Все дальше от нас уходят страшные годы войны. Современная молодёжь, уже правнуки славных воинов, не застали их живыми, или были настолько малы, что рассказы о фронте не запомнили. Когда моего дедушки, Беляева Николая Ивановича, не стало, я тоже была 13-летней девчонкой и, к сожалению, многого не спросила, не записала... Он не любил говорить о войне, всегда отшучивался, рассказывал курьёзные случаи, которых тоже было не мало.

Перебирая семейные архивы и фотографии, я нашла заметку о деде, опубликованную в газете Приволжская Правда в 1986 году (автор Морозова А.), тетрадь с записями деда. Воспоминания дедушки о пережитом на полях сражений уточняют и дополняют сухие архивные документы, что мне удалось отыскать. Читая их, мы только можем представить, что довелось вынести участникам тех боев.

«Наша 6-я батарея 228-го полка 16-й арт. дивизии Прорыва Резерва ГК прибыла на Брянский фронт Орловско-Курской дуги в мае 43-го. Эшелон внезапно остановился, т.к. железнодорожный путь был разбит авиацией противника. Спешно разгрузившись, мы укрылись в лесу. Ночью батарея заняла оборону у села Большие Голубочки, от которого осталась чудом уцелевшая колокольня, да сиротливые трубы русских печей. Гитлеровцы занимали господствующие высоты по западному берегу реки Оки и удерживали их уже 1,5 года. Коротка майская ночь, но мы уже по уши зарылись в землю. Фашисты заметно нервничали: по ночам освещали передний край ракетами, методично, с визгом и воем над нами пролетали мины и рвались где-то сзади. Днем за нами следили снайперы. Окопавшись, мы стали носить снаряды к орудиям, над окопом мелькали наши каски. Вдруг я увидел как Садартынов – высокий, здоровенный татарин, прислонился спиной к земляной стене окопа, стал медленно приседать, держа в руках снаряды. На виске я увидел дырку от пули снайпера, изо рта текла струйка крови. Он был выше любого из нас на голову. Это его и сгубило. Тогда я осознал, что смерть где-то совсем близко.

В течение дня короткие перестрелки вспыхивали то здесь, то там. Мелкими группами и в одиночку налетали «Юнкерсы» и «Миссершмитты», но активных боев не было. В сумерки появилась кухня, и нас стали раз в сутки кормить горячим. Воду мы носили в котелках ночью, по очереди. Потянулись боевые будни в траншеях, под открытым небом, что сразу почувствовалось, когда залили дожди. Мы с друзьями по минометному расчету, скуластым казахом Альжановым и щуплым татарином Адульгиреевым, промокшие, прижавшись друг к другу, лежали в окопе на куче полыни (запах полыни для меня навсегда остался запахом войны). Все вздрагивали, когда в воздухе рвался снаряд или с воем пролетала мина. «Что ждет нас впереди?», - думал каждый из нас. Но судьба распорядилась по-своему, поделив нас на живых и мертвых (как у Симонова). Забегая вперед скажу, что нам всем троим сравнительно повезет. До 30 октября мы еще будем вместе, пройдем невредимыми огонь и воду, от батареи останется 21 человек из 60.

А пока, все еще живы, в обороне. Целыми днями висит над нами «Рама», немецкий корректировщик. На малой высоте он, как коршун кружит над нами, фотографирует, бросает листовки и даже бомбит, а сам остается неуязвим.

В ночь на 12 июля «Студэбекер» с потушенными фарами подкинул боеприпасы, новый комплект. Наша батарея уточнила координаты, цели и мы стали ждать. На рассвете поступила команда «Батарея к бою!». Эскадрилья самолетов появилась с тыла и нанесла бомбовый удар по фашистам. Следом за ними понеслись огненные трассы реактивных снарядов, это ударили «Катюши». Над нашими головами так зафыркало и засвистело, что мы невольно пригибались, а некоторые даже попадали от неожиданности. Но это было мгновение. Следующая команда и мы на своих местах. Загрохотали соседние батареи, а за ними и мы. Стреляли беглым огнем, выпустив по врагу не менее 120 осколочно - фугасных мин, так что стволы раскалились. Пехота и танки шли за огненным валом, сходу форсировав Оку (здесь в устье она не широкая) и врывались на вражеские высоты, выбивая немцев из траншей, закрепляя прорыв.

