Чебыкина Валентина Викторовна
Чебыкина
Валентина
Викторовна
Дата рождения: 08.1935

История солдата

Чебыкина (Рощина) Валентина Викторовна,1935 г.р.Место рождения г.Ленинград. Отец Рощин Виктор Сергеевич, мать Рощина Ксения Павловна.  Дети блокадного Ленинграда.

Регион Красноярский край
Населенный пункт: Красноярск
Место рождения Россия ,г.Ленинград
Дата рождения 08.1935

Воспоминания

Статья Пановой Татьяны в газете Эвенкийская жизнь.

Ленинградка
За четыре года учебы в Питере блокадные дни ленинградцев как бы черной стрелой прожгли мое сердце. Пулковские высоты… Пискаревское кладбище… Ладога – «Ледовая дорога жизни»… Дневник Тани Савичевой: «Умерли все. Осталась я одна…» И кто бы мог подумать, что рядом, в Байките, вот уже немало лет живет очевидица и непосредственная участница тех памятных лет – Валентина Викторовна Чебыкина (в девичестве – Рощина).
– Родилась я в августе 1935 года в Петергофе Ленинградской области,– вспоминает Валентина Викторовна.– Рощины была наша фамилия. Отца звали Виктором Сергеевичем, маму – Ксенией Павловной.
Когда началась война, мне было шесть лет, братьям – Вите примерно четыре года, а Гене – всего шесть-семь месяцев (он еще в одеяльце лежал). Отец перевез нас из Петергофа в Ленинград и ушел на фронт, с которого так и не вернулся.
Когда немцы бомбили Ленинград, мама вместе с нами уходила в бомбоубежище. Началась блокада и страшный голод. Мама рано утром уходила занимать очередь за хлебом, а потом на работу, и уже вечером, возвращаясь, давала нам по маленькому кусочку хлеба (примерно четыре на четыре сантиметра). Иногда хлеба не хватало (давали по карточкам). Мы с Витей хлеб съедали, а самому маленькому Гене я мочила его в водичке и через марлечку давала пососать. От голода мама слегла и уже не вставала, а я накрывала ее одеялом, чтобы ей было тепло. За хлебом ходить было некому. Оставалось маленько жмыха и дуранды, очень твердые, как камушки. Мы их кусать не могли, а просто держали во рту, и что отсоединялось, глотали.
Первым умер Гена, за ним – мама, и сколько дней они лежали мертвыми, я не знаю.
Мы с Витей лежали на одной кровати, ни я, ни он ничего друг у друга не просили. Взрослые, кто еще мог ходить, подбирали по домам мертвых, а также оставшихся в живых детей. К нам зашли мужчины и унесли маму с Геной, а потом пришли за нами. Мы уже почти не ходили и они нас на своих спинах перенесли в детский дом, который должны были через сутки эвакуировать (на то есть архивная справка). Мы были «кожа да кости». За эти сутки в детдоме умер Витя. Так у меня никого не осталось.
Я находилась в блокаде 365 дней и ночей (самых первых из 900 блокадных – Т.П.). В детском доме впервые поела овсяной каши, вкус которой запомнила на всю жизнь. Затем нас стали переписывать четыре женщины, мы рассказывали, кто что о себе помнил, они достоверно записали все наши данные, а кто о себе ничего не знал, давали фамилию Неизвестных.
Так как я год находилась в блокадном городе, мне было уже семь лет. При эвакуации нас посадили на пароход и повезли по Ладожскому озеру. Было жутко, потому что отплывающие пароходы с людьми бомбили немцы, но наш каким-то чудом уцелел.
Потом нас посадили на поезд и повезли в Сибирь. Везли очень долго, больше месяца. Вагоны были сделаны под теплушки, и в поезде нам каждый день стали давать хлеб и горячую воду. Мы мало-помалу ожили. Привезли нас в село Вершино-Рыбное Партизанского района Красноярского края. В Сибири была уже зима, а мы были одеты в легкие ботиночки, чулочки, осенние пальтишки, шапочки. В детском доме нас стали откармливать и все время давали рыбий жир.
Затем нас перевели в другой детский дом, который находился в деревне Хойдак, и уже после него перевезли в детский дом города Канска (там жили дети, у кого родители погибли на фронте).
Потом нас на два года отправляли в Ижевское ремесленное училище № 9, и уже в начале пятидесятых, вернувшись в Красноярск, мы начали свою самостоятельную жизнь. Жили в бараках на улице Мичурина, на берегу Енисея. Ну, а затем Байкит…
И здесь Валентина Викторовна из своих личных архивов достала вырезку из газеты «Красноярский рабочий» с заметкой «Плакать не было слез…» (автор В.Кармазин), которую хранит вот уже целых двадцать лет (материал был подготовлен к 40-летию Великой Победы).
– Эту газету я храню потому, что там описаны детские дома в селе Вершино-Рыбное и деревне Хойдак, где я находилась.
