Виктор
Иванович
ПОДЕЛИТЬСЯ СТРАНИЦЕЙ
История солдата
Перед войной
Поезд привез нашу команду в Тулу на сборный пункт. Калуга в ту пору была Тульской области. Из Тулы наша команда поехала в часть. Ночью приехали в г. Бобруйск. Нас встретили ворота с проходной. Поместили в казарме, в карантин, в котором пробыли несколько дней. После карантина сводили в баню, переодели в форму. Выдали голубые петлицы и велели их пришить. Так началась служба в 281 авиационной базе. Это был чисто военный городок со зданиями казарм, клубом, разными хозяйственными постройками, складами, веткой железной дороги. Рядом был аэродром, на котором базировались бомбардировщики. Однажды, уже в форме, нас построили, отобрали из числа новобранцев радистов, шоферов, слесарей и других специалистов. Остальные были направлены в аэродромную роту. Учили уставы, строевая, ходили в наряд на кухню. Приняли присягу и формально уже стали военнослужащими, рядовыми. Ходили в караул к самолетам. Грузили бомбы, работали в складе с оружием.
В декабре 1940 г. отобрали группу из числа со средним образованием и направили в г. Быхов в 18 окружную школу воздушных стрелков-радистов. С собой, в мешках, мы повезли свои личные вещи, в которых уехали из дома. Тогда был закон, что из армии демобилизовывали в своем обмундировании. Приехали мы в г. Быхов в ботинках с обмотками со своими мешками, со своей одеждой. Школа помещалась на окраине города, окруженная оградой. На территории школы несколько зданий: казармы, склады, туалет (“удобства во дворе”), стрельбище.
По приезде в Быхов, в школу, нас, курсантов уже переодели из ботинок с обмотками, которые шутники называли двухметровыми голенищами, а позднее, когда преподаватель радиотехники познакомил нас с катушкой самоиндукции, обмотки стал звать катушками самоиндукции. Мне опали сапоги с недостаточным подъемом (других не оказалось на складе) и мне их приходилось по утрам надевать с помощью ударов носка о порог. Но в дальнейшем все обтерлось, и все стало на свое место.
Надо сказать, что казарма отапливалась с помощью печного отопления дровами. И когда предложили нам вызваться добровольно топить печки, освобождая при этом от других нарядов, я взялся за это дело. Великого труда это не составляло.
В школе нас готовили на воздушных стрелков-радистов. В связи с этим преподавали радиотехнику, материальную часть радиостанции и пулемета ЩКАС, вооружение самолета, начала штурманской подготовки, полит-подготовка, практические стрельбы в тире, строевая подготовка, разные уставы.
Я попал во 2-ю роту во взвод воентехника 2-го ранга Клушина. По возрасту, он был немного старше нас, своих курсантов. Надо сказать, что я был, вероятно, самым молодым. Остальные ребята пошли на службу после техникумов и уже работали.
Началась учеба. Подъем, зарядка, завтрак и в классы. Прием-передача на слух, радиотехника, материальная часть. Начальная штурманская подготовка, вооружение, стрелковая подготовка, уставы, строевая.
Это было время после финской войны. В армии ввели, для тренировки солдат к тяготам походной жизни “сухие дни”, когда в течение дня обед готовили из концентратов, давали вместо хлеба сухари. А вообще и в Бобруйске и в Быхове на питание было грех жаловаться. Получали мы, курсанты денежной содержание 7 р. 50 коп.
В армию я пришел комсомольцем. В ВЛКСМ я вступил еще будучи в школе в 1937 году. Поскольку я и до армии занимался радиотехникой, делал радиоприемники, наш преподаватель радиотехники Клушин часто поручал мне проводить занятия по радиотехнике вместо него.
Наступил май 1941 г. Состоялся выпуск курсантов. Нам присвоили звание “младший сержант” и ребята разъехались по полкам.
Еще в начале учебы в школе у нас случилось ЧП. Однажды караул, в котором находились курсанты 1-й роты школы, оказались в нетрезвом состоянии (не все, конечно). Их застал дежурный по гарнизону. Трибунал. Этих ребят судили в военном трибунале округа (особого белорусского), который располагался в г. Бобруйске. Меня назначили в состав конвоя по доставке этих ребят из Быхова в Бобруйск. Ехали поездом. Доехали без происшествий. Отношения конвоя с подопечными были самыми теплыми. Свои же товарищи! Конечно, начальником конвоя был средний командир (офицер по нонешниму). И несколько человек из этого числа получило по 3 года дисциплинарного батальона. Ребят под конвоем отправили в Пинск на какую-то стройку.
Так вот, основная масса окончивших школу была направлена в авиационные полки для дальнейшей службы. Несколько человек, в том числе и я, были оставлены при школе на разных должностях: оружейники, радисты, радиотехники. Я был назначен радиомехаником. Нам уже положили денежное содержание в 150 руб. Все, кто был оставлен при школе, образовали т.н. команду мл. сержантов.
Школа опустела. В ожидании нового набора занимались различными хозяйственными делами. Ходили в город в увольнение. Надо сказать, что Быхов был тогда небольшим провинциальным городишком, где было много мелких лавочек. Продавали вафли, мы курсанты, их очень любили и всегда покупали, будучи в увольнении.
Недалеко от территории школы проходила железная дорога, идущая на запад, к границе. По этой дороге часто проходили эшелоны с военной техникой. Мы, курсанты задавали вопросы командирам “куда, зачем везут эту технику”. Нам говорили, что это на турецкую границу для ее усиления. Как стало ясно после начала войны, эшелоны шли на запад, к границе, страна принимала меры и возможной агрессии со стороны Германии.
Начало войны
В субботу 21 июня 1941 г. мы ходили в увольнение, были в городском парке. В воскресенье 22 июня подъем был позже. Позавтракали. Необычно над школой пролетели на запад много бомбардировщиков ТБ-3. Назад - ни одного. Неожиданно, в 12 дня по радио выступил В.М. Молотов. Война. В школу прибежал начальник школы и все командиры. Мирная жизнь внезапно окончилась.
В первые дни войны обстановка была крайне тревожной. Быстрое продвижение немцев, разные слухи о выброшенных десантах, шпионах, ракетчиках, указывающих цели вражеским самолетам вызывали в душе тревожное ожидание каких-то событий. А наши ребята, которые отбывали приговор трибунала в Пинске, неожиданно все вернулись в Быхов, т.к. Немцы подошли к Пинску и их, штрафников распустили. Потом их, кажется, снова взяли под стражу.
