Эпов Пётр Георгиевич
Эпов
Пётр
Георгиевич
ефрейтор

История солдата

 

О СВОЕМ ОТЦЕ

27 мая 2003 года будет уже 10 лет как нет на свете моего отца - ЭПОВА ПЕТРА ГЕОРГИЕВИЧА. Нет отца! Какие это страшные слова! В моей памяти он молодой, красивый, старый, вернее пожилой уже - седой, веселый и грустный, в огороде, за столом, с газетой – в общем он для меня живой. И когда я просматриваю его записи, письма от него - своим друзьям, запросы, письма к нему, вырезки из газет, кажется, я сижу рядом с ним, говорю и чувствую как он. Особенно много писем и запросов сделаны отцом к 30 и 40-летию Победы, а вот 50- и 55-летия он не дождался! А как он ждал эту дату, как верил, что не забудут люди этот день. Я помню, как он плакал, когда извращались сами понятия о Великой Отечественной войне, умалялось значение Победы советских солдат. А как он расстраивался, когда слышал в очередях злобное: «Когда они все передохнут, эти ветераны». Он никогда поэтому не старался пользоваться своими льготами - заслуженными кстати - ведь он был полным Кавалером орденов «Славы» трех степеней. Эх, люди! Неужели в нас никогда не проснется капелька человечности, горстка уважения к тем, кто не думая о себе шел защищать свой народ. Неужели правда, что пусть лучше бы мы проиграли войну 1941-1945 годов? Что бы было тогда? - Я не знаю!
Знаю, что мой долг рассказать о своем отце и пусть люди решают, правильно ли он жил, мог ли жить иначе, для чего он жил.
Полный Кавалер орденов «Славы» - это очень высокая награда. Герой Советского Союза - это герой, совершивший великий подвиг, а Полный Кавалер, имея ордена «Славы» всех трех степеней - совершает три подвига.
Зная своего отца, я с детства понял, что герои, кавалеры-орденоносцы - это не какие-то особенные люди, богатыри, великаны! Нет, это, как правило, простые, чаще застенчивые, не богатырского сложения люди, не заметные и не выделяющиеся в общей массе людей. Но я понял и другое - у них есть что-то такое, что определяет их судьбу, их цель, их жизнь. Может это доброта к людям, умение прощать даже тех, кто их обижает, может это любовь - чистая, настоящая к матери, жене, детям, может умение подчинить себе окружающих, а может контактность, знание психологии и многое другое. В этом, наверное, разбираются ученые, или когда-нибудь разберутся, но я точно помню, что все отцовы соратники, друзья (Полные кавалеры Мурай, Дьяченко, Герой Советского Союза Василенко, Земских, Сурнин), все они этими качествами обладали.

Эпов П.Г. родился в Петров день 12 июля 1920 года в селе Аносово Шимановского района Амурской области в семье казака Эпова Георгия Ильича и Ольги Максимовны. Дед Илья Матвеевич был истинный казак, свободный, гулевой, смелый - еще в 1904 году был награжден Георгиевским крестом. А вот прадед Матвей (отчество не помнит никто из родных) очевидно вторым, а может быть и первым, сплавом прибыл из Забайкалья. Кстати, в Читинской области Эповых много, даже хутор есть Эповский - но это другой разговор.
О своем деде отец помнил мало, но кое-что помнил. Вот некоторые воспоминания.
Дом семьи Эповых небольшой, но и в нем есть таинственные, запретные места, а как назло туда-то и тянет любопытных. Петя был как раз из той породы. Дождавшись, когда мать уйдет из дома, отец на рыбалке, он наконец-то открыл ножом и проволокой заветный ящичек отца.
- Ой, Петя, смотри какой красивый рог! - закричала маленькая Нина - сестра Пети.
- И патлоны есть,- добавил сосед Алеха.
- Это не рог, это для пороха, - поучал малышей Петя, который немногим был старше, - сейчас проверим, как он горит!
Не спеша он всыпал порох в кучку на пороге дома, а от кучки тоненькой струйкой просыпал порох до кладовки.
- А ну, разойдись, сейчас поджигать буду, - сказал Петр и чиркнул спичку. Огонек резво побежал к кучке пороха и вдруг Нина, увидев, что ее кукла осталась у порога, кинулась за ней.
- Куда ты, сейчас взорвемся! - воскликнул Петя и, сбив сестренку с ног, прикрыл ее своим телом к полу, а рукой закрыл ей лицо. Свое лицо спрятать не успел, только глаза закрыл и даже сквозь веки почувствовал - вспыхнуло! Когда он открыл глаза, то ничего не было видно из-за дыма, и только тогда Петя понял, что он натворил. Проверив всю команду, он проинструктировал их, что говорить матери, разогнал дым, закрыл дом и вдруг увидел мать, которая открывала калитку. Шепнув Нине: «Я в воду», Петя прыгнул в огород и залез в кадку с водой, откуда его и извлекли через 2 часа, обежав всех соседей, проверив речку и все укромные места. Вечером, сидя рядом с отцом, Петя слушал, как тот спокойно разъясняет ему:
- Ты, паря, порох зазря не жги, он еще ой как пригодится. А чтобы не баловал, давай с дедом Ильей рыбачить начинай, все проку больше.

Еще один случай запал в памяти. Отец рассказывает Пете: "В 1921 году прибыл из станции Мухинская отряд во главе с Бородулиным Игнатом Николаевичем с целью арестовать атамана станицы Аносово - Щеголева Георгия. Сход собрали во дворе Эповых - народу было много. Бородулин И.Н. выступил перед сельчанами, рассказал об обстановке и объявил, что имеет приказ об аресте атамана. Но в то время многие поддерживали братьев Щеголевых - зажиточных казаков (их дома до сих пор в Аносово самые добротные) и проголосовали за то, чтобы атамана оставить. Бородулин И.Н. уехал, а через несколько дней со двора казака Макарова вечером раздался выстрел. Пуля попала Эпову Георгию - отцу Пети, в спину. Сам Георгий Ильич объяснял это тем, что Бородулин И.Н. был с ним дружен - вот ему и отомстили. Петя спрашивал своего отца, почему же Щеголевы и другие кулаки плохие? На что отец отвечал: «Ну, паря, кулаки это кто? Они против большевиков. Вот Щеголевы кричат - не слухайте большевиков, они лодыри и прохвосты. Они хотят настоящих хозяев земли амурской уничтожить, но это им не удастся, они сам и скоро перед нами преклоняться будут. А Щеголевы сами хотят, чтобы люди не на колхоз, а на них работали. Вот теперича и суди, паря, почему кулаки плохие". Мало тогда понимал Петр.
В 1936 году Эпов В.П. закончил школу и поступил на курсы трактористов при МТС, а когда окончил, стал работать на тракторе в колхозе «Красный Ульмин».
1937 год не прошел мирно и тихо, наверное, ни над одним населенным пунктом. Петр Георгиевич вспоминал, что за 1933-37 годы из Аносово было увезено в «Воронках» более 20 человек. Столько же ушло на фронт в 1941 году. Вернулись единицы. Работая на тракторе, он обратил внимание, что им не очень -то довольны и председатель колхоза Баженов Гавриил, и председатель сельского Совета Трухин Георгий. То обвинят его будто бы вылил керосин из бочки, а на самом деле из этой бочки заправлялись два трактора не одну смену; то обвинят, что он выжигая солому на пашне, сжег суслон хлеба, а суслоны были вывезены до начала пахоты. Были и другие придирки. А однажды Петр очищал плуг, который часто забивался и вдруг увидел как к краю поля подъехала райкомовская машина и из нее вышли Трухин Г., Баженов Г. и первый секретарь Мыльников. Они подошли к трактору и, когда Петр вылез из-под плуга, Мыльников сказал: «Так вот ты какой, Эпов! Хулиган, хлеб сжег, горючее транжиришь, да к тому же еще и саботажник. Мы за тобой 2 часа наблюдаем, а ты спишь!» Все внутри закипело у Петра: «Какие 2 часа, какой хлеб?!» и, в сердцах выкрикнув: «Дураки вы, я же видел, как вы подъехали!» - плюнул прямо в лицо Мыльникову. Делегация, повернувшись, ушла, а через несколько дней Петра забрали. Есть в Томском архиве личное дело на Эпова Петра Георгиевича, осужденного за саботаж и вредительство. Это дело видел Динкевич А.Н. - руководитель кружка «Поиск» из Мухинской школы.
Три года по тем меркам детский срок, но это не санаторий, да и «вредителю» было в то время 17 лет. Отец скупо говорил о тех годах, да и не об этом я хотел рассказать, хотя если подумать, то об этом тоже должны люди знать. Миллионы людей в лагерях на лесоповале, строительствах дорог и каналов - это трагедия нашей Родины и кто-то же был в этом виноват.
В апреле 1941 года заключенный Петр Эпов - написал заявление: «В связи с обострением международной обстановки прошу добровольно призвать меня в Красную Армию».
Я вообще-то не встречал никого, кто бы говорил о том, что можно было уйти из зоны в армию, но верю отцу. Этот период еще стоит изучить, но факт есть факт - служба отца началась в апреле 1941 года, призван он был Черемховским военкоматом Иркутской области. В этой области он строил дорогу будучи заключенным.
Курс молодого бойца Петр проходил в г. Свердловске в артиллерийском полку, а в конце мая он в составе группы бойцов направляется в г. Киров для прохождения службы в отдельный саперный противотанковый батальон. Сразу же после формирования, этот батальон переводится в г. Каунас Литовской ССР, который находился в 60 км от границы с Германией Здесь он и встретил войну, отсюда он отступал, сюда же он и вернулся уже выгоняя врага с родной стороны и прошел дальше уже на территории Германии.


