Воспоминания Ерофеева Виктора Ивановича Дата и место рождения: 21 октября 1921 г., ст. Новохоперск, Воронежская область Начало войны В 1939–40 гг. политическая обстановка была накалена до предела. Уже никто не сомневался, что быть большим событиям. В 1940 году я окончил школу 10 классов в г. Новохоперске Воронежской области. Кончилось детство. Начались новые большие испытания. В октябре 1940 г. я был призван в армию. 23 октября мы с ребятами пошли на призывной пункт. Я попал в связь в г. Ереван. Часть, в которую мы прибыли была не большая – батальон связи, он находился почти в центре города. Занимались по 12 часов. Первое время было очень тяжело. Нас обучали в школе младших командиров (программа рассчитана на 9 месяцев). В войну эта школа стала базой для курсов младших лейтенантов. В школе были люди, окончившие техникумы и десятилетки. Связь – нерв армии. В батальоне была одна машина II АК, которая держала связь с округом. Связь проводилась через: телеграфные аппараты, оснащенные дореволюционной азбукой морзе; телефонные аппараты с фоническим вызовом, в крупных штабах со звонком, корпуса деревянные; голуби связи; собаки; мигающие фонари для связи с азбукой морзе. Май – начало июня прошли спокойно. Никто не думал, что в середине лета может начаться война. В моей памяти остался последний вечер перед войной. Было чистое летнее время. В части служило много ребят с Украины и Белоруссии. Мы сидели в курилке и пели песни. Еще придавало настроение то, что завтра нас должны были отпустить в первое увольнение. В это время цвели персики. Как приятно было выйти на природу и посмотреть на людей. В 9 часов утра нас отпустили. Мы пошли на реку. В 11 часов появились конные патрули и стали направлять всех в часть. Мы пришли часов в 12, батальон ушел на митинг в артиллерийский полк. Там мы узнали, что началась война. Организованно стала поступать техника, в основном автомашины, а также личный состав. Смешно сейчас вспоминать, как примитивно мы представляли войну. Поражение в Керчи Вскоре меня отправили к Турецкой границе. Там проходила связь дивизия – граница. Связь осуществлялась по гражданским проводам. Меня с солдатами заставили ее охранять. Было очень тяжело морально, мы не знали, что происходит на фронте. Газет нет. В августе отозвали в часть. Обстановка в Закавказье обострялась. В сентябре месяце вышел приказ всех со средним образованием отправить в училище. Я был отправлен в Телавское пехотное училище, где пробыл до конца ноября. В ноябре вышел новый приказ: кто окончил десятилетку и имеет специальности – связист, сапер, артиллерист направить на курсы младших лейтенантов. Прибыли в город Тбилиси в полк связи, где должно было проходить обучение. В декабре начали продвигаться к фронту. Железнодорожным транспортом нас перевезли в г. Орджоникидзе, там мы учились недели две. Затем нас перевезли на станцию "Крымская" недалеко от Новороссийска. Там мы увидели первых эвакуированных. Они рассказывали, что немцы бомбят по графику. Бросают листовки, в них указывают время бомбежки и точно по времени прилетают. Ночью не воюют, отдыхают. В Крымской же мы впервые увидели настоящих фронтовиков. Туда привозили раненых с Крыма, Одессы. Началось выдвижение к фронту. С Крымской двинулись в Керчь. Это был большой тяжелый переход. Зима 1940-41 гг. выдалась снежная, морозная. Мы шли пешком через всю Тамань. Позади оставались станции Вороненовская, Курганская и другие. Приходили на станции мокрые, усталые, сушиться негде и топить нечем. Идущие впереди войска все поломали, вплоть до заборов. В нашей школе-команде не было даже лошади, поэтому ведра, кастрюли, продукты несли на себе. Двигались в направлении Керченского пролива. Керченский пролив покрылся толстым слоем льда. По льду шли обозы, машины. В районе завода Войкова вышли к городу Керчь. Население нас встретило хорошо. Там было много русских. В Керчи нас впервые бомбила немецкая авиация. Людских жертв было мало, по-гибли лошади. Нас разместили по квартирам. Мы попали к женщине, имевшей двоих де-тей. Она нашла мороженой картошки, мы принесли конины от погибших при бомбежке лошадей. В первый раз после училища она постелила нам белые простыни. Когда утром встали, простыни были покрыты вшами, их было тысячи. Мы начали выдвигаться вглубь Керченского полуострова. Из рассказа местных жителей мы поняли, что немцы были захвачены врасплох и почти без боя оставили Керчь. Наш десант был хорошо подготовлен. Высаживались в Феодосии. Мы совершили марш – пос. Семь Колодизей, Ленино. В Ленино мы были в январе. Там мне присвоили звание – младший лейтенант. В феврале месяце попытались развить наступление, но ничего не вышло. Оттепель, танки не могли двигаться. Крымская глина. Мы тоже не могли передвигаться без помощи рук. Брали себя за брюки и так перемещались. По окончании курсов меня направили в запасной полк в пос. Камыш-Бурун на окраине Керчи. Там формировался запасной полк. На фронте после неудачного наступления было затишье, затем немцы стали прояв-лять активность, улучшая свои позиции. Вскоре они заняли Феодосию, стабилизировали фронт. Наше командование своевременно не вскрыло замысел немцев. Все три армии были развернуты по всему фронту, не имея вторых эшелонов. Это впоследствии сыграло роковую роль. Немцы сосредоточили очень много авиации, разбомбили штабы, было потеряно управление. События стали разворачиваться 8-9 мая. 8 мая мы почувствовали что-то на фронте ненормально. Меня вызвал командир полка и послал к пограничникам, узнать у них обстановку. Я прибыл в погранотряд, он размещался на берегу моря. Командир отряда написал, что у них все в порядке, побережье охраняется, и они на своем участке готовы отразить десант. 9 мая стали появляться тылы, госпитали отступающих частей. Первыми прибежали тылы, они без приказа стали переправляться на подручных средствах. Делали плоты, но не учли одного: течение в это время года было с Черного моря в Азовское. Понесло их плоты к немцам. Слышно было, как они просили о спасении. Ночь, они никому не нужны. Судьба их не известна. Жалко было гражданское население. Как они были рады нашему приходу, они отдавали нам все. А мы бросали их на произвол судьбы. У причала стоял большой корабль, все направлялись к нему, так как хотели эвакуации на Кубань. Такую массу людей корабль забрать не мог, поэтому, в основном, все семьи вторично оказались на оккупированной территории. В этот же день 9 мая меня вызвал командир полка и приказал установить связь с наблюдательным пунктом, расстояние 4 км. Настоящего телефонного кабеля не было. Был кабель, который захватили в войне с финнами – одножильный, медный. Мне дали семь человек солдат – азербайджанцев и я повел линию. Выйдя на окраину Камыш-Буруна, я увидел страшную картину отступающие части похожи на стадо коров. Идут группами, где с офицерами, а где одни солдаты. Чтобы остановить отступающую массу, бросили кавалерийскую дивизию. Когда они подъезжали, все останавливались, обозначали занятие обороны, конники уезжали, все начиналось снова. Все стремились на переправу, хотя приказа о переправе войском не было. Прекрасно видели берега Кубани, все стремились туда. Трехкилометровый пролив всех пугал. Немцы бомбили, нашей авиации не было. Ни какой связи я не дал. Такая масса отступающих войск, все провода рвали. Я по одному посылал своих солдат на восстановление и остался один с телефонным аппаратом. Командир без войска! Куда идти – сам не знал. Появился командир полка верхом на лошади, спросил у меня для приличия, есть ли связь. Я сказал: "Нет связи, нет солдат." Он сказал: "Нет полка." В массе отступающих войск все растворилось. Он сказал мне идти в крепость, там должен был быть наш штаб. Крепость располагалась на берегу пролива, и представляла собой высоты на окраине Керчи. Там были моряки. Никакого штаба я там не нашел. Люди лежали в обороне, стреляли в немцев, которые стали уже выдвигаться к Керчи. В крепости чувствовал себя как пристукнутый: младший лейтенант без войска, без оружия. Вскоре появился командир полка. Увидев его, я обрадовался. Он сказал мне идти на окраину Керчи, около бани должен был быть наш обоз. Просил передать его приказ, чтобы отходили на завод Войкова. Идти было не так-то просто. Чтобы пройти к Керчи, надо было перейти через мост, под