Оставшиеся в школе вынуждены были организовывать охрану школы, были усилены караулы. На вышках по углам территории школы были установлены авиационные пулеметы ШКАС на турелях. При пулеметах круглые сутки дежурили.
Недалеко от школы находился аэродром, на котором базировались бомбардировщики СБ. Они часто летали на запад. Не всегда они возвращались домой в полном составе.
В конце июня - начале июля 1941 г. школу по тревоге погрузили в ж. д. эшелон. Эшелон в разных местах прикрывали пулеметы. Ехали днем и ночью. Погода стояла отличная. Тихо. Рассветы. Закаты. Кругом поля, леса. Казалось, что войны нет. Но радио принимало тревожные вести, наши войска пятились под напором немцев. Города и другие населенные пункты Красная Армия вынужденно оставляла. Наконец ночью прибыли в Козельск Калужской области. До дома 60 км. Но и речи быть не могло о поездке домой. Разместились в пустом военном городке. Этот военный городок в Козельске и сейчас существует, конечно, разросся, улучшился.
А немцы все наступали. Известия приходили самые тревожные. Говорили, что немцы то там выбросили десант, то там. Кто-то видел сигналы, которые подают немецкие диверсанты ....
Нам приходилось в городе Козельске патрулировать по ночам городские улицы, охранять здание телефонной и телеграфной станции (узел связи). Я в ту пору уже младший сержант, ходил в наряд по патрулированию города старшим патруля. Дежурства проходили тревожно. На коммутаторе иногда вспыхивали лампочки, и телефонистка принимала тревожные сообщения из района. В ту пору широкое распространение имел слух о якобы выброшенном немцами воздушном десанте, слухи о наличии в городе шпионов и диверсантов, которые подавали сигналы немецким самолетам, указывая цели для бомбежек. Насколько вера в возможность десантов немцев была в нашем сознании, говорит такой факт: ночью часовые, охранявшие наш военный городок, подняли тревогу. Они заметили вокруг городка лежащие на земле белые парашюты, которые не могли принадлежать никому, кроме немцев. Весь личный состав занял круговую оборону и приготовился к отражению нападения. Дело было ночью. Темно. Утром, с рассветом, мы разглядели, что белые “парашюты” – белые цветы, росшие отдельными группами, кругами. Они в темноте и в условиях определенного психологического настроения породили легенду о парашютном десанте.
Дом хотя и был почти рядом, всего 60 км, но и мечтать поехать домой было нельзя. Общая обстановка тревоги, волнение за семью привело к тому, что я пробовал курить! Но, к счастью, вовремя одумался, взял себя в руки и бросил! Молодец! До конца войны я не курил!
Но наша армия с боями продолжала отходить на восток, и настал день, когда наша часть по тревоге погрузилась в эшелон и мы двинулись на восток. Очутились мы в Саратове. На Волге. Дальше пароход и приехали в г. Бальцер. Это в республике немцев поволжья. Чистый, уютный городок, рынок. На стенах афиши на немецком языке. Жители доброжелательно к нам отнеслись. Нас разместили в здании школы. Скоро стало известно, что профиль школы изменился, и стали готовить вместо воздушных стрелков радистов специалистов ЗОС (земного обеспечения самолетовождения) прожектористы, радисты и др.
Однажды поступил приказ установить на автомашинах авиационные турели с пулеметами, набить ленты боевыми патронами и установить дежурство в одну из ночей. Наутро стало известно, что всех немцев из города выслали. Этим занимались войска НКВД, а нам было поручено только подстраховывать эти действия. Об эксцессах в городе я не слыхал. Политруки говорили, что немцев выслали за то, что они у себя прятали немецких шпионов и диверсантов. Город опустел. Уже нельзя было сходить на рынок, купить там виноград или чего еще ...
Через какой-то промежуток времени в Бальцере стали появляться эвакуированные с Украины и Прибалтики. Они вселились в пустые дома немцев, которые оставили всю обстановку. Это было осенью. На полях остался неубранным подсолнечник. Нас, уже зимой, посылали убирать его за 50 км. Туда шли пешем строем. А толку чуть!
Немцы подходили к Москве. Я был твердо уверен, что Москву не сдадим. В Москве оставался Сталин. Немцев постигнет судьба Наполеона. Я был в этом твердо уверен, твердо убежден!! А положение между тем было очень тяжелое. Питание шло по тыловой норме. Суп из соленых помидор, пшонка, хлопковое масло. Но жизнь продолжалась, шла своим чередом и служба. Ходил в караул начальником караула, вел занятия с курсантами. Немцы оккупировали Калугу!
Наконец радио донесло весть о начале нашего наступления под Москвой. В канун нового 1942 года по радио донесло выступление М.И. Калинина, в котором было сообщение, что в числе других городов была освобождена Калуга. От души несколько отлегло. Хотя тревога осталась, из дома вестей пока нет! Что там!
Тут несколько ребят из числа команды младших сержантов (о которой я писал выше) ушли в самовольную отлучку. Их не было в части более двух часов. Это стало известно командованию. Тогда, по тем законам, безвестное отсутствие в части более двух часов приравнивалось к дезертирству. Ребята попали под военный трибунал. Получили штрафной батальон и отправились на фронт. Один из них Бочков Вася, калужанин, с которым мы вместе призывались в армию. После войны он вернулся в Калугу и успешно работал в системе строительства. Бочков Василий Алексеевич умер в Калуге примерно в 1981 –1982 г.
Однажды меня вызвал секретарь партбюро Цакиров – старший политрук и предложил вступить в партию. Я ему сказал, что не против, но что мой отец в 1938 г. был репрессирован, хотя в 1939 году реабилитирован. Он ответил, что сын за отца не отвечает. Позже я имел беседу с комиссаром школы батальонным комиссаром Аншуновым. В итоге в апреле 1942 года меня приняли кандидатом в члены партии (ВКП (б)).
