Каракулов Павел Илларионович
На войну ехали три недели, больше шли потому что рельсы взрывали, и при высадке в Невеле их разбомбили так, что два дня собирали все, что осталось от двух школ распределять по частям было некогда, наступал вечер время атаки. Какой-то офицер отыскался и повел их в бой, на пути наступления попалась цистерна, и старослужащие не двинулись дальше нее. Вперед, за танками, дальше побежали только они молодые сержанты. Немцы развернулись и пошли навстречу, отступали до исходного и еще, еще, под гору, и сколько они еще потом ходили эту гору брать в последний раз шли не по земле, а по трупам. После первого боя живыми остались единицы, и их уже расставили по отделениям.
В отделении девять человек. Туркмены да таджики. У меня автомат, у солдат винтовки, им нельзя автомат давать. Мы пехота, сброд. Живем в окопе. От дождя веткой укроешься, откуда там плащ-палатка, я каски сроду не видел. Комбат далеко, в тылу, ротный поближе в землянке, комвзвода тоже норовит в какую-нибудь нору забиться.
Немцы близко, от нас на два броска гранаты. Когда тихо, матом их крыли. Они листовки бросали спасибо, хоть бумага на курево, а то каждый день давали полпачки табаку, хорошего, американского, а бумаги нет... Я справку о второй контузии даже скурил. Когда немцы собираются в атаку, галдят, шумно у них. А мы атаковали почему-то всегда вечером. Если раздали сухой паек на сутки: колбасу в банках, сосиски все американское, значит в атаку. Съедалось все сразу: умирать, так сытым. Атака верная гибель, пространство впереди все пулеметами откашивается, и минометы накрывают. Бежишь и ничего не чувствуешь, не смотришь, кто рядом упал. Немцы не очень-то побегут, стойкие. Особенно когда танки у них. И окопы капитальные, с досками, печками, не как у нас тяп-ляп... Даже в плен они с достоинством шли.
Почему же победили мы?
У нас патриотизм все время. За Родину. Русские умрут за Родину. И все нас ненавидят... Проходили Белоруссию выжжено, одни трубы торчат, в Прибалтике все цело, как не воевали... Ворон ворону глаз не выклюет!
В Прибалтике ад: они уходят, мы наседаем, техники нагнали с обеих сторон, огонь страшный, самолеты бомбят. Ух и намерзлись мы там... Когда после войны вызвали в Москву и через особый отдел предложили Киевский округ сразу согласились, с удовольствием! В Москве вон как тепло, так в Киеве наверняка еще теплее. Конечно, едем! Только удивительно, что полковник сказал: «Я вам, ребята, четверо суток на дорогу выписал, в Киеве хоть погуляете напоследок». Что это за прогулки такие? И еще, фуражки нам выдали голубые. Я таких и не видел прежде. Смотрим, в вагоне сидят двое в таких фуражках, мы подсели: что такое? Они: «А-а, так это вас, ребята, на борьбу с бандитизмом. На Западной Украине бендеровцы батальонами ходят, с танками». А мы ни сном ни духом, что воюют на Украине, уже и слушать их дальше не хотим, отвернулись друг от дружки и сидим молча, и гулять по Киеву не пошли ну нет никакого настроения!
Служба такая: разведывательно-поисковая группа идет по району, оперативник МГБ с нами, с агентами шушукается, и бандитов ищешь по району, а они с полным обмундированием.
В итоге для Павел Илларионовича по 1947 год, не прекращалась Война, не прекращалось напряжение боя и ожидание завтрашнего дня.