которым протекала маленькая речка. Этот мост уже обстреливали немецкие снайперы. Долго пришлось ждать, но в это время отходили сапе-ры, и я вместе с ними проскочил. Никакого обоза около бани уже не было. Политотдел фронта, офицеры управления стремились остановить войска на окраине города, чтобы занять оборону. Никто не возражал, все обходили агитаторов и уходили по высотам, которые окружают Керчь на переправу. Судьба меня свела третий раз с командиром полка. Он был без лошади и сказал, что нам дали оборонять окраину Керчи. Он попросил меня посмотреть, есть ли там люди. Солдат и офицеров уже не было, они ушли, как и все по высотам. Когда я пришел докладывать, то было уже не кому. Я увидел только черную легковую машину, которая уезжала, а командир полка уцепился за запасное колесо. Колеса стояли сзади, привинченные к кузову. Осталось нас трое, двоих я не знал. Оказалось, войск нет ни сзади, ни впереди. Город пустой. На берегу было видно немного моряков. Мы бежали через Керчь и только опомнились на окраине города. Около завода Войкова держали оборону части, переброшенные с материка. Части уже сделали проволочное заграждение, готовились к обороне. Войска, отступающие с фронта, потеряли облик солдат. Я обошел проволочное заграждение и пошел в направлении переправы. Желудок требовал свое. Два дня не ел. Увидел перед переправой скопление машин. Машины, в основном, уже были без покрышек. Все стремились как-нибудь добраться до того берега, делали плоты. Валялись деньги, парашюты, обмундирование, никто ничего не брал. В основном, все искали, что поесть. Не найдя ничего покушать, а уже был вечер, я решил пойти посмотреть, что творится на переправе. Переправа представляла собой настил из досок, уходящий в море. По этим переправам должны были эвакуироваться войска. Не знаю, возможно, где-нибудь еще были пере-правы, но эта была центральная. Прошел все, посмотрел – шансов выбраться отсюда казалось никаких. Решил на голодный желудок поспать. Увидев, что под обрывом спят люди, я устроился вместе с ними, а утром обнаружил, что спал среди убитых. Переправу обстреливали, а убитых оттаскивали к обрыву. У первой переправы лежали тяжело раненые. У второй толпились здоровые. К третьей вообще почти никто не подходил. Недалеко от нее располагались боеприпасы. Они периодически взрывались. Со стороны косы Чушка показался один единственный катер, было около 3 часов утра. Катер шел в направлении пер-вой переправы. Он хотел забрать раненых. Когда стал подходить к берегу, здоровые побежали по раненым. Люди потеряли рассудок, шла борьба за выживание. Командир катера не остановился и вся эта масса людей столкнула друг друга в море. Я шел параллельно берегу. Катер пошел ко второй переправе. Здоровые солдаты все устремились к катеру, но он не остановился. Солдаты сталкивали друг друга в море. Катер пошел к третьей переправе, он не останавливался, но шел медленно. Людей здесь было меньше. Не помню, как я разбежался и прыгнул в катер. Опомнился, когда был уже на середине пролива. Появилась немецкая авиация, самолеты бомбили даже одиночные катера и лодки. Переплывших солдат заставляли гнать лодки к Керченскому берегу, чтобы эвакуировать людей. Это было 18 мая. 19 мая подогнали паром, добирайся, кто, как может. Не надо читать Дарвина о борьбе за существование. В борьбе за существование люди уничтожали друг друга. Борьба за бревно, резиновую камеру и т.п. В мае месяце вода в Керченском проливе холодная. Прошла легенда, что четыре моряка переплыли пролив, потом их оттирали спиртом. 20 мая отдали приказ об оставлении Крыма. Оставили Керчь и весь Крымский полуостров. Бездарное командование в лице командира фронта Козлова, члена военного совета Мехлиса. Они отделались понижением в звании, а погибли тысячи людей. Сколько было брошено военной техники. В Крым пошли многонациональные армии, а вернулись белые (русские, украинцы и др.). Кавказцы залезли в каменоломни и остались там. Винить их за это нельзя, просто они по своему развитию стояли намного ниже европейцев. Незнание русского языка, трусость, слабая военная подготовка. Немцы получили хорошую рабочую силу в лице военнопленных. Лучшие защитники, которые отходили последними, были повешены на берегу Керчи. Наших Новохоперских в Крыму погибло около 20 человек. Победа на Кавказе Разгром на Керченском полуострове поставил в тяжелое положение Севастополь. Он в скором времени тоже был оставлен. Керчь с ее переживаниями осталась позади. Мы высадились на полоску земли, которая называлась косой Чушка. Было ощущение, что никому мы не были нужны. У нас отобрали оружие, я сдал свой негодный наган. На радостях, что остались живы, мы с еще одним солдатом бегом пробежали всю косу. После нервного потрясения мы забежали в кукурузу и спали часа четыре. Голодные третьи сутки. Никто нас там не ждал. Кухни остались в Керчи. Зашли в первый населенный пункт просить как нищие кусок хлеба. Жители встретили нас враждебно. Они были правы: их родных оставили на произвол судьбы, а сами бежали. Мы сняли с себя нижнее белье и обменяли на кусок хлеба. Пошли на сборный пункт наниматься на работу. Там нас накормили, сказали ждать распределения. Всем хотелось попасть в свою часть. Нас послали в Тюмрюк, где я встретил в четвертый раз своего командира полка. Он сказал мне добираться до станции Анастасиевской, где должен был формироваться полк. Из нашего полка почти никто не вернулся. Возраст солдат до 55 лет. Надо командовать, отвечать за людей, технику, а мне было 21 год. В Анастасиевской уже была база для развертывания. Разгромленная 47 армия кое-как собранная должна была оборонять Тамань. Немец, заняв Севастополь, нацеливался на Ростов. Полк был разбросан по охране побережья Азовского моря. Заставляли заготовлять корм лошадям. Вскоре немец перешел в наступление на Ростов. Наши части стали поспешно отходить на Кавказ. Немцы заняли Ростов, Батайск, Славинскую. Их танковые соединения стремились выйти к нефтеносным бассейнам. Они заняли Майкоп. 47 армия с боями оставляла Тамань. Впереди был Новороссийск. Немцы прижимали нас к морю, чтобы отрезать от основных сил. Оставили станции Курганскую, Киевскую, Абрау-Дюрсу – центр советского шампанского. Погибли лучшие наши вина, коньяк, запасы его неописуемы, все взрывалось. Отступая, попутно нагрузили подводу бочками шампанского и коньяка. Немец занял станицу Крымскую, Тонельную. Оставался единственный путь: через Чертовы ворота уйти в Новороссийск. Порт Новороссийск расположен в котловане, вокруг горы, где были размещены цементные заводы: "Октябрь" и "Пролетарий". Чертовы ворота – это дорога, проходящая между двумя горбами гор. Приказано было копать траншеи. Сам город был мало разбит. Немцы бомбили порт, элеватор, ж/д станцию. Войск там не было, только немного моряков. Мы не успели закрепиться, так как не было ни лопат, ни кирок. Траншеи полного профиля вырыть невозможно. Не помню, какого числа немцам, при помощи танков, прикрываясь самолетами, удалось подойти к Чертовым воротам. Береговая артиллерия и корабли, их было немного, поддерживали нашу пехоту. Было приказано пилить лодки, чтобы никто не мог отступить. Впоследствии пришлось делать плоты и на них переправ-ляться. Немец вышел к заводу "Октябрь" и отрезал пути отступления. На наше счастье подошли моряки и остановили наступление противника. Больше он не продвинулся. В этом месте создали оборону, с которой стали освобождать Тамань (1943-44 гг.). Части, которые не смогли пробиться через завод "Октябрь", ушли в горы и выходили из окружения мелкими подразделениями. Немцам не удалось пройти по побережью Новороссийск-Туапсе. 