МОЙ НЕЗНАКОМЫЙ ОТЕЦ.

     С опозданием более чем на 30 лет пишу я эти строки - 3 мая 1980 года не стало моего папы – КАЛЯБИНА ВЛАДИМИРА ГЕОРГИЕВИЧА, 1921 года рождения, жителя  города Орехово-Зуево.

     Какой жестокой и слепой бывает молодость. Сейчас каждое воспоминание,  каждая ассоциация связанная с моим отцом вызывает слезы, застревающие комом в горле. Не отпускает чувство вины и невыполненного долга.  Вовремя не проявила внимания, чуткости, чтобы понять близкого человека. 

  Его не стало, когда мне было 23 года. Он был всегда рядом со мной. Тихий, деликатный, молчаливый, мягкий и очень добрый человек. Часто казалось, что он был беззащитен перед  некоторыми жестокими реальностями нашей жизни. Я понимала, что он выдающийся художник в нашем городе. Но он не стремился к славе и известности – был необыкновенно скромен. Не старался заработать много денег, хотя иногда имел такую возможность. В быту и жизни был очень неприхотлив. Имел, очевидно, свою шкалу человеческих ценностей. В этом был честен и принципиален. Насколько я помню, папа всегда помогал своим  друзьям-художникам не только советом, но и взяв кисть, приводил их работы в такое состояние, чтобы их приняли  и одобрили худ.советом, порой забывая о своих  незаконченных полотнах. Никогда не ждал награды и благодарности за это. И частенько бывало, что работы-заказы его коллег принимались и отправлялись заказчикам, а он не успевал закончить свои.

      Конечно я знала и о том, что папа с первого и  до последнего дня прошел весь многотрудный  путь войны. Но имела об этом слишком абстрактное представление, потому что папа не любил рассказывать  о своем военном прошлом. Я наблюдала, что  при  любом напоминании о войне, он не мог сдержать эмоций – плакал. Я считала эти мужские слезы проявлением слабости, не подозревая какую боль могут вызывать подобные воспоминания. А он не хотел нагружать никого своей болью. Жил один на один с этой незаживающей раной-памятью. Он был истинным художником, человеком особого душевного устройства, утонченный и чувствительный, с отзывчивым сердцем, впечатлительный и глубокий. Жил рядом со мной, но как далека была я, не понимая близкого человека, погрязнув в мелких будничных  заботах.    

     Моя совесть не может простить мне поступок, который произошел,  когда я училась в 10 классе. Классный руководитель Екатерина Ивановна Титкова, удивительный человек, участница войны, долго просила меня пригласить отца на классный вечер, посвященный Великой Отечественной Войне. Я как могла тянула  время, пока она сама не обратилась к нему, и папа согласился прийти. В этот день, проявив малодушие, я не пришла в школу – стеснялась, что мои одноклассники  будут свидетелями папиных слез. Теперь меня душат слезы и непереносимое чувство стыда за свой поступок. Тогда я потеряла еще одну возможность услышать и понять его.

     В 2010 году, разбирая семейный архив, я наткнулась на папины документы: военный билет, орденские книжки, старые фотографии. Спустя столько лет, я узнала, что мой папа в составе 3 гвардейской воздушно-десантной  бригады участвовал в трагическом и героическом Днепровском десанте,  который историки считают одним из самых драматичных, редких и захватываюших событий Великой Отечественной войны.  Шаг за шагом я стала узнавать историю этой десантной операции. Побывала в г.Фрязино Московской области.  Именно в этом городе шло формирование бригады с марта 1943 года и где существует музей в школе №1, посвященный 3 гвардейской воздушно-десантной бригаде. Создала музей и вела кропотливую поисковую работу учитель истории, энтузиаст и прекрасный организатор – Анциферова Тамара Макаровна. Вместе со школьниками  она собрала немало документов, фотографий, разыскивала ветеранов, устраивала встречи во Фрязино  и на Украине. Там для меня открылось очень многое. Это явилось отправной точкой в моей попытке узнать о военной судьбе отца. Нашлось много источников: книги, фильмы, воспоминания участников событий. Все что я узнавала потрясало меня, накрывало с головой, как штормовая волна. Казалось, что это давно ушедшее прошлое стало для меня гораздо реальней, чем настоящее.

     Я стала открывать для себя незнакомые мне черты характеры и страницы из жизни моего отца. Как бы заново знакомиться со своим  отцом – настоящим героем , смелым, мужественным и отчаянным солдатом – победителем, человеком высокой чести и достоинства.

