Моя мама, Галицкая (Ипатова) Мария Николаевна, родилась 20 сентября 1928 года в поселки Граши (Гроши) Дятьковского района Брянской области, которого уже давно нет на карте. Немцы сожгли его дотла в 1943 году во время одной из многочисленных карательных операций, которые они проводили на оккупированных территориях.

     До войны жизнь в поселке, окруженный густыми брянскими лесами, была хорошей. Люди работали в колхозе и в своих хозяйствах. Все дети школьного возраста учились в ближайшей школе в соседнем поселке.

     Семья матери считалась зажиточной – большой дом «пятистенка», лошадь, корова Ночка, домашняя птица, хороший огород, сад.

     Мой дед – Ипатов Николай Петрович, русский, православный, участник Первой мировой войны, имел ранения и награды. Потомственный крестьянин, работящий, мастер на все руки. Крепкий хозяин, говорили про него в поселке.

     Бабушка, Ипатова (Боровских) Евфросиния Николаевна, тоже потомственная крестьянка, русская, православная, в молодости была редкой красоты, которую передала своим шестерым детям – Евфросинии, Ивану, Петру, Марии, Сергею и младшей Раисе,  родившейся в 1941 году незадолго до оккупации Брянской области, а умершей после окончания войны в 1945 году.

     За рождение шестерых детей бабушка была награждена «Медалью материнства» первой степени.

     Старший брат моей матери, Иван, 1924 года рождения, русский, член ВЛКСМ, окончил семилетку и работал в колхозе трактористом.

     В августе 1941 года за несколько дней до оккупации своего родного поселка Иван ушел добровольцем на фронт. Место призыва – Дятьковский РВК, Брянская область, Дятьковский район. Служил танкистом.

     Немцы заняли поселок Граши (Гроши) в августе 1941 года и в первый же день начали мародерствовать. Ворвались в дом и стали приставать к старшей сестре моей матери, красавице Евфросинии, которой было уже 19 лет.

      Мой дедушка вступился за дочь и был убит. Немцы не стали его расстреливать, а просто забили прикладами автоматов. В тот же день оккупанты вынесли из дома все, что можно было вынести, и увели со двора лошадь и корову Ночку.

     За один день семья потеряла кормильца и все имущество, а потом мои родные пережили два года настоящего ада.

     В доме поселились немецкие солдаты. За годы оккупации моя мать в подростковом возрасте, с неполных тринадцати до неполных пятнадцати лет, и ее совершеннолетняя сестра Евфросиния неоднократно подвергались насилию со стороны немецких солдат и офицеров.

      Незадолго до освобождения Брянской области немцы в ходе одной из карательных операций дотла сожгли несколько населенных пунктов, в том числе поселок Граши (Гроши) вместе с жителями.

      Каким-то чудом перед началом карательной операции бабушке уйти в лес с пятью детьми. Ушли ночью в чем были, захватили только котелок. В лесу питались грибами, ягодами и травой. Бабушка варила щи из лебеды. Вернулись домой на пепелище. Вырыли землянку и жили в ней до прихода наших войск.

     В детстве мы с мамой приезжали в Брянскую область, и мама показала мне место, на котором был когда-то ее родной поселок. Это было ровное поле без единого камня, без единого признака, что когда-то там стояли дома и жили люди.

     Бабушка переживала за старшего сына Ивана. Через год после освобождения Брянской области, когда бабушка с детьми поселилась в ближайшем уцелевшем поселке Любохна, в конце июня 1944 года от Ивана пришло письмо, в котором он сообщал, что их часть находится под Гродно и готовится к наступлению.

     Больше писем не было, а через несколько лет, в октябре 1947 года пришло извещение о том, что Ипатов Иван Николаевич пропал без вести. Указанная дата выбытия – сентябрь 1944 года, скорее всего, является ошибочной, так как самые тяжелые бои за освобождение Гродно были в июле 1944 года. И брат матери вероятно сгорел в танке. Известно, что в таких случаях опознать человека очень трудно.