47 армия создала крепкую оборону. После занятия Майкопа мы оказались прижаты к морю узкой полосой. Немцы уже заняли Пятигорск, подошли к Орджоникидзе. Наша армия вошла в состав Черноморской группы войск. Приказ 227: "Ни шагу назад!" сыграл большую роль. Согласно приказу ни один командир не имел права на отдых. Были созданы штрафные роты для солдат и штрафные батальоны для офицеров. Сзади войск были созданы заградительные отряды. Войска оказались между наступающим войском и заградительными отрядами. Заградительные отряды были только там, где отступали. Широкого применения они не нашли, все понимали, что отступать некуда и стояли насмерть. Армия оказалась отрезана от страны. Нужно было завозить продукты через порт Туапсе. Немцы стремились всеми силами занять порты. С оставлением Одессы, Керчи, Новороссийска весь Черноморский флот сосредоточился в Туапсе. Много нашего флота военного и гражданского было потоплено, среди них красавцы, построенные по последнему слову техники крейсеры "Кавказ", "Червония", "Украина" и др. Находясь в глубоком тылу, командование сумело обеспечить нас продуктами и боеприпасами. До этого в местах дислокации нас снабжали местные жители (в горах редкие деревушки) овощами. Туапсе решало судьбу армии. Немцы стремились во чтобы-то ни стало занять его. Моряки, перед которыми надо преклонять головы, сделали все, чтобы немцы не прошли. Вследствие стремительного продвижения немцев многие части и партизанские отряды оказались оторванными, отрезанными. Партизанские отряды Тамани на равнине не смогли приспособиться и вынуждены были выходить из окружения через горы. Помню, как в район нашей части вышел партизанский отряд сформированный в районе г. Ейска. Отряд вывел секретарь района. Отряд расформировали, людей направили на укомплектование подразделений. В войну четко работал КГБ, в армии их называли особые отделы. В каждой роте были осведомители, которые должны были следить за настроением людей. Орган этот в то время был необходим. По всему фронту Черноморской группы войск бои стали затихать. Немцы крепко были побиты в предгорьях Кавказа. Немцы заняли Пятигорск, прошли "Эльбрус", "Казбек". Под Орджоникидзе были остановлены. Основная заслуга в этом "Сталин-градской битвы". Мы сразу почувствовали это. Немец сразу стал бежать с Кавказа. Черноморской группе была поставлена задача: отрезать отходящего противника. Она должна была занять Краснодар, Крымскую, Тамань и выйти к Ростову. Краснодар был взят. Но дальше наши части пройти не смогли, так как немец построил оборонительную линию, которая впоследствии в истории войны была названа "Голубой линией". Наши части оказались уже в глубоком тылу. Нас сняли с обороны Черноморского побережья. Оборону сдали 18 армии, которую позднее Брежнев Л.И. сделал десантной, и все заслуги 47 армии были приписаны ей. Степной фронт 47 армия, в состав которой мы входили, перебрасывалась на другой фронт. Нам надо было совершить большой марш с последующей дислокацией на моей Родине (г. Россошь). Вышли мы в марте месяце 1943 г. Часть располагалась в лесу, в районе Михайловского привала недалеко от Геленджика. Уходили не все. Здоровые солдаты и часть офицеров передавались на укомплектование оставшихся частей. Тяжело было расставаться с коллективом, с которым уже длительное время воевали вместе. Запасные полки были созданы при каждой армии. Это не благодарная работа. Подразделения полка бросались туда, где создавалась плохая обстановка, но никому они не были нужны. Несли большие потери, также как и под Новороссийском, и в других местах. Пешком прошли Геленджик, Туапсе. Не все верили в нашу победу. Рассказывали, что, когда выходили из окружения, то в обозах у немцев было много кубанских казаков. Наступила другая жизнь, фронт позади. Мы идем днем, немцам не до нас. Оставили Ростов, Сталинград. На фронте никто не думал о жизни. Ответственность превыше страха. А тут вдруг появилась возможность помечтать. Сама природа создавала условия для хорошего настроения. Дорога Новороссийск-Туапсе с твердым покрытием, идти легко. Справа Черное море, слева красивые горы, покрытые лесом. Идем группами по возрасту. У молодых свои цели и заботы. Солдаты постарше, надолго оторванные от семей, не знали часто их судьбу. Солдаты были разные по национальности. Жили дружно. В Туапсе увидели следы войны: трамваи не ходили, железная дорога не работала, город разрушен. С Туапсе пошли на Майкоп. Тяжелую картину нарисовала война: все деревни разбиты. Немцы наступали основными силами вдоль железной дороги. От станционных построек и поселков остались одни трубы. Майкоп нас встретил, как город, находящийся в глубоком тылу. О войне напоминали только некоторые разбитые здания, в целом город не сильно был разрушен. Город располагался на равнине, недалеко протекала река, если не изменяет память "Белая" – приток Кубани. Жители к нам относились хорошо. С Майкопа пошли на станцию Белореченская г. Армавира, где погрузились в эше-лон. С Армавира мне еще раз пришлось возвращаться в Туапсе. Часть совершала переход, а тылы остались в Туапсе. Мне было велено отвезти приказ о порядке эвакуации тылов. Свою часть я догнал только в Ростове. Это короткое расстояние преодолел за 10 дней. Транспорт был загружен войсками, перебрасываемыми с Кавказа. В мае мы сосредоточились в Воронежской области в селе Ольховатка, в лесу. До дома в Новохоперск можно было добраться за несколько часов. Решил не ехать. Не хотел расстраивать родных. Два-три дня, которые мне могли дать для свидания, ничего не меняли. Вероятность остаться живым – малая. Из писем я знал, что наших новохоперских ребят погибло много. Потом меня перевели в другую часть, расположенную в районе Россоши. Новая часть разворачивалась с бригады в дивизию. Я попал в роту связи стрелкового полка. Прибывали люди не обстрелянные, плохо обученные. Приходилось много заниматься, особенно ночью. Копали траншеи полного профиля, но толком мы ничего не знали. Впоследствии оказалось, что готовилась оборона Степной округ, который позднее был переименован в Степной фронт. Это была третья государственная полоса обороны. У меня заканчивался кандидатский стаж, надо было вступать в партию. Мне дали два дня, я поехал за рекомендациями в свою старую часть. Это было пятого июля. Пришли девчата с узла связи и они сказали, что наша армия стала выдвигаться к фронту. В этот день началась Курская битва. Положение в полку было трудное. Подвижного транспорта нет, начали получать лошадей, которых везли из Монголии, не объезженные. Чтобы поднять боекомплект, нужно было много транспорта. Своих машин было мало, надежда была на автомобильные батальоны. Стали перевозить перекатами: отвезут км 50, разгружаются и опять возвращаются. Марш предстоял большой: Россошь – Сумы. Нужно было пройти Воронежскую область, Курскую область. Получив рекомендации, я сразу же вернулся в свою часть. В части никого из личного состава не застал, ушли пешком. Понесли на себе имущество: телефонные аппараты, катушки с кабелем, р/станции, вещмешки с запасным бельем, винтовку. Должны были совершить марш на сотни километров. Шли почти месяц. В первых числах августа прибыли под Сумы. Проходили по ме-стам, где Воронежский фронт разгромил итальянскую армию. По сравнению с немцами, по рассказам жителей, итальянцы были более приветливы, просили есть у жителей, поели всех кошек. Больших разрушений сел не было. Этой местности повезло. При отступлении наших войск в этих местах больших боев не было, а когда стали наступать, итальянцы бежали или сдавались в плен. С каждым километром чувствовалось приближение фронта. Солдаты сидели в траншеях, занимали оборону. Мы шли вперед, оставляя их позади. Трудно представить, сколь-ко сделали гражданские жители и солдаты! Если соединить все траншеи в одну линию, они опоясали бы землю, как экватор. Подходя все ближе к фронту, войск стало больше, это были вторые эшелоны. Поля с хлебом были убраны. Нашим солдатам пришлось заготавливать себе хлеб, пока стояли в обороне. Подошли к селу, кажется, называлось Григорьевка, увидели церковь, у которой разрушена колокольня. Местные жители сказали, что в церковь попал снаряд и сбил купол. На горизонте вырисовалась панорама боя. Поле было вспахано траками танков, под-битые и сожженные танки немецкие "Тигры", самоходки "Ферденанды", наши ТЗУ, английские, американские. Английские и американские были намного хуже наших, они горели как дерево. Подбитых танков было столько, что, если можно сравнить, то, как в хороший урожайный год, они занимали целый гектар. Эта вся масса техники валялась на нескольких километрах. Немцы, не прорвавшись к Курску, вынуждены были покинуть занятую территорию. Люди уже прошли около 200 км. Чувствовалось, что все устали. В кюветах валялись противогазы, все стремились освободиться от лишнего груза. Шли, в основном, ночью. Были уже случаи, когда израненные солдаты, по несколько раз бывавшие в госпиталях, не выдерживали