Нас, ребят 1925 г.р. привезли в разбитый Сталинград , в Красную Казарму, где находились до 12 ноября 1943г. в резерве Главнокомандующего. Прибыли на фронт, когда был очищен от врага левый берег Днепра.
21 декабря дивизия перешла в наступление за большим украинским селом Сафиевка. А холодно, мороз проходит до костей. Первым был убит Сулейманов из Бузовьязи, жаль не взял адрес родителей, написал бы письмо о его смерти в каких обстоятельствах. Я старший пулеметчик станкового пулемета, у меня 3 помощника. Пехотинцы держа винтовку наготове, стреляя на ходу, идут и идут за отступающими фашистами, а пулемет тяжелый, таскать по кочкам (на Украине снег не глубокий). Догоняет командир роты со своим ординарцем . Командир кричит: «Хадыев, стреляй, немцы убегают». Я развернул пулемет, поставил ленту с патронами, начал стрелять по убегающим немцам. Один ранен в ногу, не мог уйти, отстал от других. Подошел ординарец комроты, приблизился к нему, хочет застрелить, я кричу: «Нельзя убивать раненного пленного врага» и он не стал его убивать. Подошел санитар, разорвал штаны гитлеровца приготовился перевязать его рану, успокоил плачущего немца.
В тот день почему-то немцев далеко не гнали, видимо были бои местного значения. После остановки стрельбы откуда-то прилетела пуля и ранила нашего командира батальона. Окопались.
В ночь на 24 декабря 43-го пошли опять в наступление. Я с пулеметом «Максим» дошел до передовой охраны фашистов, они освещают ракетами. Что-то обожгло мне плечо, по руке течет кровь. Оказывается я ранен. Подошел командир отделения, сам рану перевязал, не дождавшись прихода санитара. Отобрав пулемёт послал обратно в тыл. На рассвете нашел санроту. В санбате вытащили несколько мелких осколков ротной мины, а один почему-то оставили. Он через 5 лет сам вышел, организм вытолкнул инородное тело. Из санбата отправили санитарным поездом дальше в тыл. Привезли в город Днепродзержинск в госпиталь №26-21, где пролежал более 4-х месяцев. Вылечившись опять поехал на фронт. А наши войска гонят и гонят врага на запад, вот уже освободили г. Одессу, форсировали реку Брут и Серет, укрепившись на плацдарме «Сандомирский».
Я пришел в другую стрелковую дивизию, мне дали автомат ППШ и я стал автоматчиком автоматной роты полка. Полк долго стоял в Молдавии в лесу, пока войска опять не двинулись на запад. 12 августа 1944 г. снялись и пошли за танками по территории Молдавии и Румынии. Восставшие румыны повернули свои оружия теперь против немцев и мадьяр. Фашисты бегут, наши танки догоняют и уничтожают их, немцы не успевают за танками. Первый день шли только 12 км, второй день 30 км, а потом шагаем 50-60-70 км за день. Идем целый день останавливаясь только на 2-3 часа. Через каждые 1,5-2 часа привал, воины выходят через канаву дороги и падают на землю как скошенная трава и тут же засыпают. Командиры с трудом поднимают их, построив в колонну, и опять заставляют идти на запад. Мы автоматчики охраняли штаб, командира и знамя полка, а в походе впереди полка несем знамя полка. Вот что интересно, здоровые мужчины устают, падают у ног товарищей, я худенький паренек не отстаю, иду и иду в жару, не падаю. Я связной командира взвода старшины Жабина. Один диск с 72 патронами с автоматом на плече, другой запасной в вещмешке, так же и диск с патронами командира взвода, на боку саперная лопата, на шее как хомут шинель.
