Пережил суровые испытания

   В далеком 1921 году в таежном уголке, расположенном на высоком берегу Иртыша, в семье Хоробрых Василия Лаврентьевича и Екатерины Ивановны родился сын Володя. Жили в то время единолично, трудились на своих небольших раскорчеванных от леса участках земли. Василий Хоробрых был участником первой мировой войны, грамоте не обучался. Как трудолюбивый работник и хозяин имел собственный овин и гумно, оборудованное молотилкой, веялкой,  трещоткой. Неподалеку находился смоляной заводик, где из березовых дров гнал смолу. Вступил в колхоз зимой 1934 года, а до этого долго сопротивлялся. Семью дважды облагали налогами: забрали все со двора, оставалась лишь одна кобыла.

Теплые  воспоминания остались у Владимира Васильевича о своей маме. Она работала в колхозе на разных работах. В селе ее уважали, была лучшей стряпухой. Перед праздниками председатель колхоза привозил муку и продукты для сдобы. В такие дни с раннего утра изба наполнялась вкусным и ароматным запахом стряпни. Из русской печи на листах мама доставала деревянной лопатой румяные калачи, булки, караваи.

Вот так в труде и заботе жила эта простая крестьянская семья, в которой росли и воспитывались на добром примере взрослых трое детей: Володя, Виталий, Анна. Журавлевские дети много времени проводили в беготне по крутому песчаному берегу, испещренному гнездами стрижей, и наблюдали, как величаво по реке проходили пароходы. Наверное, тогда многие ребята в глубине души мечтали быть капитанами речных великанов, ходить по Иртышу в неизведанные дали.

Но судьба распорядилась иначе. После окончания семи классов Журавлевской школы Володя потупил в Омское речное училище, которое успешно окончил летом 1940 года. В октябре его, как и других парней, Сталинский райвоенкомат г. Омска призывает на действительную военную службу. Молодой сибиряк оказался в Приморском крае, на железнодорожной станции Лазо, где базировался 31 стрелковый корпус. Володя прошел обучение на связиста, овладел азбукой Морзе.

-Я хорошо запомнил  начало войны, - вспоминает старый солдат. –В апреле накануне войны корпус был перебазирован к западным границам СССР, в город Коростень Житомирской области. 18 июня поступила команда совершить марш-бросок к западной границе в Луцком направлении. Шли  скрытно, только ночами и по глухим лесам. И вот на четвертую ночь, ставшую роковой в истории страны, во время очередного ночного марша мы услышали гул самолетов, пролетающих на запад. Волнений среди солдат не было, хотя предвоенная обстановка чувствовалась явственно-среди командиров часто велись разговоры о неизбежной войне.

Остановились утром на небольшой лесной поляне для отдыха. Время подходило к 8 час. утра 22 июня. Неожиданно перед нами появился встревоженный  политрук, построил всех по тревоге и кратко сообщил: «Германия без  объявления войны бомбит города Одессу, Житомир и другие. Это война, ребята!» Нам выдали по 15 патронов и приказали без команды не стрелять. Отдохнули до вечера и форсированным маршем пошли в сторону границы. Вел нас лейтенант, затем дней через пять стали отступать по тем же лесным местам. Когда выходили к дорогам, то везде наблюдали примерно одинаковую картину: разбитая или сожженная советская техника, убитые люди, беженцы. И мы все догадывались, что наши дела плохи.

Отступали на восток около трех месяцев. В жару, голодные, усталые, злые от неопределенности, одной группой, состоящей в основном из омичей, брели сами по себе. Нами никто не командовал, начальство куда-то подевалось. Особых боевых действий не вели. Это гораздо позже нам стало известно, что вся пятая армия оказалась в окружении. Наш 31 корпус переправлялся через реку Припять в районе городка Пиратень. Поврежденную технику, загромождавшую мост на обеих берегах, сталкивали в реку, чтобы быстрее пройти пехоте и боевой технике. Примерно в двадцати километрах от реки  остановились на ночлег в каком-то селе. Среди нас был один лейтенант.

Утром услышали резкий орудийный выстрел, густо строчили из автоматов, доносилась чужая речь. Мы заскочили в сарай, надеясь спрятаться. По приказу лейтенанта комсомольские билеты  и его партийный билет закопали под стеной сарая. Потом в горящем сарае нельзя было оставаться, и мы выскочили из него. Нас окружила большая группа немецких автоматчиков- все молодые, сытые, крепкие, одним словом, хозяева положения. Так мы оказались в фашистском плену.

