Прикладываю статью, написанную племянницами солдата Горб Николая Никитовича к 65-летию Великой Победы.

«Нет в России семьи такой,

где б ни памятен был свой герой»…

_____________________________________________________

Нынешний год – год 65-летия Победы над фашистской Германией. Казалось бы, нам, кому сегодня под 50 и за 50, известно о войне, если не всё, то очень многое. Однако документальные фильмы о войне, показанные по телевидению накануне Дня Победы, и другие обстоятельства, о которых мы хотим сегодня рассказать, - убедительные свидетельства того, что  знали мы далеко не всё.

Сердечное спасибо нашему Президенту Д.А. Медведеву за то, что к юбилею Победы в Интернете максимально открыли сохранённые со времён войны архивы. Но – обо всём по порядку.

Во времена школьного детства на летние каникулы родители отправляли нас в деревню Мельниковку Благовещенского района к бабусе и дедушке на зелёную травку и парное молоко. Как-то вечером кто-то из нас, внучек, спросил бабусю, кто тот парень на портрете в горнице, что так светло и прямо смотрит с фотографии, смутно напоминая нам нашего отца?  «Это ваш дядя Коля. Он погиб на войне», - только и сказала она в ту пору.

О войне тогда мы имели смутное представление, но, подрастая и приезжая в деревню, стали вновь расспрашивать бабусю и дедушку о своем неизвестном дяде. Из односложных  неохотных рассказов  стариков выяснили, что он по тем временам был довольно грамотным  человеком, хорошо рисовал, обладал отличным почерком, играл на гармони и нескольких струнных инструментах, получил профессию бухгалтера и вообще имел большие планы на жизнь. Неизвестно, была ли у него невеста, но на одном из довоенных снимков он с молоденькой девчонкой. Война перепутала все его планы.

Он был призван в армию Знаменским райвоенкоматом, в Кемеровской области прошел ускоренный курс обучения и – на фронт. Год довелось ему повоевать, отступая в составе советских войск и цепляясь за каждую высотку или берег на Воронежско-Сталинградском направлении (это сегодня мы уже знаем, какой там был ад). А потом в заснеженную сибирскую Мельниковку прилетело невесёлое известие: пропал без вести где-то под Сталинградом. Вот и всё.

Бабуся рассказывала, что как раз в ту пору снился ей сон, что сынок её Коля, совсем маленький, младенец в люльке, почему-то уплывает от неё по воде… Она за ним заходит в воду, уже и юбку намочила, но так и не смогла поймать люльку. Проснулась с бьющимся у горла сердцем и вслух сказала: «Нет больше на свете нашего Коли…»

          Уже в подростковом  и юношеском возрасте мы вновь пытались обратиться к этой теме, но бабуся, уже свыкшаяся с этой постоянной болью от незаживающей в сердце раны, только отмахивалась: «Да что толку? Ну писали мы и не раз в разные места, ответ один: «Пропал без вести». Сгинул наш старший сынок где-то на Немеччине» (так бабуся-хохлушка называла Германию – прим. авт.) Мы говорили ей, что от Сталинграда немцев уже погнали назад, и никто там наших в плен уже не брал. Скорее всего, пропал он где-то в круговерти войны. Но она упорно – до самой своей смерти – считала, что погиб он в плену в Германии.

Прошли годы. У наших стариков они прошли в заботах об оставшихся  двух сыновьях, которым в силу возраста, слава Богу, не довелось воевать, да двух дочерях. Одна из дочерей умерла, оставив на их руках малолетнюю дочку, которую они взяли под свою опеку и даже сумели дать ей высшее образование.

Дедушка просил своих подросших сыновей: если у кого из них родится сын, первого же назвать именем погибшего на фронте брата – Николаем. Но абсолютно у всех детей рождались только девочки, и лишь последний, самый младший, был, наконец, назван именем нашего семейного героя. Сегодня Николаю 47 лет. Выросли мы, семеро их внуков, затем стали подрастать и уже почти все определились в жизни и наши дети – их правнуки. Бабуся и дедушка прожили долгую жизнь, почти до 90 лет, а ныне они покоятся в ухоженных могилах на сельском кладбище той же Мельниковки.

Жизнь брала своё. Каждый из нас, их внуков, жил своей жизнью, хотя внутренне мы всегда были близки. Радовались редким встречам, и в одном всегда были едины: День Победы был и остаётся для нас самым главным праздником. Мы знаем великое множество песен военной поры и о войне, смотрим старые и новые художественные и документальные фильмы военной тематики, прочитали огромное количество книг и помним своего дядю, которого немного идеализировали, потому что не знали лично.

          Обстоятельства раскидали нас по разным городам и весям. Одна из наших двоюродных сестёр ныне живёт на Украине, брат  Коля – в Нижнем Новгороде, мы двое – в Яровом, ещё одна сестра (та, которую вырастили бабуся с дедушкой) так и живёт в Мельниковке,  ещё двух уже  с нами нет.