Из дома прислали письмо, что все в порядке, но в период оккупации Калуги отец с матерью должны были покинуть нашу квартиру (флигель 9 школы, откуда я ушел в армию) и переехать в квартиру напротив мясных рядов (ныне угол Марата и Достоевского). Как я выяснил позже, это была квартира Ополченцева – председателя Калужского Горисполкома, который в дни оккупации города в городе не жил. Мать говорила, что во время оккупации Калуги какой-то немец снял зимой с отца валенки. А после оккупации отца вызывал прокурор и страшно ругал его за что-то. Возможно, как я думаю, за то, что он с матерью поселился в квартире Ополченцева. Сейчас сказать наверно невозможно. Летом 1942 г. младшего брата Женю призвали в армию. Он попал в танковые войска, служил радистом в танке. Их танк подбили, но он успел спастись.
Летом 1942 г. нашу команду младших сержантов отправили в Саратов в распоряжение штаба ВВС приволжского военного округа. Некоторые попали в полки, а меня оставили служить в 90 окружном узле связи ВВС Приволжского Военного Округа в Саратове. Работал я радиомехаником и позже начальником радиостанции. Радиостанция была расположена далеко за городом вблизи подсобного хозяйства одной военной части. Там же был и запасной командный пункт штаба ВВС округа. Саперы оборудовали добротные землянки, было подведено электричество. Вот в одной из таких землянок и была расположена радиостанция. Передатчик типа 11-АК приемники типа ЧС и ЧС-3с. Была радиостанция РСБ. Во второй половине землянки размещалась энергобаза: бензиновые двигатели Л-3 и Л-6 в 6 и 3 лошадиных силы, спаренные с генераторами 24-2500 вольт и 36 вольт. Штат радиостанции человек 6 жил в этой же землянке. Продукты для штата радиостанции привозили нам из города. А готовили сами. Иногда что-то удавалось достать в соседнем подсобном хозяйстве. С узлом связи штаба в Саратове была телефонная и телеграфная связь. А наша радиостанция имела связь с Москвой. Кроме радиостанции за городом в 1942 г. на узле связи имелась мощная радиостанция РАТ смонтированная на трех автомашинах ЗИС.
Вскоре по приезде в Саратов мы, команда младших сержантов, решили добиваться отправки на фронт. Написали каждый (как это и положено) рапорта с просьбой отправить нас на фронт в действующую армию. Мотивировали тем, что мы имеем специальную подготовку и можем принести больше пользы, чем в тылу. Командование наше вызвало нас перед строем и сказало, что оно знает лучше что, когда и кому надлежит делать, а посему не дергайтесь и делайте дело, которое вам поручено!
Имелись также и аккумуляторы щелочные, которые требовали постоянного ухода. Я был начальником этой радиостанции. И вот однажды нужно было заправить бак двигателя Л-3/2 бензином. А я сделал запуск двигателей дистанционным из аппаратной. В момент заливки бензина радист стал запускать двигатель. Я перелил бензин, он попал на свечу и вспыхнул. Я ели-ели погасил пламя. Еще бы немного и самый настоящий пожар. А ведь была война! Мой отец был репрессирован! Обвинение в диверсии было бы обеспечено! Слава богу, мне удалось сбить пламя. Моя оплошность и пренебрежение техникой безопасности могла закончиться крупной бедой!!
Во время прилета в СССР премьера Великобритании Черчеля эта радиостанция работала на связи с его самолетом. В дальнейшем эта радиостанция была отправлена на фронт.
Хотя мне довелось служить в Саратове почти два года, но город путем я так и не видел. Наш узел связи помещался на одной из главных улиц города. По улице, которая шла к Волге, ходил трамвай. Штаб и 90 окружной узел связи размещался в здании, в котором до войны, говорят, размещался техникум. Напротив, недалеко, находился драмтеатр им. Чернышевского. В ту пору немцы рвались к Сталинграду и Саратов регулярно бомбили. Немецкие самолеты, практически ежедневно, как по расписанию, в 11 часов ночи прилетали бомбить город. Сбрасывали в начале светящиеся авиабомбы на парашютах, которые и освещали город как в полнолуние при ясном, безоблачном небе. Главные цели налета бомбардировщиков были мост через Волгу, комбайновый завод (там делали самолеты), нефтеперегонный завод и другие важные объекты. Во время налетов вражеской авиации, включалось много прожекторов, которые шарили по небу и иногда выхватывали на темном фоне неба вражеский бомбардировщик. Зенитки палили, автоматические пушки стреляли трассирующими снарядами, разноцветные следы, которых расцвечивали небо. Осколки от зенитных снарядов градом падали на землю. Иногда загоревшийся самолет падал.
Однажды летом от штаба ВВС, откуда в район Камышина была направлена оперативная группа, которой от нашего узла связи была придана радиостанция РАТ (это еще до отправки радиостанции на фронт) для обеспечения связи с Москвой. В составе экипажа этой радиостанции был и я. Там в лесу под Камышином, я получил из дома, от матери, письмо, в котором она писала, что с отцом случилось то же, что и в 1938 году. Такое завуалированное сообщение, она, видимо, сделала по той причине, что во время войны все письма просматривались военной цензурой и вся, по их мнению, подозрительная часть вымарывалась. Мать хотела, чтобы сообщение до меня дошло, и было понято мною. Я понял, что отец был снова арестован. Как мне рассказывала мать после моей демобилизации, отцу прислали повестку из военкомата о его мобилизации (это было летом 1942 г. Отцу в то время шел 51 год). Он явился в военкомат. Там его и еще несколько человек взяли под стражу, посадили в крытую машину и отвезли в тюрьму. Оттуда, позже, его перевезли в Тулу (тогда областной город). В Туле судили и отправили в концлагерь в Нижний Тагил, на Урал. Там отец и умер 2 ноября 1943 года. После возвращения из Камышина жизнь пошла своим чередом. Радиостанцию РАФ отправили на фронт, а я продолжал свою службу на радиостанции запасного командного пункта за городом.
