Александр Платонович Илатовский уже не раз был героем газетных страниц. Только в этом году, например, "Знамя" сообщало о торжественном вручении ему почетного знака в ознаменование 60-летнего юбилея Сталинградской битвы. Но он не просто герой самой страшной в истории человечества войны, а и отличный рассказчик, несмотря на немалые уже годы сохранивший ясный рассудок и оптимистический взгляд на мир. Послушаем его...
10 марта я уже был в Черевково. Наша деревня Шадрино (это в Новошинском сельсовете) тогда в Черевковский район входила. А 11-го у меня день рождения — 19 лет стукнуло. Я ведь с 23 го году. 80 лет справил недавно. Да уж какой тут праздник. А забирали меня уже второй раз - в 1941-м. 28 августа отправили на оборонные работы в Карелию, домой вернулся 15 декабря. Опять в лесу стал работать, пока не призвали.
В Котлас пешком притопали, а оттуда — в 12-й запасной артиллерийский полк на остров Ягры. Это нынче Северодвинск. Как с первого дня определили меня в наводчики орудия, так все пять лет и пробыл им. 76 миллиметровая. дивизионная пушка — с ней всю Европу прошел, только в 45-м довелось из зенитки по танкам лупить. Учили и здесь, и в Ковровских военных лагерях, надо сказать, добротно.
Ну, а 4 октября 43 го... Нет. что я говорю - 42-го! Прибыли мы, 299-я дивизия, под Сталинград в город как его... Ну, где этот летчик знаменитый родился. Маресьев. В Камышин, вот! Три дня орлами ходили, пока нас крепко не потрепали, тогда в оборону стали. Я тебе скажу - на войне невозможно жить. Посуди сам - 90 самолетов враз налетели, я посчитал. Ух, не знаю, что и за командование у нас было - посереди дня менять позиции, идти через чисто поле! Наших самолетов - ни одного, немецких - тьма. Сколько наших тогда побило - и не сосчитать! Вот тогда я попаниковал. Немец строчит из пулеметов, то справа, то слева очереди ложатся. Бегу, ничего не соображаю, падаю, вскакиваю... Потом всё же сообразил: дикарь, куда же я бегу, ну куда от самолёта скроешься? Лег, переждал И после этого случая уже ничего но боялся, хотя в такие переделки попадал.
...А в Сталинграде я ноги застудил, с годами даже на второй группе был. И ведь одевали нас очень хорошо - в полушубки, в валенки. да вот ноги не раз промокали насквозь. С едой да водой вот только худо было - полевые кухни раздалбливали по дороге к "передку" Приходилось и просо есть, ну зерна сырые. Понимаешь? Но пока молодой был, не жалился никому на ноги-то. А то ведь девки замуж но пойдут...
...Зря говорят, что от Сталинграда ничего не осталось. Бои и впрямь были жестокие, мы свои 76-миллиметровки едва успевали разворачивать то вправо, то влево. Но остались какие-то здания, конечно.
Правда, порушили его действительно здорово. А главное - трупов было сколько! После того, как мы «котел» ликвидировали (а я участвовал в этом, 2 февраля закончили, а 1-го у меня друга убили, Некрасова с Верхней Тоймы), несколько месяцев покойников убирали да немцев с власовцами из подвалов выковыривали. Они, между прочим, без боя не сдавались..
...На Курской дуге жарища была. С подвозкой воды перебои. так мы, бывало, как бричка проедет, бежали из колеи проступающую воду с грязью пополам хлебать. В этой знаменитой упреждающей артподготовке я тоже участвовал, трое суток с орудийной станины но сходил - наводчик ведь, но уйдешь. Благодарность нам Сталин вынес.
Потом - Харьков, Полтава, всё с боями. Днепр форсировали неподалеку от Кременчуга, деревня Успенка. Немцы с крутого берега лупят и лупят. Ох, сколько народу перебили на песке в старице! Жёлтый такой песок…
Плацдармик был не ложный Очень уж маленький, три километра на полтора, а войск нагнали уйму. Но продвинуться мы ни на шаг не могли, в оборону стали. Тут- то меня и ранило в первый раз.
Дело так было. Немцы напирают, первую батарею нашего артполка разгромили. Без разведки она из-за хат вышла, как-то неумно. На нас прут. Пушки все, кроме моей, разбили, из нашего орудийного расчета — я да заряжающий Паша Синчихин с Воронежа остались. Почему-то все снялись с позиции и уехали. И гильзу снарядную разорвало в стволе! Никак выбить но могу! А на меня - 12 танков! А может, бронетранспортеров. До них ведь не близко - метров 700, не очень-то разглядел (долго обьясняет, что дивизионная артиллерия - это не знаменитые «сорокапятки», на открытые позиции доводилось выходить нечасто; и уж с многострадальной пехотой артиллерию по потерям но сравнить — Авт.). Гильзу вышибли-таки, палю, и тут в орудийный щит танковый снаряд угодил, насквозь прошиб! Но не разорвался. Несколько бы сантиметров в сторону - и нету Илатовского.
Потом Пашу ранило Я говорю: "Бежи"! Остался я один. Сам заряжаю, скачу туда обратно. И тут — пять снарядов осталось — какой-то маленький самолетик, наподобие нашего «кукурузника», только трехместный, черный такой, прилетает. Говорили — румынские это самолёты. И вот - бросает! То ли бомбу, то ли гранату. В общем, по бедру словно палкой ударило. Два сквозных ранения и куча мелких осколков. Под старость вот эти осколки сунулись удалять — так нет, чё-то на ноге выросло, ходить не могу.
..Тут командир дивизиона бежит, шапку где-то потерял, бежит, шапку где-то потерял, орёт: "Огонь! Огонь!'. Нет чтобы помочь! Ну, я эти остатние пять снарядов — заметь, раненый — выпустил все-таки. А попутно, оказалось, полевой госпиталь спас - он из- под немецкого прорыва уходил, а я своей отчаянной стрельбой его прикрыл. Раненые офицеры мне говорили — пойдем с нами лежать в офицерских палатах. А на хрена это надо младшему сержанту? За офицерами ухаживать? Отказался.