Разными дорогами шли советские люди к Победе в Великой Отечественной войне. Для одних эти дороги обрывались в самом начале, другие дошли по ним до Берлина.

Для моей прабабушки  Анастасии  Шваревой, 1924 года рождения, девушки из Новой Толковки, военная дорога началась в Туле, где она  жила в то время с родителями. 20 ноября 1942 года ее вызвали в райвоенкомат города Тулы и сказали, что она должна пойти защищать Родину.

- Раз надо, так надо… Пойду - просто сказала Настя.

- А если мы тебя пошлем в военную спецшколу,- сказал комиссар и пристально посмотрел ей в глаза.

- а что это такое, спецшкола?- спросила девушка.

-Будешь радисткой, ответил военком.

-Пойду!

Будто не слыша ее согласия, комиссар продолжил: «после окончания школы будешь работать в тылу врага, находиться  будешь среди врагов. Тяжело будет!».

- Пусть тяжело. Пойду.

 Так стала Настя Шварева курсантом военной спецшколы.

Начались напряженные дни подготовки. Учились всему, что потребуется в тылу врага: ходить по компасу, читать карту, преодолевать препятствия, прыгать с самолета с парашютом, собирать и разбирать радиостанцию, быстро и точно  «работать на ключе» кодировать и расшифровывать радиограммы. И все это по ускоренной программе, потому что были нужны радисты. 18 сентября 1943 года их группу в семь человек из которых двое были радистами, посадили в самолет и ночью доставили в район города Орши…

Все получили новые паспорта и должны были забыть свои  настоящие  имена. Так  Настя стала Верой  Ивановной Анисимовой.

По какой - то причине их забросили не в точно намеченный пункт. Запрятав парашюты, двинулись к назначенному месту встречи. Но пришли только пять человек, двоих не было. Прождали до ночи следующего дня, но они так и не пришли. Видимо случилось несчастье, попали в руки немцев или разбились при посадке.

Осмотр местности ничего не дал, а дальше ждать больше было нельзя, и группа направилась на явочную квартиру. Там ее уже ждали. Этой же ночью всех развели по заранее обусловленным  квартирам. Вера была доставлена к поляку дяде Михалю. Его дети  Зося и Болеслав тоже были подпольщиками, являлись связными  и доставляли много ценных сведений.

Несколько дней осматривались, незаметно знакомились с городом, с местами, где придется работать с явками.  Веру устроили на работу ученицей на обувную фабрику.

Сведения стали поступать, их надо было передавать немедленно. Но это нелегко было сделать. Радиостанцию на квартире было хранить нельзя. Поэтому она находилась километров пять – шесть от города в лесу. Много ухищрений приходилось применять, чтобы добраться до нее и вернуться незамеченной.

В обязанности радистки не входило непосредственно заниматься сбором сведений, но функции не всегда выполнялись. Приходилось и  Вере идти на вокзал, рынок в столовые и рестораны где было много народа, в том числе и офицеры противника. Выслушивать и запоминать их разговоры. И все это в городе до отказа «забитым» фашистами. Где человека могли убить прямо на улице за то, что кому то не понравилась его внешность.

Это был фронт невидимый и страшный. Здесь не гремели бои, не рвались бомбы и артиллерийские снаряды, но за плотно закрытыми окнами кипела жизнь, и строились планы. Люди насмерть боролись с врагом.  Патриоты постоянно ходили над пропастью, где одно неверное движение и сорвался и пропал… Пропал не только сам, но и потянул за собой всю группу, над созданием которой трудилось много людей.

Трудности в работе Анисимовой заключались еще и в том, что с рацией надо было кочевать с одного места на другое, выбирать новые базы - иногда за три четыре километра от  прежних. Но она регулярно выходила в эфир, отстукивала радиограммы, подписывая их неизменно «Ворон».

Примерно в конце марта 1944 года случилось непоправимое:  на квартиру не явились два разведчика из их группы. Немедленно были оповещены все остальные члены группы, партизанский отряд, подпольщики, отменены все встречи и явки. Вере запрещено было находиться в районе леса, где находилась радиостанция. Зося и Болеслав были отправлены в гости куда-то в деревню. Дядю Михеля положили в больницу.  Ждали арестов, но схваченные  разведчики никого не выдали под пытками. Больше никого не тронули.

