авиационная Кубанская Краснознамённая ордена Суворова дивизия получила приказ нанести бомбовый и штурмовой удар по немецкой группировке войск в местечке Гизель. Удар должен был наносится комбинированный: бомбами и фосфором. Перед этим мы с самолётов сбросили листовки к населению этих мест, чтобы они уходили в горы. Удар наносился эскадрильями. Первая из них бомбила фугасными и зажигательными бомбами, вторая из выливных авиаприборов «ВАП», поливала технику и живую силу противника – фосфором. Фосфор применялся в виде дождя. Он падал на землю – земля горела, на технику – техника горела, на людей – люди горели. В этой операции принимало участие более 80 наших штурмовиков и истребителей. В этот бой были введены танковые и пехотные войска, которые отбросили немцев за реку Терек и с этого времени началось массовое бегство немецкой армии с пределов Северного Кавказа.

   На второй день после это удара по местечку Гизель, туда была послана автомашина со штабными работниками и фотографом. В их числе был и я, как представитель политотдела. В нашу задачу входило: посмотреть и сфотографировать результаты работы авиации. А результаты были такие: чтобы пройти по улице Гизеля, надо было переступать через обгоревшие трупы немецких солдат. Во дворах Гизеля стояли скелеты обгоревшей немецкой техники. Всё это нами было сфотографировано и отправлено вышестоящему командованию. После этих операций нашей Армией, 230 шад очень быстро продвигалась по просторам Северного Кавказа. На аэродромах мы сидели не более 2-3 суток и уже наши штурмовики не могли доставать отступающего противника.

   С аэродромов под городом Грозным, следующим местом базирования 230 шад была намечена станица Стодеревская на реке Терек. Немецко-фашистские войска в этой станице были всего лишь две недели. Перед этим ещё с аэродрома города Грозного, мы наносили бомбовые и штурмовые удары по танкам, бронемашинам и живой силе противника занявшего станицу Стодеревскую. В один из таких вылетов, группу штурмовиков повёл командир авиационной эскадрильи, майор Галущенко. В эту группу входил лётчик Пётр Руденко. Это был молодой лётчик комсомолец, который к концу 1942 года совершил в 7-м гвардейском полку более 100 боевых вылетов на штурмовку и бомбёжку вражеских войск. В это время уже было постановление Ставки Верховного Главнокомандования о том, что лётчиков штурмовой авиации совершивших более 100 успешных боевых вылетов по разгрому врага, представлять к званию героев Советского Союза. К этому высокому званию был представлен Пётр Руденко. В районе станицы Стодеревской, эту группу штурмовиков, которую возглавил майор Галущенко, атаковала большая группа «Мессершмиттов». В воздухе завязался воздушный бой. Майор Галущенко вместо того чтобы руководить в бою своими самолётами, снизился до бреющего полёта и ушёл на свою территорию. В этом воздушном бою был сбит Пётр Руденко. Наши лётчики видели, что его самолёт упал не далеко от станицы Стодеревской.

   Позднее, когда эта станица была освобождена от немецко-фашистких войск, туда перебазировалась наша дивизия. В составе передовой команды на самолёте «По-2» (или У-2) туда улетел и я. Мне было поручено командиром дивизии найти место падения самолёта Петра Руденко, на которого через два дня после его гибели пришёл Указ Президиума Верховного Совета СССР о присвоении ему звания Героя Советского Союза. Прилетев на аэродром станицы Стодеревской, я стал расспрашивать местных жителей: « Где падали наши сбитые врагом самолёт?». Один пожилой мужчина согласился показать место падения самолёта, причём сказал, что там же возле самолёта лежал и погибший лётчик.

   Когда мы подъехали к самолёту, на обломках его фюзеляжа можно было определить его №. Но погибшего лётчика возле самолёта не было видно. Я спросил у приехавшего со мной гражданина: «На каком месте он видел труп погибшего лётчика?». Он мне указал это место. На этом месте действительно была рыхлая земля и как бы насыпанная не большая могилка. Я лопатой разгорнул немного земли и почувствовал, что на глубине одного штыка лопаты находится труп. Вместе с эти человеком мы отрыли труп. Опознать этот труп было нельзя. Волосы его головы вместе с кожей были сорваны и закрывали лицо. Кости все были изломаны и длина этого человека достигала почти трёх метров. У него был разорван живот и кишки находились наружу. Я проверил его карманы, в которых ничего не оказалось, видимо все его документы забрали немцы. Только в кармашке брюк, где обычно хранятся карманные часы, был обнаружен хронометр, по номеру которого мы установили, что это было тело Петра Руденко.   

