Мой дед, Иннокентий Михайловичч, ушёл на войну не мальчишкой, а взрослым, состоявшимся человеком — в 32 года. Он оставил дома жену и двоих детей. В семейном альбоме есть его последняя довоенная фотография: строгое, спокойное лицо, внимательный взгляд, уже с легкой усталостью у глаз. Таким он и был — не романтиком, а ответственным семьянином, которого война вырвала из мирной жизни в самый её разгар.После войны у дедушки родились ещё двое детей, в том числе и моя мама. Дед был весёлым, добрым… На 9 Мая надевал скромный пиджак с орденом Красной Звезды и медалью "За отвагу", смотрел по телевизору праздничный концерт, а потом долго сидел молча, глядя в окно. Иногда по его лицу текли слёзы — не от счастья, а от незаживающей боли. Физической — из-за ран, и душевной — от памяти о тех, кто не вернулся.

Он вырастил детей, дождался внуков. Учил меня, мальчишку, чинить проводку и мастерить скворечники — руки, несмотря на ранения, остались золотыми. И только когда его мучил кашель или боль в спине, он на минуту закрывал глаза, и я понимал — он снова там, в том сорок третьем, в грохоте и хаосе, где его жизнь разделилась на "до" и "после".