Сын Федора Петровича, Юрий Федорович, которому в 1941году было 4 года, а в разгар блокады - 5 лет, помнил такую историю. Было совсем плохо. Голод подступил вплотную, люди уже умирали от голода прямо на улицах. И бабушка, которой не было еще 30,в какой-то день, в ужасе от мыслей, что дети умрут, побежала разыскивать мужа, чтоб просить о помощи. Она знала только, что он воюет на Ленинградском фронте, примерно знала, где гарнизон. Пробегав весь день безрезультатно, к ночи притащилась к дому, где в одиночестве ждали ее голодные дети. В доме было очень тихо. Бабушка села на крыльцо и заревела, в страхе от того, что дети умерли, пока ее не было. Собравшись с силами, безнадежно открыла дверь.. и первым увидела сына, моего папу. Он сидел на полу, в обеих ручках держал по куску хлеба, откусывая поочередно от каждого. Его сестра, моя тетя, тоже чего-то кушала, в другом углу. Бабушка налетела коршуном, отобрала у них еду (всех предупреждали, что наедаться сразу голодающим нельзя). Стала расспрашивать -откуда?! Ревущий от обиды папа, захлебываясь от такой несправедливости, рассказал, что прискочил какой-то грязный и плохо пахнущий дядя, поцеловал в щеку, сунул им хлеба, бросил солдатский мешок в угол и убежал. В мешке оказались тушенка, еще хлеб и какие-то другие припасы. Это дедушка, как-то почуяв неладное, уговорил командира сделать крюк, забежал на секунду и оставил вещмешок со всем, что откладывал, в надежде передать голодающей семье. Потом ему еще пару раз удавалось заскочить к своим, но тот, первый его приезд зимой 41-42 года, без сомнения, спас семью от голодной гибели. Дал надежду, укрепил силы, подарил жизнь. Папа всю жизнь вспоминал поцелуй "грязного, вонючего незнакомого дядьки" со слезами и горячей тоской о не узнанном отце.