Брат рассказывал, что его отец, пока был жив, всегда говорил ему, что сын должен помнить, чьё имя он носит, гордиться этим и помнить войну. В последние годы, возможно, благодаря электронным средствам связи,  мы стали чаще общаться с двоюродными сестрой и братом, знали их семейные новости. А ещё знали, что Коля, в силу своего образования безупречно владеющий компьютером и знающий Интернет как собственный карман, ищет следы нашего дяди на войне. Он был уверен, что даже в тех кошмарных условиях человек – не иголка, и что следы его обязательно отыщутся. И он оказался прав. Вначале мы узнали, что после ускоренных курсов младший лейтенант Николай Никитович Горб был отправлен на фронт в составе 40-й армии 141-й стрелковой дивизии 796-го стрелкового полка.

Из воспоминаний Матвея Тюрина – ветерана Великой Отечественной войны, жителя Московского административного округа Марьино: «…В городе Алатырь Чувашской республики формировалась 141-я стрелковая дивизия. Меня зачислили в 796-й стрелковый полк, где я учился в полковой школе. По её окончании мне присвоили звание сержанта и назначили командиром стрелкового отделения, в котором было 9 солдат, 8 винтовок системы Мосина и один ручной пулемёт. Теперь на мои плечи легла ответственность за каждого солдата, за сохранность вооружения, боеприпасов и имущества вверенного мне подразделения. А мне ещё не исполнилось и 18 лет…»

А наш дядя Коля был младшим лейтенантом и командиром взвода, в котором по штату в тогдашней РККА должно быть 29 человек – три отделения по 9 человек, командир взвода и его зам. Этому Матвею Ивановичу было 18, нашему Николаю Никитовичу – почти 20. Боже, кто воевал?!

Далее из воспоминаний М.Тюрина: «…Мою дивизию формировал и готовил к боям К.Е.Ворошилов. Кадры в дивизии были плачевными. Командир дивизии – майор, командиры полков – капитаны и майоры, командиры рот – младшие лейтенанты, лейтенанты. В период репрессий были уничтожены  почти все кадровые офицеры от полковников до маршалов Советского Союза. У меня командиром роты был младший лейтенант, а командиром взвода – старший лейтенант. Настоящих командиров недоставало. На фронт нас Ворошилов отправил лишь после проведения третьего дивизионного учения. После первого и второго учений он перед строем сказал, что мы ещё не готовы защищать Родину. После третьего, проведённого в лесу в районе станции Поворино, обрадовал: теперь дивизию можно отправлять на фронт…Прибыв на подступы к Воронежу, заняли оборону…»

Занимаясь далее поисками в Интернете, брат обнаружил, что в первой половине декабря 796-й полк понёс потери на участке левого берега Дона, затем район поиска сузился. Противник предпринимал крупные налёты на две деревни – ныне не существующее село Каменно-Верховское и Ново-Алёновку (между ними 5-7км). Сидя за праздничным столом 9 мая 2010г, мы даже планировали совместную поездку туда, чтобы поклониться праху нашего дяди. Но всё вдруг изменилось. 15 мая мы узнали совсем другую, очень жестокую правду.

В одном из писем  брат цитировал статью из Интернета: «Несмотря на то, что в декабре противник проявлял повышенную огневую и разведывательную активность, дивизия спокойно удерживала район обороны и усиленно отражала его налёты. Почти ежедневно противник группами до взвода пытался просочиться в район обороны дивизии. 3, 5 и 12 декабря были предприняты крупные налёты: 5 декабря четырьмя группами по всему переднему краю обороны дивизии, 12 декабря – под прикрытием сильного миномётного и артиллерийского огня противник сделал налёт силой до 250 солдат и офицеров на район обороны первой и второй  стрелковых рот. Нашим огнём враг был отброшен с большими для него потерями…» Но, к ужасу нашей семьи, неизвестно при каких обстоятельствах 12 декабря наш дядя попал в плен. Случилось это за день до его 20-летия…

Первым лагерем, куда ему с такими же бедолагами пришлось дойти пешком, был Кременчуг. Зима 1942-43г.г. выдалась очень суровой, а большинство солдат и офицеров – лишь в шинелях. Ночевали под открытым небом. Заболевших и захромавших  пленных фашисты пристреливали на месте. Уцелевших погрузили в поезд и отправили в немецкий лагерь – шталаг IIА Нейбранденбург (это почти на границе с Польшей).

Советские военнопленные, согласно воспоминаниям очевидцев, размещались не в общем лагере, а в отдельном секторе. Скудный рацион и жильё в самодельных шалашах и землянках. В 300-местных бараках  размещались до 1000 человек. Вследствие этого у многих наступали общее истощение организма от голода и холода, дизентерия, простудные и инфекционные заболевания. Несмотря на то, что при шталаге существовал лазарет для военнопленных, медицинская помощь была скудной и минимальной. По данным польского историка Ш. Датнера, только зимой 1942-43г.г. в Нейбранденбурге умерли около 14 тысяч советских военнопленных.