Однажды летом 1943 года на Саратов немцы произвели сильный авиационный налет. В городе, как всегда в таких случаях объявили воздушную тревогу. Ночь. К нам на ЗКП приезжает группа офицеров штаба ВВС. Налет на Саратов продолжался. Надо сказать, что вблизи от нашей радиостанции на пригорке была расположена радиолокационная станция. И вот в районе ЗКП послышался гул немецких самолетов, и в районе ЗКП взорвалась серия авиабомб. А на радиостанции в это время находились старшие офицеры штаба ВВС округа. Наша радиостанция не работала. Почему немцы отбомбились по району ЗКП?! Может, работал радиолокатор, и они его засекли или они имели ранее засеченные цели?! Кто знает теперь это не установить. Но для меня это событие имело самое непосредственное последствие (я так думаю). Напомню, что это было летом 1943 г. После этой бомбежки меня переводят с ЗКП в город. Поручают ремонт движков радиостанций, и помогать шоферу собирать из хлама на автомобильном кладбище полуторку. Короче меня отстранили от работы на радиостанции. Мне, как говорят, компетентные органы выразили недоверие. Как же, отец-то у меня репрессирован!! Да и другое. Как я уже говорил, в 1942 г меня приняли кандидатом в члены партии. В то время, во время войны, кандидатский стаж был гораздо меньше года. А я был кандидатом партии уже более года и никто мне не предлагал вступить в члены партии! Опять недоверие! Вот так!! Но этим дело не кончилось. Осенью 1943 г меня направили учиться в Сызранское авиационнотехническре училище. В приеме отказано - отец репрессирован!
Однажды летом 1943 г. (может быть и 1942 г.) я на радиостанции от нечего делать сделал из напильника нож с наборной ручкой. Получился хороший острый нож. И вот однажды мне нужно было что-то сделать под столом, где размещался передатчик. Там надо было сделать прорез в фанере. Я решил выполнить эту работу своим, сделанным ножом. Стал резать, с большим усилием тянуть к себе воткнутый в фанеру нож. Он вырвался из фанеры, и я сам пропорол себя. Нож угодил в кончик носа. Шрам от этого ножа долго был (да и сейчас еще заметен) на кончике носа. Ребята залили рану йодом. А я переживал о случившимся и о своем носе.
Меня переводят в г. Куйбышев. Служу в штабе округа. Снова работаю на радиостанции. Занимаюсь различными усовершенствованиями, монтажом, ремонтом радиостанций. Надо сказать, что, несмотря на то, что я кончил школу воздушных стрелков радистов, практически мне заниматься приемом на слух и работать на ключе пришлось очень мало (хотя я и имел 3-й класс). Больше в моей службе выпадало вести ремонтные монтажные работы и обучение молодых солдат радиоделу.
В ту пору отец был еще жив, хотя был в концлагере. Однажды я получил от него письмо. Он писал, что написал письмо Сталину с просьбой пересмотреть его дело, просил выслать ему махорки. Я ответил, махорку, естественно, выслал. Нам курево давали, а сам я не курил. Видимо это письмо не осталось не замеченным. Меня вызвали в штаб и прямо сказали, что мне работать в штабе нельзя. Опять недоверие!! Меня переводят в Ульяновск в 21 отдельный запасной полк связи (21 ОЗПС). В 21ОЗПС я приезжаю уже зимой 1943 г. В это время в 21ОЗПС мне присвоили звание “старший сержант”. Работаю в мастерской радиомехаником. Ремонтирую радиостанции и другую технику. В 21ОЗПС готовили из новобранцев радистов, телефонистов, линейщиков, телеграфистов. По мере подготовки формировали маршевые роты и направляли на фронт. Я работал и жил в своей радиомастерской. И вот однажды ко мне пришел лейтенант Фесенко и предложил поехать вместе с формируемой маршевой ротой на фронт. Я этого лейтенанта знал, и он меня знал. Я ему помогал, ремонтируя его радиостанции, помогал списывать радиолампы, вышедшие из строя в процессе учебы (тогда с этим было очень строго). Я, конечно, с радостью согласился. Наступил май 1944 г.
Боевой путь
Воспоминания
В действующей армии
Итак, окончился тыловой период моей военной службы. Прощай Ульяновск, который вспоминается как заштатный, деревянный, одноэтажный городок. В памяти осталось посещение дома-музея Ленина, посещение городской бани и скудное существование в запасном полку, где у хлеборезки на ночь выставляли на пост караул для ее охраны. Несмотря на это хлеборезку неоднократно обворовывали. Моя мастерская вспоминается полу-холодной, плохо освященной. В общем, мало хорошего приходит на память об этом запасном полку.
Итак, на фронт. Сформированная в запасном полку 208 отдельная рота связи (во время движения по ж. д. в эшелоне именовавшаяся, с целью конспирации, команда номер ....) состояла в основном из новобранцев, (были, правда, и старослужащие вроде меня и ребята после госпиталей побывавшие на фронте) молодых офицеров, только-только окончивших ташкентское училище связи. Командир роты был лейтенант Блат, командир радиовзвода - лейтенант Фесенко Андрей, командир линейного взвода - лейтенант Черевичный и командир штабного взвода - лейтенант Нестеров Николай. В штабном взводе большинство солдат были женщины. В радиовзводе их было двое. Пока мы ехали к месту назначения по пути нам встречались эшелоны с людьми кавказкой национальности, которых везли на восток, выселив их со своих родных мест, как в 1942 г везли немцев Поволжья. Об этом я говорил выше. Во время пути на определенных станциях, где были, так называемые питательные пункты, кормили горячим обедом.
Наконец приехали! Украина, село Карловка, Полтавской области. Говорят, что имя оно свое получило в память разгрома войска Карла XII в Полтавском сражении 1709 года.
Карловка село большое раскинулось вдоль маленькой речки. Земля – чернозем. Мы приехали где-то в марте. Уже началась весенняя распутица. Сапоги вязнут в черноземе, ноги не вытащить в сапогах. Часть роты разместилась в помещении школы, а часть по хатам села. Радисты и я, в том числе попали в частную хату. Мой хозяин инвалид, без ноги вернулся с фронта, жил в небольшой чистой хате под соломенной крышей. Периодически гнал самогон из сахарной свеклы, которая осталась на полях под снегом со времени оккупации и которую ему весной приносили наши солдаты. Самогон был дико вонючий. От одного запаха выворачивало наизнанку.
Я забыл сказать, что уже были введены в армии погоны и мне вместе с погонами дали звание “старший сержант”. Так что из Ульяновска я уже выехал старшим сержантом. Ну да ладно продолжим повествование. Ближе к делу.