Далее я хочу предоставить слово моему отцу - Эпову Петру Георгиевичу. К сожалению, он не систематически занимался записями, но вот что он вспоминает.

ВОСПОМИНАНИЯ О ВОЙНЕ ПОЛНОГО КАВАЛЕРА ТРЕХ ОРДЕНОВ СЛАВЫ ЭПОВА ПЕТРА ГЕОРГИЕВИЧА

Шел 1941 год май месяц. Подразделение, в котором мне пришлось служить - противотанковая бригада, отдельный саперный батальон расквартировалась в г. Каунас Литовской ССР. Служба проходила как всегда во всесторонней подготовке: что нужно знать солдату по политической подготовке, строевой и боевой, по тактике ведения боя как в ночное время, так и днем. Но как-то чувствовалось, что что-то надвигается, да и в газетах тех времен появилось опровержение, что некоторые буржуазные газеты писали: «Приближается война Советского Союза, что Германия готовит войну», но наши газеты опровергали это. В части, где я служил на постах стали исчезать часовые, после многодневных поисков, в которых результатов не было никаких - часовые бесследно исчезали. Проверяли все форты (укрепления, которые строились еще при царе), но так и не были обнаружены нигде. На политинформациях нам объясняли, что у немцев готовится учение и много дивизий подтянуто к нашей границе. 18-19 июня 1941 года началась эвакуация с г. Каунаса, по-видимому, неблагонадежных, в городе была напряженная обстановка, чувствовалось, что-то происходит неладное, но никто ничего не мог сказать. В ночь с 21 на 22 июня я был посыльным при штабе бригады, которая размещалась в пригороде Каунаса - это всего от Восточной Пруссии 60-70 км. Вечером мне вручили пакет и велели отнести в другой штаб, который также находился недалеко от нашего штаба. Самолеты фашистов уже гудели над Каунасом и кругом гудели сирены, извещая о воздушной тревоге. А когда наступил рассвет 22 июня, то самолеты с крестами шли эскадрильями на Каунасский аэродром, слышались огромные взрывы, фашисты беспощадно бомбили не успевавших подняться в воздух, наши самолеты. Мы видели, как героически сражались наши летчики, вступая в бой с несколькими «мессершмитами» фашистов и в неравном бою погибали. Наши летчики, которые погибли в первый день войны над Каунасом, должны остаться в памяти советских людей. Мы не должны забывать их героический подвиг, тех, кто отдал свою жизнь в первый день войны ради спасения нашей Родины. В 8 часов утра 22 июня у нас объявили боевую тревогу, с этого дня для меня началась Великая отечественная война с немецким фашизмом.
После объявления боевой тревоги, нас собрали и сказали, что фашистская Германия в 4 часа утра без объявления войны напала на нас, и что в 8 часов утра уже было убито 200 человек. Далее зачитали сообщения наркома иностранных дел Молотова советскому народу, а после этого выдали по три обоймы патронов, погрузили на машины и повезли для занятия обороны, но под вечер наша часть получила приказ отойти за Каунас и контролировать дороги в случае высадки десанта немцев. Нас пять человек вызвали в штаб батальона, и начальник штаба старший лейтенант сказал, что мы поедем в Каунас забрать оставшиеся штабные документы. Когда мы на «полуторке» въехали в город по нам открыли огонь с автоматов с крыш домов, по-видимому, это были банды или пособники. Они подбили машину, а когда мы начали отходить назад из одного дома, раздалась автоматная очередь и начальник штаба был убит. Так как со многих домов велась автоматная стрельба, нам пришлось отойти, в Каунас мы не могли попасть. Примерно 25 июня нас троих вызвал командир бригады полковник Перидирий и полковой комиссар нашей бригады (фамилию я не помню) и велели их сопровождать в одно имение к литовцам.
Когда мы пришли в имение, они попросили молока. Литовцы их напоили молоком, немного поговорили. Мы возвратились в штаб, и полковник Перидий приказал сгрузить его личные вещи и закопать на опушке леса, недалеко от того имения, в которое мы их сопровождали. Вещи закапывать нам пособлял его сын, который был при нем - он учился в Каунасском университете - после чего нас погрузили на машину и мы начали продвигаться к переправе. Вдруг из-за леса вылетели немецкие самолеты и начали обстреливать нашу колонну и когда они зашли по третьему разу, поливая нас с пулеметов, появились убитые и раненые, а несколько машин было подожжено. 26 июня нам зачитали боевой приказ о взятии ст. Ионава, где уже находились немцы. Когда мы цепью подошли к реке, нам дали команду захватить мост и продолжать наступление на станцию. У нас был командир роты лейтенант Алябьев, а командир взвода - Лихарев - младший лейтенант. Нашему взводу была поставлена задача овладеть мостом, а остальные должны были по мосту перейти и захватить станцию. Но когда мы с криками «Ура!» побежали на мост, по нам застрочил немецкий пулемет с противоположного берега. Несколько человек было убито и ранено и мы отошли назад. После этого еще два раза ходили в атаку, но так и не овладели мостом. После чего нам дали задачу не пропустить немцев по мосту в нашу сторону. С рассветом 27 июня немцы открыли по нам артогонь из орудий и минометов, а после пустили танки. Наши солдаты героически сдерживали фашистов, но все же им удалось прорвать нашу оборону. В этом бою я был первый раз ранен. После команды нам пришлось отходить. Когда мы собрались все вместе, командир роты лейтенант Алябьев собрал нас раненных и сказал, чтобы мы никуда не отлучались. В 12 или 13 часов они завели машины. Мы спросили: «Вы что, уезжаете? А нас, что, хотите оставить?» Алябьев ответил: «Я за вами пришлю машину позже. Всех заберем, не бойтесь!».
Рассветало. Машину он так и не прислал, и когда мы все, которые могли ходить, вышли на дорогу, по которой отходили наши части и двинулись на Восток.