     Не знаю  где найти слова, как  передать на  бумаге те чувства, которые я испытала, узнав о том ,что пришлось испытать нашим десантникам. В ночь на 25 сентября 1943 года с аэродрома г.Лебедин в небо поднялись транспортные самолеты. В одном из них находился мой отец. О чем он думал, какие чувства испытывал в те минуты, перед прыжком в неизвестность? Внизу под ними – линия фронта. Огненная линия передовой, рассекаемая Днепром. Но последовал сигнал «приготовиться», штурман открывает люк,  команда -  «пошел». Привожу слова очевидца той страшной ночи: «Подходя к люку, вижу на темном фоне неба сливающиеся с землей громадные пожары. Самолет  вздрагивает от разрывов зенитных снарядов. Один за другим вываливаемся за борт самолета. Напряженно, четко работает мысль. Быстрее, быстрее бы раскрылся купол парашюта. Наконец – динамический удар. Вокруг что-то непонятное. Вся видимая даль горит сотнями ярких огней, которые освещают место приземления десанта. Прожектора скользят по небу – ловят самолеты. Светящиеся трассы пулеметных очередей рассекают небо. Но как коварен их огонь для парашютистов совершенно беззащитных под белыми куполами. Из капрона и перкали, парашюты вспыхивали моментально. В небе сразу появились десятки горящих факелов. Так погибали,  не успев принять бой на земле, так сгорали наши товарищи. Падали подбитые самолеты, из которых еще не успели прыгнуть бойцы. Ребята сыпались из самолетов и падали камнем вниз, не имея возможности раскрыть парашют.» Летчики, попав под обстрел зениток, уходили от огня, набирая высоту и уклоняясь от расчетного курса. В результате часть десантников была выброшена в Днепр и погибла. Остальные были рассеяны на территории, в 10 раз превышающую заданную. Все это пережил и мой папа. Он вспоминал, что к исходу ночи их осталось трое. Трое живых из многих, которые приземлились в этом районе.

      Часто получается, что героизм одних – преступная непредусмотрительность других. Так получилось с Днепровским десантом. Разведкой не было своевременно установлено резкое изменение обстановки в районе выброски воздушного десанта, наша фронтовая авиация не подавила фашистскую ПВО. Не правильно были распределены средства связи и радисты по самолетам. Все, что произошло расходилось с планами командования по проведению операции. Реальность оказалась другой. Чудом выжившие в ту страшную ночь десантники, не успев приземлиться , вступали в бой. В эту ночь гвардейцы ошеломили противника своим беззаветным мужеством, стремительностью действий, находчивостью и дерзостью. Они презирали смерть и численное преимущество противника. Вступали в рукопашную, бились до последней капли крови и героически умирали, если не было другого выхода.. Снова из воспоминаний очевидца:  « Медленно вырисовывался рассвет, открывая перед нами картину ночных боев. На дорогах стояли обгоревшие машины, подорванные броневики, лежали убитые. Все пространство вокруг нас было в белых пятнах парашютов. Десантники уставшие, измученные в поисках своих и беспрерывными стычками с фашистами, занимали оборону. В ночь приземления немецкое командование создало штурмовые группы по борьбе с высадившимся десантом и как только рассвело, немецкие цепи двинулись на нас….»

     Боевые действия уцелевшего десанта растянулись на десятки километров вдоль Днепра. Бойцы объединялись в разные по численности группы. И у  каждой группы была своя неповторимая судьба.  Многие  погибли, оставшись безымянными  и для своих и для врагов. Уже к исходу первого дня, как выяснилось впоследствии, в районе от Ржищева до Черкасс действовало более 40 отдельных групп десантников,, которые стремились объединиться, чтобы наносить более серьезные удары по врагу. Но это лишь сухие сводки тех событий. Трудно себе представить, что испытывал каждый из них день за днем и ночь за ночью в условиях  постоянного преследования противника, без еды, без питья, при отсутствии карт для ориентирования на местности. Перемещаться приходилось только ночью, порой не зная куда – на удачу. Днем необходимо было прятаться. С этой целью использовали скирды соломы, стога сена , прятались в оврагах, лежали по целому дню в высокой траве. Немцы, зная что десантники могут прятаться в стогах, поджигали их. Устраивали облавы с собаками. Заходить в деревни было нельзя, везде стояли немецкие  гарнизоны. Попадая в опасные ситуации, вступали в неравный  бой. В таких условиях постепенно происходило объединение разрозненных и малочисленных групп. Повезло тем, кому удавалось пробраться в лес и встретиться с партизанами. И сами партизаны выходили на поиски уцелевших десантников,  и находя приводили их в лес. В этом повезло и моему отцу.  Заново создавались взводы, роты и батальоны. И каждый искал встречи с немцами, чтобы  бить, уничтожать, истреблять фашистов. Появилась такая внутренняя потребность – отомстить за своих товарищей.