Итак, рота, 208 ОРС, прибыла в Карловку, где нам предстояло войти в состав 197 Штурмовой авиационной дивизии, штаб которой располагался в Карловке в двухэтажном здании рядом с расположением нашей роты. Дивизия находилась в стадии формирования. В ее состав входили три штурмовых авиаполка. Один из них, 805 авиаполк, базировался на аэродроме близ Карловки. Формировался штаб дивизии, поступала техника и различное имущество. Командиром дивизии был полковник Тимофеев Вячеслав Арсеньевич. Мужчина средних лет, всегда щеголевато одетый, профессиональный летчик ранее служил начальником какого-то летного училища. Заместитель командира дивизии был полковник Долидзе. С командиром дивизии полковником Тимофеевым В.А в дальнейшем мне приходилось часто бывать на ВПУ (вспомогательный пункт управления) во время пребывания на фронте. Итак, наша рота связи получала положенную ей по штату технику. Молодые солдаты овладевали этой техникой, учились. Я занимался своим делом. Надо сказать, что мы получали радиостанции, естественно, уже производства военного времени, когда ощущался недостаток материалов и квалифицированных рабочих. Так буквально в первые дни эксплуатации на радиостанции РАФ отказал генератор на 2500 вольт, вышел из строя бензиновый двигатель в 6 лошадиных сил. Это потребовало проявить все свои знания и умения для восстановления повреждений. Большую помощь в этой работе оказали в местной МТС (машинотракторная станция) и в ПАРМ’е (полевые авиационные мастерские) 805 авиаполка выполнив необходимые токарные и фрезерные работы. Надо сказать, что МТС после оккупации еще не восстановила своего хозяйства.
Радиовзвод на свое вооружение получил радиостанцию РАФ, смонтированную на автомашине ЗИС-42 (задний мост на гусеничном ходу), РСБ на полуторке, американскую радиостанцию СЦР-284, которую я смонтировал на “Вилисе” командира дивизии и на которой мне позже пришлось много работать. Автомашина ЗИС-42 была хорошая, особенно для езды по снегу, а по украинскому чернозему - беда. Грязь забивалась между гусеницами, и мотор глох. Приходилось регулярно чистить их палками, лопатами, чем попало. Позже, на фронте мы эти гусеницы заменили на нормальный задний мост (разбитых машин было там много) и стали ездить как люди.
В конце июня 1944 г. формирование дивизии было окончено. Наша рота связи была полностью обеспечена необходимым имуществом. Хотя со времени вступления кандидатом в члены партии прошло уже более двух лет, но вопрос о приеме меня в члены партии оставался открытым. Тень моего репрессированного отца продолжала стоять за моей спиной.
В конце июня в один прекрасный день была создана передовая группа связи, в которую вошел и я. Нас погрузили на самолет “Дуглас” и мы из Карловки вылетели на фронт. Летели без посадки до аэродрома под г. Сарны, где заправили самолет горючим и, взлетев, взяли курс на г. Ровно. На участке, находившейся в зоне действия немецкой авиации (от Сарн до Ровно) нас сопровождала пара истребителей прикрытия. Долетели без приключений. Остальная, основная, часть роты связи прибыла позднее на автомашинах. Мы попали на I-й Белорусский фронт. Через несколько дней дивизия наша вступила в боевые действия, и связисты нашей роты приступили к своей работе. Командир дивизии Тимофеев выехал на ВПУ (вспомогательный пункт управления) с которого он руководил действиями подчиненных ему авиаполков в непосредственной близости от линии боевого соприкосновения наших войск с немцами. В качестве радиста своей рации на “Вилисе” комдив взял командира радиовзвода Андрея Фесенко. С ним пошла и радиостанция РСБ для поддержания связи между ВПУ и штабом дивизии. Кроме того, командир дивизии через свою рацию на “Виллисе” должен был держать связь с аналогичной рацией на ВПУ командира 6 Штурмового авиационного корпуса генерал-майора Комарова.
Вскоре Фесенко вернулся и поведал о постигшей его неудаче. Связь не работала. Он не сумел установить связь с командиром корпуса. Радиостанция РСБ отказала. Комдив отправил лейтенанта Фесенко в роту. Мне было поручено заменить командира взвода на ВПУ. Я немедленно выехал. Видимо, в жизни, кроме всего прочего, мне иногда просто везло. На ВПУ мне удалось установить связь с ВПУ командира корпуса, запустить радиостанцию на связь со штабом дивизии. Видимо эти положительные результаты моей работы стали причиной того, что командир дивизии Тимофеев во все операции, в которых принимала участие наша дивизия, в качестве радиста брал меня. Кроме того, меня назначили командиром радиовзвода, присвоили звание “старшина”. Я стал занимать офицерскую должность, получать офицерское денежное содержание (кроме платы за звание) и получать офицерский паек.
Наши войска вступили в Польшу. Гос. граница осталась позади. Мы переехали Буг в районе Брестской крепости. От нее остались в памяти какие-то строения красного кирпича и более конкретного. За Бугом Польша! Как разительно отличались дороги на польской территории от российских дорог и белорусских! А села!? Куда как ухоженней, добротней дома, чище улицы. У въезда почти в каждую деревню установлено распятие с Христом. Наша армия шла на запад. Наши войска освободили г. Люблен. Мы въехали в город почти тотчас с нашими передовыми частями. Полки высыпали на улицу, радушно встречали наших красноармейцев, подносили чарку и чего покушать, иные дарили цветы. Чувствовалась искренняя радость населения. Из Люблина мы поехали на отдых в близлежащий замок. Видел там латы рыцарей средневековья. Богато жил владелец этого замка. За работу в любленской операции меня наградили медалью “За боевые заслуги”, моей первой наградой.
Как и все время за наступательной операцией следует пауза. Войска переходят к обороне. В эти паузы ВПУ, естественно, свертывался. Личный состав занимался приведением техники в порядок, ремонтом, тренировкой в приеме на слух и работой на ключе. Естественно продолжались работы по обеспечению радиосвязи с необходимыми корреспондентами. Наш бывший командир радиовзвода Андрей Фесенко был откомандирован в другую часть и больше мы с ним не встречались. Он был хороший парень, но ему сразу дико не повезло!
После операции штаб дивизии и, естественно, вместе с ним наша 208ОРС передвигалась на новое место. Совсем другое место, не то откуда мы поехали на ВПУ при проведении операции. Однажды при возвращении с ВПУ нас остановили два наших летчика и подбитого самолета, который сел “на брюхо”. Ребята были из соседней 198 авиационной дивизии. Они возвращались в свою часть. При них были их парашюты, которые стесняли движение. Наш комдив предложил летчикам отправить парашюты в нашу дивизию, куда с ВПУ шла машина. Отправили. Когда мы с ВПУ вернулись к себе в Чарторыйск, где стояла теперь наша рота, штаб дивизии и 805 авиаполк, то узнали, что парашюты благополучно прибыли. Но судьба этих парашютов была трагикомична! Командир роты лейтенант Блат (уж, что ему ударило в голову?!) распорядился парашюты порезать на косынки, платочки и оделить ими женщин нашей роты. Чудак Блат не сообразил, что он уничтожил боевое имущество. Результат: Трибунал. Лейтенанта Блата разжаловали в рядовые и отправили в штрафной батальон на фронт кровью искупать свою вину.