   Похоронили мы его на центральной площади станицы Стодеревской со всеми почестями, как Героя Советского Союза отдавшего свою молодую жизнь в борьбе за освобождение нашей Родины от фашистских варваров. Надеюсь, что его могила и памятник свято хранятся жителями станицы Стодеревской (похоронен в станице Галюгаевская Курского района Ставропольского края), что на неё возлагаются живые цветы жителями этой станицы, за освобождение которой он отдал свою жизнь.

   Печально и нелепо сложилась судьба майора Галущенко, который был повинен в гибели Героя Советского Союза Петра Руденко. За бегство с поля боя он не получил никакого наказания. А при похоронах Петра Руденко, он попросил разрешения у командира дивизии, на своём штурмовике подняться в воздух и пролететь над площадью где мы хоронили П.Руденко. Командир дивизии разрешил ему это сделать. Но он, вопреки всяким инструкциям по эксплуатации самолёта «Ил-2», над площадью станицы Стодеревской в воздухе сделал два переворота вокруг своей оси на своём штурмовике. За этот трюк и лихачество командир дивизии отругал его и предупредил, чтобы он больше этого не делал.

   После станицы Стодеревской, как я уже говорил, мы очень быстро с боями продвигались по Северному Кавказу, Ставрополью и Краснодарскому краю и дошли до Тамани, где была создана оборонительная линия немцев, так называемая «Голубая линия», о которой я также уже говорил. И вот при штурме этой линии, большую группу штурмовиков повёл в бой командир 7-го гвардейского полка подполковник Зуб Николай Антонович.  

   До войны он был лётчиком гражданского воздушного флота. В начале войны переучился на самолёте «Ил-2» и был бесстрашным, смелым и уже опытным лётчиком. Был он в этом полку командиром авиационной эскадрильи, а затем командиром полка. На «Голубой линии» он повёл в бой свыше 50 штурмовиков. Впереди этой колонны ведущим летел он и два его заместителя, командиры авиаэскадрилий других полков. «Голубая линия» обороны немцев прикрывалась огромным количеством зенитных батарей. Увидев такую армаду наших штурмовиков, немецкие зенитчики сосредоточили весь свой огонь по впереди идущему звену самолётов. Они знали, что такое количество авиации ведут в бой или командир дивизии, или командир полка. Этим огнём зенитных батарей противника были сбиты все три идущих впереди самолёта. Упали они на территории занятой противником и все погибли. Вместо погибшего командира 7-го гвардейского полка гвардии подполковника Зуб Н.А., исполняющим обязанности командира полка был назначен майор Галущенко, о котором я уже говорил.  

   После прорыва «Голубой линии», наша дивизия базировалась в станице Ахтанизовской, откуда вело боевые действия по отступающему противнику. И вот здесь произошёл такой случай: к исполняющему обязанности командиру полка майору Галущенко из другой авиачасти прибыл его друг. На квартире Галущенко, они устроили попойку с приглашёнными женщинами, которая продолжалась всю ночь. Утром Галущенко со своим другом выехали на аэродром и майор Галущенко решил показать своему другу, как он умеет летать на самолёте «Ил-2». Он сел в самолёт, вырулил его на взлётную полосу и пошёл на взлёт. Над аэродромом он прошёл бреющим полётом, а потом свечой пошёл в верх. На высоте 700-800 метров от земли сделал перевороты такие, как он делал над площадью в станице Стодеревской при похоронах лётчика Руденко. После этого он снизился и снова над аэродромом прошёл бреющим полётом. Затем опять свечой пошёл в верх и вскочил в набежавшее облако. Присутствовавшие на аэродроме видели как с этого облака он вывалился в штопоре и в штопоре снижался до 500-600 метров от земли. Затем он всё же вырвал машину из штопора, дал сильный газ и машина с резким снижением и большим рёвом двигателя врезался в землю. Двигатель на несколько метров ушёл в грунт, а обломки плоскостей и фюзеляжа полетели вперёд на 400-500 метров. От майора Галущенко и его воздушного стрелка было собрано несколько кусочков человеческого тела, которое мы захоронили на кладбище станицы Ахтанизовской. Вот так он показал своему другу, как он умеет летать на штурмовике.