Этот день мой отец запомнил особенно хорошо, это был, пожалуй, самый жестокий день в его жизни. Он никогда не писал о нем и никому не рассказывал, кроме нас и всегда при этом у него пробивалась слеза. Вот что было в этот день 27 июня 1941 года.
Было это 27 июня 1941 года. Группа раненых, но ходячих бойцов двигались по дороге, отступая от Ионавы. Кто-то был ранен в ноги, им помогали кто чем мог. У меня в левой лопатке сидело два осколка от мин, командир взвода младший лейтенант Лихарев держал руку на перевязи, у начхима батальона тоже было ранение плеча. Жара, пыль, а самое главное - неизвестность: куда идти, где командиры, что же будет дальше? На развилке дорог, посовещавшись, решили сократить и пошли через лесок к переправе. В группе было 9 человек.
В лесу было прохладнее, не слышно рева машин, шарканья многих ног, даже птички щебетали как-то по мирному. И вдруг резкий возглас: «Хальт! Хенде хох!», а затем по-русски с акцентом: «Руки, руки вверх!» Вокруг стояли более 10 человек, одетых в советскую форму, но с немецкими автоматами. Они быстро, сноровисто сбили раненых в тесную группу и, негромко прикрикивая, повели всех вглубь леса. Прошли немного и вышли на край вспаханного поля. Здесь офицер приказал остановиться, и я увидел бронетранспортер, группу людей возле него и понял, это конец.
Все наши, очевидно, чувствовали и думали одинаково. Ошалев от первого боя, раненые, уставшие, не знавшие обстановки, находясь на своей территории и вдруг: «Хенде хох».
Конечно, была растерянность и какая-то слабость, апатия. Будто кто-то другой наблюдает, а не ты, но мысль работала, фиксировала, анализировала.
Офицер что-то крикнул, и от бронетранспортера отделилась группа - человек 7 немцев, а сопровождавшие в советской форме отошли в сторону, расселись по краю пашни. Немцы выстроились напротив, а офицер, подойдя к раненым, начал нас отворачивать лицом в сторону пашни, то есть затылком к изготовившимся к стрельбе. А что будут стрелять, я понял сразу же, уж очень четко действовали фрицы, уж очень громко клацали затворы.
Солнечный день, лес, в лесу пашня, а на краю этой пашни две группы людей - одна в бинтах и без оружия, - другая сытая, довольная с автоматами. Офицер медленно идет вдоль строя и поворачивает каждого спиной к той группе с автоматами. Где это было? Сон, явь? Мысли Петра бились четко, быстро, но паники не было. Было какое-то странное спокойствие:
- Вот сейчас начнут стрелять!
- Куда попадут? Если в голову, то ничего не почувствуешь, а если в спину, то наверное будет больно!
- Как упаду, сколько буду здесь лежать ...
- Как вороны будут клевать тело ...
И что-то еще знакомое, близкое - Ульмин, озеро, дед Илья, Нина, брат Гоша. Еще успел подумать: "Вот хорошо в книгах - захотелось автору убить героя, его убивают, а не захочет - жив останется". И все мысли очень ясные, четкие, быстрые. Вдруг сквозь все эти мысли Петя услышал горький какой-то возглас: "Эх, товарищ, младший лейтенант, бежать надо было!" Это говорил солдат, стоящий рядом с ним Лихареву. Боковым зрением Петр увидел, что офицер медленно идет от них к немцам, те, что привели их расслаблено лежат, сидят - выдохнул: "Бежим, твою мать!"
Как они бежали, Петр помнит отчетливо. Мозг работал как автомат! Вот зазвучали выстрелы, но не сразу. Не могли они сразу стрелять, боялись в своего попасть (отметил Петя).
"А вот эти красивые фонтанчики - это от пуль. Это по мне стреляют!" - и ноги запетляли из стороны в сторону. "Вот кто-то упал из наших. Это, наверное, тот с раненой ногой". А лес наплывал медленно и качался из стороны в сторону, словно нарисованный на картинке. И только когда забежали в лес и, когда ветки стали хлестать по лицу, Петя понял, как быстро он бежал, понял, что будет жить, что не убьют его сегодня на этой пашне. Окончательно, до конца, он это осознает позднее. Пройдет много лет и Петр Георгиевич, мой отец, выпив на 9 мая свой стакан водки, обязательно запоет свою песню. Ее знает вся наша семья ,и мы неплохо ее поем.

Под частым разрывах гремучих гранат,
Отряд коммунаров сражался
Под натиском белых наемных солдат
Он вскоре в расправу попался»
Есть в этой песне и такие слова:
"Мы сами копали могилу свою
Готова глубокая яма
Пред нею стоим мы на самом краю
Стреляйте вернее и прямо!"

В этом месте папа, хоть и старался не подавать виду, но сдержать слезу, очевидно, не мог. Да и нам всем было горько, как всегда бывает, когда видишь слезы у мужчины!
В общем, прошумела, просвистела 27 июня 1941 года смертушка над отцовой головой.
Выскочили они из леса на дорогу, где шли наши солдаты, попытались рассказать, что в лесу немцы, остановили полуторку и раненному старшему лейтенанту тоже рассказали, а он отвечает устало: «Да знаю я! Садитесь в кузов, скоро здесь будут танки немцев».

А сейчас опять слово отцу

О ранении в челюсть отец мне рассказывал подробнее.
Была собрана колонна с ранеными, и нас повезли по направлению Шауляй. Не доезжая до одного села, нашу колонну встретили немецкие автоматчики. Нам подали команду, кто может держать оружие, прорываться по направлению Шауляя. В том селе к которому мы двигались, уже развивался немецкий флаг, и нам так и не удалось прорваться, но когда на завтра подошли наши войска, мы пошли наступать на это село и то, что там увидели, те зверства фашистов над нашими ранеными потрясли нас. Оказывается, до нас колонна машин с ранеными нашими солдатами попала в засаду в этом селе, и несколько машин с ранеными немцы сожгли, часть солдат лежали в домах, немцы поотрезали им уши, губы и выкололи глаза. Тогда мы по-настоящему поняли, что такое фашизм. Они даже не пощадили смертельно раненых, умирающих солдат.
Когда мы разыскали жителей узнать, что же случилось, нам сказали, что колонна с ранеными была перехвачена немецкими танками и, когда они расправились и уничтожили раненых, то сами двинулись на Шауляй. Так мы остались в тылу у немцев. В окружении, здесь в 1941 году я вступил в партию.
Пробирались ночами и все же вышли из окружения. После формирования, недалеко от Бологое на станции Едрово, наше подразделение отправили прикрыть дороги с Демьяновского района, по которым шли танки по направлению Валдая, где был Укрепрайон и, где немцы были остановлены в августе 1941. Дальше им не удалось продвинуться. Находясь в обороне у села Полнаво, что стоит у озера Селигер, в сентябре месяце 1941 года нашему взводу была поставлена задача взять «языка» в Полнаво. Я в то время находился в группе захвата, нас было в группе 10 человек, а другое отделение входило в группу прикрытия. Когда мы начали продвигаться по направлению села, то не доходя до здания школы, которое стояло на площади, по нам ударил пулемет. Мы залегли, потом вышли к озеру и начали продвигаться к главной улице, подходившей к озеру. По наблюдению с наблюдательных пунктов было замечено, что к одному дому подходят провода и было замечено движение немцев. Вот в этот дом мы и должны пробраться и захватить немцев. Когда мы продвигались по улице, возле домов, то заметили провода, идущие по направлению того дома, к которому мы идем за "языком", мы их перерезали и начали подходить к дому и, когда подошли разделились на две группы по 5 человек. Одна группа зашла огородами с противоположной стороны улицы и начали сближаться. У этого дома веранда выходила прямо на улицу. Из нее вдруг вышел немец, постоял и вернулся в веранду. Мы лежали рядом и, когда вторично вышел немец, трое набросились и сбили с ног немца, а мы забежали в дом. Там находились унтер- и оберлейтенант, которых мы доставили в часть.
Далее нам поставили задачу овладеть селом Полново. К тому времени немцы подтянули свежие силы и нам взять его не удалось. В августе 1942 года нам была вновь поставлена задача овладеть этим селом. Когда мы поднялись в атаку, немцы открыли огонь из пулеметов, минометов и орудий. Много наших товарищей осталось лежать на Новгородской земле. Был убит комбат Федченко, командир отделения связи и многие другие. Меня в этом бою завалило в окопе. Разрывом снаряда я был контужен, после месячного пребывания в медсанбате, я вернулся в свою часть.
В зимнем наступлении, когда нашей части была поставлена задача об уничтожении окруженной 16 армии немцев в районе Демянска Новгородской области. Немцы упорно сопротивлялись.
Помню бой на реке. Ловать - это в феврале 1943 года наступила оттепель и вдруг пошел мокрый снег с дождем, а на утро приморозило. Мы окопались в снегу и дождались подхода танков, с которыми должны захватить село на реке Ловать. Когда подошли танки и направились на село, мы поднялись в атаку. И к вечеру село мы взяли. Но под вечер немцы нас контратаковали, мы вынуждены были оставить село. При повторной атаке мы вторично взяли это село и здесь, при дальнейшем продвижении вперед, когда мы бежали за танками, недалеко от меня разорвался снаряд, и я был тяжело ранен. Перебило челюсть и язык. Меня эвакуировали из пересыльного госпиталя в Осташково в город Ярославль, после в Казань. В Казани находился до полного выздоровления, пролежал три месяца, после чего отправили во Владимирское пехотное училище, где находился до июня 1943 года. Курское сражение наше училище было полностью направлено на фронт на Калининское направление в 184 стрелковую дивизию 262 стрелковый полк (Немонский полк).