     До войны моя мама успела окончить только пять классов. Училась только на «отлично», мечтала окончить школу и поступить в Медицинский институт, чтобы стать врачом. Матери было шестнадцать лет, когда в поселке Любохна возобновила работу школа. Семья жила крайне бедно. Не было даже обуви. Бабушка плела детям лапти. В таких лаптях в возрасте 16 лет она отправила мою маму в шестой класс. В тех условиях после всего пережитого моя бабушка хотела дать образование своей дочери, хотела, чтобы ее дочь окончила школу и поступила в медицинский институт. Но, в первый же день в классе ее обсмеяли дети, семьям которых повезло больше, чем семье матери. В их поселке немцы не проводили карательных операций, они не возвращались домой на пепелище, они не знали, что значит потерять все и жить в землянке, их родителям удалось сохранить хозяйство и имущество. По сей день меня поражает эта жестокость. Ведь вся Брянская область была оккупирована, все знали, что деревни и поселки сжигали полностью, часто вместе с людьми. И такая жестокость. Мама больше не пришла в школу и пошла работать. Всю оставшуюся жизнь она переживала, как трагедию, что не смогла получить образование и стать врачом.

     Недалеко от поселка Любохна находилась воинская часть, в которой служил мой папа, который после окончания войны по призыву партии остался в армии. Солдаты при первой же возможности приходили в поселок в местный клуб, когда там были танцы или показывали кино. Там мои родители и познакомились, а в 1950 году, когда папа демобилизовался, поженились и приехали в Москву, где жила семья папы.  Через год родился мой брат, а в 1956 году я.

      Слово оккупация я впервые услышала, когда мне было пять лет. Мама говорила о чем-то с отцом и плакала. Она часто вспоминала довоенную жизнь, большой дом и любимую корову Ночку, которую они взяли еще теленком и вырастили. И часто вспоминала оккупацию, вернее никогда ее не забывала.   

     Во время оккупации в Брянской области, как и других оккупированных областях, немцы проводили принудительную мобилизацию среди юношей и девушек, которых специальными эшелонами отправляли на Запад. Одна из двоюродных сестер матери, проживавшая в поселке Любохна, была угнана в Германию, где на работах познакомилась с таким же угнанным молодым французом. После капитуляции Германии они поженились и уехали во Францию. После войны она писала своим родным – матери, отцу, братьям, и даже два раза приезжала из Франции. Уже к началу 70-х никого из ее родственников в живых не осталось. Все погибли один за другим в результате несчастных случаев.

     Пережив подростковом возрасте войну и оккупацию, пережив все потери, моя мама, как и все оставшиеся в живых члены ее семьи, в мирное время подвергалась негласной опале, потому что во время войны, проживая в своем доме, оказались на оккупированной территории, потому что брат матери летом 1944 года пропал без вести и потому что ее двоюродная сестра не вернулась из Германии, куда была угнана насильно, а уехала вышла замуж за иностранца и уехала в капиталистическую страну.

     Мой отец, вернувшись в Москву после демобилизации, работал на Дорогомиловском химическом заводе им. М.В. Фрунзе. Получил рекомендацию с работы для поступления в институт, но на вступительных экзаменах ему очевидно занизили оценки. Спустя несколько дней к нему на работе подошел секретарь парткома и сказал, что причиной непоступления является его брак с женщиной, находящейся под негласной опалой по вышеперечисленным причинам.

     С самого раннего детства я замечала, что окружающие относятся к моей матери так, как будто она в чем-то виновата. В школе и в пионерском лагере мой брат и я также ощущали на себе предвзятое отношение со стороны некоторых учителей и пионервожатых.

     Правда мне, к счастью, удалось получить высшее образование и даже ученую степень и ученой звание.

     Своего дедушку  Ипатова Николая Петровича, убитого немцами; свою бабушку Ипатову (Боровских) Евфросинию Николаевну, выжившую в оккупации и спасшую пятерых своих детей от карательной операции; своего дядю Ипатова Ивана Николаевича, в семнадцать лет ушедшего на фронт и сгоревшего в танке, считаю героями Великой отечественной войны, достойными всякого уважения, почитания и народной памяти.