«...Август 1942 года на Смоленщине выдался жарким. В те дни наше отделение выбирало лопатами землю на склоне невысокой горки, оборудовало огневую позицию. Установили миномёт, подтащили поближе лотки с минами. А потом, скинув гимнастёрку, наслаждались летним теплом. Командир роты прервал отдых, приказал нарубить в лесу рогаток для ограждения позиции. Я остался около миномёта. Прилёг. От свежевскопанной земли шёл пряный дух. Что-то бубнил в трубку телефонист. И вдруг: «Расчёт, к бою!» Я бросился к миномёту. «Расчётом» был я один. Телефонист частил сверху командами. Я крикнул: «Расчёт к бою готов!» Тут же последовало: «Огонь!». Я с силой опустил мину в ствол миномёта. Раздался хлопок, мина с шипением полетела туда, где скопилась пехота врага. Темп стрельбы нарастал. Я метался от лотков с минами к миномёту и обратно. Бил беглым огнём. Вспоминая потом эти минуты, я с трудом понимал, как мог стрелять с такой быстротой, как один управился за весь расчёт. Атака врага была сорвана. За этот бой командир дивизии перед строем вручил мне первую награду - орден Красной Звезды».
...Было это в феврале 1942 года. Их роте был отдан приказ - ночью, скрытно на лыжах войти на большак, рассредоточиться вдоль дороги и если пойдут немцы, уничтожить их.
Заняли удобные позиции, наскоро окопавшись в снегу, получив приказ открывать огонь по зеленой ракете, стали ждать. Уже на рассвете послышался какой-то шум, который всё время нарастал. И наконец, солдаты увидели, что идёт немецкая колона, а позади неё пятится длинный обоз. Пропустив немцев на ширину своей засады, по установленному сигналу открыли ураганный огонь. Оставшиеся в живых фашисты залегли, и тогда красноармейцы начали закидывать их гранатами. Мало, кто уцелел из этой колонны. В этом бою лишь один боец был тяжело ранен. Во время броска, граната запуталась в рукаве маскировочного халата и взорвалась. Ему оторвало кисть руки и повредило челюсть. Для изготовления носилок Николай Михайлович отдал свои лыжи. Раненого бойца увезли, а рядовой Карташев по пояс в снегу побрёл за своими товарищами. Но без лыж быстро не дойти и он отстал от своих. И только поздно вечером пришёл в расположение своей роты, уставший, голодный, промерзший, но довольный встрече со своими боевыми товарищами.