нагрузки и стрелялись. Район, куда мы выдвигались, это западная точка Курской дуги, окраина г. Сум. Перед городом протекала река, рос хороший лиственный лес. Проходя через боевые порядки, мы видели, что здесь стоят части, которые в корне отличались от нас. Пехота вооружена автоматами, были танки, эресы. Даже эресы, которые впоследствии получили название "Иваны": снаряд пробивал перекрытие блиндажей, дотов. За сутки до наступления мы сменили части, которые обороняли этот участок. Мы расположились в блиндаже, установили связь с подразделениями. Кончился период массового отступления. Неподготовленность технически войск, слабое вооружение, отсутствие современных танков, самолетов, привело к гибели миллионов людей. Даже при наличии тех стволов артиллерии, которые мы имели, мы не могли их использовать в полной мере. Расход снарядов планировался, 2 3 снаряда на орудие в сутки. Командиры старались создать какой-то резерв, на крайний случай, экономили снаряды. Придя на этот участок, мы увидели другую картину: тщательная подготовка к Курской битве сыграла впоследствии решающую роль в Великой Отечественной войне. Теперь мы поняли, что распределение вооружения строго планировалось, в зависимости от обстановки. В Курской битве принимали участие вновь создан-ные танковые армии, которые появились в период Сталинградского наступления. Корсунь-Шевченовская операция При всех недостатках Сталина, он сумел на голоде, на костях создать тяжелую индустрию на Урале. Урал уже в 1942 году давал основную продукцию. Тяжелая индустрия у нас была в основном сосредоточена на Украине. Героическая оборона Перемышля, Киева сорвала все планы молниеносной войны. Оборона Киева и других городов дала возможность эвакуировать промышленные центры Украины, такие как Донбасс, Кривой рог, Мариуполь, Харьков, где была сосредоточена основная промышленная база. Появились в небе самолеты. В это время еще шли большие бои на Кубани, на Голубой линии. Мы недооцениваем заслугу нашего союзника – тыла: колхозы, совхозы отдавали все, что производили. Недостаток хлеба создал в стране голод. Основной поставщик хлеба – Украина, Белоруссия были оккупированы. Россия приняла все на себя. Работали все, даже дети. Страх из человека делал неуправляемого. Не было человека, который бы не боялся за свою жизнь. Просто одни умели себя держать, а другие нет. Я сам видел, как при налете авиации, самолеты даже еще не начали бомбить, а один офицер выбежал из блиндажа и начал смеяться героическим смехом. Были и такие, кто при налете тут же бежал в туалет. Меняется обстановка, начинаются новые испытания. Война – это работа, оставляющая неприятное впечатление, осадок в душе. Мы уже три месяца не воевали, пока добирались до нового места дислокации. Нужно преодолеть этот барьер. Впереди передовая, 400-800 метров, там люди, которые завтра могут погибнуть. Сзади нас расположены артиллерия, эресы, все это должно завтра заговорить. Ночь прошла в кошмаре. Ночной ав-густ со своим множеством звезд и безоблачное утро обещали быть хорошему дню. В три часа утра заговорила передовая. Началась артподготовка. Тяжело описывать этот момент, это надо видеть. 1.5-2 часа земля ходила "ходуном". Мы сидели в блиндаже и не могли расслышать друг друга. Мы находились недалеко от траншей, шальные пули, а тем более снаряды перелетали через нас. В небе было столько самолетов, что казалось они столкнуться. Небо затянуло облаками. Пошел дождь. Артподготовка разрядила атмосферу. Провода намокли, слышимость стала плохой. Самое страшное на войне – это потеря управления. Нужно перемещать узел связи вперед, ближе к передовой. Как ни продолжи-тельна была артподготовка, все цели подавлены не были. Оборону немцев не прорвали, несмотря на то, что много личного состава погибло. Первые появившиеся раненые были саперы. Командир роты и я взяли коммутатор, аппараты и пошли вперед. Мы вышли на линию траншей. В траншеях стояли 45 мм пушки, которые называли "Прощай Родина". Они стреляли прямой наводкой по танкам и подавляли огневые точки. Когда мы подошли, одно орудие выстрелило, но расчет убежал в укрытие. Мы не могли предположить, что немец так быстро может накрыть своим огнем. Все произошло мгновенно: около нас разорвался снаряд, командира роты ранило в голову, меня в правое колено. На мое счастье, осколок был величиной в копейку и не задел кость. Мы перевязали место ранения и продолжали организовывать связь. К вечеру у меня поднялась температура. Начальник связи заставил меня идти в санчасть. Когда я пришел, то увидел массу раненых, к тому же тяжелых. Мне перевязали и я ушел обратно в роту, в медсанбат не пошел. В то время мы не думали, что впоследствии справки о ранении нам пригодятся. Мы жили одним днем. Нас не интересовали ордена и медали. Осколок у меня вышел сам. После неудачного наступления наш полк сменили, командира полка (подполковник Середа) сняли. Дивизия попала в немилость. Нас перебросили с 38 армии в 40 армию на Киевское направление. Город Сумы для того времени – промышленный город располагался на реке, подходы к реке имели хороший лес. Первый город, который мы брали был Лебедин, потом Гадяч, Лубны. Наши первые трофеи это два быка, которые нам служили для перевозки имущества. Как они к нам попали, я не помню. Они нам служили до тех пор, пока на Днепре не попали под бомбежку, оба были убиты. Ночью, когда нас перебрасывали, мы попали под обстрел бронепоезда, который с Сум обстреливал наш район. Оказывается, он прикрывал отход своей разведгруппы. Стрельба в лесу трассирующими и разрыв-ными пулями – красивое зрелище, трудно понять, откуда стреляют. Трассирующие пули разного цвета: красные, зеленые. Такими пулями они показывали место своего нахождения. Потерь не было, но было страшновато. Пройдя передний край, мы увидели, что немцы длительное время строили оборону. Природа создала для них все условия, так как правые берега на всех реках были выше. Левые берега, в лучшем случае, имели лес или луга. Нам пришлось наступать на открытой местности, поэтому мы несли большие потери. Местные жители встретили нас приветливо. Это были первые населенные пункты. Деревни не были разрушены, население сумело сохранить скот, птицу. Стремительное наступление наших войск создало нам условия занимать населенные пункты без тяжелых боев. Немцы еще имели много транспорта. С вечера немцы оставляли хорошие заслоны автоматчиков, которые до утра вели интенсивный обстрел, а утром садились на автотранспорт и отрывались от нас на 20-30 км. Мы старались следить за их отходом, но не всегда это удавалось. Весь день догоняем их. Мы уже не боялись, заблудившись попасть к ним в плен. Они обозначали места своего нахождения ракетами или сжигали дома. Все мы боялись плена больше смерти. Сталин в своих приказах рассматривал пленных как изменников Родины. В первые дни войны тысячи советских, честных людей оказались в плену. Мог и я оказаться в плену в Керчи. Лица, выходящие из окружения, проверялись особым отделом, их либо направляли в подразделения, либо отдавали под военный трибунал, судили и отправляли в лагеря. Эта слава умело использовалась немцами в листовках, окруженцы и пленные боялись возвращаться к своим. В самом тяжелом поло-жении оказались русские. Прибалтийцев немец сразу освобождал, распускал по домам, будучи уверен в своей победе. Он стал отпускать домой украинцев. Жители ездили по лагерям военнопленных, искали своих мужей, сыновей и привозили домой. Слово "плен" – страшное, а сам фронт еще страшнее. Уже в войну завели анкету, в которой указывалось: были ли за границей, в каких состоял партиях, был ли в окружении, в плену. После войны окруженцев и пленных не принимали на работу на номерные заводы, железнодорожный транспорт. Эти данные отражались не только на лице, попавшем в плен, но и на все поколение. Были случаи самосуда. На нашем участке перешли пленные пять человек: три москвича, два из Свердловска. Оперуполномоченный расстрелял их без суда и следствия только за то, что они были в немецких комбинезонах. Немцы заставили пленных подвозить боеприпасы к переднему краю и одели их в комбинезоны. Они сумели бежать, но нашли смерть у своих как изменники Родины. Где не было никакой власти, так это на переднем крае (передовой). Несмотря на все недостатки, люди любили свою