"Все чаще мне вспоминается первое ранение. Видимо, потому,
что ощутил ледяное дыхание смерти. Слуцк, 6 июля 1944 года".
На предельной скорости наша батарея 76-миллиметровых пушек
объезжала город с юга. На окраине попала под артиллерийский обстрел. Отцепили и рассредоточили
орудия. Роем окопы, при свисте снарядов бросаемся на землю, не вольно жмемся к стене ближайшего
дома. И вот видим немцев. Бегут полукругом, рукава засучены, стреляют из автоматов. Из орудий
стреляем прямой наводкой. Те, кто не занят у пушек, бьют немцев из карабинов и автоматов. Подъезжает наш танк Т-34, бьет из пулемета. Рядом с огромной махиной мне вдруг
становится страшно: ревет мотор, пулеметные очереди кажутся невыносимо длинными.Капитан Петров,командир нашей
батареи, захватив меня с собой, обегает орудия. У одной
из пушек солдат, казах по национальности, сам заряжает, наводит орудие и стреляет. Деловито и спокойно ведет прицельный огонь. Глаза - узкие, лицо - бледное. Его уверенность в себе заражает всех
нас. Беспрерывно подаем ему снаряды. У второго
орудия лежат убитые командир и наводчик. Третье орудие ведет бой, который стих только к вечеру. Из штаба корпуса получаем печальное известие: в Слуцке погиб полковник Кулик, командир нашей 37-й механизированной бригадой.
Мы же считаем в поле убитых немцев: 170 трупов. Хороним своих,ставим памятник с жестяной звездой и памятной табличкой. До поздней ночи у костра переживаем
вновь события минувшего дня . Завтра ехать в Барановичи.
Жара. Катим по грунтовой дороге. Кругом зеленые поля. Подставляем лица ветру. Чувствуем себя в тылу, отдыхаем. Вот тут и донеслось: "Воздух!" Пять "мессершмиттов",
первый уже идет в пике, снижается, догоняет нас . Командир
орудия Федотовский застучал по кабине водителя: "Тормози!" Пулеметная очередь прошла впереди, обманули фашиста. Но самолетов то 5! По команде Федотовского солдаты спрыгивают с машины, разбегаются по полю. Переваливаюсь через борт, падаю на землю. Вскакиваю, делаю несколько шагов:
перед глазами засверкал огненный дождь . Боли не чувствую. По гулу самолета успеваю сообразить, что он выходит из пике ...
Но уже подлетает третий. Левая нога стала свинцово тяжелой. Ползу от дороги в поле . Один самолет входит в пике, другой выходит и пристраивается в хвост последнего. Страшно. Куда будет стрелять: по машине или по солдатам
в поле? Ко мне подползает Тимофеев: "Ты ранен?" Левое бедро в крови. Плачу. Не так от боли, как от
обиды: с друзьями, товарищами придется расставаться. В целом батарея легко отделалась. Машины вообще целыми
остались. Раненых двое - я и Толя Федотовский.
Дальше? Дальше очнулся в палате. Рана рубцевалась.
Иногда сам себе делал перевязку. Фронт ушел далеко вперед. Мимо госпиталя шли машины второго эшелона с одним шофером сторговался : он мне солдатские ботинки с обмотками, я ему добротные немецкие сапоги. Я убежал из
госпиталя в свой артиллерийский дивизион 37-й механизированной бригады. День Победы я встретил в Берлине.

Выдержки из статьи напечатанной в газете ММА им. Сеченова за май 2000 г.