Надо сказать, что я в то время дружил с одной девушкой, которая служила в нашей роте в штабном взводе телефонисткой. Звали ее Аня. Но на нее “положил глаз” начальник связи дивизии майор Грудистов. Небольшого роста с бритой головой. И вот в одно далеко не прекрасное утро ко мне в хату (мы жили на хате у поляков), где я жил вместе с помпотехом роты лейтенантом Шелезом Алексеем Петровичем прибегает кто-то из роты с криком, что Аня застрелилась. Было следствие. В результате майора Грудистова перевели куда-то.
Это было глубокой осенью 1944 г. в с. Чарторайск. Началась подготовка к очередной наступательной операции. Комдив посадил меня в свой У-2, и я попал в какое-то селение (названия не помню), где находилась наша оперативная группа. Там я и встретил католическое рождество вместе с поляками. Подготовка новой операции закончилась, и наши войска вновь пошли в наступление, результатом которого было освобождение Варшавы.
Наши войска двигались вперед на запад. Вместе с наступающими частями двигался наш ВПУ. В одном населенном пункте, в Польше, мы, остановились у штаба танковой армии, с которой взаимодействовали наши штурмовики. По пути мы заехали на захваченный у немцев аэродром, где залили баки нашего ЗИС-42, на котором была радиостанция РАФ, как говорят, по горло. Этот ЗИС имел дополнительные баки, а всего вмещалось примерно 250 литров бензина. Да пара канистр на крыше кабины. Вокруг было скопление автомашин, бронетранспортеров. Все это указывало, что здесь находиться какой-то штаб. Я в это время находился в “Виллисе”. Надо отметить, что по указанию комдива “Виллис” был переоборудован. Вместо брезентового верха в ПАРМе сделали кабину из дюраля. На крыше, над передним сидением, было сделано окно, закрытое оргстеклом. Радиостанция размещалась по бортам “Виллиса”. Итак, я сидел в машине, работал на радиостанции, вдруг заметил, что народ кругом тревожно забегал и послышался гул самолетов. Быстро выскочил из машины, глянул верх. Вижу два фокера (ФВ-190) заходят на цель. Я только успел подумать, что надо лечь на землю и голову сунуть под мотор машины. Только устроился – взрыв бомбы, которая взорвалась метрах в 15-20 от меня. И все тихо! Смотрю, недалеко полыхает наш ЗИС с радиостанцией. Недалеко в землю ушел сбитый самолет и рядом валяется голова немецкого летчика. Самолет сбил один капитан из счетверенной зенитной установки на бронетранспортере. Переднее стекло “виллиса” все было пробито мелкими осколками. Моя радиостанция тоже получила повреждения. Мне потом пришлось ее ремонтировать. При этом налете фокеров погиб майор начальник службы ВСС (воздушно-стрелковой службы) нашей дивизии. Он не выдержал и вздумал перебежать в другое место и поднялся на ноги. Осколок от бомбы вошел ему в бок, вышел из головы. Майора (фамилию его запамятовал) похоронили в воронке от бомбы. Несмотря на то, что “Виллису” досталось, я не пострадал. Хватило выдержки лежать на земле.
После завершения этой операции мы приехали в д. Карцих. Это уже на территории Германии. Всем стало ясно, что не за горами бои за Берлин. И вот только теперь почти три года спустя меня приняли в члены партии. Это было весной 1945 г.
Примерно в апреле 1945 г. мы снова поехали на ВПУ. Готовилась Берлинская операция. Перед выездом тщательно проверил радиостанцию. Условились с радистами, оставшимися при штабе дивизии. Настроили все приемники и передатчики. Прибыли на правый берег Одера недалеко от г. Кюстрина. Город представлял собой жалкое зрелище. Практически все дома в руинах. На левом берегу Одера был расположен наш плацдарм, ранее захваченный нашими войсками. Вдоль левого берега Одера шла дамба. Немецкие самолеты часто налетали бомбить расположения наших частей на левом берегу и, главное, переправы через Одер. Пикировщики прилетали, становились в круг и поочередно пикировали на цель. Конечно, наши истребители тоже не дремали. Это был уже не 1941 год! Да и зенитная артиллерия вела интенсивный обстрел немецких самолетов. Примерно в середине апреля, ночью, было дано распоряжение переправиться на левый берег Одера, на плацдарм. 16 апреля, с рассветом была открыта мощная артподготовка. Севернее нас что-то заблестело в утреннем тумане (позднее стало известно, что перед наступлением наших войск, позиции немцев осветили мощные прожекторы с целью их ослепления!) Радиомолчание, сохранявшееся весь период подготовки Берлинской операции, окончилось. Связь со штабом дивизии была установлена немедленно. Комдив вызывал штурмовые полки для штурмовки позиций немцев оборонявшихся против наших войск на плацдарме.
Надо отметить, что моей обязанностью как командира радиовзвода было обеспечение нормальной радиосвязи командира дивизии с подчиненными полками и связь со штабом корпуса. На ВПУ через радиостанцию командира дивизии я должен был держать связь с самолетами полков нашей авиадивизии. Информировать их воздушной обстановке, предупреждать о появлении вражеских самолетов, особенно истребителей. Для различения наших (нашей дивизии) самолетов ИЛ-2 на их плоскостях были нанесены поперечные белые полосы 1,2 или 3 по числу штурмовых авиаполков в дивизии. Полки соседней 198 авиадивизии имели по 1,2 или 3 черных полосы.
