Боевой путь

В октябре 1937 года Анатолий Иванович был призван на действительную службу в армию, во время которой прошел всю советско-финскую войну (1939-1940). Он служил на Рыбачем, они с товарищами стояли в береговой обороне, где он командовал 153 мм гаубицей. Анатолий Иванович вспоминал такой случай:

«И вот нас в приказном порядке погрузили на корабли и туда, а там такой шторм был, что мы две недели эти пушки разгружали до Рыбачего, одну пушку потопили, не могли ничего сделать. И вот мы там установились, укрепились все, но ничего не произошло, финская компания укрепилась − и мы эти пушки обратно».

После того, как его демобилизовали, он остался в Выборге, поскольку город был разбит и его необходимо было отстраивать, а Анатолий Иванович был плотник и столяр хороший. Пока он плотничал в Выборге началась Великая Отечественная война. С первого же дня пошел в военкомат, но на войну попал только в октябре 1941 года, поскольку нужно было эвакуировать стекольный завод на Урал.

«Мы все это погрузили, станки срезали и когда уезжали, километра на 3 отъехали − и немцы налетели, начали долбить и видим уже, как трубы падают на заводе на этом, вовремя ноги унесли, так сказать».

На войну Анатолий Иванович уходил с Красной площади, во время парада 1941 года: всю ночь солдаты шли по Москве, наутро вышли на окраину, откуда их отвезли к линии обороны, где после того, как немцы были отброшена 300 км от Москвы встали в затяжную оборону.

«И, вот, всю зиму, − говорит, − стояли: столько немцев и наших было побито, что нейтральная полоса была сплошь заложена трупами. И если в нашу сторону подует ветер, так дышать нечем было».

Анатолий Иванович вспоминал такой случай, произошедший при наступлении под Москвой: когда шли, то ни одного дома не было, все деревни сожжены, одни печки стояли, а тут дошли они до какого-то коневодческого совхоза, немцев километров за 30 отогнали, и этот поселок большой, где занимались коневодством, оказался весь целый, двухэтажные дома деревянные, ничего не тронуто было, были конюшни огромные, конюшни кав. дивизия заняла, подошла, коней там поставили, а здесь тылы подошли, госпитали и расместились в этих двухэтажных домах: столько народу было, что лежали на полах просто.

"Наша батарея стояла на опушке леса и вот на рассвете, только-только забрезжил рассвет, летят немецкие бомбардировщики и как начали этот поселок бомбить: сначала по конюшням ударили, а потом весь этот поселок разнесли, там ничего не осталось, все распахали. Потом нашли сторожку, стоявшую где-то на отшибе, а в ее подполье с рацией немца".

В июле 1943 года его тяжело ранило.

«Мы сидели в блендаже, я вышел покурить. Мы там сидели, а немцы все время постреливали – снаряды рвались. Я только вышел покурить – и снаряд перелетел окоп и попал в брус, во вторую половину, и произошел взрыв − и я ничего не помню. Я очнулся – глаза не видят, потом чувствую: целый сапог крови, аж хлюпает… Меня забрали, на носилки вывезли, первичную обработку сделали, глаза промыли – глаза видеть стали: землей забило просто взрывом. А потом я пролежал, наверное, трое суток на носилках прямо в поле».

И началась у него гангрена, в левую ногу попал осколок, где-то 10 см, кость не повредил, мякоть пробил и там застрял.

«Когда меня уже принесли в госпиталь, хирург посмотрел: «Ногу резать». Я заорал: «Что я там в деревне буду без ноги делать?» Мне маску надели – и больше я ничего не помню. Я очнулся: лежу на кровати, простыни все кругом: я такого вообще никогда не видел, пошевелил пальцами – и смотрю: пальцы шевелятся под простыней».

Загипсовали его прямо по грудь и переправили в Воронеж.

 «В Воронеже с меня все сняли, сделали разрезы на ногах, четыре штуки, чтобы выходил гной оттуда. И вот на коленке не заживает рубец: гноится, гной течет все, и меня отпустили домой. Меня домой-то отпустили: коровы да молоко – и буквально за неделю это все зажило». А раз зажило – то он обратно в Воронеж».

В Воронеже Анатолий Иванович закончил за год семилетку, окончил курсы младших лейтенантов, стал лейтенантом, и его отправили на Дальний Восток и до начала советско-японской войны он там служил.

«Мы стояли там, весной арбузы насадили. Мы стояли, речка между нами, метров двести-триста расстояние, мы с одной стороны стоим, с другой стороны − японцы, у них, видно, амбразуры, доты стоят. И стоят у них вышки, как колодцы, собраны из бревешек метра три, на них часовой стоит. И вот эти японцы ровно в девять часов выбегают, часовой спускается с вышки японцы вышку разбирают, по бревешку каждый берут и бегом в нашу сторону к речке, из этих бревешек складывают вышку, как она была, на них встает часовой, и они в этой речке моются, вымылись все, опять эту вышку разбирают, каждый по бревешку, побежали туда вверх, эту вышку сложили, часовой забрался, больше мы никого не видим: один часовой сверху стоит и все. Часовые меняются через два часа».

Месяц, больше они так стояли, а в августе 1945 началась советско-японская война. Были такие густые туманы, что метра 2 ничего не видно. И наши солдаты тряпками ноги обмотали, там щебень под ногами был, и ночью перешли на ту сторону, напротив каждой амбразуры установили пушку, завалили амбразуры мешками с песком − и так прошли этот укрепрайон.

Потом Анатолий Иванович всю Манчжурию прошел. Он рассказывал, что были такие случаи:

«Идет колонна нашей техники, машины идут, идут, идут. Сутками ехали, шоферы в машинах прямо и спали. Там были сопки – пологие, но довольно высокие холмы. В то время Манчжурия – фактически болото. Только по дорогам можно ехать. И вот по дороге колонна идет, а настолько водители были уставшие, сутками ехали. И что-нибудь случится, ткнулись машины: там не проехать – и все останавливалось. И когда останавливались, шоферы засыпали и настолько эти японцы были обучены, что они километрами вырезали ножами всех заживо. Очухивались когда – все уже, поздно было. Или едем-едем – сопка, на сопке с пулеметов начнут стрелять, просто выбивают все, и наши в атаку пойдут, окружат сопку со всех сторон, на сопку поднимутся, а у них уже животы вспороты: камикадзе это были такие».

До 1947 года Анатолий Иванович был в Японии.

Награжден орденами Великой Отечественной войны 1 степени, Красной Звезды.