   При наступлении по Северному Кавказу, мы как правило садились на тех же аэродромах, на которых сидели при отступлении и нередко пользовались теми же бомбами, которые были оставлены при отступлении. Хотя аэродромщики докладывали, что все боеприпасы были взорваны после нашего ухода с аэродрома.

   На всю жизнь мне останется в памяти случай, который я видел в Ставрополе. На Ставропольский аэродром мы садились при отступлении и на него же сели при наступлении. Аэродром там находился на значительном расстоянии от города. И как правило, на него мы ездили на автомашинах. Но как то один раз боевые вылеты закончились рано и группа лётчиков и обслуживающего персонала, в числе которых был и я, решили пойти пешком в город где мы были расквартированы. Пошли мы не по дороге, а на прямую, чтобы сократить путь. Проходили мы мимо какого то леска или рощи. И вдруг к нам донеслись какие то тревожные голоса. Послышался женский плач и какие то причитания. Мы все решили пойти в эту рощу и узнать в чём там дело. Когда мы подошли ближе к этой роще, мы увидели там огромную бомбовую воронку, которая полностью была завалена человеческими трупами. В этой воронке по трупам ходили люди и искали своих родственников, которые были увезены и расстреляны немцами перед отходом их из Ставрополя. Среди трупов были мужчины, женщины и старики. Эта ужасная картина произвела на нас такое впечатление, что мы готовы были громить фашистских варваров до полного их уничтожения.

   После Ставрополя, мы сели на аэродром Краснодара. Когда мы туда перелетели Краснодар ещё горел, подожженный фашистскими варварами перед тем, как оставить его.

   В политотдел нашей дивизии обращались люди, которые рассказывали о неимоверных зверствах чинимых фашистскими варварами. Там же в Краснодаре мне довелось беседовать с человеком, который побывал в немецкой «душегубке», и только случайно остался живым. О рассказал нам такую историю: при вступлении немцев в Краснодар, они сразу же начали готовить помещения для своих госпиталей. Как правило, для этих целей они брали наши госпиталя и больницы. В одной из этих больниц и находился наш собеседник. Буквально на второй день после вступления немцев в Краснодар, к их больнице подъехала крытая автомашина и вошедший в больницу немецкий офицер через переводчика объявил, что всех больных будут перевозить в другое помещение, а это здание будет занято под госпиталь для немецких солдат. Тут же немецкие солдаты начали выводить и выносить больных и заталкивать их в эту крытую автомашину. Заполнив её до отказа, эта машина отъехала, а на её место подъехала другая и так эти машины работали пока больница полностью не была освобождена.

   В одной из этих машин был увезён и наш собеседник. Он сообщил, что только машина тронулась с места, была захлопнута задняя дверь и больные сразу же почувствовали, что в машину поступает газ из выхлопной трубы. В машине поднялся крик, плач и истерика. Наш собеседник догадался в чём дело, он быстро снял с себя нижнюю рубашку, намочил её своей мочой и закрыл этой рубахой рот и нос. Через не большой промежуток времени в машине всё утихло и все её «пассажиры» были мертвы. Наш собеседник также потерял сознание и лежал вместе со всеми трупами. Машина эта подъехала к противотанковому рву, вырытому Краснодарцами для обороны своего города. И тут же немецкие солдаты начали выбрасывать из машины привезённые трупы в противотанковый ров. В месте с другими трупами был выброшен и наш собеседник. Пролежав там в противотанковом рву несколько часов, он пришёл в себя и вечером выбрался из этого рва и ушёл в какой то близлежащий населённый пункт, где ему была оказана помощь до выздоровления.

   Из Краснодара наша дивизия перебазировалась в станицу Тимошовская и от туда вела боевые действия по освобождению Тамани. Летом 1943 года немецкие войска закрепились на «Голубой линии» и быстрое продвижение наших войск по освобождению Тамани прекратилось. Шли ожесточённые бои по прорыву этой линии. В них принимало участие огромное количество авиации с обоих сторон. В воздухе беспрерывно шли воздушные бои и в этих боях наша авиация завоевала господство в воздухе.