В упорных боях на Кюстринском плацдарме наши войска прорвали немецкую оборону. Началось мощное наступление на столицу фашистской Германии Берлин!! Наш ВПУ, вслед за наступающей армией, которую прикрывали Ил-2 нашей дивизии, продвигался на запад. Путь наш лежал в охват Берлина с севера германской столицы, по большому берлинскому кольцу. Слева от нас остался г. Науен с его башнями мощной радиостанции. То, что я в школе учил немецкий язык, пригодилось. Спросить название населенного пункта или дорогу к какому-либо селению, да и просто спросить немца по какому-либо вопросу. Конечно, моих познаний хватило на самые простые вопросы, и понять ответы. Об акценте я не говорю! Мог кое-как слепить фразу и то ладно! Наступление шло своим чередом. Самолеты вели боевую работу, мне приходилось держать с ними связь, информировать о воздушной обстановке, изменении целей штурмовиков (по указанию полковника). Иногда мы попадали под артобстрелы, иногда под налеты вражеских бомбардировщиков. Но заповедь, что земля спасет и прикроет от ранений и контузий.
А между тем Берлин остался позади, мы двигались по направлению к г. Ратенов. В это время стало известно, что наши войска встретились с американцами на р. Эльбе. Была получена команда - вернуться на свою базу в штаб дивизии. Возвращались мы уже другой дорогой, южнее Берлина через Потсдам. Город немцы (население) покинули. Там, в пустых домах, я и взял себе фотоаппарат, готовальню которые я привез домой. Следует сказать, что при наступлении мы встречали села и мелкие поселки, жители которых покинули свои дома. В пустующих домах мы брали разные трофеи, разные тряпки. Однажды мне попался небольшой аккордеон. Все это я посылками высылал домой матери. Она это барахло продавала на рынке, чем чуть-чуть облегчала свое существование. Тогда были официально разрешены посылки из армии с трофеями на Родину.
В конце апреля-мая 1945 г мы вернулись на свою базу в штаб дивизии, который за время наступления наших войск на Берлин переехал в г. Штраусберг. Штраусберг - небольшой, чистый городок, расположенный на берегу озера. Штаб дивизии расположился в двухэтажном особняке, а наша 208 ОРС – в соседнем здании. Практически для нас война окончилась, хотя бои еще продолжались. И в эти дни я получил предписание выехать в один населенный пункт на курсы младших лейтенантов. В Польшу. У меня не было никакого желания становиться кадровым военным. Но поехал. Приехал и в этот день по радио передали, что Германия капитулировала, война окончена! Победа!!
Конечно, ни о каких курсах я думать перестал и срочно, на попутных машинах, вернулся к себе в часть. Никто меня в возвращении не упрекнул. Праздновали Победу. Имея трофейный фотоаппарат, я занялся фотографией. Пленку и фотоматериалы доставал в штабе у аэрофотограмметристов (аэро-фото разведка). Некоторые из этих фотографий сохранились и сейчас.
Одно время в Штраусберге стоял и штаб I-го Белорусского фронта. Примерно в июне-июле мы из Штраусберга организовали экскурсию в Берлин. Поехали на машине. Пригороды берлина застроены аккуратными маленькими домиками с небольшой усадьбой. Чистенько кругом, порядок. Ближе к центру - все больше разрушений. На стенах домов надписи на немецком языке “Берлин останется немецким”. Центр города почти полностью разрушен. Бранденбургские ворота, колонна победы, Рейхстаг. У памятника Бисмарку я сфотографировал нашу группу. Эта фотография цела до сих пор.
Рейхстаг сильно разрушен. У Рейхстага, за Брандербугскими воротами толкучка. Торгуют все и всем. И немцы, и американцы, и англичане и французы. Ну и, естественно, наши славяне. Там я купил себе и брату Жене ручные часы. Летом 1945 года меня и еще некоторых ребят из нашей роты вызвали в штаб дивизии, и ее командир полковник Тимофеев В.А. вручил нам государственные награды за участие в прошедших операциях. Я сразу получил два ордена: “Красная звезда” и “Отечественной войны II ст.”. Позже мне вручили медали “За освобождение Варшавы”, “За взятие Берлина”, “За Победу над Германией”. Медаль “За боевые заслуги” я, как я говорил ранее, получил раньше. Ордена я получил за варшавскую и берлинскую операции.
После войны из Финстервальде мы ездили в Берлин на экскурсию. Я был старшиной, но обмундирование имел офицерское из английской шерсти. Решили с другими командирами взводов нашего 542 отдельного батальона связи сходить в варьете. Но туда пускали только офицеров. Тогда ребята сняли с шинели лейтенантские погоны, и я их нацепил вместо своих. Прошли в варьете, посидели, посмотрели выступление отличное от всех ранее виденных и привычных. Слава богу, патрули не обратили на наш маскарад (точнее мой маскарад) внимания. Все кончилось благополучно.
В Москве состоялся парад Победы. А у нас начали демобилизовать из армии женщин, переформировывать воинские части. Вскоре мы покинули Штраусберг и передислоцировались в военный городок при аэродроме (название забыл). Разместились в коттеджах. У меня с двумя другими командирами взводов Нестеровым и Черевичным была квартира в две комнаты со всей обстановкой, которую оставили бежавшие немцы. Там мы пробыли мало. Дивизия наша расформировалась. Штурмовые авиационной дивизии, как говорили, улетели на восток. Предстояла война с Японией. А то, что осталось от нашей роты переехало в г. Вишток. Куда были переведены остатки 209 отдельной роты связи соседней дивизии. Из объединения этих двух рот создали 542 отдельный батальон связи. Я получил должность начальника мастерских (офицерская должность, которую должен занимать старший лейтенант). Я питался в офицерской столовой, получал офицерский доппаек и получал зарплату как начальник мастерской (кроме доплаты за звание).
В Витштоке я получил письмо от брата Жени, который служил в танковых войсках и, как, оказалось, находился не очень далеко от меня в городишке Нойруппин. Я списался с братом, договорился со своим начальством, сел на поезд и поехал к Жене. Танкисты встретили радушно. Я договорился с его командиром и Женю отпустили на праздники (был канун Октябрьских праздников). Приехали к нам. У нас, его встретили тепло. Кормили в офицерской столовой (Женя был сержант). Жили мы с ним у меня. Я в то время занимал отдельную комнату. Я, через своего начпрода, достал брату килограмм 20 сахара, который был ему необходим для уплаты немцу-врачу за изготовление мостов на зубы. Мы сфотографировались, благо у меня теперь был фотоаппарат. После праздников брат уехал в свою часть. А наш, теперь уже 542 отдельный батальон связи, погрузился в эшелон и отправился в путь в г. Фирстенвальде, что к югу от Берлина, недалеко от железной дороги Берлин-Дрезден.