власть. С Лубны мы повернули на юго-запад в направлении Полтавы. Подступы к Полтаве были заминированы, продвижение было замедлено, нам опять сменили направление. Тре-тья ударная танковая армия стремительным броском вышла к берегам Днепра, впоследствии знаменит как Букринский плацдарм. Место, где мы переправлялись было село Григорьевка. Весь путь, все пятьсот метров мы были под обстрелом. Село Григорьевка это крупный населенный пункт, домов 300. На момент, когда мы туда прибыли он полностью был сохранен, жители его не покидали. Немцы поспешно покинули его. Они не ожидали, что мы так быстро преодолеем Днепр. Они считали, что правый берег не преодолим. Сама природа дала им возможность создать крепкую оборону. Крутой берег с хорошим лесом и широкой рекой. Переправившись, мы заняли дом, под которым вырыли котлован, где разместили узел связи. Правый фланг нашего полка упирался в берег Днепра. На берегу были сложены штабеля дров, это была наша надежда. В случае отступления этот участок расценивался как главный, откуда мы могли перейти в наступление и занять Киев. Весь сентябрь и октябрь каждый день не прекращались бои. В полку осталось мало личного состава. Каждый солдат, офицер были на учете, каждый знал свое место и при наступлении немцев занимал свою позицию. Полностью переправилась третья танковая армия и стало прибывать много соединений. Шла большая подготовка к наступлению на Киев. Больше села Григорьевка не существовало. Все дома были сожжены. Немец термитными снарядами пожог все до одного строения. В конце октября наши войска перешли в наступление с Букринского плацдарма в направлении Киева. Немцы стянули туда много войск, наше наступление захлебнулось. Накануне боев много техники вышло из строя, нужен был ремонт. Начальник связи приказал мне собрать аппаратуру и отправиться на левый берег, где находились наши тылы: дивизии и полка. С двумя солдатами мы переправились через Днепр. Там мы увидели как тщательно изучалась обстановка высшим штабом. Отступая, немцы не успели сжечь скирду с соломой. На этой скирде был наблюдательный пункт. Проходя мимо, мы увидели группу генералов. Там был Ватутин, Жуков. После неудачного наступления танковая армия скрытно переправлялась на левый берег. Истрепанную нашу дивизию сняли с передовой и отправили на переформирование. Мы пошли в Переяслов. Рады были до безумия. Думали отдохнуть, помыться, поспать. Не успели прийти в этот город, как нас быстро пополнили маршевыми ротами и опять на фронт. 6-7 ноября войска Воронежского фронта прорвали оборону и заняли город Киев. Войск не хватало, брали всех, кто попадался под руку. Мы оказались в тяжелом положении: стреляных солдат, когда уходили, передали другим частям на укомплектование. Маршевые роты были укомплектованы людьми, которых мы освободили уже после Кур-ской битвы. Наше счастье, что нас бросили на второстепенный участок. Совершили марш опять к Днепру, переправлялись южнее Киева на лодках. Обозы пошли на Киев на пере-праву. Мы заняли село Триполье. Была уже ночь. Село пустое, всех жителей немец эвакуировал в тыл. Улеглись спать, никто не стреляет. Утром оказалось, что мы расположились на северной окраине, немцы – на южной. Утром они ушли без боя. Мы начали наступать в полосе Черкасы-Кировоград. Наши войска вели тяжелые бои на Житомирском направлении. Продвинулись на 20 км, вошли в большое село, заняли оборону. Местность открытая, траншеи выкопать не успели. В это время немцы перешли в наступление на нашем участке. Они рассчитывали внезапным танковым ударом смять наши войска и занять Киев. Находясь на второстепенном направлении, мы не имели ни приданной артиллерии, ни танков, мы бежали из села, побросав все. Село находилось в низменности, за селом большие высоты. Кое-как мы выбрались на них и заняли оборону. В это время на больших скоростях к нам прибыла противотанковая бригада на американ-ских машинах с 45 орудиями, они и остановили немецкие танки. При отходе особенно досталось беззащитным тылам не только нашего полка, но и дивизии. За селом мы заняли оборону. Не помню, какой-то мы взяли населенный пункт, был вечер, связи с тылом полка не было. Вызывает командир полка, ориентировочно сказал, где они должны быть. Приказал мне найти и привести. Вечер, часов 10, надо идти. Я решил идти по полю напрямую к населенному пункту. Это недалеко, километра три. Светила луна. Я шел и видел страшную картину: поле, сплошь покрыто труппами. В темноте не поймешь, где лежат наши, где немцы. Раненых подобрали санитары. Убитых подбирать и хоронить некому. Похоронная команда состояла из музыкального взвода с привлечением гражданского населения. Поэтому места захоронения не всегда точны. С тяжелыми боями продвигаемся вперед. Карт нет. Напишут на бумажке, какие населенные пункты впереди, вот мы и двигаемся. Штаб полка имел карты. Замыслы начальства мы не знали, обстановки тоже. Наши командиры плохо информировали своих солдат об обстановке. Мы, офицеры, зачастую не знали обстановки. Впоследствии мы узнали, что окружаем немцев, припертых к Днепру. Эта битва вошла в историю как Корсунь-Шевченовская операция. Освобождение Украины Незаметно в боях прошли октябрь, ноябрь, декабрь. Зима вошла в свои права, хорошо, что большинство населенных пунктов сохранилось. Жители встречали хорошо. Самогоноварение на Украине имело большой размах. В каждом доме гнали. Несмотря на большое наличие самогона, пьяных не было. Люди не хотели терять разум. Надо отдать справедливость, армия была хорошо одета: валенки, если не было полушубков, выдавалось теплое белье, ватные брюки, телогрейка. Армия приспосабливалась. Зимой на телегах не поедешь, находили сани, на них перевозили минометы, даже личный состав. Спасибо нашим российским лошадкам! Они вынесли всю тяжесть войны. Зима сыграла злую шутку с врагом: легко одетые в сапоги, без шапок, в пилотках. Одеть такую армию немцы не смогли, это готовится годами. Они стали отбирать теплую одежду у населения, на сапоги надевали соломенные галоши. Они полагали отсидеться в обороне, в Сталинграде, на Днепре. Наша армия все спутала. Спасибо нашему народу! Без приказа не отходили, цеплялись за каждый населенный пункт. Хорошо было организовано взаимодействие родов войск. Продвигаясь вперед, мы узнали, что прижимаем немцев к Днепру. Мы оказались в коридоре. Часть наших войск, оттесняла немцев на запад. В окружении оказалось десять боеспособных дивизий, которые еще надеялись на прорыв своих войск с запада, чтобы совместно окружить нас, а впоследствии восстановить оборону на Днепре. Мы окружили немцев, но это была не прочная линия фронта, за это мы позднее поплатились. Мы про-шли по коридору около ста восьмидесяти километров и замкнули кольцо окружения. Немец стягивал свои войска с запада, чтобы прорваться из окруженной группировки. Одновременно готовили прорыв с внутреннего котла. Наступила ранняя весна, дороги стали непроходимые. Доставка питания, особенно боеприпасов была затруднена. Спасибо населению, оно переносило в руках снаряды на передовую. Январь месяц. Новый год по-старому календарю. Хозяйка дома, у которой мы стояли, принесла самогону. Село располагалось в лощине, с южной стороны высоты, передо-вая рядом. От дома, где мы были, метров сто был штаб полка. Без артиллерийской подготовки немец перешел в наступление. Имея большое количество танков, он протаранил наш передний край. Мы побежали из дома в свой штаб. Немецкие танки уже стояли на окраине села. Мы стали отходить. Первым вышел начальник штаба и был сразу же убит. Мы стали перебежками выбираться из села. Когда выбрались, то увидели, что пехота, минуя село, отошла на окраину и в беспорядке отступает. Связались со штабом одного из батальонов, стали запрашивать обстановку. В штабе никого не было, кроме телефониста. Он не знал, что делать. Мы сказали ему, чтобы он отходил по линии связи и сообщал обстановку. Впоследствии мы узнали, почему создалась такая обстановка. Мы все время наступали. Командир дивизии не отдал приказ о порядке отхода в случае отступления. Он рассчитывал, что подойдут другие части и укрепят нашу оборону. Мы стали отступать по тому же пути, что и наступали. Это превратилось в бегство. Чтобы остановить наступление немцев, появились "Катюши". Откуда они били, мы не видели, но разрывы были