Ветеранов великой Отечественной войны с каждым днём, к сожалению, становится всё меньше и меньше. Постепенно эта страшная битва уходит в историю. И через пару лет на 9 мая уже некому будет дарить нечётные букеты. 

В маленьком селе Малояблоново в 2009 году на 84-м году жизни скончалс последний сельский ветеран и инвалид войны Безгинов Дмитрий Дмитриевич. Это был человек уникальный и почитаемый ни одним поколением уроженцев Малояблонова и близлежащих сёл. Тридцать лет работы учителем в сельской восьмилетке, выдержанность и справедливость характера, а также непоколебимый оптимизм, не могли не вызвать уважение односельчан.Пока Дмитрий Дмитриевич мог ходить, он был частым готем на всевозможных мероприятиях, посвящённых победе над фашистами. Его регулярно приглашали в сельский клуб и школу. И дети, и взрослые с содроганием слушали рассказы участника курской битвы, а в конце выступлени спешили подарить ветерану гвоздики и тюльпаны. 

На парадном пиджаке Дмирия Дмитриевича около двадцати медалей.Среди них: "За победу над Германией", "За отвагу", медаль Георгия Жукова. Кроме военных наград, грудь ветеран украшал значок"Отличник народного просещения", "Победитель соцсоревнования", медаль ветерана труда. 

   С Дмитрием Дмитриевичем мы беседовали, когда он уже был прикован к постели. Дверь нам открыла его жена, тоже учительница, Лидия Фёдоровна Безгинова. Несмотря на преклонный возраст обитателей дома и тяжёлую болезнь хозяина, в прихожей пахло уютом и пирожками.

- Ну, а как же? И пироги пеку, и борщ варю, и огород сажаю, - улыбается Лидия Фёдоровна.

- Помогает Вам кто-нибудь?

- Конечно, помогают. Дети, внуки приезжают на выходные. Да и из сельсовета к нам помощница ходит: хлеб и молоко покупает. В магазине я сама давно не была.

- Да, магазин у Вас далековато.

- Не в этом дело, расстояния-то мне нипочём. Когда муж здоров был, я везде ходила: и за ягодами, и за зверобоем на залес, и коров на пастбище гоняли аж на дальний бугор. А теперь вот, не хочет один оставаться, - Лидия Фёдоровна кивает в сторону комнаты, где лежит Дмитрий Дмитриевич, и улыбается. Она не подаёт виду, что болезнь мужа, годы  и собственные недуги, внесли необратимую поправку в привычный уклад жизни. Люди прежней закалки не привыкли жаловаться и унывать.

- Дедушка не любит вспоминать о войне, - по-взрослому вежливо предупреждает нас пятилетняя правнучка ветерана.

  Да, участники сражений редко рассказывают о своих победах, стараются не бередить старые раны. Мы решили не расспрашивать о болезненных подробностях, не призывать продиктовать нам даты и сухие факты. Пусть человек расскажет сам, то, что больше всего запомнилось. Ему, не первый месяц лежащему в постели, и постоянно испытывающему боль, сейчас, наверное, не до рассказов о подвигах.