В пути с нашим эшелоном случилось ЧП. Паровоз и несколько вагонов сошли с рельс. Никто не пострадал. Правда, мой, довольно большой ковер, который я возил в качестве трофея, бывший в пострадавшем вагоне пропал бесследно! Туда ему и дорога. Как достался, так и расстался!
Приехали с приключениями в Финстервальде. Это небольшой городок. Кое-какая промышленность, ж. д. станция. Довольно крупный военный городок и аэродром при нем. Наш батальон разместили в здании заводоуправления завода Щраубефабрик (завод по производству разного крепежа), на котором, как говорили немцы, делали торпеды. Завод демонтировали и вывезли в счет репараций. Офицеров и том числе и меня поместили в домах напротив. У меня была квартира, которую делил с пом. по технической части Лихоузовым Павлом Герасимовичем. Командиром батальона у нас был майор Шевченко. Этот наш батальон был создан слиянием двух рот208 и 209 ОРС из-за чего, естественно появились новые лица и в том числе бывший командир радиовзвода 209 ОРС лейтенант Шишко Евгений Михайлович из Калуги! Жил он, до армии, в частном домике на ул. Московской (там теперь выстроены пятиэтажки) по западной стороне, недалеко от винзавода. Он был назначен первым помощником начальника штаба батальона.
Война окончилась, и работы стало мало. В штате моей мастерской было человека 3-4. Ребята чуть старше меня, прошедшие войну, хлопот с которыми я не имел. Это не то, что взвод там было всякое. Приходилось иногда пользоваться своими уставными правами давать наряд вне очереди и даже сажать на гауптвахту на трое суток. Иметь в подчинении людей не самая желанная деятельность (на мой взгляд)! В батальон пришли новобранцы. Мне приходилось вести с ними регулярные классные занятия по радиотехнике. Приходилось вести занятия и с офицерами во время командирской учебы. У меня это получалось вполне хорошо. Это я могу сказать без излишней скромности.
Здесь, в Финстервальде, нам в офицерском пайке стали выдавать папиросы и сигареты. И вот в компании, когда мы собирались у кого-то на квартире, я мало помалу стал курить. И курил я 22 года к сожалению. В 1967 г. бросил и не жалею о том!
В Германии, во время войны (равно как и в СССР) радиоприемники у населения были отобраны и помещены на склады. После войны офицеры нашей армии получили возможность взять эти приемники. На складах лежали груды приемников, по которым ходили, ломали, корежили. Но подобрать что-то подходящее можно было. Но беда в том, что большинство приемников было без ламп. Я занялся переделкой немецких приемников (и не только немецких, попадались французские, голландские и др.) на радиолампы отечественного производства. Достал приемник себе и я. Приемник я переделал на русские лампы. Был он достаточно хорошим, но без корпуса. Я его привез домой, а потом я его переделал на радиолу.
Приходилось ремонтировать радиостанции, вести подготовку американской техники для сдачи ее по условиям договора с американцами по ленд-лизу (договор о предоставлении во время войны техники взаймы с возвратом оставшейся целой).
В Финстервальде я достал себе мопед фирмы НСУ. Не новый, конечно, но ездить можно было. Правда резина была изношена почти до предела, а достать новую не удалось. Я этот мопед при демобилизации захватил с собой и привез его в Калугу, домой.
В 1946 году началась массовая демобилизация из армии. Начали с 15-ти старших возрастов. Потом еще. По всему было видно, что и 22 год скоро будет демобилизован. И вот в феврале 1947 года вышел указ о демобилизации, в том числе 1922 года рождения. Стал готовиться к демобилизации.
За время войны я был награжден медалями: “За боевые заслуги”, “За освобождение Варшавы”, “За взятие Берлина”, “За победу над Германией”, орденами: “Красная Звезда”, “Отечественной войны II степени” и уже после войны, когда работал, получил орден “Знак Почета”, еще один орден “Отечественной войны II степени” и восемь памятных медалей. Всего я имею 16 государственных наград.
Тут надо заметить, что, хотя я и был на офицерской должности, но становиться кадровым военным я не имел ни малейшего желания. И в 1946 г. пользуясь своим правом поступать в ВУЗ без экзаменов (я как говорил выше, кончил школу в 1940 г. с “Золотым” аттестатом) я поступил во Всесоюзный Заочный Институт Связи (ВЗЭИС). Но, естественно, заниматься возможности в Германии не было, не было учебников, да и после почти 6-ти летнего перерыва отвык от систематической работы с книгой. Я попросил академический отпуск и получил его.
Пришел срок демобилизации. Нам, демобилизуемым выдали подарки: отрезы материи, американские консервы. У кого, что было припасено самостоятельно из трофеев. Я упаковал приемник (без футляра), разобрал и упаковал мопед, кожаное пальто, которое мне сшил немец за мои деньги. Настал день демобилизации. На машины и в путь. Приехали на общий сборный пункт в г. Фюрстенвальде. Там сформировали эшелон из теплушек и поехали. Госграница. Пограничники досматривают вагоны, шарят под нарами (демобилизуемые солдаты во время досмотра из вагона удалены). В одном из вагонов, под нарами, обнаружили немку, которую какой-то солдат пытался ввезти в Союз. Обеих забрали. Дурак! Эшелоном от границы мы доехали до станции Тихонова пустынь. Пересадка. Тогда электричек не было. Ходила так называемая, передача, паровик, Калуга-Тихонова Пустынь и обратно. Кое-как погрузился со всем своим имуществом в вагон. 18 км и дом, Калуга! Наконец-то! В Калугу приехали ночью. Ночевал на вокзале. Утром собрал свой мопед (для транспортировки я снял с него колеса и сложил все вместе), погрузил на него чемоданы. Решил сначала зайти к жене Шишко Е.М., которая жила в частном доме на ул. Московской. Это было практически по пути. Надо было отдать ей посылку, разные тряпки, которые меня просил доставить Евгений Михайлович. Я заехал, отдал посылку. Поговорили о делах в батальоне. Шишко и его жена во время войны служили в одной 209 роте связи, в роте, которая потом вошла в состав нашего батальона. Евгений Михайлович Шишко после демобилизации в конце 40-х начале 50-х годов окончил пединститут и работал в 9 средней школе учителем физики. Выпивал. Умер от цирроза печени в молодом возрасте.
После войны
Жизнь продолжается!