Полный кавалер орденов «Слава» ЭПОВ ПЕТР ГЕОРГИЕВИЧ

Рассказывает Эпов В.П.

О ранении в челюсть отец мне рассказывал подробнее. Это небольшое село «переходило» из рук в руки несколько раз. Все же нашим удалось выбить из него немцев и, развивая наступление, наши бойцы двинулись вперед. В окопе перед очередной атакой Петр Эпов сидел рядом с огромного роста белорусом. Они до этого иногда перебрасывались парой слов и всегда оказывались рядом. «Слушай, друг, - сказал белорус Петру - давай договоримся, если меня ранят, ты меня не бросай. А если тебя - я не брошу». «Давай» - согласился Петр.

Когда они пошли в атаку, Петя сразу почувствовал каким-то неизвестным чувством - этот свист. Этот вой мины - мой! Вот она - моя мина. Давление воздуха, что ли впереди мины давит на человека, или что-то другое, и Петр инстинктивно упал раньше.

Мина разорвалась почти рядом. Ему показалось, что прямо в его голове. Все почернело, сразу стало тихо-тихо (это после такого времени Петя не знал, а когда очнулся - увидел, что белорус тащит его по земле в воронку, снаряд два раза в одну воронку не попадает).

- Куда ты тащишь, погоди - хотел закричать Петр, но не смог. Изо рта текла кровь, язык вывалился и болтался на чем-то, зубы хрустели. Осколок мины попал в щеку, пробил ее, выбил зубы, почти оторвал язык.

После лечения на щеке у Петра Георгиевича остался шрам - пятнышко меньше однокопеечной монеты с гладкой, блестящей кожей. В детстве я часто гладил пальцами этот шрам на щеке, привык к нему и даже не представлял себе своего отца без этого шрама. Не представлял я и того, что попади этот осколок чуть выше, не было бы ни меня, ни моего брата Володи, не было бы сестры Вали.

И еще, что не вошло в рассказ отца, но о чем он рассказывал.

В зимнем наступлении 1942 года было много мелких боевых действий. В январе наши части потеснили части 16 немецкой армии и заняли с боем райцентр Молвотицы. Солдат шутили тогда - «Русская Молвотица к немцам не воротится». Вот в боях за этот городок

Эпов П.Г. был награжден двумя медалями «За боевые заслуги». Здесь же похоронили друзей: Федулова, Лопатина и других.

Владимирское пехотное училище закончить Петру Эпову не удалось. Ожидалось большое наступление и всех курсантов срочно направили под Духовщину Смоленской области в 184 стрелковую дивизию. В июне-августе 1943 года было предпринято наступление нашими частями на Духовщину. Фашистами яростно сопротивлялись. Ефрейтор Эпов П.Г. был в это время наводчиком 76 мм орудия. В один из дней немцы усердствовали особенно яростно. Во что бы то ни стало им нужно было отбросить наши войска, у нас же была другая задача. Два полковых орудия, наводчиком одного был Петр, стояли на прямой наводке. И вот на эти два орудия пошли немцы. Шли красиво, в полной рост. Огонь с нашей стороны был редкий, пехоты почти не видно. Подпустив немцев на 200-150 м, Петр и второй расчет открыли огонь. Снаряды рвались в середине цепей немцев и они залегли. Артиллерия фашистов накрыла редкие ряды наших бойцов губительным огнем. Замолчало первое орудие - убит весь расчет. А расчет старшего сержанта Богданова, наводчика ефрейтора Эпова П.Г. открыл огонь по поднявшимся немцам.

Не продержаться бы им долго, но тут к орудию, которое замолчало, подбежали комбат Яковенко Василий Гордеевич и командир взвода лейтенант Вердиян Л.Г. Оттащив убитых, они открыли огонь почти в упор, и немцы не выдержали, опять залегли.

И вновь артиллерия немцев проутюжила наши позиции. Петр видел, что снаряды накрывают площадку второго орудия, рвутся и возле их пушки, комья земли сыпятся с неба не переставая. Дым. гарь, копоть и смерть. Этот ад может выдержать только человек, ни одно животное не в состоянии выдержать шквал горячего металла и огня. Когда немного утихло Петя увидел, что второе орудие живет, но возле него один Вердиян, комбата не было видно. И вновь началась тяжелая работа - стрелять, стрелять! Отошли немцы, оставив до 80 человек, в наших рядах также 12 человек погибло, многие были ранены. Погиб и комбат Василий Гордеевич Яковенко. Похоронили убитых здесь же, а сами пошли вперед. А к вечеру пришел приказ о присвоении Яковенко В.Г. звания Героя Советского Союза посмертно и приказ о его перезахоронении с почестями. Петр с товарищами выкопали тело комбата и доставили в село, где он был похоронен. Забегая вперед скажу, что отец долго писал письма в те области, где воевал, искал могилу Яковенко, но не помнил названия села, где того похоронили. И вот он написал школьникам из Шиловичей, которые просили его поделиться воспоминания о боях за Духовщину. В письме он попросил их узнать что-нибудь о Яковенко. Каково же было удивление и радость, когда отец получил ответ. Яковенко В.Г. - комбат был захоронен на окраине Шиловичей. Но потом тело его было перевезено в Духовщину, где ему поставлен памятник. Есть здесь и улица имени Яковенко. С этого боя за Духовщину стали друзьми мой отец и его ком. взвода Вердиян Л.Г. Отцу была вручена медаль «За отвагу». Дивизия, которая освобождала Духовщину, стала называться 184 Духовщинской Краснознаменной дивизией. Командовал ею Городовиков Б.Б. - генерал-майор.

Все дальше на запад шла война, с болью, с кровью шла 184-я Духовщинская, по грязи, по хляби катилось 76 мм орудие ефрейтора Эпова. В Белоруссии, куда занесла солдата дорога войны, с трудными боями, участниками которых был Петр, были освобождены города Рудня, Лиозно, Витебск. При дальнейшем продвижении дивизия участвовала в освобождении столицы Литовской ССР - города Вильнюса. После Вильнюса направление наступления стало понятно Петру Георгиевичу - Каунас. А это знакомые места, дороги по которым отступали в 1941 году. Но настроение сейчас было другое - шли-то на запад!

Памятными для Петра были бои за Неман. При форсировании реки Неман подразделение 262 стрелкового полка, где служил Петр, вклинилось в оборону противника и была окружена.

Петр со своим расчетом, Хрусловым Иваном Васильевичем, Правильный, Донских - ком.отделения тяги, старшиной Козловым Николаем и еще одним бойцом - подносчиком снарядом, были на переднем крае. На них наступало до 30 фашистов. После нескольких выстрелов из пушки, четверо бойцов, оставив Козлова Н. с криками «Ура!» пошли в атаку. На что надеялись? Наверное, на свою силу, на свою правду! И не выдержали немцы - отступили. Но тут с тыла на орудие пошли два танка. Хруслов И.В. пополз к лошадям. Донских подносил снаряды, а Петр наводил и стрелял. После двух выстрелов один танк был подбит, второй отвернул в сторону. Экипаж подбитого танка был взят в плен и передан подоспевшим на выручку однополчанам вместе с портфелем, где были документы.

За этот бой по форсированию Немана 262 стрелковый полк стал называться Неманским полком, а Эпов П.Г. был награжден орденом «Слава» III степени.