    Наши войска готовились к решительному штурму «Голубой линии». Перед началом этого штурма, наша дивизия получила задание поставить дымовую завесу над передним краем противника. Для этой цели было выделено и оборудовано 12 штурмовиков снабжённых дымовыми шашками, реактивными снарядами, так называемыми Р.С. и малокалиберными пушками. Над передним краем обороны противника, они должны были пройти на высоте 15-20 метров и закрыть передний край дымом, чтобы дать возможность нашей пехоте под прикрытием дыма ворваться в окопы немцев и прорвать передний край обороны. Эта операция по постановке дымовой завесы была поручена нашей единственной лётчице на штурмовике Анне Егоровой.

   Анна Егорова пришла к нам в дивизию в 1942 году. До войны она и её муж работали инструкторами аэроклуба ДОСААФ. Когда грянула война, они добровольцами ушли на фронт. Вначале они оба работали связистами на своих «По-2». А затем Аня попросилась, чтобы её послали переучиться на самолёт «Ил-2», т.е. на штурмовик, который уже в то время был грозой для немецких войск.

   Немцы его не случайно называли «Чёрной смертью». Имея опыт инструктора, Егорова быстро овладела самолётом «Ил-2» и прибыла для дальнейшего прохождения службы в наш 805 штурмовой авиационный полк. Командовал этим полком замечательный лётчик и человек полковник Михаил Козин. Он с большим уважением и любовью принял в свою полковую семью эту скромную и бесстрашную женщину. Вначале она была рядовым лётчиком. Затем была командиром звена, а к моменту штурма «Голубой линии» она была заместителем командира авиаэскадрильи. Получив это ответственное задание Аня Егорова тщательно проинструктировала своих ведомых лётчиков и в назначенный час повела их на выполнение этой задачи.

   Оборонительная система немцев на «Голубой линии» была построена следующим образом: была первая линия окопов и траншей, где находилась пехота с автоматами, винтовками и пулемётами. Вторая линия окопов и траншей занималась миномётами, противотанковыми ружьями и другим снаряжением. Третья линия окопов и траншей, была оборудована для жилья и питания солдат, находящихся на переднем крае. За прошедший период войны ни со стороны немцев, ни с нашей стороны отравляющие газы не применялись, но разговоров о них было много. Однако немецкие солдаты выходили на передний край без противогазов, а противогазы находились в третьей линии окопов, которая была предназначена для жилья. И вот когда над переднем краем обороны противника, внезапно на высоте 15-20 метров пронеслись 12 штурмовиков, открывших ураганный огонь реактивных снарядов, пушек, пулемётов и пустивших густую пелену едкого дыма, который закрывал весь передний край обороны противника. В окопах немцев поднялась паника. Они этот дым приняли за отравляющие вещества. Но так как у них не было с собой противогазов, они бросали своё оружие и по траншеям бежали к третьей полосе окопов, где находились их противогазы. В это время наша пехота под прикрытием дыма ворвались в пустые окопы переднего края, затем во вторые окопы и настигла немецких солдат только в третьей полосе окопов, где проходила рукопашная схватка с находившимися там  в панике немецкими солдатами.Вслед за пехотой и действиями нашей авиации в бой были введены танки, бронемашины и «Голубая линия» немцев была прорвана.

   Возвратившись на свой аэродром, Аня Егорова доложила о выполнении задания. А на второй день, к нам в дивизию прибыл посланец от командующего 4 воздушной армии (ВА), который от его имени вручил Анне Егоровой и всем лётчикам, принимавшим участие в постановке дымовой завесы, ордена боевого красного знамени.

   После прорыва «Голубой линии», 805 штурмовой полк, в котором была Аня Егорова, забрали от нас во вновь формирующийся штурмовой авиационный корпус, который входил в состав 1-го Украинского фронта. Через некоторое время, мы узнали, что командир этого полка полковник Козин погиб при выполнении боевого задания. А ещё позднее узнали, что Аня Егорова, уже будучи заместителем командира полка, повела в бой большую группу штурмовиков и так же зенитной артиллерией была сбита над территорией противника. Ведомые её лётчики видели, как в горящем самолёте она падала над каким-то лесным массивом. Тогда же мы узнали, что указом президиума Верховного Совета СССР, Анне Егоровой посмертно присвоено звание Героя Советского Союза.

