В 1941 году Пётр Буря, учась в 10-ом классе Екатеринославской средней школы, стал строить планы на будущее. Юноша мечтал связать свою судьбу с армией и стать доблестным командиром.

    16 июня в школе была установлена срочная сдача экзаменов. В этот же день Пётр и несколько его одноклассников сдали два последних экзамена, затем - выпускной вечер, а спустя три дня, 19 июня вчерашний школьник Пётр Буря и ещё три его одноклассника: Литвинов, Птах и Гаркавенко отправились из Екатеринославки в дальнюю дорогу поступать в Первое Томское артучилище.

    22 июня товарный поезд, в котором ехали ребята со всего Приамурья поступать в военное училище, подъезжал к станции «Петрозаводская» Читинской области, когда пришло сообщение: началась война! На остановках парни смотрели, как женщины провожали мужей на фронт, и думали под стук колёс, что их ждёт. Впереди были 6 месяцев учёбы по ускоренной программе.

    Да, не знали тогда друзья, какой долгой и жестокой будет война. Не ведали они, что, корректируя артиллерийский огонь, погибнет на Курской дуге Гаркавенко, что вскоре после войны скоропостижно скончается Птах. Пройдут всю войну и живыми вернутся домой лишь Буря и Литвинов. Но каждый из них знал, что в любой миг готов отдать жизнь за Родину.

    В артучилище Пётр и его товарищи освоили за полгода двухгодичную программу. Всю неделю проходили боевые учения, а по воскресеньям работали на прокладке железнодорожной колеи к эвакуированному из Москвы шарикоподшипниковому заводу. В Томске друзья впервые встретились с эвакуированными и ранеными. В январе 42-ого курсанты сдали выпускные экзамены, и дорога друзей на этом разминулась. В одну из январских ночей военный эшелон умчал 800 «скороспелых» лейтенантов на фронт.

    23 февраля, как раз в День Советской Армии, выпускник военного училища Пётр Буря прибыл на Северо-Западный фронт в г. Бологое, что между Ленинградом и Москвой. В штабе он получил направление в прославленную 245-ю Режецко-Валгинскую Краснознамённую стрелковую дивизию. На момент прибытия Петра, 245-я дивизия, входившая в 34-ю армию, принимает участие в Демянской наступательной операции и участвует в окружении Демянска.

    До прибытия у Петра было такое представление о фронте, что все гудит, рвется, а тут поразительная тишина. Располагалась дивизия тогда в районе о. Селигер. Назначили его командиром взвода боепитания. Было во взводе четыре лошади и столько же повозок, для подвозки снарядов к артиллерийским орудиям. В 42-ом снаряды были на особом счету, экономия строжайшая.

    Поразительную тишину в селении нарушил налёт 45-и немецких бомбардировщиков. «Варвары» выбросили несколько десятков бомб на жителей, которые выбежали на озеро. Разгромленные составы, покорёженный семафор, на котором висели... окровавленные останки погибших солдат, на всю жизнь остались в памяти Петра. Но это был тыл. Война была ещё впереди...

    Позже Петра Бурю назначают командиром огневого взвода 122-миллиметровых гаубиц. 

    Военная судьба уготовила Петру Ивановичу не только испытания, но и приятные сюрпризы, например, «воскрешение из мёртвых». И таких случаев в его жизни было два.

    Первый раз боевые друзья выпили сто граммов за упокой его души в 42-ом под Старой Руссой. И закусили его же банкой американской тушёнки, которую лейтенант Буря получил перед наступлением, но есть не стал.

    - На голодный желудок наступать легче, - пояснил сохранность своего доппайка ветеран. - Я тогда командовал взводом. Бои были ожесточённые, немцы палили по нашим позициям, что есть мочи. Только залёг я в траншею, и тут «ба-бах!» - сбоку разорвался снаряд. Один осколок мне в зуб попал, а другой, побольше, угодил прямо в живот. И надо же как повезло: ударил меня не острым концом, а плашмя. Почувствовал только сильный удар. И тут мне звонят: «Командир батареи ранен. Лейтенант, принять батарею! Взять Старую Руссу!» Пехота пошла в наступление, началась такая заваруха... В общем, наступление было сорвано. Возвращаюсь я к своим ребятам, а они на меня смотрят, как на привидение: «А нам сказали, что ты погиб! Мы уже и твою банку распечатали, помянули тебя!»

    Во второй раз меня «похоронили» в 44-ом. Было это на Пушкинских горах, катили мы пушку на ремонт. Я сначала шёл слева от орудия, и вдруг (не знаю даже сам почему - интуиция, что ли, сработала) перешёл на правое колесо. А тут раздался взрыв - нарвались на противотанковую мину. Как сейчас помню, перед глазами огненный столб. Ну, думаю, всё, кончилась моя жизнь. В одно мгновение мне представилось, что по земле разбросаны мои кости. В глазах потемнело...

    Очнулся я: сижу на краю траншеи и ног своих не вижу. Неужели оторвало?! Нащупал - нет, ноги целы. Только штаны разорваны, кровь, а из бедра осколок торчит. Смотрю, все кругом раненые лежат, а у того бойца, что на моё место перешёл, ногу оторвало. Санинструктору осколок прямо в лицо угодил, так что нас и перевязать некому было...

    Раненого лейтенанта доставили в медсанбат с большой кровопотерей. Необходимо срочное переливание крови, которой, увы, не было.

    - Сделали мне операцию. Потом на самолёт - и в госпиталь в Осташков отправили. А на следующий день узнать о моём состоянии в медсанбат приехали командир батареи и парторг. А им: так, мол, и так. Умер ночью ваш Буря... Оказывается, в медсанбате лежал мой однофамилец с ранением в живот. Вот нас с ним и перепутали. В общем, помянули наши ребята мою бренную душу и родным сообщили, мол, меня уже нет в живых...

    А тем временем врачи боролись за жизнь лейтенанта. В Осташкове крови тоже не оказалось, и его полуживого на санпоезде повезли в другой госпиталь. 

    После такого ранения можно было остаться на службе в тылу, но Пётр Буря попросился снова на передовую и получил назначение в Первую ударную армию. Закончил войну в Харбине. В мае 1946 года вернулся в родные края.