Государственную границу Петр Георгиевич Эпов переходил в составе 184 Духовщинской дивизии 262 стрелкового Неманского полка в районе литовского города Кудиркос-Науместис и немецкого города Ширвиндт. Бой на земле никогда не бывает легким, а уж переправа тяжела вдвойне. Река Шешупе - небольшая пограничная река, летом в мирное время мальчишки, наверное, спокойно могли бы переплыть с одного берега на другой. Красивые места, живописные уголки природы, островки, игрушечные домики просятся на полотно художника. Осенью 1944 года здесь было все иначе. Полковая батарея 76 мм пушек имела задачу: поддержать огнем переправу, а затем переправиться самим и закрепиться на территории Пруссии. Ком. взвода Вердиян Л.Г. вместе с Эповым П.Г. и другими солдатами пристреляли пушку по кресту на кирхе и вели бой до вечера. Вечером перебрались сами, закрепились и с тревогой ждали утра. Загремело как по расписанию. На позицию обрушился шквал огня, немцы бомбили передний край и берега реки Шешупе. Солнце, такое очищенное на восходе, опять скрылось за серой пеленой и кровавым глазом осматривало поле боя. А бои были жестокие - уж больно не хотелось немцам воевать на своей территории. Как стих артобстрел - загудели и выползли грязно-зеленые бронетранспортеры, а за ним пехота.

Эпов П.Г. понимал, как легко их отрезать, если только сомкнут фланги - они будут в кольце, а сзади река. Еще перед переходом границы перед батареей выступил генерал Городовиков Б.Б. - командир дивизии. Он пришел к ним пешком в сопровождении ординарца и шофера, и вообще он с симпатией относился ко всем им, знал почти каждого в лицо, подолгу беседовал и с Вердияном Л.Г., и с Петром Эповым.

Рассказывая о задачах дивизии, полка, Б.Б. Городовиков делал упор на том, чтобы закрепиться и держать, держать клочок земли. Только тогда могут переправиться остальные. И ловя в прицел лягушачьи цвета бронированных машин, Петя помнил слова генерала - держать, держать этот клочок земли!!! После второго или третьего выстрела БТР завалился набок и задымил. Пехота бросилась врассыпную, но и здесь снаряды наводчика настигали их. Падали насмерть и наши ребята. Упал раненый Чуйков, но не пополз - некуда ползти. От соседей давно никто не приходил, слышны были только редкие выстрелы пушек, да автоматные короткие очереди. К ночи бой затих, подкрепления с тыла не было, сколько впереди немцев - неизвестно.

Собрались все у орудия, перевязали раненых, позаботились об убитых, выставили часовых. Стояла странная тишина, даже жутко стало. И лишь к утру стали поступать наши с того берега, осторожно прощупывая вражеский берег. Там все думали, что своих на немецком берегу осталось в живых немного! А тут целое орудие. Оказалось, были там и другие расчеты, затаившиеся в ночи.

Это был торжественный момент в жизни дивизии, полка, батареи и каждого солдата. Они все на территории врага, нет больше места врагу на Советской земле. Б.Б. Городовикову было присвоено звание Героя Советского Союза за блестящую операцию по переходу Государственной границы. Эпов П.Г. награжден орденом «Славы» II степени.

С боями шла дивизия вперед и вперед. Когда я спрашивал у отца «Ну что, так вот каждый день и война?» Он задумывался на несколько секунд, глаза его в те секунды, очевидно, ничего не видели вокруг. А видел он ту свою жизнь, то время, ту войну. И как объяснить, что если с утра до обеда идешь или едешь без стрельбы, а потом занимаешься кухней, обедом или чистишь пушку, или ищешь и благоустраиваешь блиндаж - это тоже война.

А однажды комроты приказал проверить связь в тыл. Отец пошел с солдатом (фамилию я его забыл, а звали его тоже Петр) вдоль проводов. Задание было неопасное - шли от передовой. Погода прекрасная - жары нет, но и не холодно. Шли и спокойно разговаривали. Подошли к небольшой речушке с мостиком.

- Петь, смотри, что я нашел - сказал отцу его тезка и показал неразорвавшийся снаряд.

- Иди сюда, я его сейчас откручу,- и начал постукивать снаряд головкой о камень. Отец еще раньше обратил внимание на аккуратность немецких территорий. Мостики аккуратные, чистые, перед мостом два побеленных камня и за мостом два камня. Мусора, свалок нет - только раны войны.

- Слышь, Петр, брось ты его! Не дай бог еще взорвется - крикнул отец.

Но тот, хохоча, замахнулся как гранатой и, скаля белые зубы, пропел:

- Ох, и подорву я сейчас тебя, Петруха!

- Я тебе подорву, дурак ты непутевый, - испугавшись пригрозил отец и поднял винтовку - а ну, брось шутить. Помнил отец слова деда, что и коромысло один раз в год стреляет.

- Да ладно тебе, Петь, смотри, ничего страшного, - и осторожно открутил головку снаряда, посмотрел и выкинул.

- Петь, не сердись, хватит дуться, пошли, - и они зашагали дальше. Но видно от судьбы не уйдешь. Только они перешли мостик, как Петр опять нашел неразорвавшийся снаряд.

- Глянь, еще один, ну, я его сейчас, - и направился к белому камню.

- Ну и дурак, ты все же, - буркнул отец и тихо пошел вдоль провода. Через минуты три (отец отошел всего метров на 30) раздался глухой взрыв, когда отец подбежал к тезке, тот лежал, зажав руками большую рану на животе, и запихивал под гимнастерку и лохмотья сизые кишки. Нос его сразу заострился, глаза стали темными от боли.

- Вот дурак, да говорил же я тебе, - заорал отец, но, встретив слабую улыбку на лице друга, замолчал.

- Не надо ничего, Петя! Убило меня насмерть. Ты только не ругай меня, ладно! - и закрыл глаза.

Это что, не война?! На войне каждая минута, секунда - ВОЙНА. Мне не пришлось воевать - у меня, у моей сестры, брата, жены, детей - отец, дед - фронтовик, и мы все знаем, что такое война! Непонятно только, неужели наши министры, наше правительство, не имели отцов - фронтовиков?! Как же может нормальный человек оправдывать войну? Любую, где человек убивает человека и его за это не судят. Я этого не понимаю и не принимаю.

Дивизия шли вперед, с боями взяты города Тильзит (ныне Советск), Инесбург (ныне Черняховск). Впереди маячила громада Кенигсберга. На подступах к этой старинной крепости погиб командующий Западным Белорусским фронтом Иван Данилович Черняховский. Это было в феврале, числа 16-го. Петр услышал об этом от своих ребят, и хотя была запарка - готовилось решающее наступление - все же думалось: «Если уж комфронта погиб, драчка идет серьезная». Это было видно и побоям на подступах к Кенигсбергу. Плотность огня была такой, что временами казалось, будто идешь по пахоте, только борозды уж больно глубокие, искореженная техника, дым и копоть. Солнце едва проглядывало сквозь плотные тучи дыма, снег вперемежку с кровью.

Утром 18 февраля началось решающее наступление. Развалины пригорода остались позади. Орудие Петра Эпова поддерживало огнем наступление пехоты и он видел - стоит только ослабить огонь пушки и наших солдат падает все больше. Поэтому стреляли не переставая.

Помнит Петр, что подбили танк, уничтожили самоходку, подожгли дом с фашистами. Накал боя начал стихать и наша пехота перебежками двинулась вперед. Вдруг со стороны развалин «заговорил» немецкий пулемет, пригибая головы бойцов к земле. Двумя снарядами его заставили замолчать. Петр улыбнулся, вытирая пот со лба, и сказал: «Ну, гад, отговорился!» Очереди с фланга он не услышал. Ему показалось, как кто-то невидимый со всего размаху ударил его по боку. Ударил так, что он не устоял на ногах и упал на край воронки. Удивившись, хотел встать, но вдруг в ушах зазвенела музыка, а в боку стало так горячо, и эта теплота быстро поднималась по телу, достигла головы и поглотила все: и свет, и музыку - всё!

Первое, что услышал Петр, когда очнулся, был тихий разговор ребят из его расчета. Было темно, и лишь спустя несколько минут Петр понял, что покрыт шинелью с головой, а еще через несколько минут осознал, о чем говорят ребята.

- Да, не повезло Петрухе, почитай война к концу, а он вот... - говорил один.

- Да, не дожил! Я ведь у него пистолет трофейный просил, а он все не давал. Теперь он ему не нужен. Вот жизнь!