   Время шло, война продолжалась. После освобождения Тамани, наша дивизия принимала участие в форсировании Керченского пролива, освобождении Керчи и всего Крыма, к чему я ещё вернусь. Затем 4-я ВА, куда входила наша 230-я ШАД, была переброшена на 2-й Белорусский фронт. Участвовали мы в боях по освобождению Белоруссии, взятии Кенигсберга, освобождении Данцига, Гдыни, Цопота и вышли на реку Одер. В это время наши войска штурмом взяли город Штетин. В этом немецком городе оказался концлагерь, специально созданный для наших пленных лётчиков. В этом же лагере оказалась и наша Аня Егорова. Была она в тяжелейшем состоянии. Узнав об этом, командующий 4ВА, ныне покойный главный маршал авиации Вершинин Константин Андреевич немедленно послал специальный для переброски Егоровой в Московский авиационный госпиталь, где её жизнь была спасена.

   После мы узнали подробности о том, что произошло там над лесом, где она была сбита зенитной артиллерией противника. Её горящий самолёт упал на деревья леса от которых произошла амортизация. От этой амортизации она была выброшена из самолёта и при падении у неё оказались поломанными позвоночник, руки и ноги. К месту падения её самолёта прибыли немецкие солдаты, которые подобрали её, оказали ей какую то помощь и отправили в Штетинский концлагерь. В этом концлагере находился наш пленный врач, кажется из Новосибирска, и он лечил там в лагере нашу Аню Егорову. Сейчас она жива и здорова, живёт в Москве, фамилия её изменилась. Теперь она Тимофеева (Егорова) Анна Александровна. После всего этого она вышла замуж и родила двоих сыновей. Она уже несколько раз выступала по телевидению, рассказывала о своих делах. Диктор телевидения, которая сопровождала её выступление говорила о том, что это только русская женщина могла пережить все эти ужасы и остаться живой, и не только живой, но ещё после всего этого родила и воспитала двоих  сыновей, которые сейчас также служат в авиации и являются защитниками нашей любимой Родины.

   В 210 штурмовом авиационном полку (ШАП), нашей дивизии, в период войны был командиром авиаэскадрильи майор Сивко. Спокойствию, деловитости, скромности и смелости, ему можно было только позавидовать. Его любили лётчики и весь состав не только его эскадрильи и не только его полка, но и всей нашей дивизии. Его эскадрилья всегда посылалась на выполнение самых сложных и самых ответственных боевых заданий.

   При освобождении Таманского полуострова, в районе города Темрюк, надо было уничтожить переправу через реку Кубань. На это задание была послана группа штурмовиков во главе с майором Сивковым. Выполнив это задание, самолёты возвращались домой и вот в районе города Темрюка, самолёт майора Сивкова был подбит зенитной батареей противника. Не управляемая машина со снижением пошла вниз в районе поймы реки Кубань на территории занятой немцами и плюхнулась в заболоченную местность.

   Ведомый Сивкова, лётчик Калинин, увидел где приземлился его командир эскадрильи, сделал над ним круг в воздухе и решил туда же посадить свой самолёт, чтобы вывезти своего командира. На возвышенности в районе Темрюка стояли батареи зенитной и наземной артиллерии немцев. Немецкие артиллеристы наблюдали, как лётчик пошёл на посадку к сбитому самолёту. Когда Калинин плюхнулся также в болотистую местность заросшую травой и камышом, майор Сивков выскочил со своего повреждённого самолёта и побежал к Самолёту Калинина. Калинин уступил Сивкову место у штурвала, а сам пересел в кабину воздушного стрелка. Когда немецкие артиллеристы увидели, что самолёт приземлившийся у подбитой машины, набирает скорость и пытается взлететь, они открыли по нему ураганный огонь. Но самолёт, прорезая глубокие борозды в болотистой местности своими колёсами, не может оторваться от земли и взлететь. И вот здесь произошло неожиданное событие. Один из снарядов, выпущенных немецкой артиллерией, разорвался впереди бегущего самолёта и его взрывной волной оторвало от болота самолёт и он взлетел в воздух и стал набирать высоту. Через несколько часов мы встретили на своём аэродроме двух героев, которые совершили небывалый подвиг. К сожалению лётчик Калинин в последующих боях погиб смертью героя. А бывший командир авиаэскадрильи майор Сивков закончил войну полковником и дважды Героем Советского Союза. После войны он закончил военно-воздушную академию имени Жуковского, получил звание генерала и сейчас работает начальником кафедры безопасности полётов в академии Жуковского. 