близко от нас. Мы отошли, точно не помню, село Александровка или Алексеевка. Это крупный населенный пункт. Как и большинство населенных пунктов, он расположен в котловине. Здесь мы увидели страшную картину. Наши части отходили с востока, а немцы наступали с запада. Пехота, находясь в котловане, оказалась между двумя танковыми колонами. Началась перестрелка танков немецких и наших через головы пехоты. Когда начался этот бой, пехота в считанные минуты рассеялась и бежала во все стороны. Из нашей роты мы остались пятеро: лейтенант Калинин, старшина Велижанин, я и двое солдат. Мы пошли в направлении, откуда наступали. Километра через два мы вышли к совхозу. Жители встретили нас настороженно. Мы спросили, есть ли наши. Они ответили, что через их совхоз прошли немецкие танки и ушли на восток. Мы поняли, что попали в окружение. Стали искать выход. Пошли по селу и стали спрашивать, возможно, у кого остались лошади. У одного из дворов стояли два мужика, они нам подсказали, что у двух хозяев есть необъезженные лошади. Хозяева отдали их нам, надо найти сани и сбрую. Стали опять ходить по домам и смотреть в сараях. В одном сарае нашли сани, хозяйка не хотела отдавать, но мы забрали. Начали делать сбрую из телефонного кабеля. Кое-как собрали, одели на лошадей и вывели их на дорогу. Попадали в сани и понесли они нас. Лошади никогда не запрягались. Километра четыре они шли галопом, мы думали, что выскачем из саней. Потом они устали и успокоились. Не всем удалось выйти живым из того боя. Не везло нам на командиров радиовзводов. Под Сумами у нас украли радиостанцию. Молодой командир взвода не так давно пришедший из училища, переживал очень, боялся, что его будут судить. Он не знал, что на фронте это нормальное явление. Солдаты воровали друг у друга автоматы и другое имущество. Надо было видеть, как он был рад, когда его ранило. В конце концов, нам удалось выбраться из села. К вечеру мы на своих лошадках добрались до большого населенного пункта, село как будто пустое. Жители уже приспособились прятаться. Никого не найдя, мы выбрали дом на окраине. Жили двое суток. Пошли проверять дома. На чердаке одного дома нашли две курицы и две бутылки вина. Наварили картошки, в погребах ее было много. С усталости и перенапряжения нервов, вдобавок с вина мы быстро заснули. Часов в пять утра к нам постучали в окно. Мы вышли и увидели старика, который сказал нам, что немцы на окраине. Оказалось, что он видел, когда мы приехали. Мы спросили, давно ли у них были наши части. Он сказал, что вечером ушел госпиталь, больше наших частей не было. Вывели своих лошадей, они стояли не распряженные, и поехали к следующему населенному пункту. На окраине села нас встретил заградотряд, с ними были патрули с нашей дивизии. Они спросили, с какой мы части. Мы ответили, что с 38, они не удивились, как видно, мы были там не первые. Они дали нам маршрут на село Песочное, где был сборный пункт. Когда мы подъехали к селу, там шел танковый бой. Наших частей – дивизии там не было. Интуитивно поехали в населенный пункт, расположенный рядом. Нас встретил любимый, уважаемый начальник связи полка капитан Рубан Степан Захарович. Кадровый офицер, настоящий коммунист, прошедший суровую довоенную подготовку. Он имел большой опыт, как в военной подготовке, так и в работе с людьми. Он везде был уважаемым человеком. Увидев нас, он очень обрадовался. Из трех помощников взводов вернулись два. Он считал, что мы погибли. Он вывел основной костяк личного состава роты связи. От полка почти ничего не осталось. Полк вышел со знаменем. Совершенно другую судьбу испытал штаб дивизии и два пехотных полка. Они оказались в окружении со знаменем. Они сражались в окружении до тех пор, пока их не освободили наши части при наступлении. После этих событий нас, как только не называли: трусы, чуть ли не изменники, мы опозорили честь 40-ой армии. Нас отправили на переформирование в г. Татиев Киевской области. Там мы увидели, что войск у нас достаточно, чтобы разгромить десять дивизий немцев, оказавшихся в окружении. Через Татиев проходили колоны танков, самоходных орудий, прибыли сибирские части. В это время уже чувствовалось, что некого призывать. Под ружье были поставлены и старые, и малые. Укомплектовали личным составом, кое-чему научили их. Личный состав был направлен с полевых военкоматов. Когда личный состав прибывал из центра, было лучше, так как родственники не знали места их нахождения. Там же получалось по-другому. Солдаты призывались с окрестных сел. Пока мы формировались, к ним приходили родственники, тяжело было смотреть, когда они возвращались после свидания. Все понимали, возможно, больше не придется увидеться. Идем на г. Умань. Природа делает нам коварную шутку. После оттепели ударили морозы. В это время они уже были не большие. Надо совершать марш около восьмидесяти километров. Идем двое суток. Мокрый снег с дождем. На пути ни одного населенного пункта. Впереди село, был вечер, на утро его надо было брать. Стали готовиться к наступлению. Люди измотаны. В ночь ударил сильный мороз. Утром я повел проводную связь к батальонам и в поле наблюдал страшную картину. Усталые солдаты после длительного марша, вышли в поле, увидели сохранившиеся скирды соломы, сделали вмятины и зарылись в них. Некоторые заснули, а утром мы нашли их замершими. Впереди г. Гайсин, Умань. Заняли временную оборону, стали организовывать связь. Когда повели линию, не хватило провода. Во время отступления побросали телефонный кабель и катушки. То, что у нас было, было собрано во время формирования, это был кабель, брошенный нашими и немцами, который мы наматывали на рогатки. Людей лишних нет, пришлось мне самому ехать за брошенным кабелем. Хорошо, что была лошадь, которую по пути подобрали солдаты. Я запряг маленькие санки и поехал. Впереди пехота вела бой с пехотой и танками немцев. Недалеко проходила железная дорога с насыпью, немецкие танки выходили из-за полотна железной дороги и обстреливали пехоту. Проезжая по полю, я сначала не понял, что это. После выстрела танка по земле проносились железные болванки и подпрыгивали, как камушек, брошенный по реке. Оказалось, что немец стрелял болванками, а замерзшая земля отражала их. Не намного продвинулись мы, стали в долгую оборону, был уже конец февраля. Большое село не разрушено, фронт около километра, пули не долетали. Как видно, немец выдохся, особенно не тревожит. Солдаты сделали добротные окопы. Дороги развезло. Бои идут местного значения. Войска в основном ведут разведку, подтягивают тылы. Восстанавливается железная дорога. Улучшилось питание. Затишье на фронте – перед большой бурей. Немцы рассчитывали, что в такое время года ни одна армия в мире не наступала. Украинский чернозем сковывал войска, затруднял маневры. Бои местного значения шли в основном по хорошим дорогам, которых, к нашему счастью, на Украине не было. Одно плохо: обувь вся потрепана, валенки уже отслужили свою службу. Нужны были сапоги. Но сапоги выдавались в основном артиллеристской пехоте, все другие довольствовались ботинками и обмотками. Основными поставщиками ботинок были англичане и американ-цы с крагами. Лучше стал работать второй фронт. На фронте вторым фронтом называлась американская тушеная колбаса. Колбаса из свинины, запаянная в железные банки, килограмма по четыре. Надо отдать должное, американцы много нам поставляли. Не помню, какого числа 8 или 9 марта, заговорил фронт. Начались бои за освобождение правобережной Украины. Около двух часов шла артиллерийская подготовка. Немцы, с привлечением местных жителей укрепили оборону. Они понимали – отходить некуда. Советские войска стремились выйти к государственной границе. Заняв первые траншеи, увидели, что завалены трупами. Война есть война, горевать некогда. Солдаты на выдумки мастера. Продвигаясь вперед, увидели брошенную немецкую пушку, на стволе которой сидел труп немецкого солдата в каске с привязанными ногами. Кругом видна ра-бота нашей артиллерии. Немецкие танки при отступлении, а наши при наступлении единственную дорогу с твердым покрытием, идущую в направлении г. Тульчина, сделали не проезжей. В этом случае, подвозку питания и боеприпасов осуществляли наши маленькие и монгольские лошадки и их верные друзья – солдаты, которые помогали им. Наши самолеты-кукурузники