Хочу рассказать о моем отце, что еще помню из его немногословных рассказов.

Рос он без отца (погиб в гражданскую) и воспитывался матерью-колхозницей.    После окончания школы учился в педтехникуме в г. Бердянске(Осипенко). В 1939г. был призван в армию и направлен на учебу в Московское политучилище.       С теплотой вспоминал время учебы, однажды пришлось рапортовать самому Буденному, когда стоял дневальным по казарме. Дважды участвовал в парадах  на Красной площади-курсантом стоял линйным, а потом, уже политруком, проезжал на артиллерийском тягаче с гаубицей. Служил в г. Шуя в артполку РГК.

   Война застала в крымском санатории в г. Судак в первом командирском отпуске. Так и не заехав к матери, догнал полк и с 3 июля 41г. в боях. Помню, рассказывал о меткой стрельбе артиллеристов полка и тяжелых боях. Но прорвались немцы, пришлось топить гаубицы в белорусских болотах и с большими потерями пробиваться с окружения. И снова бои, тяжелая контузия-взрывом бомбы засыпало блиндаж, откопали чуть живых.

Уже выздаравливал, когда фашисты захватили госпиталь. От смерти спасло то, что был в госпитальном халате, а не в гимнастерке с красной звездой на рукаве. Затем лагерь военнопленных в обтянутом колючей проволокой саду на черниговщине. Голод, холод, издевательства. Когда гнали на запад, небольшой группе удалось бежать,ему повезло-уцелел. Фронт был уже под Москвой  и началась долгая дорога домой. Помогал украинский язык, а товарищ был русским-помалкивал.  Морозной зимой изможденные до предела добрались до родного хутора. Немцев там не было, комендатура находилась в большем соседнем селе. Долго болел, но мать выходила, главное никто не выдал. А товарищ поправился и по весне ушел на восток. Как удалось выжить политруку на оккупированной территории отдельная история.

После освобождения, осенью 1943 года, пошел на призывной пункт. Дальше-спецпроверка, звание мл. сержант, ручной пулемет Дегтярева в 11ОШСБ (отдельный штурмовый стрелковый батальон) 3-го Белорусского фронта. Это был офицерский штрафной батальон. Где использовали штрафников общеизвестно. Рассказывал, как перед началом наступления (операция *Багратион*) им выдали стальные панцыри под гимнастерки, закрывавшие грудь и живот, наркомовские 100 грамм и без артподготовки они поднялись с окопов. Хорошо обученные, вооруженные только автоматическим оружием ведя огонь на ходу за день прорвали несколько линий немецких окопов. Но, подтянув резервы, немцы остановили наступление. Начали бить из сосен снайперы-*кукушки*. Был убит второй номер, вторая пуля срикошетила от диска пулемета. а третьей прострелил бедро.

Снова госпиталь, а после лечения был восстановлен в звании и направлен в 631 полк 159 стр. дивизии командиром взвода. Последним стал бой 17 января 1945 года в Восточной Пруссии. Очень кровопролитными там были бои-немцы стреляли и стар и мал, попадались власовцы, но в плен их не брали. Подняв роту в атаку, был тяжело ранен разрывной пулей.

Госпиталь в Москве, многочисленные операции,а результата не было, посчитали безнадежным. Но тут подоспела Мария Сергеевна Круковская-русская женщина, москвичка,одна из многих, кто помогал добровольно выхаживать раненных. В канун 40-летия великой Победы о ней рассказал в журнале *Здоровье* номер 3 за 1985 год один из ее питомцев из Горького  Хайкин С. М. Была передача на центральном ТВ с воспоминаниями фронтоиков о М. С., о ее человеческом подвиге. Но расскажу, кем она стала для нашей семьи. М. С. уговорила и привела к отцу профессора,был установлен точный диагноз-гнойный плеврит от долгого лежания. Еще одна операция ценою в жизнь и широченный шрам на спине на всю оставшуюся. Затем долгие месяцы выздоровления под неусыпным присмотром Марии Сергеевны. И все это время она писала родной матери-успакаивала, как могла, все подробности о состоянии сына (храню эти письма). Можно еще много рассказывать, но не буду. После восьми (!) месяцев встал на ноги, вернее на костыли и  в сопровождении медсестры был отправлен домой. А шел уже сентябрь 1945 года... .Муж М. С. - Круковский Анатолий Иванович был профессором Тимирязевской академии звал отца после поправки приехать в Москву учиться в академии, не поехал. Прошло время, женился на учительнице, два года пробывшей в рабстве в том проклятом рейхе. В 1948 году родился я, в 1951-сестра. Для отца Мария Сергеевна стала второй матерью, а у нас с сестрой были московские дедушка и бабушка. Все время, до их последних дней велась переписка, отправляли продуктовые посылки, а я храню детские книжечки и сшитую руками Марии Сергеевны украинскую вышиванку для меня... .

 Было мне лет десять, когда мы ездили в Москву. Помню деревянный особнячок где-то в районе Тимирязевки, цветущие клумбы Марии Сергеевны, квартиру с огромной, во всю стену, библиотекой и пианино, на котором она играла. Это были культурнейшие и благороднейшие люди, настоящие русские интеллигенты.      В последний раз родители ездили в Москву вместе с сестрой в 1967г., проводив меня в армию, Анатолий Иванович был уже один. Отец, будучи инвалидом, всю жизнь проработал бухгалтером. Переписывался с товарищами по несчастью, подопечными Марии Сергеевны. Хайкин по нашей просьбе прислал письмо с точным указанием где они похоронены, а я, к моему стыду, так и не смог побывать у них на могилках. Он собирался написать книгу о М. С. и она передала  ему свои дневники, где значились почти 750 фамилий ее госпитальных сыновей!  Каждому из них она отдала частичку своей души, вселила веру в жизнь.Вот кому нужно ставить памятник, ведь подвиг не имеет срока давности! Уверен, еще живы дети тех  фронтовиков, кого касались ласковые руки  Марии Сергеевны, и еще не поздно увековечить ее память, Человека так много сделавшего для нашей Великой Победы.