Вот что пишется в этой заметке (по воспоминаниям блокадницы О.Н.Каштановой – Т.П.): «…вначале говорили, что везут в Краснодарский край. Наконец, прибыли. Оказалось – Красноярск… Город встретил детей холодной, сырой погодой. А одеты были все совсем легко. От Красноярска до станции Клюквенной везли их дальше в теплушках, от Клюквенной до Партизанского – на санях, предварительно укутав в дохи из собачьего меха. Был уже октябрь. В Партизанском переночевали всего одну ночь в клубе и поехали в село Иннокентьевку. Встретили детей очень радушно – в домах, где разместили, было жарко натоплено, полы выскоблены добела. В кадках стоял сосновый отвар, пить его было очень неприятно, но приходилось пить, так как другой воды не было. Видно, нужно было предотвратить цингу.
Позже детей перевезли в село Вершино-Рыбное, а потом в село Хойдак. Ходили в школу. Писать было не на чем, но быстро приспособились: покупали на почте газеты и какие-то брошюры и писали между строчек…Весной и летом работали – собирали березовые почки, косили сено, собирали колоски, заготавливали в тайге кедровые орехи, березовые веники, таскали жерди для огорода, возили воду из речки, собирали черемшу».
И далее: «Где они, дети Ленинграда, которых вывозили из блокадного города самолетами, пароходами, по железной дороге, машинами, а затем в безопасные районы страны? Кто они, рыцари транспорта, спасавшие маленьких ленинградцев? … Мы долго не могли встретиться с летчиком-испытателем Героем Советского Союза Алексеем Николаевичем Грацианским, в тяжелейшее время блокады вывозившим из Ленинграда через линию фронта детей на Большую землю.
– Не могу! – отвечал он по телефону.
А однажды даже после этих двух слов всхлипнул на другом конце провода.
И это – человек с железными нервами, не раз смотревший смерти в глаза, воспитавший двенадцать Героев Советского Союза мирного времени – летчиков-испытателей.
– В прошлом году (не забывайте – это ровно двадцать один год тому назад! Жив ли он? – Т.П.) дважды посылали меня выступить с лекцией о ленинградской блокаде. И оба раза я не смог, – пояснил он. – Вышел на трибуну и расплакался. Тяжелейшие воспоминания…
Детей из Ленинграда мы начали возить с конца октября сорок второго года, – продолжает рассказ Грацианский. Дети стоически переносили беду. В ожидании самолета сидели они молча, сгорбившись, как старички. Не капризничали. О чем-то думали. Плакать не было сил.
Молча прощались с родителями. Хорошо понимали, что расстаются с ними, может быть, навсегда.
Помнится, один полковник попросил меня передать детям сестры, жившей в блокадном городе, две пачки печенья. Двухлетний мальчик с жадностью съел черный хлеб, а печенье… бросил на пол – ребенок не знал, что это такое.
Дети тогда казались значительно взрослее. На их лицах лежала печать испытаний. Тех, кто уже не мог к самолету идти самостоятельно, вели под руки. Наш «Ли» рассчитан был на двадцать четыре человека, а мы брали их по пятьдесят-пятьдесят пять. Худые, изможденные… Весили-то они совсем ничего… Усаживали детей плотно – один к одному…
Во время «детских» рейсов я держал штурвал особенно цепко. Когда нападали немецкие стервятники – скрежетал зубами, прижимался к земле… если летел высоко, бросал самолет из стороны в сторону… Дети же…»
– Я преклоняюсь перед живыми, кто воевал и кто одержал Победу, и перед мертвыми – вечная им память! – заключая нашу беседу, очень устав от вопросов и воспоминаний, сказала тетя Валя. – Мой отец тоже погиб на фронте. И когда слышишь «Победу со слезами на глазах», то мурашки пробегают по коже: какой ЦЕНОЙ далась нам ПОБЕДА!!! Дай Бог, всем людям на земле чистого неба и яркого солнца, чтобы никому не пришлось испытать ужасы войны!
– И все же, тетя Валя, почему так долго молчали о своем военно-блокадном детстве? И вообще, до этого вы кому-нибудь что-нибудь о себе рассказывали?
– Нет. Молчала все годы, так как не было документов, что я – блокадница. Первым ко мне с вопросом: «Валя, почему ты не пишешь, не ищешь саму себя?!!», – обратился старожил Байкита Иван Васильевич Лапушов. И начал действовать: написал в УВД г. Красноярска запрос обо мне, и сразу же пришел ответ, что я нахожусь в списках блокадников в таком-то архиве. Началась переписка, и архивы мне во многом помогли: я узнала, откуда я была эвакуирована, куда затем нас перемещали (что, кстати, соединилось потом с моими воспоминаниями), и я очень благодарна тем людям, которые помогли мне восстановить документально (я не могла поверить этому!), откуда я, и с какого времени нахожусь в Сибири. Когда нас опрашивали еще в Ленинграде, я хорошо помнила, что мы – Рощины… Это во многом мне помогло… Да храни их всех Бог!

Фотографии

Чебыкина (Рощина) Валентина Викторовна

Чебыкина (Рощина) Валентина Викторовна

Семья солдата

Виктор
Рощин Виктор Сергеевич

Отец

Ксения
Рощина Ксения Павловна

Мать

Автор страницы солдата

Страницу солдата ведёт:
История солдата внесена в регионы: