Моя бабушка, Игнатьева Нина Степановна, прожила всю блокаду в Ленинграде. С первого до последнего дня. Их в семье было пятеро - два брата и три сестры. В первые дни войны старшего брата, старшую сестру и отца забрали на фронт, младших сестру и брата ещё в начале лета 1941 отправили в деревню сланцевого района, где они попали в оккупацию. Моя бабушка с мамой остались вдвоём в городе. В августе 1941 года всех подростков от 14 до 17лет вывозили копать окопы и противотанковые рвы на подступах к Ленинграду. Жили там же в землянках и палатках. В город отправляли строго по спискам по районам города. Бабушка с подругой уже ждали, когда им, 16-тилетним из Адмиралтейского района, подадут поезд, и тут начался авианалет. В неразберихе они успели заскочить в вагон отходящего грузового состава с дровами и благополучно добрались до города. Больше из их отряда никому выжить не удалось... 

В сентябре бабушка вместо старшего брата заступила на работу в Лениздат на должность линотиписта. Линотипист набирал газетные строки из маленьких свинцовых буковок, которые вставляли в специальную матрицу, чтобы потом отпечатать страницу газеты. Бабушка рассказывала, что в цеху начиная с октября 1941 было очень холодно, а когда ударили морозы, то пальцы коченели и не сгибались, но работать приходилось без перчаток, иначе буквы в матрицу не вставить... 

Несколько раз им с мамой предлагали эвакуироваться, но они отказывались, т.к. знали, сколько человек погибло в водах Ладожского озера, и боялись погибнуть при эвакуации больше, чем в осажденном городе. И я впервые ещё в 10 или в 11лет от бабушки узнала, что Ладогу среди ленинградцев называли Дорогой Смерти, и лишь после войны она стала называться Дорогой Жизни! 

Я, как внучка блокадного жителя, при звуках сигнала тревоги (когда проверяют систему оповещения в городе), чувствую, что невольно накатывает страх, хочется втянуть голову в плечи и спрятаться. Это память крови, и от неё никуда не деться.