     Вновь организованная бригада начала вести планомерные боевые действия на коммуникациях противника, громила штабы и гарнизоны, проводила разведку. Трудностей, опасностей и лишений с лихвой хватало и в этот период. Шли тяжелейшие кровопролитные бои. Начались артиллерийско-минометные обстрелы, бомбежки боевых порядков десантников в лесу. Было много убитых и раненых. Приходилось менять места базирования. И здесь становится очевидной  другая – страшная и драматичная сторона ведения действий в тылу врага. Это судьба раненых. Невозможность оказания им полноценной помощи ,  а самое тяжелое – оставлять их на произвол судьбы, не имея возможности забирать с собой во время передислокации бригады. Невыносимо представить себе ситуацию, когда раненые умоляли своих товарищей прекратить их страдания. Помню случай, когда папа пытался рассказать о том, как его близкий боевой друг  молил его о подобной «помощи».  

     Вот такой была действительность. Теряя товарищей, часто не имея возможности их похоронить, идя на верную  смерть ,бойцы продолжали выполнять свой воинский долг. Они были десантниками, и этим сказано многое. Среди них был и  мой отец.

      Два с лишним месяца, до начала декабря, преодолевая голод, непогоду  десантники с партизанами  успешно выполняли задачи по оттягиванию на себя значительных сил противника, давая возможность линейным частям форсировать Днепр.

     Затем был непродолжительный отдых и победоносное шествие по Европе. Тяжелейшие и кровопролитные бои за Австрию, Венгрию, Чехословакию. В авангарде шел 317-й гвардейский стрелковый  полк.  Именно в его составе продолжил воевать мой отец гвардии старший сержант КАЛЯБИН ВЛАДИМИР ГЕОРГИЕВИЧ и другие уцелевшие герои Днепровского десанта.  

     В 1946 году папа вернулся с войны. Получается, что он почти 7 лет тянул тяжелую солдатскую лямку. В армию он был призван в 1940 году с третьего курса Московского художественного училища «Памяти 1905 года», куда поступил в 1937 году, окончив школу-семилетку. По воспоминаниям сестер, у папы с ранних лет проявился талант художника – он рисовал всегда и везде. Учителя сажали его на последнюю парту и не были к нему строги, давая возможность развитию его дарования. А в семье берегли его руки и не давали заниматься тяжелым физическим трудом. Со слов соседки Галины Гавриловны  Шешиной, он выделялся среди своих сверстников – жил в своем особом мире, нельзя было его увидеть без блокнота и карандаша. Он постоянно делал зарисовки, писал портреты своих знакомых, родных, соседей, просил, чтобы ему позировали. На фронте в дни затишья папа тоже рисовал. Об этом свидетельствуют некоторые фотографии. К сожалению, эти рисунки не уцелели. Во дворе папа  слыл тихоней. Часто сестры заступались за него. Но никто тогда не мог представить какова сила духа этого тихого человека, с честью и достоинством преодолевшего нечеловеческие испытания.

    Закончилась война, начались мирные  дни.  Наверное,   у каждого выжившего в этой войне было чувство и потребность прожить  свою жизнь с большим смыслом и за себя и за  оставшихся там навсегда товарищей. Уверена, что это чувство испытал и мой отец.  Он был на подъеме творческих сил -  много работал. Участвовал в различных выставках. Уже в 1948 году его приняли в союз художников СССР. В Орехово-Зуево с его участием создается товарищество художников.  Он много работает, участвует в выставках, совершает многочисленные поездки по стране. Портрет стал излюбленным жанром в творчестве отца. Он создает удивительные образы. С детства помню постоянный запах красок в доме. Он работал в нашей единственной комнате. Помню его всегда сосредоточенным и задумчивым. Часто хотелось вывести его из этого состояния , но он отвечал, что работает всегда, даже когда нам кажется, что он просто сидит на диване. 

     Еще хочется вспомнить, что папа очень трепетно относился и  любил свою семью: мою маму Веру Алексеевну, нас с братом, свою мать, сестер и брата. Нельзя было усомниться в его доброте и порядочности по отношению к любому человеку. 

     Сейчас я нахожусь в том возрасте, в котором я лучше всего запомнила своего отца. Многое поменялось в моем восприятии жизни. Сейчас я смогла бы услышать и понять папу, окружить любовью, заботой, вниманием, оберегать и пытаться разделить с ним  боль его воспоминаний . Но наша общая людская беда заключается в том, что мы не ценим своих близких, пока они живы и спохватываемся, когда слишком поздно.