Затем нашу дивизию спешно перебрасывают под Белгород, где мы теперь были нужнее. Итак, мы опять в вагонах. Нашему эшелону дают «зеленую улицу» на всех станциях, а навстречу идут сан.поезда, набитые ранеными из под Белгорода. Вот, наконец, и украинские хаты, кукуруза… Здесь Степной фронт, командует Конев. Приказано прорвать трёхъярусную немецкую оборону. Мы разгружаемся. До Белгорода около 40 км. Немец бомбит. Батарея снова зарылась в землю. Мы считаем себя уже обстрелянными солдатами. Когда бомбят, уже не бледнеем, меньше лязгаем зубами и даже отпускаем шуточки, подтруниваем друг над другом. Стоит 40-градусная жара, нет воды. Масса людей, лошади, раненые страдают от жажды, отказываясь от еды. Колодцы вычерпаны до грязи, ручьи высохли. Кухне доставляют воду за 30 км.

Однажды мне пришлось быть на наблюдательном пункте батареи. Ночь прошла спокойно. На рассвете лейтенант Кривошеев говорит: «Беляев, взгляни, что там впереди?» Я, взглянул мельком и говорю: «Вижу деревню, а вчера вроде ее не было…» Кривошеев припал к стереотрубке, выругался и говорит: «Ты - деревня, если танки от хат отличить не можешь!» В действительности, большая колонна немецких танков, подходила к нашим укреплениям. Невооруженным глазом я принял танки за хаты! Атаку пехотный батальон отбил. Подрываясь на минах и отстреливаясь «деревня» ретировалась. А меня еще долго донимали «деревней».

Памятна мне ночь с 4 на 5 августа 1943 года. Все изготовились для прорыва вражеской обороны. Подходит пехотное подкрепление, сосредотачиваются танковые части, а мы разгружаем в ящиках мины, разносим их по минометным расчетам. Было не до сна. За полчаса до рассвета мощный рокот авиации рассеял сомнения. Начинается. Над нами, мигая зелеными сигнальными огнями, с дребезгом прошли тяжелые «Илы». Выбросив осветительные ракеты, наши штурмовики начали пикировать на траншеи и блиндажи гитлеровцев. Стена огня, дыма и земли взметнулась к небу. За самолетами прогремел мощный залп «Катюш» - сигнал для общей артподготовки. «За Родину! За Сталина! За Хасана!», - охрипшим голосом кричал старший по батарее Кривошеев. «Осколочно-фугасными! Батарея, беглым - огонь!» Накануне погиб его друг младший лейтенант Шамши Хасанов, которого мы звали Сашкой. Его могила на батарее была еще свежая. Артподготовка длилась минут 20. Пехота подошла к траншеям противника, а мы перенесли огонь вглубь вражеской обороны. Оглохшие от стрельбы, черные от загара и копоти, как кочегары, мы валились с ног в изнеможении. От пыли и земли хрустело на зубах, вот когда был дорог каждый глоток воды. Внезапно противник предпринял психическую атаку с воздуха. Со стороны Белгорода появились «Юнкерсы». Самолеты шли группами в виде правильных треугольников, как на параде. Мы пытались считать их, но сбились со счета… всего их было около семидесяти. Такого мы еще не видели. С земли начался плотный заградительный огонь, прямые попадания зенитных снарядов. И немцы не выдержали! Несколько самолетов загорелось сразу. Выбрасываясь на парашютах, пилоты висели в воздухе, их расстреливала наша пехота, приземлившихся брали в плен. Нарушив парадность, «Юнкерсы» стали бросать бомбы. Земля ходила ходуном.

Медленно грохот сражения отдалялся к Белгороду. Вот уже мимо нас гонят пленных немцев. Некоторые еще не успев сбросить каски, шли, затравленно озираясь, очумевшие от боя. К вечеру Белгород был освобожден, а на Брянском фронте взяли Орел. От верховного главнокомандующего Сталина нам объявили благодарность. Москва впервые произвела салют, это было 5 августа 1943 года.

Под Белгородом наша батарея уничтожила отряд мотоциклистов, шестиствольный миномет и много живой силы противника. Мы потеряли 3 человека убитыми, 6 ранеными. Впереди Харьков. Отступая, немцы жгли все, что могло гореть, взрывали и минировали здания, зверствовали над населением, угоняли в Германию. Развивая наступление, наши войска освободили Харьков 23 августа. Под Харьковом тяжело ранен командир нашей батареи лейтенант Табирбулатов, убит командир нашего полка майор Пятаков.

Полтаву мы взяли 17 сентября – Курская дуга разогнулась. Перед нами Днепр. Мы понесли большие потери, а пополнения не было. Под Полтавой потеряли сразу 9 человек и 2 миномета из шести. Куда-то исчезли полуторки. Тяжелые минометы (около 550 кг) мы теперь катили своим ходом, толкая сзади и впрягаясь в лямки. Начались ливни. Утопая в грязи дорог, мы едва поспевали за фронтом. Порою сутками не спим, чтобы не отстать он нашей пехоты и вовремя прийти ей на помощь. В районе Кременчуга переправились через Днепр на плацдарм – теперь у нас не Степной фронт, а 2-й Украинский.

30 октября после затишья началось наступление на нашем фронте. У деревни Веселый Кут (около г. Кривой Рог) мы попали под минометный обстрел, и все трое – Альжанов, Адульгиреев и я были тяжело ранены. В санбатах мы потеряли друг друга. От гибели спас меня ремень, он смягчил удар, осколок мины засел не очень глубоко. Но он задел позвоночник, и ноги у меня не работали. Я выжил, пролежав в госпитале полгода. Хочется верить, что и мои друзья живы.

Вспоминается, как привезли в госпиталь кино. Это было целое событие! Все, кто мог хоть как-то ходить, пошли смотреть картину «Парень из нашего города». А мы, лежачие, остались. Но как можно пропустить фильм! Ползком по коридору барака мы двинулись на звук. Но когда мы добрались до «кинозала» перед нами встала стена из спин, ног, костылей… ничего не видно… я просто заплакал от обиды!

Потом меня эвакуировали в Казахстан. Выздоровев, я окончил 11-ю школу младших авиаспециалистов в г.Орске и в должности радио-мастера был направлен в 129-й истребительный Сандомирский авиаполк на 1-й Украинский фронт. Это была уже Польша. В начале февраля 1945 года мы вошли на территорию Германии: Альт-Розенберг, Лигниц, Китлицтребен, Фюрстенвальде, Подсдам, Берлин – вот наш пройденный путь. Все как в песне: « От Курска и Орла война нас довела до самых вражеских ворот, такие, брат, дела».

Берлин был взят 2 мая, а восьмого утром мы салютовали из всех видов оружия – ПОБЕДА! 23 мая мне исполнилось 22 года. Из Берлина нас перебросили в Австрию. Буйно цветет сирень. Так хочется в Россию, домой (снова на ум приходят песенные строки) – «Я так давно не видел маму!». На машинах мы проехали через всю Европу, были в Праге, прошли через Венгрию, Румынию - везде следы войны. Только 6 декабря 1945 года я добрался в Лысково.

Этот морозный день чуть не стал для меня последним. Адрес нашего дома я знал только из писем, потому что родители переехали из Макарьева в Лысково, когда я был уже на фронте. Наконец-то, улица Рабочая, заветный дом! Измотанный дорогой, присел на санки (с моим немудреным скарбом и трофейным велосипедом) и прикрыл глаза… «Я дома!» Чувствую, как мать крепко обнимает меня, так крепко, что я уже не могу дышать… не могу пошевелиться, пытаясь вырваться от нее. Открыв глаза, я понял, что задремал и просто закоченел. С трудом добравшись до крыльца, стучусь замерзшими пальцами. Дверь распахивается и … мать запричитала и бросилась обнимать меня наяву. Да, было бы обидно околеть около родного дома, пройдя всю войну.