   Так же на Таманском полуострове в нашей дивизии произошёл такой случай: группа штурмовиков одного из полков дивизии вылетела на выполнение боевого задания. Цель по которой должны были бомбить наши самолёты, была прикрыта сильным зенитным огнём противника. И вот один из лётчиков, также по фамилии Калинин, не доходя до заданной цели, отвалил от группы штурмовиков и где то в стороне сбросил свой бомбовый груз. Возвратившись на свой аэродром, ведущий группы доложил командиру полка, о том, что лётчик Калинин не выполнил боевого задания и бомбы сбросил вне заданной цели. Лётчик Калинин был отстранён от полётов, обвинён в трусости и предан суду военного трибунала. Военный трибунал осудил Калинина к 10 годам лишения свободы с оставлением в той же части для искупления своей вины. Калинин продолжал летать на боевые задания и выполнял их успешно.

    Спустя некоторое время, в период когда немцы отступали за реку Кубань, в районе города Темрюка необходимо было уничтожить деревянный мост, по которому переправлялась немецкая военная техника и люди. Командующий 4-ой ВА в то время генерал-полковник Вершинин К.А., вызвал к себе нашего командира дивизии генерал-майора Гетьмана и поставил перед ним такую задачу: в одном из полков дивизии построить лётчиков и вызвать двух добровольцев на выполнение задания по уничтожению данного моста через реку Кубань. Сложность выполнения этой задачи лётчикам была доложена. Мост с обоих берегов прикрывался большим количеством зенитной артиллерии, а уничтожить его можно только фосфором из выливных авиаприборов. Сделать это можно при полёте на высоте 10-15 метров над мостом. В конце своего выступления командир дивизии сказал: «Если это задание будет выполнено успешно, то лётчики эти будут представлены к званию  Героев Советского Союза».

   Первым добровольцем на выполнение этого задания вышел из строя лётчик Калинин, осужденный военным трибуналом за трусость к 10 годам. Вторым добровольцем был лётчик Егоров. В этот же день началась подготовка к выполнению этого задания. Были заправлены штурмовики фосфором, реактивными снарядами. Для них был выработан маршрут подхода к цели. Проходил он по Азовскому морю и удар должен был наносится с глубины войск противника, с выходом на свою территорию. Оба эти самолёта достигли заданной цели, над мостом прошли бреющим полётом и облили его фосфором. Но отходя от него, оба были сбиты огнём зенитной артиллерии противника. Упали они в залив севернее города Темрюка. Мост сгорел, но сгорели и оба лётчика. Они были представлены к званию Героев Советского Союза посмертно.

   Как я уже упоминал о том, что после освобождения Таманского полуострова, наша дивизия участвовала в боях при форсировании Керченского пролива, освобождении города Керчи и всего Крыма. Помню тогда ещё наши лётчики сложили и пели такую песенку:

На Керчу лечу кричу

А с Керчи лечу пищу

Перебили два узла,

Где красавица Тузла.

    А Тузлой называется коса, расположенная на восточном берегу Керченского пролива. Подбитые самолёты над Керчью стремились дотянуть до этой косы.

    С Таманского полуострова, мы перелетели на аэродром Багерово в Крыму. При посадке на этот аэродром, мы потеряли несколько самолётов и автомашин, которые подорвались на минах. Этот аэродром был полностью заминирован немцами. Следующий аэродром, куда мы должны были перелетать, это был город Старый Крым. Туда вначале уехала передовая команда, чтобы готовить аэродром для перелёта дивизии. Перелетели туда также связные самолёты «По-2».

   В числе передовой команды находился и я, как представитель политотдела. Что бросилось в глаза, когда я прилетел на этот аэродром: в городе было очень многолюдно. Туда вступил партизанский отряд, который находился в горах и от туда по ночам делали налёты на немецкий гарнизон, который был расположен в Старом Крыму. В знак мести за эти налёты партизан, немецкие варвары, при отходе из города, ночью вырезали несколько кварталов местных жителей. Я там был приглашён в комиссию по расследованию этих злодеяний.