Из этой деревни нас вывели на дорогу и пристроили в колонну военнопленных длиною больше километра. Гнали пять суток в город Конотоп Житомирской области. На привалах немцы сильно издевались над евреями. Многие не выдерживали пыток, кончали жизнь  самоубийством. Ни разу не кормили, а селян, пытавшихся дать корку хлеба, отпугивали автоматными очередями. Пленных постоянно били прикладами автоматов, словно непокорную скотину. От переживаний, голода я ослаб и постепенно оказался в конце колонны, где ослабевших от ран, медленно бредущих солдат пристреливали на дороге.

В Конотоп привели 20 сентября. Разместили в здании, где раньше стоял наш артиллерийский полк. Место было огорожено колючей проволокой, по периметру  находилось 10 наблюдательных вышек с часовыми. Пленных согнали в бывшие полковые склады и в четырехэтажное здание без окон и дверей. Помещение было набито людьми до отказа. Вместе с четырьмя пленными я оказался на чердаке. Кормили нас баландой из нечищеной картошки с добавкой проса, фасоли. За полтора месяца лишь четыре раза давали хлеб пополам с отрубями. Многие были истощенны до невозможности, сильно опухали и умирали.

Начинались заморозки. На выходе из зоны лежали мертвые- раздетые, в штабелях. Иногда нас водили за картошкой на поле, расположенное в десятке километров. Желающих попасть в эту команду было очень много: теплилась надежда съесть хоть какую-то былинку-травинку. На территории лагеря земля была черной, так как мы всю растительность съели с корнями. Каждому хотелось выжить, теплилась надежда, а вдруг сбегу. Оказаться за воротами, в поле было для нас счастьем. Когда открывались ворота, пленные дикой толпой бросались к мнимой свободе. От избытка желающих немцы легко избавлялись автоматными очередями по толпе. Гибли от пуль, спасались бегством. Когда желающих оставалось мало, их выпускали за ворота. Однажды я, прижавшись к забору, смог оказаться за воротами. Нас повели за картошкой. Насобирал ее в котомку столько, сколько мог нести. Преодолев двадцати километровый путь, я с чувством глубокого удовлетворения хотел обрадовать своих товарищей. Но голодная толпа растерзала котомку, помяв мои бока. Пленные были настолько голодными, что при виде любой пищи просто зверели. А я с оторванными рукавами, еле передвигая ногами, вернулся к своим товарищам.

В тот день я потерял последнюю надежду выжить. Ночью мне снился сон, в котором  видел свой далекий дом, маму. Она мне часто снилась, потому что я думал о ней, о том, как сгину здесь, а она будет плакать, ждать меня вместе с отцом, ничего не зная о моей судьбе. Снилось мне, что я взбираюсь на гору трупов, карабкаюсь все выше и выше. Тяжело было жить после таких снов…

Спустя какое-то время, я утром бесцельно вышел во двор. Вижу, открылись ворота и там стоит с карабином немолодой солдат и машет рукой- идите сюда. Два доходяги- я и еще один незнакомый парень- осторожно приблизились к немцу. Направив на нас дуло карабина, провел к казарме, где проживала охрана лагеря. Дал нам пилу, топор и велел пилить дрова. Смотреть на нас ему, видимо, не было никакого удовольствия, удалился по своим делам. Мы, полностью отощавшие, еле шевелившие конечностями, немного напилили дров. И меня вдруг  осенила мысль: «Надо бежать. Какая разница как погибнуть – медленно от голода и потом лежать в куче раздетым, либо с пулей  в спине, но на свободе». Делая вид, что пошел по нужде, я стал не спеша удаляться в глубь сада, где в отдалении приметил светлую избушку. А в голове первая мысль –поесть немного, вторая – хоть бы не заметили.

Решился войти в домик. Встретили меня украинка лет сорока и маленькая девочка. Я попросил поесть. Хозяйка подала жидкий бульон, принесла одежду:  мужские мазутные брюки, свитер без рукавов, фуфайку и старую шапку – ушанку. Велела быстрее переодеваться, пояснив, что мирных жителей оккупанты не трогают, а у тебя на лбу не написано, кто ты. Я переоделся, на ногах остались лишь заношенные армейские ботинки. Хотел уходить, но добрая и благородная хозяйка отговорила, мол, надо переждать, а вдруг станут искать. Она обо всем расспросила меня, где родители живут, и прочем. Оставила на ночлег. К счастью для нас, в избушку немцы не заглядывали. Вот искали меня или нет – не могу сказать. Была и такая мысль, что, может, пожалел меня немецкий солдат, видимо, не все могли иметь лютую и ненависть к людям.

Как только забрезжил ранний рассвет, я попрощался с хозяйкой. Навсегда ушел от нее с самыми благодарными чувствами, ибо только она мне помогла избежать лютой смерти и оказаться на свободе. Было 7 ноября 1941 года. Пришел в скорости в Конотоп. На главной улице попались двое верховых немцев, я, естественно, испугался, думал, задержат, ведь у меня не было никакого документа. К счастью, они проехали мимо. Подходя к железнодорожной станции, встретил женщину с полными ведрами воды. Она внимательно глянула на  меня и вдруг спросила, куда иду. Ответил, что надо бы попасть на поезд, идущий на восток. И вот она, добрая душа, предупредила: « Не ходи на станцию, там  карательный отряд, человек 40. За два дня уже немало расстреляли людей».

Спрятался в каком-то саду, под яблоней. Дождался темноты и ночью пошел по глухим местам, наугад. Иногда просил поесть. Не всегда, но давали еду, показывали дорогу. Народ попадался разный, но в основном добрый, а может, выглядел я жалко - слишком бледный и худой. Так я осторожно шел по немецкому тылу,  держа направление на город Белгород, оккупированный немцами. В селе Котельниково жил полтора месяца, зарабатывая на пропитание изготовлением табуреток, саночек и другой домашней утвари. Тогда и не мечтал, что вернусь в эти места с оружием, как солдат освободитель…

Да, неизведанные повороты судьбы. В начале 1942 года Белгород был освобожден от немцев. Сотни бывших военнопленных, скрывающихся от немцев, наконец, оказались по другую линию фронта, у своих, но тоже за колючей проволокой. Лишь на шестые сутки каждому выдали по кульку муки, из которой делали болтушку. Прибыла комиссия для проверки этих людей. Бывший солдат Хоробрых слег, а врачи поставили диагноз – сыпной тиф. 20 суток пролежал без памяти, цепляясь за жизнь. Вскоре дело пошло на поправку, но заболело ухо, делали сложную операцию на голове.

Преодолев мужественно все испытания и болезни, Владимир Васильевич попал в город Тамбов, где бывшие  военнопленные строили бомбоубежища для войск НКВД. Прошел вторую специальную проверку. Потом он оказался на реке Ахтуба, на станции Хам – Бари, где зачислили его в 556-й стрелковый полк 62-й Армии под командованием генерала Чуйкова. В Сталинграде получил первое настоящее боевое крещение. Был назначен старшиной роты, занимался обеспечением продовольствия, боеприпасами. В тяжелейших боях за тракторный завод сержант Хоробрых, как и большинство личного состава роты, был тяжело ранен. Попал в госпиталь  на три месяца. После выздоровления наш земляк участвовал в битве на Курской дуге, форсировал Днепр, освобождал столицу Венгрии Будапешт, где был ранен в ноги. Славный День Победы встретил в австрийском госпитале.

Обо всех основных делах его боевого пути остались у ветерана награды и благодарности. Есть медаль «За боевые заслуги», « За оборону Сталинграда», «Медаль Жукова» от 19 февраля 1996 года, орден «Отечественная война Второй степени», и многие другие послевоенные правительственные награды. А как великолепно сохранились благодарности- исторические реликвии славного прошлого « Приказом Верховного Главнокомандующего Маршала Советского Союза Сталина от 2 февраля 1943 года за успешное завершение ликвидации окруженных под Сталинградом вражеских войск и отличные боевые действия…». Благодарность за успешное форсирование реки Днепр и удержание плацдарма. Благодарность от  13 февраля 1945 года за освобождение Будапешта. Благодарственная грамота с личной подписью Маршала Советского Союза И.Конева после окончания войны, в которой сказано «сердечное спасибо за отличную службу». Все они адресованы сержанту Хоробрых Владимиру Васильевичу- нашему прекрасному земляку!

                                                                                 Воспоминания фронтовика записали: Ирина Скореднова, руководитель краеведческого  кружка «Поиск» в Журавлевской СОШ, учащиеся – Олеся Печенкина, Настя Рахвалова,  Анна Клаус , Оля Холина.

                                                                                  Газета «Правда Севера» от 5 мая 2006 года.