доставляли патроны, куда могли. Патроны делили между батальонами коробками, в каждой коробке было по семьсот патрон. Дошли до того, что мы видим немцев, а нам нечем стрелять. Но у них, как видно, тоже патроны были на исходе. Вот так и двигались две колоны параллельно: одна отступающая, другая наступающая. Заняли малый городок Гайсин, прошли по окраине Умани. С боями пришли в город Тульчин. Город в основном сохранился. Эта местность входила в территорию Румынии. Нам дали отдых четыре часа: покушать и передремать. В декабре 1943 года Воронежский фронт был переименован в I Украинский. Мы вышли из состава I Украинского фронта во II Украинский. Была середина декабря, при-шел начальник связи и сказал, что завтра без артиллерийской подготовки в наступление переходит I Украинский фронт. Мы должны поддерживать его. Политотдел решил, что все коммунисты должны идти в траншеи к пехоте и способствовать выполнению задачи своим личным примером. Была ночь, мы добрались до своих траншей. Саперы произвели разминирование минного поля, сделав проход по нему. Наши войска стали продвигаться через проходы и сосредотачиваться у траншей немцев. Немец большой активности не проявлял. Утром после короткого артналета перешли в наступление. Немец быстро оста-вил первую траншею, она досталась без потерь. Однако, как оказалось, этот легкий успех обошелся дорого. Декабрьское утро, поздний рассвет, небольшой туман. Внезапно появились немецкие танки и самоходные артиллерийские установки. Артиллерия немцев точным огнем накрывала нашу пехоту в траншеях. Вся передовая была пристрелена немцами. Более того, внезапное наступление немецких танков было не случайным. Наша разведка недоглядела. В поле стояло много скирд соломы, танки были замаскированы в них. Под напором танков пришлось отходить. На минном поле был единственный разминированный проход, куда все и кинулись. Немцам ничего не оставалось делать, как расстреливать это скопление людей. Пехота знала, куда бежать, а мы, пришедшие ночью, ничего не знали о проходах. В минных полях, на передовой мы были как в чужой квартире. Отходя, я удивлялся, почему все люди бегут в одной куче. Я пошел стороной, со мной было несколько солдат. Когда мы вышли на свой передний край, нас встретил нач. связи Рубан, от которого мы и узнали, что заставляло людей бежать кучкой. Потерять деньги – ничто, потерять веру – страшно. Человек должен верить в Бога, в детей, внуков. Без веры теряется смысл жизни. Тульчин позади, ведем бои в направлении Каменец-Подольск. Сразу же почувствовали, что с равниной прощаемся, больше стало появляться высот, несем большие потери. Части, наступающие южнее, имея больше тех-ники, более удачно продвигаются вперед. Нам меняют направление. Могилев, Подольск, Винница остались севернее, в тылу. Распутица замедляет движение войск. Несмотря на все трудности, занимаем населенные пункты. Зашли в село, названия не помню. В этом населенном пункте, как видно, стоял большой штаб. Немцы бросили две совершенно новых легковых машины, как будто они только с завода. Нашему полку они не достались, отобрал высший штаб. Из-за распутицы все населенные пункты были забиты машинами, артиллерией. Украинский чернозем, отсутствие дорог, заставило все побросать при отступлении. Были населенные пункты, где немцы бросили около ста машин. Прошедшие немецкие и наши танки разбили все дороги. Создалось такое впечатление, что мы поменялись ролями. Вспоминается 1942 год, когда мы отступали с Керченского полуострова. Чтобы добраться до Кубани, надо форсировать Керченский пролив. Материк давал возможность занять оборону. На материке солдаты себя чувствовали уверенно. Несмотря на то, что впереди еще была сравнительно равнина, немцы и румыны рассчитывали задержать нас в предгорьях Карпат. Впереди г. Могилев-Подольский и река Днестр. Боев за Могилев-Подольск не ведем, прошли южнее. Подошли к Днестру, надо форсировать. Март месяц, река разлилась, на наше счастье, разлив небольшой. Военная жизнь научила многому, при наступлении подбирали все, что могло пригодиться при форсировании. Немцы и румыны в спешном отступлении не смогли на правом берегу создать прочной обороны. Мы с ходу форсировали Днестр, за что нам было присвоено звание – Краснознаменная Днестровская дивизия. Трансильвания Попрощались с Украиной, вступили на территорию Молдавии. На правом берегу Днестра, в районе Липкины, нас встречали полковники, так мы называли молдован. По своей инициативе они тащили, что могло пригодиться для постройки моста. Одеты они были в белые брюки и у всех на головах каракулевые папахи. Все стремились к государственной границе. Впереди река Прут. Опять надо форсировать. Река не широкая, не-большой глубины. Подошли к железнодорожному мосту. Он был взорван. Пришлось немного задержаться. Тылы отстали, есть нечего. Спасибо местному населению. Они понимали наше положение, давали картошку, брынзу и свое национальное блюдо – мамалыгу. Варить мамалыгу надо уметь. Молдоване клали в нее много масла, резали ниткой. Мы остановились у одного старика. Бедный старик варил нам мамалыгу, потом устал или надоело, принес нам мешок молотой кукурузы и сказал, чтобы мы варили сами. Пехота переправлялась через разрушенный мост ползком. Лошади и повозки прошли вброд. Родина позади. Впереди незнакомый капиталистический мир. Антанеску дал клятву похоронить Красную Армию в Карпатах. Первые, занятые нами населенные пункты были пустыми, но это первое время, пока не убедились, что русские никого не убивают, не насилуют. Появились мирные жители. Румынская пропаганда пугала их коммунистами. Народ верил, что коммунисты с рогами. Первые наши трофеи были бараны. Там мы, наконец-то, наелись мяса и напились вина. Войска стремились как можно скорее продвинуться вперед, на горизонте горы. Впереди города Сучава, Боташаны. Для того, что занять эти города, надо форсировать реку Серет. Сучаву взяли без больших боев. Когда мы вступили в Баташаны, большой для того времени город, он, в основном, оставался целым. На второй день немец сделал большой авиационный налет, город был разрушен. Личного состава осталось очень мало. Мы делали все, чтобы сохранить людей. Пехота несла большие потери, активных штыков было мало. Подбирали людей с тылов и со спецподразделений. Факт отправления людей на фронт неприятен сам по себе. Люди знали, что в пехоте долго не задерживаются. Ранили солдата, он попадает в санитарный батальон при дивизии. Если ранение легкое, то воз-вращается в часть, если тяжелое, то отправляется в армейские и фронтовые госпиталя, этот конвейер бесконечен. Финалом являлась инвалидность или навсегда к предкам. При таком положении дела ты, как бы становился судьей: кого казнить, кого помиловать. Солдаты, как правило, это безобидные, хорошие люди, у многих дома семьи. Пришла маршевая рота. Знали, что людей нам не дадут, батальоны понесли большие потери. Прощались с командиром, он убывал в госпиталь, заболел. В Баташане мы были мало. Там мы встретили много евреев. В Румынии они немцами не притеснялись. Румыния считалась суверенным государством. Евреи быстро приспособились и к новой власти. На второй день они уже открыли свои магазины. Последний населенный пункт перед занятием обороны. Мы выдохлись, наши части уже не могли сыграть решающую роль. Основные войска вели ожесточенные бои в районе Кишинева. Большое село своей окраиной уходило в горы, покрытые хвойным лесом. Батальоны ушли вперед, мне следовало организовать связь. Я с разведчиком пошел выбирать наблюдательный пункт для подачи туда связи. Отошли мы от предполагаемого места развертывания штаба метров на триста, навстречу бежит солдат. Увидел меня, остановился. Я спрашиваю, куда вы бежите с передовой. Он мне показывает пять оставшихся патрон. Солдат с большой бородой преклонного возраста. Мы заняли дом, развернули узел связи, но надо вкапываться в землю, стали делать добротные блиндажи, копать окопы полного профиля, устраиваться капитально. Передовая семьсот-восемьсот метров, пули пролетают шальные, снаряды. Наступило относительное спокойствие. После боев попасть в такую обстановку, нервы успокаиваются. Вступает инстинкт самосохранения. Начинаешь бояться шальных пуль, снарядов, мин. Находясь в доме, чувствуешь себя увереннее, как в крепости. Война это