Петр понял, что он мертв, что его считают мертвым, но ведь он-то живой. «Живой ребята, я живой!» - закричал он во всю мочь. Но из горла его лишь вырвался слабый стон, да дернулась шинель на груди.

- Гляди-ка, Вась, он шевелится! - воскликнул сидевший рядом с Петром солдат и, откинув шинель, увидел его открытые глаза - Петруха, живой! Эй, санитары!

Этот бой был последним для моего отца, но домой он попадет не скоро. В начале был эвакуационный госпиталь Каунаса, потом Рыбинский госпиталь. Здесь в городе на Волге ему была сделана операция. Вернее он заставил делать операцию. Рана гноилась, ребра хрустел, температура тела была хоть и невысокая, но держалась постоянно. «Почему же не делают операцию, почему врачи молчат?» - думал Петр - «Ведь пуля прошла насквозь и вышла через другой бок. А вдруг там кишки все разорвались?» То, что позвоночник не задет, он знал, ноги, хоть и с трудом, но двигались. И вот когда стало уж совсем невмоготу, Петр, дождавшись обхода, сунул руку под подушку (будто там что-то есть) и, глядя в глаза хирургу - человеку пожилому, высокого роста, сказал: «Если операцию не сделаете - застрелю всех, а тебя, доктор, в первую очередь». Сказал и потерял сознание, он так и не слышал, как доктор ворчал: «Ишь, застрелю! Небось, пукнуть боится, а туда же - застрелю. Готовьте его немедленно к операции!»

Операцию делали на следующий день, под местным наркозом. Приступая к ней, высокий доктор наклонился над отцом и, спросив у сестры, дала ли она больному спирта, сказал: «Ну что, герой, сдюжим? - а потом добавил - наркоза нет, поэтому материться можно!» И сделал первый надрез.

После операции отец быстро поправился. В августе 1945 года худой, с палочкой, прихрамывая и качаясь, приехал мой отец, Эпов Петр Георгиевич, в родное село Аносово, бывшую казачью станицу.

Вскоре пришла открытка от Вердияна Л.Г., где он поздравлял друга с награждением орденом «Славы» I степени за бой в Кенигсберге. Орден привезли и вручили уже в августе 1946 года.

В этом же году он женился на Поповой Елене Степановне, уроженке Тамбовской области, которая стала Эповой на всю жизнь.

Началась мирная жизнь полного кавалера орденов «Слава» Эпова П.Г.. Сложная жизнь простого человека, долгая и такая короткая жизнь, в которой трудно посчитать, чего больше, радости или горя, успехов или поражений. Эпова П.Г. нет среди живых с 27 мая 1993 года.

Сохранилась переписка его с Вердияном Лазарем Григорьевичем, имеются письма от Городовикова Басана Бадьминовича, много газетных вырезок о нем самом и его воспоминания. Ниже привожу лишь незначительную часть из писем друзей, их воспоминания о тех далеких событиях, их мысли и представления о жизни.

Во все времена внуки жили дедовой памятью, и чем дальше мы уходим от Великой Отечественной войны, тем меньше остается живой памяти, меньше остается ветеранов, и каждое их слово сейчас это боль пережитая ими, это потребность оставить после себя Правду о войне.

История нашей средней школы № 3 г. Шимановска интересна и содержательна, как и истории сотен, тысяч школ области и России. Будучи частичкой страны, она вместе с ней переживала и переживает все тяготы и лишения, радости и невзгоды, удачи и поражения. Поэтому, на примере истории нашей школы, мы решили изучать историю нашей Родины, а на примере автобиографий отдельных людей - историю нашего народа.

В нашей школе музей трудовой и боевой славы существовал много лет. Начинался он с истории школы, затем появились материалы об учениках, воевавших в Великой Отечественной войне, учителях-фронтовиках, жителях Шимановска, участниках войны и трудового фронта. К сожалению, как и во многих школах, музей, ленинские залы, уголки боевой, трудовой Славы были свергнуты, закрыты. Но человек не может жить без истории своей страны, без памяти о том, что переживали предыдущие поколения.

Поэтому наша школа и решила возобновить работу по сбору, обработке, систематизации имеющегося материала, продолжить работу школьного краеведческого музея. Мы в своем выступлении ставим цель рассказать о работе нашей группы, которая занимается следопытской деятельностью, сбором фотокопий документов и реликвий периода минувшей войны, фотографий, писем, др. материалов. Заинтересовались мы биографиями учителей, воевавших на фронтах Великой Отечественной, собрали материал о фронтовиках.

С ноября 1994 г. в нашей школе начал работать преподавателем ОБЖ Эпов Виктор Петрович. Он-то и познакомил нас с некоторыми документами, письмами своего отца Эпова Петра Георгиевича - кавалера орденов «Слава» всех трех степеней. Подробнее остановимся на этом этапе работы. Отметим, что направление «Фронтовое письмо» имеет свои трудности. Какими бы короткими в истории Земли не кажутся 55 лет, для людей этот срок значительный. Редко в семьях фронтовиков сохранились письма с фронта. Есть фотографии военных лет, вещи (очень редко), поэтому в своей работе мы исходили из имеющихся публикаций в справочниках, литературе, газетах. К счастью, Эпов Петр Георгиевич оставил после себя небольшой архив, в который вошли его воспоминания, переписка с другом, командиром взвода Вердияном Лазарем Григорьевичем запросы, ответы, газетные вырезки. В своей работе мы использовали и книги «Солдатский треугольник» Хабаровское книжное издательство 1975 года, «По зову любимой Родины» Виктора Петровича Омельчака Хабаровское книжное издательство Амурское отделение 1985 г., ну и «архив» - так мы называем документы Эпова Петра Георгиевича. Начали мы с письма из «Солдатского треугольника». Вот оно:

«Тыл фронт как никогда крепки и едины».

Письмо фронтовиков своим землякам, трудящимся Кумарского района 28 ноября 1942 года.

Товарищи колхозники и колхозницы сельхозартели «Красный «Ульмин» и все трудящиеся Кумарского района, передаем вам свой красноармейский фронтовой привет и благодарим за Вашу заботу о нас, фронтовиках.

Мы знаем, что вы недосыпаете ночами, отказываетесь от отдыха, отрываете от себя все, что можете, лишь бы помочь нам скорее уничтожить фашистскую грабъармию. Все это нас воодушевляет на смертельную схватку с кровавым гитлеризмом, занесшим свою гнусную лапу на нашу Родину, на наш народ.

Товарищи! Мы знаем, что вы не подведете нас, поддержите в любую минуту. Вы знаете о том, что мы не подведем свой народ. Мы полны решимости бороться до полного уничтожения фашизма. Мы, фронтовики, уверены в своей полной победе над заклятым врагом. Враг будет разбит. С этой целью мы идем в бой против коричневой чумы в зеленых мундирах. Им надо было много земли, мы им дали по полтора метра. Мы видели своими глазами, что проделывают гитлеровцы над нашими пленными красноармейцами и мирным населением. Эти проклятые людоеды отрезают уши, выкалывают глаза, насилуют, терзают и убивают. Нет конца этими кровавым преступлениям. Мы заверяем вас, что в предстоящих боях будем бить фашистскую сволочь до полного уничтожения. Давайте же вместе с вами - вы в тылу, а мы на фронте - с каждым днем, всеми усилиями приближать час разгрома фашистских орд и полного очищения советской земли от гитлеровской погани.

П. Эпов, В. Зонтов, В. Алексеев.

Кумарская районная газета № 95 от 28 ноября 1942 г.

По этому письму мы планируем работу: подготовить и послать запросы трех бойцов, которые подписали его вместе с Эповым П.Г., узнать их судьбу. Работая с книгой Омельчака В.П., мы узнали, что первыми на государственную границу вышли наши земляки.

Бойцы второго батальона 262-го стрелкового полка 184-й дивизии под командованием Георгия Никитовича Губкина, уроженца Амурского села Семидомки, вышли на долгожданный рубеж и здесь, на месте пограничного знака № 56, установили шест с красным полотенцем.

