(род. 10.07.1922г.)
Труженики тыла сыграли во время войны не мало важную роль. Благодаря им бойцы получали паек, всегда были сыты, тепло одеты. Моя бабушка – труженица тыла, которая во время войны работала в леспромхозе, заготавливала дрова для военного завода в Омске.
Вот что она об этом времени вспоминает: «Плохо жили. Тяжелая была работа. Я была женщина добротная, весом сто килограммов. В военкомате, посмотрев на меня, решили отправить на фронт санитаркой, раненых с поля боя выносить. Выдали форму. Настал день отправки, погрузили нас на баржу. Вдруг прискакал вестовой с документом, в котором говорилось о том, что на нас наложили бронь, мы остаемся в тылу и будем работать на лесозаготовках. Выдали нам рабочую спецовку, на ноги – колодки. Отвели деляну и айда работать. До деляны было  пять километров ходу. Летом еще куда не шло, а вот зимой… Единственное, что жара не давала покоя, да мошкара с паутами. А так ничего. Пилили вручную, напилим, бывало, а потом положим бревно на плечо и несем до баржи. К концу дня белые рубахи становились алыми. С непривычки плечи посбивали, кровь сочится, а ты идешь. Ничего- привыкли. Работа тяжелая была, а кушать первое время нечего было. Сварят баланду, бросят туда куриные головки, вот тебе и еда. А если норму выполнишь по лесозаготовкам, то есть за день выпилишь девять  кубометров, перенесешь на баржу, то хлебушка дадут-девятьсот грамм.
Зимой трудновато было. Морозы стоят, снега метут. До леса сначала расчищали дорогу, по пояс в снегу, а потом на санях везли лес. Работали в фуфайках, стеганках и валенках. Все равно мороз «продирал» до самых косточек к концу дня. Зимой норма увеличилась. Нужно было напилить и перевезти до двенадцати кубометров. У меня было две лошади. Прицеплю их одна к другой «паровозиком» и веду под уздцы по ледянке.
К концу войны полегче стало, кормили лучше. Ничего выжили, выстояли, дожили до победы». «Где бы сейчас той силушки взять», - вздыхает прабабушка.
Тяжело даются ей воспоминания о войне, многое уже и вспомнить не может, заговаривается. Да это и понятно, вот уже девяносто восьмой год пошел, последних девять лет не видит ничего.