работа без графика. Слышно как снаряды летают, такое впечатление, как будто капает вода из крана. Фронт учит многому: по выстрелу мы уже знали, где будет разрыв снаряда, когда перелет справа, когда слева. Только точное попадание не определишь. Началась эвакуация местного населения из прифронтовой полосы. Население верило в нашу порядочность, они думали, что наши деньги имеют цену. Становясь в оборону, мы знали, что больше трофеев продовольственных не будет. После нас идут тылы-грабители. Мы стали скупать скот, птицу. Мы чувствовали, что оборона продлится долго. Передовая молчала. Румыны не стреляли, молчали наши. Я дежурил на наблюдательном пункте, смотрел в бинокль: ровная местность. Нельзя было сказать, что там про-ходили две линии траншей: наши и румынские, все было замаскировано. Когда не стреляли, то и нельзя было сказать, что там проходит линия фронта. Траншеи находились друг от друга триста-четыреста метров, а где и ближе. Обстановка напоминала нам довоенные годы. Стала приезжать кинопередвижка, приезжали артисты. Однако мы чувствовали, что что-то надвигается. Потихоньку ушли приданные части, ушла артиллерия РВГК. Забрали наши артиллерийские полки. Через некоторое время появились покупатели: изучают наш передний край. Мы поняли, что нас будут менять. Кончилась мирная жизнь. Стали гото-вить документацию на передачу обороняемого участка. В один из дней появилась новая часть, в течение ночи нас сменили. Мы ничего не знали о приближающихся больших событиях. С 4 марта мы находились в Румынии, но наши части были еще на своей территории. Готовилась Ясско-Кишиневская операция. Уходим на Юг. Мы все дальше начинаем удаляться от нашей Родины. Мы все время наступали параллельно нашей границе. Предстояло совершить большой марш в центре Ясско-Кишиневской группировки. Движемся в основном ночью. Дороги проходят по ущельям. Начали изредка встречаться наши войска. Наступило 23 августа, наши войска перешли в наступление. Артиллерия и авиация подавила все огневые точки на переднем крае. Масса танков протаранила передний край и вышла на оперативный простор. Танки сделали нам проход. В этот проход была введена наша дивизия. Мы присоединились к своим войскам, когда они уже прошли с боями от Кишинева до Румыно-советской границы, оставив далеко позади, окруженные немецко-румынские войска. Место встречи в районе Румынских укреплений. На границе были построены железобетонные надолбы, много дотов, стояло проволочное заграждение, вырыты окопы. Когда прорвались танки, они сделали себе проходы и ушли вперед на Бухарест. Такое впечатление, что все нагромождения были построены для музея. Такая судьба была и у наших укрепрайонов в первые дни войны на новой границе. В районе Киева они сыграли большую роль в срыве молниеносной войны. Вышли на основные дорожные магистрали, начали занимать оборону. Эта оборона в корне отличалась от той, которую мы вели до этого. Сплошные горы, покрытые лесом. Фронт ушел вперед. Окруженные войска сзади. Дивизии была поставлена задача: перекрыть все тропы, дороги, не дать возможность выйти мелким группам, которые стреми-лись отступать из окружения. На основных перекрестках оставляли по взводу, на тропах по отделению. Дивизия вытянулась в одну линию на расстоянии около двухсот километров. Подошли части и сменили нас. Мы вышли на основную магистраль, это дорога, которая вела на Бухарест. Проходя по участку одной из дорог, мы увидели, что дорога вместо асфальта покрыта конским мясом. Как видно, наша танковая колона разгромила какой-то обоз. Подошли к городу, не помню название, батальоны ушли вперед. Надо давать связь. Впереди ночь, точно никто не знает, где штабы батальонов. Поставили задачу: вести линию связи на опушку леса. Хорошо, что румыны бросали ракеты, это позволяло судить о том, где находится передний край. Я взял повозку с кабелем, у меня была верховая лошадь, подобранная при наступлении. Мы сели и поехали искать батальоны. В километре от нас просматривался редкий лес. Мы быстро навели линию связи. Нашли командира батальона, который, увидев нас, испугался и стал просить не подключать аппарат. Он повел нас вглубь леса и показал непонятную картину: в лесу на поляне мирно паслись лошади, стояли повозки, бродили пьяные румыны, никто не стрелял. Он говорил, о чем докладывать – непонятно. Подошел капитан, крымский татарин и попросил дать ему стакан водки, тогда он пойдет к румынам и разберется, почему они не воюют. Подойдя к ним, он помахал нам рукой, чтобы мы подошли. Оказалось, вчера Румыния капитулировала. Часть солдат на лошадях и бричках разбежалась по домам. На поляне была кавалерийская дивизия. Трофеев много, а поесть и выпить нечего. Валялись сотни седел, оружия разных систем. Наши танки стремительным броском вышли к Бухаресту. Король Михай совершил переворот: убрал Антанеску. Было создано правительство во главе Петра Гроза. Румыния объявила войну Германии, поэтому много частей было расформировано. Сталин отблагодарил короля, наградив его орденом "Победы". Румыния вышла из войны, но бои на ее территории продолжались. Нам изменили направление, опять на север, впереди горы. Прибыли в город Пятру-Нямц. Наши передовые части освободили его раньше нас. Там нам рассказали страшную историю. Один из батальонов нашей дивизии был окружен в населенном пункте, многие солдаты попали в плен. Этот участок обороняли немцы и венгры. Они расстреляли пленных и побросали в колодцы. Вступили в Трансильванию, предгорье Альп. Наступали в направлении Сату-Маре, впереди горы, тысячи и больше метров. Прошли дожди, дорога размыта, сворачивать не-куда. Поднялись по дороге по спирали. Лошади с помощью солдат продвигаются медлен-но. Командиру полка поставили палатку, остальные все отдыхали, кто как приспособился. Были случаи, когда повозки срывались в пропасть. У нас катушка с кабелем упала с брички и неслась вниз, пролетая над головами с огромным шумом. Высота девятьсот метров над уровнем моря. Впереди нас двигались другие части. Ночевали на высоте. Нас вызвал начальник связи и поставил задачу: организовать связь. Оказывается, пока мы поднимались на высоту, передовой батальон занял высоту и перерезал шоссейную дорогу, проходящую по высотам. Немцы и венгры уже готовились к прочной обороне на высотах, делали опорные пункты. Сплошного фронта не было. Медленно выходили из гор. Продвигаясь по ущелью, перед большим городом Нередхаза в одном из населенных пунктов вышли на развилок дорог. В течение трех суток не могли взять этот населенный пункт, там проходила железная дорога. Дали заявке на авиацию. Утром хватились, а неприятель ночью ушел. Мы стали преследовать их. На окраине села было большое озеро. Части выдвинулись вперед, а в это время налетели наши штурмовики и начали поливать нас из пулеметов. Все стали разбегаться, многие залезли в озеро и торчат одни головы. Смех и горе. Надо было такому случиться, в это же время, в этот населенный пункт, с другого ущелья выдвинулись румыны, воевавшие на нашей стороне. Отступая, немец бросил две цистерны: одна с вином, другая с водкой. Солдаты прострелили их, струей потекла жидкость. Все побежали к ней с котелками. Потери от авиации были немаленькие, однако страшно было быть под обстрелом наших штурмовиков. Когда стали наши самолеты бомбить наших, солдаты начали бросать им ракеты, обозначая, что свои. У солдат было много трофейных ракет, стали бросать все цвета, которые были. Летчики догадались, что это свои. Самолеты шли волнами, поэтому последующие нас уже не трогали. Поступил приказ: ускорить движение. Впереди Нередхаза. Три дня ведем бои, немцы и венгры стоят на смерть. Мы знали, что Нередхаза был занят нашими войсками и, вдруг, оказался опять у немцев. Дорога идет по склонам горы, сворачивать некуда, кругом заминировано. Город расположен на равнине. Не знаем, почему немец оставил город без больших боев. Однако удивляло другое: население избегало встреч с нами. Впоследствии все прояснилось. Оказывается, до нас эти места освобождали донские казаки, которые плохо обращались с местным населением. Казаки оставили о себе плохую славу. Бои за Будапешт Повернули опять на северо-запад, в горы. Впереди крупные промышленные центры. Масса виноградника. Протекают горные реки. Особенно запомнилась река Тисса. Она скорее напо...