Теперь от всей группы их осталось трое. Вера Анисимова, Мотя Калугина и  Тоня Синицына из Башмаковского района. Группа продолжала работать и передавать сведения в центр. Командование требовало все больше самых разнообразных  сведений. Из которых можно было бы составить ясное представление о переброске к тому или иному участку фронта живой силы, танков, орудий и боеприпасов.

И радиостанция продолжала работать. Регулярно выходила Вера в эфир. Снова и снова в центр от «Ворона» летели радиограммы.

В конце августа 1944 года шел очередной сеанс связи. В срочном порядке надо было передать сведения, присланные подпольщиками о том, что к Орше, Брянску и другим городам прибывали новые немецкие части. Усиленное движение намечалось и на автомобильных дорогах… В городе появилось много новых офицеров - готовилась карательная экспедиция против партизан.

Вера, сосредоточившись и прильнув к аппарату уже заканчивала передачу, как в просвете между ветками деревьев  увидела немцев.

Они шли развернутым строем с автоматами в руках. По спине Веры заползали мурашки. Она отстукала сигнал бедствия, разбросала рацию по кустам, смяла в комочек  бумажку с текстом и проглотила.

Ударом приклада ее сбили с ног, скрутили руки за спину и, забрав рацию, повели к машине. Везли в город. Машина въехала во двор  дома,  где размещалось гестапо. Не развязывая рук,  ее втолкнули в кабинет. За столом сидел долговязый офицер. Он привстал, оперся обеими руками на стол и сказал, издеваясь:

Про-о-шу Вас…фрейлин Анисимова…   Как доехали? Не простудились ли? Вера лихорадочно соображала, что ответить, как вести себя.

Уже знает фамилию гад, это очень плохо.

-У вас болят зубы,- оскалился долговязый, и с грохотом отодвинув стул, вдруг закричал:

- С кем работала? Где партизанский отряд?.  Сколько вас подпольщиков?

- Не знаю.

- Сейчас узнаешь и нажал кнопку на столе. Вошел  гестаповец с резиновым шлангом. У фрейлин Анисимовой рот не раскрывается, помогите ей. Вера от резкого удара в лицо отлетела  в угол. Рот наполнился кровью. Вместе с кровью на пол она выплюнула и три зуба. С кем работала?. Кто приносил сведения?

Не знаю.

Били шлангом, ногами. Вера потеряла сознание, ее выволокли из кабинета и бросили в камеру на липкую солому.

На следующий день после зверских избиений у нее были сломаны три ребра и вывернута левая рука. Правую руку гестаповцы не калечили, ведь ей она работала на «ключе». Когда ее вводили на допрос, в соседней комнате она увидела свою рацию, уже собранную и приготовленную к работе. Следователь предлагал ей передать дезинформацию, приготовленную немцами,  которая могла ввести в заблуждение наше командование. Вера отказывалась передавать ее под тем предлогом, что у нее нет кода и азбуки. На  четвертый день к ней в камеру пришел не следователь, а другой офицер гестапо и назвал известный ей пароль подпольщиков. Вера, с трудом приподнявшись, очень удивилась,   услышав его.

Гестаповец сказал:

-Слушайте меня внимательно. На послезавтра назначена ваша казнь.

Вас расстреляют. Завтра утром вас вызовут на допрос, и вы согласитесь передать радиограмму, которую предложит вам следователь. А ночью вас выпустят во двор на прогулку. Там в углу в заборе оторваны две доски за ними вас будут ждать,- и повернувшись вышел.

Провокация - думала разведчица. Они хотят, что бы я любой ценой передала дезинформацию. А пароль,  откуда он знает? Пролом в заборе…  Будут ждать… Расстреляют… Сознание ее помутилось, мысли путались наскакивали одна на другую. Как ни странно, Вера не ощущала боли, не ныл бок с переломанными ребрами, не болела вывихнутая в плече рука. Боли куда- то ушли, исчезли, пропали. Воля ее парализовалась, мысли расслабились. Наступил бред,- состояние в котором можно проговориться выболтать все, о чем тебя спросят. Сколько времени Анисимова находилась в таком состоянии, она не помнит. Может быть три часа, а может быть и два.

Только к утру ее словно электрическим током прошило! Она вспомнила. Вспомнила она, что еще в спецшколе им говорили, что если случится непоправимое и  не будет никакого выхода, то надо подписаться  не «Ворон» а еще прибавить две буквы в конце ОК. т.е. ВОРОНОК Как она могла забыть?. Теперь она будет передавать, будет. Зашифрует и передаст, а там поймут, что это за сведения.

Она пошевелилась и снова почувствовала боль во всем теле,  с трудом превозмогая боль - приподнялась, села на солому и, прислонившись спиной к стене перевела дыхание. Теперь надо не выдать себя, согласиться, но так, чтобы радисты,  которые будут следить за ее передачей, ничего не поняли.

Ее вызвали на допрос. Опять били, опять кричал офицер, она отказывалась, а когда к ней хотели применить третью степень устрашения. Вера согласилась. Ей дали текст, отвели в соседнюю комнату. Рядом стал ее мучитель. Я  передам одна, уйдите. Не хочешь показывать нам волну, мы ее знаем. Но все же ушел.

Вера зашифровала текст и передала, поставив подпись «Воронок». Она не встала со стула, ждала, что вот сейчас откроется дверь, ворвутся гестаповцы и,  разгадав тайну, начнут избивать… Она сгорбилась, вся сжалась,  подставив спину для удара. Ждала минут десять, потом услышала, как кто-то зашел. Ждала удара, а услышала голос.

-Идите в камеру. И первый раз за четыре дня ее не избили. Гестаповец не обманул. Ночью ее вывели на прогулку во двор.

Когда она еле двигая ногами приблизилась к забору, доски раздвинулись и сильные руки, подхватив ее с обеих сторон, перенесли через улицу, свернули во двор, потом в переулок и посадили в машину.

К обеду следующего дня Вера была уже в партизанском отряде, которым командовал поляк Станислав Ратуш. В отряде она узнала, что в день ее ареста к партизанам были переправлены дядя Михель и Зося с Болиславом. Немецкий офицер,  который приходил к ней в камеру, после освобождения Орши был направлен в Норвегию.

Истерзанное тело радистки трудно поддавалось лечению и поэтому партизаны отправили Веру в госпиталь в Брянск. Там она испытала первую настоящую радость. За работу в подполье ее наградили орденом Красной Звезды и ей присвоено звание Младший лейтенант.

Служу советскому Союзу с гордостью теперь ответила Настя Шварева. И радостно подумала, значит, приняли мою последнюю радиограмму и правильно поняли.

Раны постепенно заживали и вскоре младший лейтенант Шварева была направлена в бригаду,  которой командовал генерал Полищук.

На танках вместе с десантом форсировала реку Одер, переправились сходу и на правом берегу заняли плацдарм… Разгорелся жестокий бой. Кроме основной своей работы радистки. Настя  Шварева помогала санитарам выносить раненых с поля боя, ходила в атаку с автоматом в руках.

Потом была Восточная Пруссия. Под Данцигом в апреле 1945 года все таки нашла ее пуля. Попала в ногу и перебила кость. Отправили Настю в госпиталь в Брест – Литовск. Так в госпитале и встретила Анастасия Петровна день Победы. И опять в госпитале ее поздравили и снова она отвечала, «Служу Советскому Союзу!» Орденом Славы ее наградили за бои на правом берегу Одера, а медаль «За Отвагу» она получила за вынос раненых с поля боя.

Демобилизовалась Анастасия Шварева из Брест-Литовска в сентябре 1945 года. Восемь лет проработала она на торф разработках от Верхнеломовской спичечной фабрики «Победа». И все последние годы Анастасия Шварева, которая после замужества стала носить фамилию  Хохлова  проработала в совхозе «Светлый Путь» поваром.

Вырастила бабушка Настя четверых  детей: Татьяну, Михаила, Анатолия и Нину. Вот так 35 лет назад жила  в селе Новая Толковка  простая женщина, выполнившая свой священный долг перед народом.

Умерла Анастасия Хохлова (Шварева) в далеком 1984 году, в возрасте шестидесяти лет, но память о ней продолжает жить.

Автор: правнук Хохлов Захар