Комбат нанес точку погранзнака на карту и сделал на ней запись «Вступил сюда 17 августа 1944 года в 7 часов 30 мин. утра. Задача выполнена, мы пришли к логову фашизма». Было это на берегу реки Шетуне, на границе с Восточной Пруссией. Амурчанин прошел боевой путь, начатый у берегов Волги, сквозь сражения на Курской дуге за Харьков, Белоруссию и Литву. За воинское мастерство, мужество и героизм, проявленные в боях на белорусской и литовской землях, за форсирование Немана и удержание плацдарма на его западном берегу капитан Г.Н. Губкин был удостоен звания Героя Советского союза. К концу войны его грудь украшали ордена Ленина, Красного Знамени, Богдана Хмельницкого, Александра Невского, Отечественной войны и семь медалей.

В воспоминаниях Эпова П.Г. мы вдруг увидели знакомые названия: Шешуне, Литва. А сам Петр Георгиевич оказывается воевал в составе 184-й дивизии и полк 262. Вот кто командовал батальоном мы не нашли, но известно, что в начале войны командиром батальоном был Яковенко Василий Гордеевич, погибший в бою. Герой Советского Союза, 184-й дивизией, командовал генерал Городовиков, командиром взвода у Петра Георгиевича был Вердиян - старший лейтенант.

Вот как описывает Петр Георгиевич этот период:

«Владимирское пехотное училище закончить мне не удалось. Ожидалось большое наступление и всех курсантов срочно направили под Духовщину Смоленской области в 184 стрелковую дивизию. В июне-августе 1943 года было предпринято наступление нашими на Духовщину. Фашисты яростно сопротивлялись. Я (будучи ефрейтором) был в это время наводчиком 76 мм орудия. В один из дней немцы усердствовали особеннояростно. Во что бы то ни стало, им нужно было отбросить наши войска, у нас же была другая задача. Два полковых орудия, наводчиком одного был я, стояли на прямой наводке. И вот на эти два орудия пошли немцы. Шли красиво, в полный рост. Огонь с нашей стороны был редкий, пехоты почти не видно. Подпустив немцев на 200-150 метров, я и второй расчет открыли огонь. Снаряды рвались в середине цепей немцев, и они залегли. Артиллерия фашистов накрыла редкие ряды наших бойцов губительным огнем. Замолчало первое орудие - убит весь расчет. А мой расчет открыл огонь по поднявшимся немцам.

Не продержаться бы нам долго, но тут к орудию, которое замолчало, подбежали Яковенко Василий Гордеевич и командир взвода лейтенант Вердиян Л.Г. Оттащив убитых, они открыли огонь почти в упор и немцы не выдержали, опять залегли.

И вновь артиллерия немцев проутюжила наши позиции. Я видел, что снаряды накрывают площадку второго орудия, рвутся, и возле их пушки комья земли сыпятся с неба, не переставая. Дым, гарь, копоть и смерть. Этот ад может выдержать только человек, ни одно животное не в состоянии выдержать шквал горячего металла и огня. Когда немного утихло, я увидел, что второе орудие живет, но возле него один Вердиян, комбата не было видно, и вновь началась тяжелая работа - стрелять, стрелять! Отошли немцы, оставив до 80 человек, в наших рядах также 12 человек погибло, многие были ранены. Погиб и комбат Василий Гордеевич Яковенко. Похоронили убитых здесь же, а сами пошли вперед. А к вечеру пришел приказ о его перезахоронении с почестями. Я с товарищами выкопали тело комбата и доставили в село, где он был похоронен. Забегая вперед скажу, что долго писал письма в те области, где воевал, искал могилу Яковенко (не помнил названия села, где того похоронили) и вот я написал школьникам из Шиловичей, которые просили меня поделиться воспоминаниями о боях за Духовщину. В письме я попросил их узнать что-нибудь о Яковенко. Каково же было удивление и радость, когда я получил ответ.

Яковенко В.Г. - комбат был захоронен на окраине Шиловичей. Но потом ьело его было перевезено в Духовщину, где ему поставлен памятник. Есть там и улица имени Яковенко. С этого боя за Духовщину стали друзьям и я и мой командир Вердиян Л.Г. Мне была вручена вручена медаль «За отвагу». Дивизия, которая освобождала Духовщину, стала называться 184 Духовщинской Краснознаменной дивизией. Командовал ею Городовиков Б.Б. - генерал-майор. Почти также пишет и Вердиян Л.Г. своему другу Эпову П.Г. 13.04.77 г.

. . . мы Петя, когда-то мечтал о семье, о детях. Ты помнишь, Василий Яковенко - наш герой, пел песню «Эх, как бы дожить бы, до свадьбы-женитьбы!»... Да, он не дожил. Я помню все до подробностей тот день! Когда запылала в огне и дыму Духовщина, Вася прибежал ко мне, когда немцы вышли с леса и пошли к городу. Он пристал ко мне, давай выкатим орудия. Я был против, но он настаивал и просил по-дружески. А немцы шли и шли. Я знал, что расчет пострадает. Петя, ты хорошо помнишь эту картину? Была не была, раз умирать - давай! Выкатили быстро, стали бить по фрицам минут 15-20. Нас видели с командного пункта, Городовикову и другим офицерам понравился этот дерзкий поступок. Через некоторое время дальнебойная артиллерия нас взяла в вилку. Вася погиб рядом со мной, на полутора, двух метрах. Он лег немного позднее, осколок угодил прямо в висок, величиной с зерно пшеницы.

. . . очень хочется побывать на месте боев, пройти по дорогам и местам, где пали наши товарищи, найти могилы. Ведь стареем, скоро уходить!

О некоторых этапах пишет Вердиян Лазарь Григорьевич в своих письмах к нашему земляку:

20.02.77 г.

Здравствуй, дорогой, незабываемый друг Петя!

Прежде всего большое спасибо за письмо и фотокарточки, которые я получил от тебя.

Петя! Оказывается ты написал в редакцию «Бак. рабочий» письмо обо мне. Они меня вызвали. Зав. отделом Прованинский М.Т. сказал, что обо мне пишет Эпов. Это было 01.02. Я ему говорю, если бы Эпов не написал, наверное не знали бы, кто такой Вердиян. Беда в том, что сейчас не различают людей, не интересуются, особенно у нас. Петя, я потерял веру в справедливость. Ты понимаешь, как нашему брату противно все несчастное. . . и тому подобные пороки. А ведь жизнь завоевали кровью . . . . . . . . Петя, Жаренков Михаил, Мазин, Решетников Вл-р - эти все живые. Про Мазина расскажу. Ты знаешь, у него была жена и дочь в Ростове. Когда мы стояли в Лесозаводске, его мать написала мне, что жена его уехала в Ленинград и вышла замуж за какого-то офицера - тыловую крысу. Мы сразу не передали об этом Мазину, а то думаем, с ума сойдет. Ведь он очень любил свою семью. Уволился он в 1946 г., с тех пор о нем ничего не слышно.

Петя, ты помнишь Печищева - лет 30-35 - разведчик взвода управления батареи? Когда форсировали Неман, на правом берегу он наскочил на мину. А Семишкина и Булгакова немцы сожгли в подвале дома, когда они ходили в разведку в село (не помню названия). Когда село взяли, наш старшина по сапогам узнал, что это они...

. . . Наш комдив Городовиков Б.Б. прекрасный человек, хороший инициатор, замечательный командир, помнишь, как он любил нас; нашу батарею. Перед войной с японией мы отмечали юбилей дивизии в Шмаковке. Это было здорово. Басан Бальдиминович пригласил меня станцевать лезгинку, правда я не очень с охотой. А он мне говорит: «Браток, ведь ты с кавказа и мой боевой офицер, давай, давай!» Жаль, тебя тогда не было, ты лежал в госпитале. . .

Петя, я хорошо помню Козлова - веселого, разговорчивого парня, Богданова - он был старше нас. Нашего дорого Хруслова, замечательного, дисциплинированного, доброго человека. Мы тогда шли вместе с ним по открытой местности и, оказывается, были уже на мушке у немецкого снайпера. Выстрел и тут же Хруслов, смотрю, скорчился, держась за живот. Ты помнишь, он лежал возле домика, мы ухаживали, и на подводе отправили в медсанбат. Рана в живот, живой ли?

24.08.77 г.

Здравствуй, дорогой, незабываемый боевой друг Петя! Здравствуйте дорогие мои Лена, Валентина, Владимир и Виктор!