Мадьяры нас не хотят пускать на свои территории. Мы 24 сентября подошли к их городу и можно сказать с помощью танков с ходу заняли город Мако и двинулись дальше, оставляя город позади. У нас кипела ярость на врага. По 5-6 раз приходилось отбивать их атаки, то выдвигаясь вперед, то отбиваясь. Некоторые деревни на западной стороне города по несколько раз переходили из рук в руку. Но все равно город обратно не могли взять. Нашей дивизии на помощь командование передало 6 штурмовых батальонов, это мне потом стало известно в санбате. 4 октября Совинформбюро сообщило, что по всей Румыно-Венгерской границе наши войска пошли в наступление и заняли десятки городов, в том числе Мако. Не только противник, и мы понесли большие потери. Из нашей роты 68 бойцов осталось только 8 человек, во главе с командиром роты. Получив пополнение, пошли дальше на запад, ломая сопротивление врага. В Венгрии много дамб, длинные канавы. Вот мы подошли к одной дамбе, надо переходить на ту сторону, но из оставленного немцами пулемета мадьяр строчит и строчит. Комвзод старшина Жабин командует: «Вперед!». Но никто из автоматчиков не хочет идти против пулемета. Тогда я прошу его разрешить мне идти против пулеметного огня. Он разрешил. Я быстро поднялся на дамбу и пока пулемет поливал других соседей, лежащих правее нас, пошел вниз на сторону немца, залег и пополз на другую сторону. Затем встал и побежал на левую сторону. Лежа на животе, по-пластунски, пополз еще левее. Смотрю, за мной и другие по одному перешли дамбу и также, двигались за мной в сторону. И видим, на правом фланге бойцы другой роты тоже переходят дамбу. Впереди нас и впереди них редкий лес, а в середине голое поле. Вот мы по редким кустарникам бежим вперед с двух сторон, обходя пулемет. Подошли таким путем к пулеметчику и взяли его в плен. За это наградили меня и других медалью «За боевые заслуги».
Вот мы взяли трофей – несколько подвод, запряженные двумя лошадьми. Впереди немцев не видать. Сели на телеги вечером и поехали вперед. Немцы у одного моста оставили заслон и отступили. Нас к мосту не подпустили, начали стрелять из автоматов. Мы быстро выпрыгнули из телег и разделившись пошли против них, стреляя на ходу тоже из автоматов. Когда прогнали их с моста, я увидел в нескольких местах кучи ручных гранат. Мы так двинулись против них, что они не успели бросить ни одну гранату. Гранаты мы захватили. Когда стрельба затихла, был убит мой командир старшина Жабин шальной пулей, видимо застрелил засевший под густой травой снайпер. Мы его утром похоронили недалеко от дороги под березой. Вот какое совпадение: в мае 45го года мы шли домой по этой же дороге. Я нашел могилу своего командира, поклонился перед ней и попрощался. Написал об этом стихотворение.
В роте нас осталось всего 8 человек. Немцы отступили. Мы вышли на восточную сторону улицы деревни и заняли оборону. Немец вышел из-за угла кирпичного дома и бросил гранату, граната долетела только до середины улицы и разорвалась, я тут же по немцу дал короткую автоматную очередь и убил немца. А другой стрелял в меня, пуля пробила мне правое плечо. Я закричал от боли и уронил автомат. Появился сзади командир роты и сам перевязал мою рану и отправил в тыл в город. Мне жаль было оставить семерых товарищей во главе с командиром роты, не хотелось их оставлять, но командир сказав: «Ты теперь не вояка» прогнал с позиции. Я зашел в город, нашел санбат, где мне сильно перевязали рану, отправили на машине в госпиталь в Румынию. В госпитале за 20 дней вылечили рану, пальцы правой руки не разгибались, рука привязана через плечо. Во дворе госпиталя встретил начальника физкабинета, он говорит: «Немедленно отвяжи руку, иначе останешься без руки, она высохнет!». И я отвязал руку. На другой день врач молоденькая девушка обход не делала. Не проверила работают ли пальцы, подготовила бумагу выписать и отправить снова на фронт.