- Ничего страшного. Я всё равно лежу – вспоминаю, - с улыбкой успокаивает нас Дмитрий Дмитриевич, - теперь у меня только такая работа – вспоминать, чтобы память совсем не отказала. Она ведь тоже всё слабеет и слабеет (ветеран еле заметно вздыхает, но быстро возвращает на своё лицо прежнюю улыбку). Воевал я, собственно говоря, и не долго. Семнадцать лет мне было, когда на войну пошёл. Даже до девятнадцатого дня рождения не дотянул. Ранило меня прямо на передовой, вот сюда вот, в колено. Ногу аж вывернуло (на лице ветерана отражается боль то ли от воспоминаний, то ли от болезни, уложившей его в кровать). Меня тогда узбек-однополчанин за воротник с поля битвы отволок. Тащил под пулями, пока одна из них его самого не задела. Попала как раз в ту самую руку, которой он меня держал. Он тогда воротник мой отпустил, кисть свою окровавленную показал, извиняясь вроде, другой – здоровой рукой махнул, как бы прощаясь, и побежал к окопу. Но не добежал… А я пополз сам. Чудом тогда выжил. Полз всю ночь к штабу. Счёт времени и расстояниям от боли потерял. Под утро в пустом окопе каком-то оказался. Понял, что не выберусь уже. А потом голоса услышал. Оказывается, я к штабу-то как раз и приполз. Ну, там уже, солдаты меня на носилки погрузили, сапог сняли, укрыли, чаю дали горячего. А потом в госпиталь отправили. Там ногу мне ампутировать собирались. Профессор один спас мне её. Старенький такой был, и у самого что-то с ногами, его под руки привели, он посмотрел в лицо мне – восемнадцатилетнему, и сказал: «Резать не будем», а потом уже ногу осматривать стал и им, коллегам своим, объяснять начал: так, значит, и так, здесь поворачиваем, здесь гипсуем. Наложили гипс мне до самой груди. И вот, теперь нога моя целёхонька. Хоть и короче на пять сантиметров (Дмитрий Дмитриевич замолчал и прикрыл глаза, видимо, устал от долгого монолога).

- Ну что ты, дед, всё про ногу? - ободряюще вмешалась Лидия Фёдоровна, и тихо, повернувшись к нам, добавила: - Как слёг, так всё о здоровье и говорит. Умирать-то, ведь, оно не хочется.

- А потом меня домой отправили. Весна уже была, - тихо продолжил ветеран, не обращая внимания на замечание жены, - я со станции Беленихино на костылях шёл. Семь километров ходьбы до родного села по пустым полям. Как с пригорка от станции спускаешься, так и Малояблоново тоненькой полосочкой виднеется. Вот я шёл и смотрел на эту полосочку, как она всё шире становилась.  А поля, несмотря на весеннюю пору, совсем пустые подо мною были. Ни плугов нигде не видно, ни лошадей. А когда, первая хата вдалеке показалась, смотрю я: народ стоит кучкой, смотрит в мою сторону, бабы, старики – все, кто не воевал. А я же медленно иду, а они всё глядят и глядят. А когда уж совсем близко подошёл, женщины в слёзы кинулись: «Деточка, - говорят, - да что же ты там шёл? Там же все поля заминированы». А у меня аж мурашки по спине побежали. Вот ведь как: отвоевал, ранение перенёс, за сто километров от родного дома был, домой шёл, меньше километра оставалось… Мина на мине…Вот ведь как.

- Мистика…

- В мистику я не верю, а вот, что не время мне, видно, было помирать, это да. Несколько раз я от неё, от смерти-то, на волосок был. А теперь, уже вряд ли уйти удастся…(Дмитрий Дмитриевич снова замолчал, и, кажется, не собирался дальше продолжать рассказ)

- Ну, вот тебе раз, - махнула рукой Лидия Фёдоровна, - так и не рассказал ничего. Мозги-то не те уже, и устаёт быстро.

  Она провожала нас до калитки и совала в руки пакеты с пирожками.

  Дмитрий Дмитриевич умер ночью восьмого апреля. Когда дети стали перебирать документы, обнаружилось, что в этот же самый день, только много лет назад умер отец ветерана.

  Лидия Фёдоровна ушла из жизни через три месяца после смерти мужа. Хотя казалось, что женщина проживёт ещё долго. Она просто легла и не проснулась. В свидетельстве о смерти написали «дегенерация миокарда», а врач скорой помощи на вопрос родных «От чего?», ответил: «А не от чего. Организм износился. Пришло время».

   Всё по тому же мистическому совпадению, Лидия Фёдоровна Безгинова умерла в день смерти своей матери.

   Они не верили в мистику. Просто «пришло время».