Сегодня нет в живых свидетелей той трагедии, но мы знаем точно: наш дядя, несмотря на щуплое телосложение, дожил до лета 1943г. Если быть точнее, то, как гласят немецкие документы, его не стало 16 июня 1943 года.

Брат рассказал, как он вышел на эту информацию. База начала наполняться буквально с начала 2010г. Недавно по первому каналу даже был показан репортаж о рассекречивании и сканировании документов для создания обобщенной базы данных (ОБД) Центрального Архива Министерства Обороны (ЦАМО), касающейся погибших и пропавших без вести.

Понимая, что дядя мог перековеркать свою фамилию для того, чтобы быть неузнанным после войны (в то время военных на фронте уже ознакомили перед строем с содержанием сталинского приказа №227 «Ни шагу назад!»), Николай пытался менять фамилию, хотя много ли вариантов у фамилии из четырёх букв? И всё же он его нашёл: по карточке учёта формы №1.

С немецкой щепетильностью в карточке указано, откуда призывался, имя отца, девичья фамилия матери, его рост, цвет волос, довоенная профессия. И есть снимок, сравнив который с довоенными фотографиями, мы поняли, что всё встало на свои места: это он – Николай Никитович Горб. Уставший, измождённый, сильно похудевший, но это он... Не раз и не два  всматриваясь в лицо незнакомого, но такого родного парня, все мы обнаружили, что он как две капли похож на своего младшего брата, нашего отца, ныне проживающего в Яровом восьмидесятилетнего Андрея Никитовича. Более того, его черты лица повторяются и в нас самих, и в наших детях: гены – причудливая штука.

Есть в Интернете и снимки братских могил, где похоронены русские военнопленные. Это просто ровное зелёное поле с ромашками и на нём два креста, один из которых стоит, другой завалился. И ни одной фамилии…Да ещё несколько камней с именами хорватских заключённых.

Самое ужасное, что документы все эти годы пролежали в Подольске под грифом «Секретно». Совершенно непонятно, какая государственная тайна охранялась до такой степени тщательно, что большинство родителей ушли в мир иной, так и не узнав всей правды о погибших сыновьях, жёны не узнали о мужьях, дети – о родителях?

Всех нас, ныне живущих родственников дяди Николая, переполняют горечь и трагизм, как после похорон родного человека, а также гордость за нашего героя, который   защищал свою страну от иноземных захватчиков. И его смерть вовсе не была бессмысленной. Он для нас и в самом деле герой: назвавшись в немецком плену рядовым, он спас своих родителей от Соловков, братьев и сестёр – от жизни в детском доме, а нам, родившимся после войны, он позволил появиться на свет. А наш двоюродный брат, который с гордостью носит имя нашего семейного героя и почти является его полным тёзкой, не успокаивается.

«Но я буду ждать и искать, - пишет он. – Я хочу знать: как и почему 20-летний пацан попал в плен, при каких обстоятельствах. И даже не для того, чтобы обелить память о нём или тем более осудить (Боже упаси, и другому глотку перегрызу  даже за попытку осуждения). И даже не ради  того конкретного человека, пославшего их, мальчишек, в эту бестолковую, никому не нужную контратаку 12 декабря 1942 года. Я хочу  достоверно знать факты, чтобы осудить государство, создавшее ситуацию, когда подданные ежедневно тысячами падают безликими снопами и сотнями бегут сдаваться противнику. А ещё важнее для меня, чтобы на братском кладбище в Нейбранденбурге у этих 22-30 тысяч безымянных советских военнопленных появились имена. Уже есть люди, которые поставили своей целью восстановить имена всех там лежащих. Карточку нашего дяди Коли я туда уже выложил»…

В голове множество беспорядочных и противоречивых мыслей, но есть главная: огромная благодарность брату за то, что мы узнали всю правду, несмотря на ее суровость. И ещё пришли на ум слова давней песни: «И живу я на земле доброй за себя и за того парня…» Главное – наш брат за того парня  и с его именем живет достойно.

                                                                                             Елена Анисимова,

                                                                                             гл.хранитель фондов

                                                                                             музея истории г.Яровое,

                                                                                             Ольга Баринова,

                                                                                             директор МУП ТВ «Степь»

                                                                                             г.Славгорода

                                                                                            Фото из семейного архива и  

                                                                                             и из Интернета                                                                                   

P.S.  Для тех, кто не теряет надежды узнать правду о военной судьбе их не вернувшихся с войны родственников, говорим словами передачи «Жди меня»: «Ищите друг друга. И ждите, несмотря ни на что». А начинать поиск надо с архивов ОБД ЦАМО. Не успокаивайтесь. Ищите. И пусть вам сопутствует удача.