Наш путь с Петей, это трудный опасный путь войны. Дружба скреплена кровью. И то, что мы живем - чудо! Тысячу раз мы встречались со смертью и тысячу раз уцелели, правда много раз смерть краюшкой и задела нас, но видимо судьба . . . . . . .

. . . . . . а фрицы тоже были хитрые, сильные и коварные, но мы оказались сильнее их.

. . . . . Петя, ты был слишком смел, всегда бросался туда, где было труднее. При чем, Лена, он был всегда спокойный, будто ему ничего не грозит. Это мужественный, смелый человек. И когда, я помню, эта адская пуля задела его сквозь таз, и мне до сего времени становится больно. Петя лежал на носилках недвижимо, я представляю эту боль до сего времени. Я всегда хотел беречь Петю, часто ему говорил, береги себя. Он был примером мужества и храбрости из всех ребят. Потерять таких, означало потерять дирижера ансамбля. А в бою терять таких нельзя было. Про Петю можно писать книги, о его жизни в прославленной батарее 76 мм пушек 262 сп (неманского) - 184 Духовщинской орденов Суворова и Кутузова С.Д.

1.11.77 г.

Дорогой Петя! Хлопотал насчет машины, ноги совсем не ходят. Врачи дали заключение хорошее. А ВТЭК, наоборот, стали придираться - отказали. Одним словом, больше нервы тратишь, а толку никакого.

20.04.80 г.

Петя, дорогой! Пока мы живы, здоровы. Живем неплохо. Гриша - сын - продолжает служить - сержант, авиамеханик. Вся грудь в значках. В Баку почти все есть: и мясо, и масло, и остальное. Погода пока холодная. Резко изменился климат на Кавказе. . . .

1983 г.

. . . . Петя! Наш комдив Городовиков Б.Б. умер. По телевизору сказали, он долго болел - сердце. Теперь мы совсем сироты. Наш 184 Краснознаменная Духовщинская орд. Суворова и Кутузова всегда была забытой и видимо так и останется. . . . . .

Это было последнее письмо!

Я кляну себя за равнодушие, ну почему я не заставил отца писать и искать дальше, помочь ему в его поисках? А ведь это дело надо продолжать.

Несколько строчек в книге позволили нашей группе выйти на интересный эпизод Великой Отечественной войны, узнать фамилии и имена, довоенные адреса однополчан Губкина Г.Н. и Эпова П.Г. К сожалению, не знаем мы их дальнейшей судьбы, но возможность узнать у нас есть. Думаю, что встреча с Омельчаком В.П. будет и необходимой и полезной, и для нас и для него. Готовим мы письмо в Азербайджан - Вердияну (или его родственникам), родственникам Городовикова Б.Б. в г. Элиста Калмыцкой АССР.

Далее, естественно мы захотели более подробно узнать об отце нашего учителя, и мы решили собрать (с помощью его родных) материал и составить автобиографическую справку. Работа кропотливая, но интересная. Например, известен факт, что Эпов Петр Георгиевич был репрессирован в 1937 г. и находился в лагере, вблизи Черемхово Иркутской области (Забайкалье). Мы связались с группой «Поиск» Мухинской средней школы Шимановского района, с его руководителем Динькевичем Анатолием Владимировичем, который работал с ребятами в Томском архиве и видел дело прокурорского надзора на Эпова П.Г. за № 1063 срок с 27.08.37 г. - 17.04.38 г. - 13 листов. Но само дело, очевидно, находится в Омском архиве. Так что и эту работу мы думаем продолжить, а начинать, очевидно, надо с архивов г. Благовещенска.

Обидно, что время неумолимо, а жизнь коротка, да еще ранения, контузии, болезни, жизнь не всегда устроенная и благополучная - все это ее укорачивает. Конечно проще было бы поговорить с живыми, узнать из первых рук. Поэтому надо искать любую возможность ходить, искать, встречаться с оставшимся в живых ветеранами, помогать им, разговаривать с ними и записывать каждое их слово. Потом будет намного труднее.

В воспоминаниях Эпова П.Г. есть интересная запись о том, что думает или должен думать человек, ожидая смерти. Пишет он как бы размышляя, предполагая, но жена Петра Георгиевича - Эпова Елена Степановна и сын Виктор Петрович помнят, что отец очень скупо рассказывал, как попал вместе с несколькими однополчанами в плен немецкому десанту в первые дни войны. Все они были поставлены к расстрелу, но смогли убежать и очевидно в его записях говорится о нем самом, его мысли, его переживания. Все это мы тоже внесли в его биографическую справку.

Эпизодов в письмах несколько, есть адреса (какие помнит Вердиян), есть их пожелания как наказы нам, не забывать подвиги героев, найти их, узнать об их судьбе. Возможно, что о многих из них не знают их родственники, не знают , что они погибли.

А может быть кто-то еще жив до сих пор, да не умеют они писать, запрашивать, рассказывать. Живут своей памятью. И возможно наш скромный труд, наши исследования дойдут до них, и узнают они, что знают их люди, что не зря они тогда, в те далекие годы погибали, страдали, старались не ля себя, для нас. А что от нас зависит, мы постараемся сделать все возможное, чтобы нашим дорогим ветеранам стало хоть чуть-чуть теплее.

В продолжении нашей работы с 26 по 30 мая 2000 г. запланирован многодневный поход по маршруту Шимановск-Ушаково-Нововоскресеновка-Аносово-Шимановск. Поход комплексный, т.е. группы будут собирать материал по истории заселения Амурских сел (историческое краеведение) и литературное краеведение, но самое главное это встреча с ветеранами, оказания им помощи, запись их воспоминаний. С. Аносово - это родина Эпова П.Г.

С этого села на фронт ушло более 20 человек, вернулись единицы. Всех ли их помнят, где сейчас живые, где похоронены погибшие. Узнать это - наша задача.

Отчет о работе мы планируем опубликовать в районной газете и, конечно, оставить в школьном музее.

В заключении хотим прочитать стихотворение, которое написал М. Акимов - наш земляк. Оно посвящается 55-летию Победы и фронтовикам.

Февраль 2000 г.

Ты вспомни товарищ их праведный бой,

Защитников Родины нашей России.

Каков он ужасный был путь фронтовой

Под градом горячим свинцовой стихии.

Свинцовые всплески в трясинах болот

За танковым лязгом им враг был не брат

Бессмертие стало от этих невзгод,

Все выдержал, Родины нашей солдат.

Он жил где штормило, где всюду аврал,

Где ложь унижала, горбатили беды.

С броней в обнимку под танком сгорал,

А в муках предсмертья он жаждал Победы

За танковым ревом стремился он в ад

А в просеке солнца убитым казалось

Не трупы остались в бою от солдата

А только от них лишь Победа осталась!

Моему отцу Эпову П.Г. посвящаю.

Фронтовикам

В далеком сорок пятом, в феврале

Был ранен тяжело отец под Кенигсбергом

Мелькнула мысль: «Погиб? Пройдусь ли по Земле?

А как хотелось до Берлина с боем, рейдом!»

Прошло полвека, скоро юбилей

Прекрасный и желанный, светлый День Победы!

Отец мой не дожил семьсот двенадцать дней

И потому нет радости, лишь горести да беды!

А как хотел он встретить этот МАЙ,

Мне говорил: «Сынок, воспрянут духом люди,

Ведь не пугает же слонов пустой, собачий лай,

А раны не забыть и не отнять у нас заслуги!»

Мой славный батя, как же верил он

Настанет мир, и войн не будет скоро,

Но есть Афган, Чечня, война как метроном

Ряды фронтовиков отстукивает споро!

Победа, Май, весна, начало века

Когда же кончится проклятая война?

Когда не будут убивать природу, человека?

И кто ответит внукам ветеранов, чья вина?

Отец прости, простите ветераны,

Что не всегда как надо мы заботились о Вас

Мы помним Ваши фронтовые раны

В свой День Победы, старики, простите нас!

Эпов В.П., г. Шимановск, май 1995 г.

Регион Амурская область
Воинское звание ефрейтор
Населенный пункт: Благовещенск

Автор страницы солдата

Страницу солдата ведёт:
Коренева Людмила Геннадьевна
История солдата внесена в регионы: