В мае 1941 года Григорьев Николай Иванович закончил 10 класс и вскоре после выпускного бала в его жизнь ворвалась война. Через две недели после начала войны он пошел в военкомат и записался в добровольцы. Из ровесников Николая Григорьева, ушедших на фронт осенью 41-го, до конца войны дошел едва ли один из сотни. Призывники 1923 года попали в самое пекло боёв, когда немцы ещё рвались вперёд, а красная армия уже пошла в первое решительное наступление. Впрочем, Григорьеву ещё повезло: он не сразу попал на передовую. В числе других добровольцев его направили в Якиманскую Слободу (недалеко от Нижнего Новгорода), где в 108-м запасном полку готовили истребителей танков. Курс обучения был рассчитан на полгода, но уже через 2 месяца, в ноябре 41-го, с маршевой ротой солдат Григорьев поехал на фронт.

17-летний юнец буквально сразу угодил в самые жакие бои. 30-я стрелковая бригада 16-й армии Рокоссовского, в которую зачислили Григорьева, получила приказ занять оборону на Волоколамском шоссе, в районе Наро-Фоминска, ни в коем случае не допуская прорыва врага к Москве. Немец был вооружён, что называется, до зубов, патронов не жалел, поскольку на него работала вся Европа. Гитлер готов был наизнанку вывернуть землю под Москвой, только бы войти в неё, покорить её, поставить народ на колени. Пехота наша вгрызлась в ледяную землю, закопалась в снега и стояла насмерть.

В начале 42-го года сильно потрепанную в боях 30-ю бригаду объединили с 11-й стрелковой дивизией московского ополчения, а вскоре эта часть получила наименование гвардейской. Примерно в это же время – в январе 42-го – Николай Григорьев получил свою первую награду: за взятие Калуги его представили к медали «За отвагу», хотя в то время солдат награждали скупо.

Получив награду, Николай сразу же спрятал ее в нагрудный карман гимнастерки. Вовсе не из скромности, а чтобы не попасть на мушку к немецким снайперам, которые в первую очередь охотились за офицерами и награжденными. Но от судьбы не уйдешь: буквально через несколько дней получил свое первое ранение, сквозное пулевое в плечо. Месяца два в медсанбате и снова на передовую.

Как и всякому солдату, Григорьеву приходилось стрелять во врага. По большей части просто в сторону противника, а иногда и в конкретных «гансов» и «фрицев». После прицельного выстрела, когда немец падал, Николай некоторое время (если оно было) наблюдал за ним, и если тот оставался недвижимым, выбирал новую цель. Всего за войну от пуль Григорьева нашли смерть два десятка немецких солдат. Это было просто и естественно: или ты убьешь его, или он убьет тебя.

Впрочем, иногда приходилось делать исключения. Однажды отделение Григорьева с разведкой было направлено в тыл противника. Хотя идти-то как раз и не пришлось: и туда, и обратно ползли по-пластунски. Буквально свалившись в немецкий окоп боевого охранения, разведчики скрутили младшего унтера, заткнули ему рот кляпом, после чего Николай потащил «языка» в нашу траншею. Пленный оказался тяжелым, немцы тем временем подняли стрельбу, ползти пришлось под трассирующими очередями, но задачу свою младший сержант Григорьев выполнил. Дело было осенью 42-го, и за «языка» его наградили второй медалью «За отвагу». 

И снова пошли фронтовые будни. Легкое ранение, недолгий отдых в медсанбате и снова на передовую. В начале лета 43-го наконец-то удалось применить навыки истребителя танков, когда немцы попытались выбить батальон из деревни Поповка, которую наши солдаты только что взяли штурмом. Едва успели закрепиться, как пришлось отражать атаку немецких танков. Николай, как учили, пропустил самоходку через свой окоп, после чего бросил на ее моторный отсек бутылку с горючей смесью. По броне поползли дымные языки голубоватого пламени, машина проехала еще с десяток метров и замерла. Новая награда – Орден Красной Звезды.

26 июля 1943 года, во время Курской битвы, снаряд едва не оборвал жизнь Николая Григорьева. Вместе с другими солдатами он шел в атаку, когда совсем рядом раздался взрыв. В ногу вонзился осколок, взрывная волна отбросила Николая на несколько метров. Как ни странно, но поначалу сознания он не потерял, только тело полностью онемело. И тишина, абсолютная, всепоглощающая. Потом и свет померк.

Сколько он пролежал в таком состоянии – Николай Иванович не помнит. Его подобрали санитары из другой части и доставили в госпиталь. Когда сознание прояснилось в первый раз. Николай понял, что находится в санитарном поезде, и снова провал в памяти. И так несколько раз.

В родном полку Николая Григорьева посчитали убитым. Кто-то даже утверждал, что его разорвало в куски прямым попаданием. Посмертно Николая представили к награждению орденом, а матери его отправили извещение, в котором сообщили, что сын ее, сержант Григорьев, погиб в борьбе с немецко-фашистскими захватчиками.

Тем временем нашего героя перевозили из одного госпиталя в другой. Слух начал возвращаться лишь через полгода, а правая нога, несмотря на операции, стала короче на четыре сантиметра. После такого тяжелого ранения только через год Николай вернулся на фронт. В середине 44-го года он направляется 314-й стрелковый полк 46-й Гвардейской стрелковой дивизии Первого Белорусского фронта. С боями он проходит Белоруссию, Польшу, Восточную Пруссию. Войну закончил в Берлине, побывал на развалинах Рейхстага. Осенью 1945 года его, как имеющего более трех ранений, демобилизовали.

Солдат Великой Отечественной войны, Григорьев Николай Иванович, имеет 20 наград: Ордена Отечественной войны I и II степеней, Красной Звезды, три медали «За отвагу», «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941-1945гг.» и много других наград, уже послевоенных.

В 1980 году вышел сборник песен композитора Александра Абрамова (Военное издательство Министерства обороны СССР), где опубликована песня на слова поэта Михаила Владимова «Две жизни». Мы приведем здесь один из трех куплетов:

Он старый памятник нашел тому, кто пал в бою.

И с удивлением прочел фамилию свою.

Сказал сельчанам: «Как же быть с ошибкою такой?

Здесь написали: я убит. Но вот он я

- живой!»

Эту песню неоднократно исполнял артист СССР Юрий Богатиков и по радио, и по телевидению. Люди, может быть думали, что в основу ее лег какой-то отвлеченный образ героя, но это не так. Это наш Николай Иванович Григорьев.

О том, что он жив, Николай написал матери, как только пришел в себя в госпитале. Сам факт, что солдат, считавшийся погибшим, остался жив – вполне обычное дело. Только в Мордовии таких случаев было зафиксировано несколько сотен. Но вот в 1985 году, проходя мимо только что открытого монумента с фамилиями жителей Саранска, погибших на фронте, Николай Иванович с изумлением увидел на гранитной плите свою фамилию и инициалы. По чьему-то недосмотру его просто забыли вычеркнуть из списков погибших.

А в 1989 году, спустя 45 лет, нашла его и посмертная награда. В торжественной обстановке военком республики вручил Григорьеву Орден Отечественной войны I степени. К этому времени Николай Иванович стал весьма уважаемым в Мордовии человеком. Он не один год возглавлял юридический отдел «Мордовпотребсоюза», занимался преподавательской деятельностью – читал лекции по юриспруденции в кооперативном техникуме, на юридическом факультете госуниверситета им.Н.П. Огарева. И каждый год 9 мая приходил на площадь и возлагал маленький букетик цветов к собственному памятнику.