Командир новой дивизии построил новое пополнение. Спрашивает: «Кто был разведчиком?» - вышли из строя три человека, - «Еще кто хочет быть разведчиком?».вышли из строя еще семь человек. Всего 10 человек увел стоявший тут командир разведчиков. Таким путем генерал собрал 15 человек и передал командиру роты автоматчиков. Я не вышел из строя, не зная что делать, так как пальцы правой руки не сгибаются, бессильные, не могу нажать на спускной крючок автомата. Как спросил генерал, кто был ПТРовцем, я долго не думая вышел из строя: если против нас пойдет немецкий танк, я поставлю ПТР на свои «ноги», прицелюсь и нажму на крючок левой рукой. И опять 10 человек стали ПТРовцами. Длина ПТР 2 метра, вес 16 кг. Вот мы с товарищем таскаем и таскаем его, против нас приходят пешие немцы и мадьяры, мы с ними воюем. О неспособности стрелять из автомата моей правой рукой узнали командиры отделения, взвода, роты, сообщили командиру батальона. Тот вызывает меня и спрашивает: «Что с вашей рукой?». Я говорю: «После ранения не могу нажимать на спусковой крючок». Он сказал: «Ладно, иди в ПСД, будешь связным». В ПСД 8 связных. Надо идти в передовую часть. Штаб в деревне, до передовой 5 км. То какого-нибудь офицера сопровождаю, то пакеты отнесу командирам батальонов. Немец нет-нет да стреляет из пушек в деревню. Вот однажды враг обстреливает деревню, зная что здесь штаб. Один снаряд пролетел, а другой разорвался впереди меня. Меня насыпало землей. Я поднялся с земли, встряхнулся не убит и не ранен, а ездового, стоявшего у телеги во дворе одного дома перебил обе ноги. Он кричит: «Я санитар, спас от смерти многих, спасите и вы меня». Вышел из дома другой санитар и начал проверять где, какая его рана. У меня голова болит, шумит, как пьяный качаясь пошел в штаб, оттуда в санбат. В санбате несколько дней держали и отправили снова в полк, в госпитале не был. Полк остался в окружении. Привели пленного фельдфебеля. Красиво одетый по форме, нисколько не похож на фронтовика. Его час допрашивали; из штаба вывели в переднюю комнату, где я сидел с автоматом. Офицер опять зашел в другую комнату в штаб, сдав немца мне. Остались вдвоем с немцем. Он вытаскивает фото жены и трехлетнего сына. Карточки цветные. Какие красивые! И жена немца, и сын тоже очень красивые. Немец видимо хочет, чтобы их пожалели, его не расстреляли. Я задумался: «Он тоже человек, заставили его воевать против нас, вот он и воюет…». Он хочет со мной разговаривать, я немного знаю немецкий, преподавали нам в 5 классе. У них язык тоже мягкий, легко изучать. Если русский берет его в плен, кричит : «hенде hоh!». А немец кричит нам: «hенде hоh!». Но я с ним не стал разговаривать. Вот так надо фашистам, которые пришли в нашу страну убивать нас и быть хозяином нашей земли. Обычно мы пленных не убивали, а вели в штаб дивизии на допрос, сдав их штабистам уходили обратно в свой полк. А тут сами в окружении, зачем с ними возиться, остается только уничтожать их.
19 января 1945 г. я пошел опять в передовую сопровождать лейтенанта Кузнецова из штаба, вроде так была его фамилия. Начало рассветать, где-то гремят орудийные выстрелы, а в воздухе появились фашистские самолеты. Бойцы, лежавшие в траншеях, получив приказ (который был в руках офицера) снялись и двинулись на обратный путь. Мы с Кузнецовым шагаем вместе с ними. Пришли в штаб полка, узнали что ночью немцы прорвали оборону армянской дивизии, заняли мост через реку Грон, нас заперли в «котел». Штаб полка и дивизии успели переправиться на левый берег Грона. Мы пришли в большое село, кажется назвали его Мужги. Тут скопилось много наших. Слышим, гудят танки, идущие в село. Начали около нас рваться снаряды, подходят немецкие танки. Бойцы рассыпались кто куда. Мой начальник куда-то исчез, бросив меня. Я один среди солдат разных частей. Смотрю, солдаты бегут на сторону Дуная. Я бегу тоже туда, держа в руке автомат, из которого не могу стрелять, правая рука не в состоянии стрелять. Вечерело. Пришли в брошенный дом лесника. Тут собралось 17 человек, из них два лейтенанта, один капитан, раненный в спину, он самостоятельно не может двигаться. В доме лесника провели ночь, то стоя, то сидя. 24 часа голодные. Поискав нашли тазик и пшеничную муку. Утром натопили железную печку, сварили баланду и немного поели. Начали сушить мокрую одежду и портянки. Не заметили как мы были окружены мадьярами. Один лейтенант говорит другому: «Я партийный билет бросил в огонь». Другой тоже так говорит. А я свой комсомольский билет не бросил, думал, если найдут, расстреляют, буду умирать комсомольцем. Когда переобувался, замотав сухие портянки, взял да обмотал билет, две справки о нахождении после ранения в госпитале и медаль «За боевые заслуги».
Мадьяры переправив на лодках сдали нас немцам. Немцы еще раз нас обыскивали, но так и не нашли мои документы. Они нас, пленных, до подхода Советской Армии погнали по Венгрии и Австрии на запад. Остановили в австрийском городе Леобен, поместили в большом скотском помещении. Я тут под столб закопал свои документы. Собралось тут 250 человек. Здесь нас использовали на ремонте шоссейных дорог. Большие самосвалы привозят камни разных размеров, большие надо разбивать кувалдами и мелочью надо ремонтировать разбитые места дороги. Я раненной рукой не могу поднять кувалду и разбивать большие камни. Но через силы стараюсь. Увидел конвоир, как я мучаюсь, подошел и отругал меня, что я симулянт, не могу работать для немцев, и вечером повару сказал, чтоб он не давал мне баланды, сваренную из проса и опилок и хлеба. И я в эту ночь спал голодным. Некоторые работали в разных складах. Работающие в пищевых складах приносили в своих карманах картошку, сало и другие продукты. Мы вечером их варили и вместе питались. Два пленных убежали, но далеко не могли уйти, их овчарками догнали, привели обратно в скотный двор, построили нас в одну шеренгу, их перед нами расстреляли, чтобы мы боялись и не убежали. Приезжали к нам власовские агитаторы и читали нам лекцию и агитировали вступить в ряды РОА – так называемую «русскую освободительную армию».
9 мая мы не знали, что война кончилась. Немцы нас бросили и куда-то ушли, видимо американцам мы тогда сами начали разоружать немцев и вооружаться. У каждого пленного на руках появился немецкий автомат. Смотрим, австрийцы из немецких складов таскают мешками муку, сахар, крупы, консервы. Мы, став хозяином города пересекли ЭР, по складам поставили охраны, сами первый раз наелись немецкими продуктами. И сами себя тоже охраняем и ждем подхода наших войск. К нам с лошадьми присоединились власовцы, которые работали лошадьми. У нашего старшего мы думали, что он предатель, но он оказывается не предатель, командование нами взял в свои руки, составил список власовцев и тех, кто написал заявление вступить в «РОА».
В 10 часов утра пришли наши войска. Узнав, что в город прибыла комендатура мы арестовали власовцев и написавших заявление вступить в «РОА» и отправили в комендатуру, сами погрузившись на телеги поехали в город Брукк, где шла сортировка.
Мы сами добровольно пришли в сортировочный пункт. Тут офицеры пункта выясняли, кто когда в каких обстоятельствах попали в плен, и кого арестовал, кого направляли в 188 запасной полк, за нами тоже прибывший в Брукк. В запасном полку меня пропустили через баню, одели новым обмундированием, после принятия новой присяги отправили в действующую стрелковую дивизию продолжать службу.
В этой дивизии я служил почти 3 года. Здесь я окончил дивизионную партшколу. Наградили медалью «За победу над Германией». Встал на учет и стал опять комсомольцем. Такую медаль не всем бывшим пленным давали. Так как моя правая рука ранена, назначили меня полковым библиотекарем, моим начальником был старший лейтенант Соломыкин. Я спал прямо в библиотеке, поставив в одном углу библиотеки кровать, не знал ни подъема, ни отбоя, питался в офицерской столовой. Дивизия в составе южных групп войск стояла в румынском городе Тыргужиу. В 1947 г. дивизию реформировали, некоторых солдат демобилизовали, нас 1925 г.р. привезли в городок Балта Одесской обл. для продолжения службы. И я служил до апреля 1948 г. 1 апреля демобилизовался и приехал в свою деревню Аушта Белокатайский район Башкирской АССР.