   Комиссия эта ходила из дома в дом и смотрела на ужасы, которые натворили фашистские варвары. В домах на кроватях и на полу лежали окровавленные трупы стариков, женщин и детей. Убивали их немцы ножами, штыками и выстрелами из огнестрельного оружия. Эта Старокрымская трагедия и трагедия под Ставрополем, никогда не изгладятся в моей памяти. Наши передовые части которые первыми вступили в город, узнав об этой трагедии, сразу же бросились настигать отступающих в беспорядке немцев. Большая группа немецких солдат и офицеров была захвачена недалеко от города. Эти пленные были сейчас же доставлены в город Старый Крым и отданы на расправу местным партизанам. Те в спешном порядке соорудили виселицы и тут же при народе казнили этих извергов.

   Наша дивизия из Крыма была переброшена на 2-ой Белорусский фронт. Участвовала в освобождении Белоруссии, разгроме немецких войск в Восточной Пруссии, бомбила и штурмовала Кенигсберг. Участвовала в освобождении польских городов Данциг, Гдыня, Цопот, Бромбер и другие города. В составе 2-го Белорусского фронта она входила в 4-ый штурмовой авиакорпус резерва Верховного Главнокомандования. Командовал этим корпусом Герой Советского Союза генерал-лейтенант Байдуков. Начальником политотдела этого корпуса был генерал-майор Бакин Василий Иосифович. Этот корпус закончил войну в 70 километрах северо-западнее Берлина на аэродромах городов Миров, Нойштрелец, Ребель. После окончания войны, числа 10-15 мая 1945 года, лётчики и руководящий состав дивизии на автобусах поехали в поверженный Берлин, чтобы посмотреть на результаты работы нашей авиации и авиации наших союзников в прошлой войне. Результаты были видны на каждом шагу. Берлин был разбит до такой степени, что мы не видели ни одного уцелевшего здания.

    Побывали мы в Рейхстаге на котором развивалось красное знамя нашей победы. Внутренняя часть этого здания была полностью разрушена и мы с трудом находили кусочки уцелевшей штукатурки или мрамора, чтобы на них оставить свои автографы. Подымались мы на вышку победы, откуда были видны все разрушения Берлина. В отдельных местах под развалинами ещё небыли убраны трупы немецких солдат, которые разлагались и приносили зловоние. На память мы сделали несколько фотоснимков в поверженном Берлине. После увиденного в Берлине, невольно приходила в голову пословица: «Кто посеет ветер – пожнёт бурю». Так получилось и с фашистской Германией.

    После войны, 4-й штурмовой авиакорпус был передислоцирован в город Лигнец, где размещалась Северная группа войск. В декабре 1945 года, я привёз сюда свою семью. В каком состоянии была тогда Ваша мама и бабушка Валя (после полома ноги в апреле 1945 года) Виктор и Саша должны помнить.

   После Лигница в 1949 году мы переехали в город Минск, где я работал в политотделе 26 воздушной армии. В 1952 году, я был направлен в Ленинград на курсы усовершенствования политсостава при Ленинградской военно-воздушной академии. Окончив эти курсы, был направлен на работу в политотдел ВВС Воронежского военного округа. В 1957 году был уволен в запас.

   Во время Великой Отечественной войны я работал старшим инструктором политотдела 65-й истребительной авиадивизии, исполняющим обязанности комиссара 131 истребительного авиаполка, ответственным секретарём дивизионной партийной комиссии и заместителем начальника политотдела 230 штурмовой авиадивизии. Почти всю войну был членом партийной комиссии 4-ой воздушной армии. За период службы в Армии и пребывания в рядах КПСС, пятый десяток лет, не имел ни одного взыскания. Считаю себя самым счастливым человеком, который прошёл такую страшную войну с первого и до последнего дня и остался в живых.

    Желаю Вам дорогие наши сыновья, снохи, внуки и будущие пра- и пра- правнуки, чтобы Вам не пришлось переживать того, что мы пережили. Чтобы над Вашими головами всегда было чистое небо и светило яркое солнышко.

                             Любящие Вас Николай Ефимович и Валентина Васильевна Белоусовы.